* * *
- Марина Николаевна, - сказал мне Валя однажды, - ко мне ребята пристают.
- Какие ребята? Наши?
- Нет, из пятого "А".
- Как же они пристают?
- Толкаются. По голове щёлкают… - Он замялся было, но потом чистосердечно признался: - Я один раз даже заплакал. Вот вы посмотрите на переменке - прямо проходу не дают.
"Милый друг, - подумала я, - посоветовался бы ты с Борисом, он бы тебе сказал, что нужно делать в таких случаях!" Вслух я сказала:
- Хорошо, я поговорю с ребятами.
В самом деле, стоило Вале пройти по коридору, как из соседнего класса с воплем "Лавров идёт!" выскочили двое ребят, загородили ему дорогу, и тот, что был повыше, привычно нацелился, чтобы щёлкнуть его по макушке. Валя втянул голову в плечи и беспомощно оглянулся. Я подошла и резко сказала ребятам, чтобы они больше не смели его трогать.
- Почему ребята из пятого "А" задирают Лаврова? - спросила я Борю.
- Знаете, Марина Николаевна, Лавров верещит, верещит - просто смешно. Они не колотят его, только щёлкают. И чего он на них смотрит, не понимаю…
"Не сомневаюсь, что ты не стал бы на них смотреть", - подумала я, выслушав это исчерпывающее объяснение.
Дня три прошли спокойно, а потом Валя вновь подошёл ко мне и сообщил, что Андреев и Петухов из пятого "А" стали привязываться к нему на улице: "Если видят, что я иду один, без наших, сразу начинают приставать. И бегут за мной до самой школы. А как увидят кого-нибудь из наших - Рябинина или Воробейко сразу отстанут".
Не могла же я сказать ему: "Дай сдачи!" А как раз это мне и хотелось посоветовать. Подумав, я сказала дипломатически:
- А ты не позволяй обижать себя.
- Хорошо. Я буду ходить из школы вместе с Воробейко.
- А если Воробейко заболеет и не придёт в школу? Попробуй сам защитить себя.
- Попробую, - сказал он со вздохом, и я почувствовала, что ему далеко не ясно, как это сделать.
Помолчав, он добавил:
- А вы бы видели, как они Воробейку боятся! Петухов только заметил его - и сразу бежать. А Саша ему закричал: "Эх, ты, молодец против овец!"
Валя сказал это с истинным удовольствием. Как видно, он не усматривал ничего обидного для себя в словах Саши и даже не задумался, кто же тут играл роль "овец".
Прошло ещё несколько дней.
- Ну как, Валя, - спросила я с некоторым беспокойством, - Андреев и Петухов всё еще пристают к тебе?
- Нет, больше не пристают. Знаете, Марина Николаевна, они ко мне полезли, а я им как дал! - они и отстали.
Он сказал это с гордостью, как человек, который никому больше не позволит щёлкать себя по макушке.
Трудное у меня было положение в ту минуту. Что сказать? Не хвалить же Валю за то, что он "дал" обидчикам!
* * *
- Знаете, мне очень хочется записаться к вам в кружок, - сказал однажды Валя, глядя на Лёву с неуверенностью и надеждой.
- За чем же дело стало? Запишись.
- Но ведь я ничего не умею.
- Вот и научишься. Видел бы ты, как Левин или Лабутин начинали работать в кружке! Тоже ничего не умели. Сколько Левин добра перепортил - беда! А Ильинский такую кособокую полку для книг сделал, что на неё приходили любоваться из всех классов: книги на ней нипочём не стояли, всё время валились на сторону.
- А Гай много умел?
- Много умел один Рябинин. А остальные ничего не умели. В точности как ты.
Валя пришёл на занятия кружка. Для начала Лёва поручил ему простую работу: сделать книжку-самоделку для нашей классной библиотеки. Надо было вырезать из "Пионерской правды" печатавшуюся тогда повесть и наклеивать вырезки подряд на сшитые вместе большие листы плотной бумаги.
Ребята столпились вокруг Вали, но через несколько минут Савенков твёрдо, тоном, не допускающим возражений, сказал:
- Разойдитесь, чего уставились? Это вам не цирк, - и сам сел рядом.
- Давай я тебе покажу, - продолжал он ворчливо. - Гляди, как надо делать. Не так, не так! Эх ты, чучело, руки-крюки! Вот видишь как? Теперь сам попробуй…
Всё от начала до конца Валя проделал сам: и вырезывал, и сшивал, и клеил. Вымазался при этом вплоть до ушей и кончика носа. Книжка получилась не то чтобы образцово аккуратная, но крепкая: величайшее усердие "переплётчика" чувствовалось в каждом стежке, в каждой из бумажных полосок, которыми вдоль края приклеивались к каркасу газетные вырезки (Левина выдумка: у нас самый текст самоделок клеем не мажут; выходит аккуратнее: не промокает бумага, не тускнеет шрифт).
- Вот, стоило только взяться - и дело пошло, - сказал Лёва.
- Моя первая книжка-самоделка была куда хуже! - весело вспомнил Гай.
Валя посмотрел на него недоверчиво.
- Верно, верно, - повторил Саша, - куда хуже: у меня от клея получались грязные полосы. Лёва даже не принял работу. Правда, Лёва?
Правда, - подтвердил Лёва. - Словом, молодец, Валя. В следующий раз получишь работу потруднее.
- Постановили: признать, что книжке красоты ещё не хватает, но она и без красоты сто лет проживёт, - оценил первое Валино творение старший Воробейко.
А через несколько дней Валя принёс в школу новость:
- В Доме пионеров открылась выставка. Там есть кружок вроде нашего, только наш без названия, а тот называется "Умелые руки"!
- Из какой школы? Мальчики там или девочки? Что там выставлено? - наперебой спрашивали ребята сем хотелось знать, что за умелые руки и что они умеют делать такое, чего не умеют они.
- Давайте сходим туда в воскресенье! - предложил Лавров, и эта дельная мысль была первым его вкладом в нашу общую работу, в жизнь нашего пятого "В".
В Доме пионеров
В воскресенье мы собрались на углу переулка Стопани, минут пять подождали опоздавших (собрались все, последним прибежал запыхавшийся Кира Глазков) и в порядке, попарно, вошли в Дом пионеров. Ребята торопливо разделись, и мы поднялись в зал выставки.
Чего тут только не было! Глаза разбегались. На стендах, на столах - прекрасные гербарии коллекции минералов, модели боевых кораблей, самолётов, всевозможные альбомы, образцы вышивок, вязки… Мы надолго застряли бы у первого же щита, если бы Валя с видом гостеприимного хозяина не пригласил нас проследовать (он так и сказал: "проследовать") к стенду, на котором было написано: "Школа № 7 Ленинского района".
- Вот этот самый кружок. Тоже пятый класс, так же как и мы, - сказал Валя многозначительно.
К большому щиту были прикреплены аккуратные книжки-самоделки в нарядных переплётах, модель лодки, крошечный радиоприёмник, собранный в папиросной коробке, маленький скворечник, корзинка для мусора. Я стала вслух читать надписи, крупно выведенные красивым шрифтом:
- "Пионеры нашего отряда за этот год научились: делать авиамодели - 13 человек, (мои ребята огорчённо переглядываются)
делать книжки-самоделки - 20 человек, (вздох облегчения: с самоделками у нас вполне благополучно)
делать скворечники - 26 человек, (Лабутин: "Это и мы умеем!")
собирать детекторные приёмники - 8 человек, (Румянцев: "А у нас только двое!")
проводить электричество - 6 человек, (Левин: "У нас - один Рябинин!")
вышивать - 7 человек, (Воробейко: "Вот так раз!")
штопать носки - 30 человек, (хор голосов: "Вот это да!")
мыть полы - все".
Ребята загудели было, но я стала читать дальше:
- "Наш отряд отремонтировал для школы все наглядные пособия…
Наш отряд сделал 19 мусорниц для младших классов…
Наш отряд переплёл для школьной библиотеки 120 книг…"
Ребята молчат.
- Ну что ж, - говорю я, - вы тоже умеете и делать скворечники и переплетать книги.
- Мы ещё умеем делать книжные полки! - говорит Ильинский.
Это заявление встречается смехом: все помнят, какую полку смастерил Витя.
- Мы умеем чинить калоши, а тут про это ничего не сказано, - не сдаётся Воробейко.
- Но у нас в кружке постоянных двенадцать человек, а тут весь отряд, - задумчиво говорит Лёва.
Мы ещё долго рассматривали всё, что сделали своими руками пятиклассники 7-й школы. Потом перешли к другим стендам.
И тут мы убедились, что девочки в женской школе, по соседству с нами - должно быть, мы ежедневно встречаемся с ними в переулке, - умеют не только вышивать и штопать носки: они, как и мальчики из 7-й школы, строят авиамодели, собирают радиоприёмники, столярничают, чинят электрические приборы.
"Что я, девчонка, чтобы подметать?", "Что я, девчонка, чтобы шить?", "Он, как девчонка, ничего не умеет!" - такое время от времени ещё приходилось слышать. И вот, пожалуйста, девчонки! У них золотые руки и золотые головы! Ведь надо не только много уметь но и много знать, чтобы собрать такую толковую коллекцию минералов или сделать плавающую модель катера.
- Это седьмой класс, - пробует утешить себя Лабутин, но все понимают: девочки и мальчики, о которых так выразительно рассказывает выставка, работают лучше и интереснее нас.
Постепенно ребята разбредаются по залу; одни листают альбомы, другие разглядывают фотографии, третьи никак не оторвутся от приёмника, заключённого в папиросной коробке.
- А знаете, что у них лучше? - говорит мне Лёва на обратном пути. - Во-первых, то, что у нас умеют десять-двенадцать человек, у них знают и умеют почти все. Во-вторых, они учатся работать не просто ради того, чтобы научиться, - это, пожалуй, ещё важнее: они многое сделали для всей школы, а не только для своего класса.
"Пионерская фабрика"
На следующий день не успеваю я переступить порог школы, как ко мне бросаются ребята.
- Мы решили так: первое звено будет ремонтировать наглядные пособия, второе - переплетать книги для школьной библиотеки, - сообщает Румянцев.
- Наше звено сделает для первоклассников девятнадцать мусорниц, - подхватывает Воробейко.
- А может быть, им вовсе не нужны мусорницы, да ещё целых девятнадцать штук?
Минута растерянного молчания, потом общий смех. Ясно: в 7-й школе ребята мастерили эти самые мусорницы, а мы сейчас загипнотизированы тем, что видели на стенде, и готовы подражать во всём без разбору.
После уроков - отрядный сбор. Сообща обсуждаем придуманное.
- Давайте устроим, как будто мы - фабрика! - вскочив с места, предлагает Лабутин. - Настоящая фабрика. Каждое звено - цех. Переплётный, столярный… Потом будем меняться: кто был переплётным, станет столярным, и тогда все научатся. Так и назовём: "Пионерская фабрика".
- И будем принимать заказы от всей школы!
- А Лёва будет наш директор?
- Нет, уж я как был вожатым, так и останусь, с вашего разрешения. Ну, Чесноков, записывай.
И Митя записывает своим крупным, чётким почерком:
"Каждый пионер нашего отряда к концу года должен уметь переплетать книги, делать скворечники, книжные полки, проводить электричество, штопать носки".
Страстный спор возникает вокруг того, можно ли написать, что все научатся собирать детекторные приёмники и строить авиамодели. Сходятся на том, что нельзя. Решают приняться за ремонт географических карт для школы; их много свалено в комнате завхоза, они сейчас никуда не годны - протёрты на сгибах, а то и вовсе висят клочьями. Звено Рябинина берётся снабдить первоклассников мусорницами; они, оказывается, всё же нужны, но не девятнадцать штук, а всего четыре. (Я вспоминаю, что Савенков куда-то исчезал и потом, запыхавшись, снова вошёл в класс. Это он бегал к завхозу узнавать, требуются ли для первых классов мусорные ящики.) Звено Морозова решило сделать для двух других пятых классов светонепроницаемые шторы, а то окна затемняются только у нас, и остальным всегда приходится искать пристанища, когда нужно показывать диапозитивы.
После занятий в наш класс было принесено пять географических карт. На столе стояла банка с клеем, лежали кисти и кисточки. Самые ветхие карты для удобства разложили на полу; океаны, горные хребты, полярные льды и необозримые зелёные степи простирались от двери до самого окна и от классной доски вплоть до первых парт, хотя ряды их и оттеснили к задней стене, чтобы освободить побольше места. Пошумев и поспорив, звено Гая принимается за дело и усердно работает.
Я, как это часто бывало, осталась в классе, но не вмешивалась, занималась своим: проверяла тетради. Гул ребячьих голосов мне ничуть не мешает.
Время от времени я посматривала на мальчиков и тотчас снова углублялась в своё дело. И вдруг я невольно перестала работать - что-то изменилось: в классе стало совсем тихо. Я подняла голову. Лавров и Гай, став на стулья, держали с двух сторон огромную карту, остальные ребята, как и я, оторвались от работы и, привстав, смотрели на неё. Первый плод их сегодняшних трудов! Это была большая карта СССР. Голубизна морей и океанов сливалась с голубой окраской стен. Я встала и подошла ближе.
- Марина Николаевна - сказал Дима, - попробуйте, проведите по ней рукой.
Я ладонью провела по карте. Она была шершавая, будто израненная. Это были следы флажков, шрамы минувших боёв. Вслед за мною мальчики поочерёдно касались карты, осторожно поглаживая её.
Я нашла глазами Гжатск. Селиванов отыскал Киев. Валя, стоя на стуле и стараясь не опускать свой угол карты, сверху задумчиво смотрел на запад, на Ленинград. Тёмные глаза Бориса остановились внизу карты - на густой синеве Чёрного моря; рот его был плотно сжат, щёки побледнели. Я знала, о чём думает каждый из них. Брат Селиванова погиб, защищая Киев. Дед Вали, старый ленинградский профессор, не пережил блокады. Во время массовых казней в Одессе погибли родные Бориного отца.
Валя и Саша кончили первыми. Четверть часа спустя были готовы и остальные карты. Они были ещё сырые от клея, и мальчики не стали их свёртывать: поклявшись уборщице Наталье Павловне притти завтра пораньше и всё убрать, они оставили карты распластанными на полу и на сдвинутых партах.
- Алексей Иванович как обрадуется! - повторял Валя. - Пять карт мы ему починили. И ещё починим!
- Обязательно починим, - сказал Гай. - У него теперь в каждом классе будут висеть карты.
- Ну конечно, - подхватил Лавров. - Это же нерационально - каждый раз всё перетаскивать из класса в класс!
* * *
Кружок работал, как и прежде. Тут проделывались всё те же операции: новички учились резать и строгать дерево ножом, пилить ножовкой, учились самым простым соединениям дерева на гвоздях; более опытные "создавали" полки, скворечники, собирали приёмники, переплетали книги. И, однако, многое изменилось: мы чувствовали себя нужными людьми в школе. С лёгкой руки Лабутина, нас шутя называли в школе "Пионерской фабрикой".
- Надо бы в нижнем коридоре ещё мусорный ящик поставить, - вслух размышляет завхоз. - Пойти в пятый "В" спросить…
- Лёва, - говорит Кирсанов, - Вера Александровна просит подклеить книжки, у неё "Вечера на хуторе" совсем растрепались. Можно, я принесу на кружок?
- Марина Николаевна, не могут ли ваши ребята сделать для моего класса полку? - спрашивает руководительница первого класса Нина Петровна. - Нам некуда складывать тетради.
Мы стали популярны. Заказы так и сыпались. Поэтому мы завели строгий порядок: со всеми просьбами и предложениями "заказчикам" надлежало обращаться к Лёве, и он принимал, отвергал или устанавливал очередь, смотря по тому, насколько были загружены наши мастера. Но надо сказать, что умелых рук теперь было много: работали все.
Я показала мальчикам, как пришивать пуговицы, штопать, обмётывать петли. К этому ребята отнеслись с полной серьёзностью ещё и потому, что в недавнем своём письме Анатолий Александрович писал: "Моряк и вообще военный человек должен уметь во всём себя обслужить - и зашить, и зачинить, и постирать, и обед состряпать". Это было веское слово. Притом мальчики из 7-й школы и ещё из многих школ, работы которых мы видели на выставке, умели и шить, и вышивать, и вязать. А о всякой работе, которая делалась для детского дома, и говорить нечего: её выполняли особенно старательно, с душой.
Ко дню Советской Армии мы приготовили каждому малышу подарки. Это были самоделки: рисунки, вырезанные из дерева лодки, красиво переплетённые альбомы, разноцветные фигуры зверей из пластелина. Артистически лепил Дима: коней с крутыми шеями, ушастых котят, зайцев, слонов, верблюдов. На каждой вещице была надпись: "Егору Вареничеву от Вани Выручки", "Светлане Поляковой от Саши Гая", "Наде Величкиной от Димы Кирсанова".
"ЧТО ТАКОЕ ГЕРОИЗМ?"
В вестибюле школы уже две недели висело большое яркое объявление:
ГОТОВЬТЕСЬ К ДИСПУТУ НА ТЕМУ:
"ЧТО ТАКОЕ ГЕРОИЗМ?"
Диспут устраивают комсомольцы, готовятся к чему все. В библиотеке небывалый спрос на книги о великих людях, о гражданской и Отечественной войне, в коридорах то и дело слышишь обрывки разговоров на ту же тему.
- Марина Николаевна, а нас пустят на диспут? - спрашивает Саша Гай.
- Нет, конечно. Это для старших, начиная с седьмого класса.
- Почему так? - В голосе Саши обида.
- Тема сложная, вам она ещё не по плечу. Потерпи годика два, тогда и у вас будут такие диспуты.
- Через два года… - ворчит Саша Воробейко. - Диспут устраивает Лёва, он у них там всем заправляет. А нам и послушать нельзя?
…Наступает очередной клубный день. Школьный зал переполнен. Кроме наших старшеклассников, пришли гости: ученицы соседней женской школы и многие из тех, кто окончил нашу школу в минувшем году, - бывшие выпускники, а ныне студенты.
- Очень отвлечённая тема, - говорит высокий юноша в больших роговых очках.
- Не отвлечённая, а бесспорная, - возражает другой, небольшого роста, с живыми серыми глазами. - Не очень ясно, какой может получиться диспут, когда всё так очевидно.