Клавесин там сделан из благородного палисандра, а цветочки и филигрань на нем инкрустированы черным деревом и слоновой костью. Звук пианино как у поющего хрусталя. Латиноамериканский беримбау, золотые виброфоны и довоенные гитары "Мартин".
Стены отражают голос Мелани - зеркало всех инструментов оркестра. Меццо-сопрано, колоратурное сопрано, контральто.
Это место никогда не существовало и не будет существовать. Но в нем спасение души. Когда насмешки в школе становились нестерпимыми, когда Мелани переставала понимать, что ей говорят, когда думала о мире, которого не знала, ее музыкальная комната была единственным местом, где она чувствовала себя спокойно и в безопасности.
Там можно забыть о сестрах-близняшках, о судорожно ловящей воздух ртом Беверли, о рыданиях неподвижно лежащей миссис Харстрон и об этом ужасном человеке, который насыщается горем другого существа. Забыть о смерти Сьюзан и о своей собственной, поскольку она, вероятно, не за горами.
Сидя на удобном диване в своем тайном убежище, Мелани решила, что не хочет оставаться одна. Ей нужен компаньон. Тот, с кем можно поговорить, обменяться словами. Кого же пригласить?
Мелани подумала о родителях. Но прежде она никогда не звала их сюда. Одноклассники из школы Клерка Лорена, друзья в Хевроне, соседи, студенты… Но, вспоминая их, она представляла Сьюзан. Однако позвать ее, конечно, не решилась.
Иногда она приглашала к себе музыкантов и композиторов - людей, о которых читала, даже если никогда не слышала их музыки: Эмилу Харрис, Бонни Райт, Гордона Бока, Моцарта, Сэма Барбера. Конечно, Людвига. Ральфа Воана-Уилльямса. Вагнера никогда. Малер зашел всего раз и посидел недолго.
Зато брат регулярно навещал ее в музыкальной комнате.
Точнее, долгое время был ее единственным гостем - видимо, потому, что один из всей семьи не изменил к Мелани отношения из-за ее недуга. Родители нянчились с дочерью, не выпускали на улицу одну, на последние деньги нанимали ей домашних учителей и постоянно внушали: "Знаешь, какие при твоем-то состоянии тебя подстерегают опасности". Но при этом никогда не упоминали о ее глухоте.
А Дэнни не стал мириться с ее стеснительностью. Он с ревом носился по городу на своей "Хонде-350", усадив сестру позади себя. На ней был черный шлем, украшенный огненными крыльями. Пока Мелани не совсем потеряла слух, он брал ее в кино и доводил зрителей до белого каления, громко пересказывая ей диалоги. К досаде родителей, юноша ходил по дому в берушах механика, желая получить представление о том, что испытывает его сестра. Золотая душа, он даже овладел основными знаками языка глухонемых и научил ее таким фразочкам, которые она не решилась бы повторить в присутствии взрослых глухих, но благодаря которым завоевала авторитет во дворе школы Клерка Лорена.
Да, но Дэнни…
После прошлогодней аварии Мелани не решалась звать его в свою комнату.
Можно бы попробовать сейчас, но она не представляла брата в этом месте.
И вот сегодня, открыв дверь, увидела мужчину среднего возраста, седеющего, в скверно сидящем синем пиджаке и в очках в черной оправе. Человека с поля за стенами скотобойни.
Де л’Эпе.
Кто же, как не он?
- Привет! - Ее голос звучал как стеклянный колокольчик.
- И вам привет. - Мелани вообразила, как он целует ей руку, застенчиво и решительно.
- Вы полицейский?
- Да, - отвечает он.
Мелани видит его не так отчетливо, как хотелось бы. Сила желания безгранична, а сила воображения - нет.
- Я знаю, вас зовут иначе, но можно мне называть вас де л’Эпе?
Он охотно соглашается. Еще бы - джентльмен!
- Давайте немного поговорим. Вот по чему я больше всего скучаю - по разговорам: когда общаются слышащие люди, они бросают друг в друга фразы и ощущают в ушах слова собеседника. Речь глухонемых - совсем иное дело.
- Разумеется, поговорим.
- Хочу рассказать вам историю - как я узнала, что глухая.
- Интересно. - Похоже, ему в самом деле стало любопытно.
Мелани с четырех-пяти лет мечтала стать музыкантом. Особенным талантом похвастаться не могла, но имела абсолютный слух. Классика, кельтская музыка, кантри - ей нравились все жанры. Услышав раз мелодию, повторяла ее на домашнем пианино "Ямаха".
- А потом…
- Расскажите.
- Когда мне было около девяти лет, я пошла на концерт Джуди Коллинз. Она исполняла а капелла песню, которую я раньше никогда не слышала. Это завораживало.
Из воображаемых колонок музыкальной комнаты тут же полилась та самая мелодия.
- У брата была концертная программа, я наклонилась к нему и спросила, как называется песня. Он ответил "Могила девы".
- Никогда о такой не слышал, - сказал де л’Эпе.
- Я хотела сыграть ее на пианино, - продолжила Мелани. - Возникло ощущение… это трудно передать… что я должна это сделать. Должна разучить ее. На следующий день я попросила брата заглянуть в музыкальный магазин и купить мне ноты. "Какие?" - спросил он. "Могилы девы", - ответила я.
Брат нахмурился: "Что за "Могила девы"?"
Я рассмеялась: "Та песня, тупица. Песня, которой вчера завершился концерт. Ты сам мне сказал, как она называется".
Теперь рассмеялся брат: "Кто из нас тупица? О чем ты говоришь? Что еще за "Могила девы"? "Изумительная благодать". Старое религиозное песнопение, вот что я тебе сказал".
Нет! Я не сомневалась, что он сказал "Могила девы". А затем вспомнила, что, когда наклонилась к нему, мы отвернулись друг от друга и я вообще не слышала, что он говорит. И еще поняла, что когда смотрю на него, то только на губы, а не в глаза, не на лицо. Точно так же как со всеми остальными, с кем общалась последние полгода.
Я бросилась в центр города в музыкальный магазин - это в двух милях от нашего дома. Я была в отчаянии. Хотела узнать правду. Не сомневалась, что брат разыгрывает меня, и ненавидела его за это. Поклялась, что непременно с ним поквитаюсь. В магазине сразу кинулась в отдел фолк-музыки и быстро просмотрела содержание альбомов Джуди Коллинз. Все оказалось правдой - она пела "Изумительную благодать". Через два месяца мне поставили диагноз: потеря воспринимаемого уровня звука в одном ухе на пятьдесят децибел. В другом - на семьдесят. Теперь для обоих ушей - около девяноста.
- Сочувствую, - сказал де л’Эпе. - Что случилось с вашим слухом?
- Инфекция. Она разрушила волоски в ушах.
- И ничего нельзя сделать?
Мелани помолчала.
- А я думаю, вы глухой.
- Глухой? Я? - Де л’Эпе растерянно улыбнулся. - Я же слышу.
- Можно быть глухим и слышать.
Ее гость смутился.
- Глухой, но слышащий, - продолжила она. - Мы называем слышащих Иными. Но некоторые из Иных похожи на нас.
- И кто же они? - Ощутил ли де л’Эпе гордость, что его причислили к этим людям? Мелани показалось, что ощутил.
- Те, кто в отличие от остальных живет по велению сердца.
На мгновение Мелани стало стыдно: она не была уверена, что всегда живет в согласии со своим сердцем.
Послышалась музыка Моцарта. Или Баха, точно она не могла сказать. (Почему инфекция не поразила ее на год позже? Сколько музыки она услышала бы за двенадцать месяцев! По громкоговорителям на ферме отец запускал легковоспринимаемые мотивы музыкальной радиостанции КСФТ. В автобиографии Мелани есть запись: "Я воспитывалась на "Жемчужных раковинах", Томе Джонсе и Барри Манилове".)
- Хочу сказать вам больше. То, что не говорила никому.
- Пожалуйста, - любезно согласился он, но тут же исчез.
Мелани печально вздохнула.
Музыкальная комната пропала, и она опять оказалась в зале забоя скота.
Широко открытые глаза скользили по окружающему ее пространству. Мелани ожидала, что увидит приближающегося к ней Брута. Или свирепо надвигающегося и орущего на нее Медведя.
Но Брут куда-то делся. А Медведь сидел один по другую сторону порога и, нелепо улыбаясь, ел.
Что выдернуло ее из музыкальной комнаты?
Вибрации звука? Свет?
Нет, запах. Это запах прервал ее грезы наяву. Но запах чего?
Чего-то такого, что она унюхала среди вони жирной еды, тел, масла, бензина, ржавеющего металла, давно запекшейся крови, протухшего свиного жира и многого другого.
Она ясно различила его - этот насыщенный, терпкий запах.
- Девочки, девочки! - взволнованно позвала учениц Мелани. - Хочу вам что-то сказать.
Медведь повернул к ней голову. Он заметил, что она подает знаки. Улыбка тут же исчезла с его лица, и он вскочил на ноги. И кажется, закричал: "Прекратить! Прекратить!"
- Он не любит, когда мы переговариваемся, - поспешно просигналила Мелани. - Давайте притворимся, что просто играем - изображаем руками всякие фигуры.
Что Мелани особенно нравилось в культуре глухих - это любовь к словам. Язык глухонемых такой же, как любой другой. По статистике это пятый по распространению язык в Америке. Слова и фразы в нем можно разбить на более мелкие структурные отрезки, манипулируя кистью, взаимным расположением руки и тела. (Как в языке слышащих удается выделить слоги и фонемы.) Эти жесты берут начало от игр в слова, на которых выросло большинство глухих.
- Какого черта? - вспылил Медведь.
У Мелани задрожали руки, но она сумела вывести в пыли на полу: "Игра. Вы что, не видите, мы просто играем. Изображаем руками всякие вещи".
- Какие вещи?
"Играем в животных".
Она изобразила рукой слово "дурак", разведя в стороны, наподобие заячьих ушей, указательный и средний пальцы.
- Ну и что это значит?
Мелани написала: "Кролик".
Близняшки отвернулись и прыснули.
- Кролик. Какой это, к черту, кролик?
"Пожалуйста, разрешите нам играть. Это никому не повредит".
Медведь посмотрел на Киэл, и та показала рукой: "Дерьмо", - а сама, улыбаясь, написала в пыли: "Бегемот".
- …выбросьте из ваших долбаных голов. - Медведь вернулся к своему картофелю фри и содовой.
Дождавшись, когда он скроется из виду, девочки выжидательно подняли глаза на Мелани. А Киэл сразу стала серьезной и, решительно жестикулируя, спросила:
- Что вы хотели нам сказать?
- Я вытащу вас отсюда, - ответила Мелани. - Вот что.
Артур Поттер и Анжи Скапелло собирались расспросить Джойслин Вейдерман, но в тот момент, когда ее осматривали врачи, прозвучал первый выстрел.
Негромкий треск, совсем не такой страшный, как настойчивый голос Дина Стиллуэла из громкоговорителя.
- Артур, у нас чрезвычайная ситуация - Хэнди стреляет!
Черт!
- Кто-то оказался в поле.
Прежде чем выглянуть наружу, Поттер нажал на кнопку микрофона и приказал:
- Никакого ответного огня!
- Слушаюсь, сэр.
Только после этого переговорщик присоединился у окна к стоящим там Анжи и Чарли Бадду.
- Сукин сын! - прошептал капитан.
Грохнул второй выстрел, и выпущенная со стороны бойни пуля, подняв облако трухи, ударила в гнилую стойку ворот загона для скота. Рядом, примерно в шестидесяти ярдах от командного пункта, стоял мужчина в темном костюме. В правой руке незваного гостя трепетал на ветру большой, явно дорогой платок.
- Этого только не хватало, - в смятении пробормотала Анжи.
У Поттера екнуло сердце.
- Генри, твоя справка на помощника Генерального прокурора неполная. В ней не указано, что он полный псих.
Хэнди выстрелил снова и попал в камень позади Роланда Маркса. Помощник Генерального прокурора штата остановился и съежился. Еще помахал платком и медленно двинулся к бойне.
Поттер нажал на кнопку быстрого набора и, пока аппарат вызывал абонента, повторял:
- Ну же, Лу. Ну же!
Ответа не было.
В динамике вновь послышался голос шерифа Стиллуэла.
- Не знаю, что и думать. Некоторые здесь считают, что это…
- Это Роланд Маркс, Дин. Он что-нибудь говорит Хэнди?
- Похоже, кричит. Но отсюда не слышно.
- Тоби, твои "большие уши" еще на месте?
Молодой агент что-то сказал в микрофон на ножке, нажал несколько кнопок, и командный пункт наполнил заунывный, но настойчивый шум ветра. Потом послышался голос Маркса:
- Лу Хэнди, я Роланд Маркс, помощник Генерального прокурора штата Канзас!
Усиленный динамиком грохот выстрела ворвался в фургон, и все невольно пригнулись.
- Другое "большое ухо" направлено на бойню, но мы ничего не слышим, - сообщил Тоби.
Это было понятно, поскольку Хэнди ничего не говорил. К чему говорить, если можно изложить свою точку зрения пулями?
- Плохо, - буркнула Анжи.
Снова раздался голос помощника Генерального прокурора:
- Лу Хэнди, это не ловушка. Я хочу, чтобы ты отпустил девочек и взял вместо них меня.
- Господи! - пошептал Бадд. - Он решился! - Не оставляло сомнений, что поступок Маркса произвел впечатление на капитана полиции. Поттер едва сдержал презрительную улыбку.
Новый выстрел; на этот раз пуля ударила ближе, и Маркс отскочил в сторону.
- Ради Бога, Хэнди, - в голосе прозвучало отчаяние, - отпусти девочек.
Все это время телефон внутри здания бойни звонил и звонил.
- Дин, - переговорщик взялся за радиомикрофон, - мне неприятно это говорить, но нам надо как-то остановить его. Крикни в мегафон, чтобы валил за боковую. А если не послушается, пошли пару человек.
- Хэнди просто играет с ним, - возразил Бадд. - Думаю, помощник Генерального прокурора в безопасности. Если бы они хотели, то уже давно подстрелили бы его.
- Я беспокоюсь вовсе не о нем, - отрезал Поттер.
- Что?
- Наша задача вызволить заложников, а не добавить новых, - объяснила Анжи.
- Он только усложнил нашу работу. - Переговорщик не объяснил, какую огромную ошибку совершал Маркс.
Пуля расколола камень рядом с ногой помощника Генерального прокурора и со свистом отрикошетила. Маркс стоял и, повернувшись, слушал, что кричал ему шериф. "Большое ухо" улавливало слова Стиллуэла и транслировало в фургон. К облегчению Поттера, шерифа ничуть не смутила высокая должность Маркса.
- Эй, Маркс, немедленно в укрытие, иначе будете арестованы! Возвращайтесь сюда!
- Их надо спасти! - Грубый голос помощника Генерального прокурора звучал испуганно, но решительно. В этот миг Поттер похолодел.
Еще один выстрел.
- Нет, сэр! Вы что, не поняли меня? Вам грозит арест!
Переговорщик вызвал Стиллуэла и сказал, что тот прекрасно справляется.
- Скажите ему, что он своими действиями угрожает жизни девочек.
Слова шерифа вперемежку с порывами ветра наполнили фургон.
- Наоборот, я спасу их. - Маркс сделал шаг вперед.
Поттер снова попытался дозвониться до бойни. Никакого ответа.
- Ладно, Дин, берите его. Но ни при каких обстоятельствах не пользуйтесь огневой поддержкой.
Шериф вздохнул.
- Слушаюсь, сэр. Я уже подобрал охотников. Надеюсь, это правильно: я разрешил, если он будет сопротивляться, применить перечный спрей.
- Опрыскайте как следует и от меня, - буркнул переговорщик и стал наблюдать в окно.
Два полицейских в шлемах и бронежилетах выскользнули из-за линии деревьев и двинулись по полю.
Хэнди выстрелил еще несколько раз. Он пока не заметил полицейских, и пули ложились вокруг и вблизи Маркса. Но одна, отскочив от камня, разбила ветровое стекло патрульного автомобиля.
Двое полицейских, пригибаясь к земле, бежали перпендикулярно фасаду бойни. Их бедра и бока были уязвимы для выстрелов, если бы Хэнди взбесился и ему захотелось пустить кровь. Переговорщик нахмурился: один из полицейских показался ему знакомым.
- Кто эти двое? - спросил он шерифа. - Уж не Стиви ли Оутс один из них?
- Да, сэр.
Поттер, вздохнув, покачал головой.
- Он только что отдышался после прошлого забега. О чем он думает, Дин?
- Опять захотел пробежаться, и очень настаивал.
Маркс был всего в сорока ярдах от бойни. Полицейские, пробираясь сквозь буйволовую траву, постепенно приближались к цели. Помощник Генерального прокурора заметил их и закричал, чтобы они отошли.
- Сэр, - Поттер узнал в громкоговорителе голос Стиви Оутса, - нам приказано вернуть вас обратно.
- Да пошли вы с вашими приказаниями. Если вас хоть сколько-нибудь беспокоит судьба девочек, вы от меня отвяжетесь.
"Большое ухо" уловило далекий смех и улюлюканье.
- Всех перещелкаю, - прогудел Хэнди, и его слова подхватил ветер. Новый оглушающий выстрел. Камень у ног одного из полицейских подскочил в воздух. Стражи порядка упали на животы и по-пластунски поползли к помощнику Генерального прокурора.
- Маркс, - тяжело дыша, позвал Оутс. - Мы отведем вас назад, сэр. Вы мешаете федеральной операции.
Юрист резко обернулся.
- И каким же образом вы остановите меня, полицейский? Не забывайте, на кого вы работаете!
- Шериф Стиллуэл предписал мне употребить все необходимые средства, и я сделаю это.
- Ветер дует в твою сторону, сынок. Только попробуй, брызни на меня перечным спреем - сам же все и вдохнешь.
Хэнди опять выстрелил, и пуля расщепила древнюю воротину в двух футах от головы Оутса. Недавний арестант, пребывая в благодушном настроении, громко расхохотался.
- Господи, - пробормотал кто-то.
- Нет, - спокойно возразил полицейский. - В случае неповиновения мне приказано ранить вас в ногу и тащить обратно.
Поттер и Лебоу переглянулись. Большой палец переговорщика сердито надавил на клавишу передачи.
- Дин, надеюсь, он блефует?
- Да, - неуверенно ответил шериф. - Но говорит достаточно убедительно. Вы сами-то как считаете?
Поттер согласился.
- Он выстрелит? - спросил Лебоу.
Переговорщик пожал плечами.
- Он вытащил оружие, - предупредила Анжи.
Оутс держал под прицелом ноги помощника Генерального прокурора.
"Ситуация становится кошмарной", - подумал Поттер.
- Сэр! - крикнул Оутс. - Я прекрасный стрелок и не промахнусь. Я готов нажать на спуск.
Помощник Генерального прокурора колебался. Ветер рвал из его пальцев платок.
Выстрел. Пуля Хэнди пробила белую ткань. Платок вырвался и полетел по ветру.
И опять "большое ухо" уловило далекий смех Хэнди. Маркс оглянулся на здание бойни и выкрикнул:
- Ты негодяй, Хэнди. Надеюсь, ты сгоришь в аду!
Смех усилился. Или это только свистел ветер?
Помощник Генерального прокурора встал во весь рост и, как по собственному двору, зашагал назад. Поттер с удовлетворением отметил, что двое полицейских испуганно последовали за Марксом под прикрытием пышной, колышущейся от ветра травы.
- Вы могли все погубить! - рявкнул Артур Поттер. - О чем, черт возьми, вы думали?