Впереди и позади
В ночь перед штурмом Турина Суворов в сопровождении двух офицеров, майора Пронина и капитана Забелина, выехал на разведку. Хотел фельдмаршал сам осмотреть подступы к городу, а офицерам наказал взять бумагу и срисовывать план местности.
Ночь тихая, светлая, луна и звезды. Места красивые: мелкие перелески, высокие тополя.
Едет Суворов, любуется.
Подъехали они почти к самому городу, остановились на бугорочке.
Слезли офицеры с коней. Взяли в руки бумагу. Майор Пронин смельчак - все поближе к городу ходит. А капитан Забелин наоборот - за спиной у Суворова.
Прошло минут двадцать, и вдруг началась страшная канонада. То ли французы заметили русских, то ли просто решили обстрелять дорогу, только ложатся неприятельские ядра у самого бугорочка, рядом с Суворовым, вздымают землю вокруг фельдмаршала.
Сидит Суворов на коне, не движется. Смотрит - и майор Пронин не испугался, ходит под ядрами, перерисовывает план местности. А Забелина нет. Исчез куда-то Забелин.
Услышали в русских войсках страшную канонаду, забеспокоились о Суворове. Примчался казачий разъезд к Турину.
- Ваше сиятельство, - кричит казачий сотник, - отъезжайте, отъезжайте! Место опасное!
- Нет, сотник, - отвечает Суворов, - место прекрасное. Гляди, - показал на высокие тополя, - лучшего места не надо. Завтра отсюда начнем атаку.
Кончилась канонада. Собрался Суворов ехать назад. Крикнул Пронина. Крикнул Забелина.
Подошел Пронин - бумажный лист весь исписан: где какие овражки, где бугорочки - все, как надо, указано. А Забелина нет. Стали искать капитана. Нашли метрах в двухстах за Суворовым. Лежит Забелин с оторванной неприятельским ядром головой, рядом чистый лист бумаги валяется.
Взглянул Суворов на Пронина, взглянул на Забелина, произнес:
- Храбрый всегда впереди, труса и позади убивают.
Суп и каша
Суворовская армия совершала стремительный переход. Остановились войска ночевать в лесу на косогоре, у самой речки.
Разложили солдаты походные костры, стали варить суп и кашу.
Сварили, принялись есть. А генералы толпятся около своих палаток, ждут Лушку. Лушка - генеральский повар. Отстал Лушка где-то в пути, вот и томятся генералы, сидят не кормлены.
- Что же делать? - говорит Суворов. - Пошли к солдатским кострам, господа генералы.
- Да нет уж, - отвечают генералы, - мы подождем. Вот-вот Лушка приедет.
Знал Суворов, что генералам солдатская пища не по нутру. Спорить не стал.
- Ну, как хотите.
А сам к ближайшим кострам на огонек.
Потеснились солдаты, отвели Суворову лучшее место, дали миску и ложку.
Уселся Суворов, принялся есть. К солдатской пище фельдмаршал приучен. Ни супом, ни кашей не брезгует. Ест, наедается всласть.
- Ай да суп, славный суп! - нахваливает Суворов.
Улыбаются солдаты. Знают, что фельдмаршала на супе не проведешь: значит, и вправду суп хороший сварили.
Поел Суворов суп, взялся за кашу.
- Хороша каша, добрая каша!
Наелся Суворов, поблагодарил солдат, вернулся к своим генералам. Улегся фельдмаршал спать, уснул богатырским сном. А генералам не спится. Ворочаются с боку на бок. От голода мучаются. Ждут Лушку.
К утру Лушка не прибыл.
Поднял Суворов войска, двинулась армия в дальнейший поход. Едут генералы понурые, в животах бурчит - есть хочется. Промучились бедные до нового привала. А когда войска остановились, так сразу же за Суворовым к солдатским кострам: не помирать же от голода.
Расселись, ждут не дождутся, когда же солдатская пища сварится.
Усмехнулся Суворов. Сам принялся раздавать генералам суп и кашу. Каждому дает, каждому выговаривает:
- Ешь, ешь, получай. Да впредь не брезгуй солдатским. Не брезгуй солдатским. Солдат - человек. Солдат мне себя дороже.
Прошка
Когда Прошка попал в денщики к Суворову, солдат немало обрадовался. "Повезло! - подумал. - Не надо будет рано вставать. Никаких ротных занятий, никакого режима. Благодать!"
Однако в первый же день Прошку постигло великое разочарование. В четыре часа утра кто-то затряс солдата за ногу.
Приоткрыл Прошка глаза, смотрит - Суворов.
- Вставай, добрый молодец, - говорит Суворов. - Долгий сон не товарищ богатырю русскому.
Оказывается, Суворов раньше всех подымался в армии.
Поднялся Прошка, а тут и еще одна неприятность. Приказал фельдмаршал притащить ведро холодной воды и стал обливаться.
Натирает Суворов себе и шею, и грудь, и спину, и руки. Смотрит Прошка, выпучил глаза, - вот так чудо!
- Ну, а ты что? - закричал Суворов. И приказал Прошке тоже облиться.
Ежится солдат с непривычки, вскрикивает от холода. А Суворов смеется.
- В здоровом теле, - говорит, - здоровый дух. - И снова смеется.
После обливания вывел Суворов Прошку на луг. Побежал фельдмаршал.
- Догоняй! - закричал солдату.
Полчаса вслед за Суворовым Прошка бегал. Солдат запыхался, в боку закололо. Зато Суворов хоть и стар, а словно с места не двигался. Стоит и снова смеется.
И началась у Прошки не жизнь, а страдание. То устроит Суворов осмотр оборонительным постов - и Прошка целые сутки в седле трясется, то учинит поверку ночных караулов - и Прошке снова не спать. А тут ко всему принялся Суворов изучать турецкий язык и Прошку заставил.
- Да зачем мне басурманская речь? - запротивился было солдат.
- Как - зачем! - обозлился Суворов. - Турки войну готовят. С турками воевать.
Пришлось Прошке смириться. Засел он за турецкий букварь, потел, бедняга, до седьмого пота.
Мечтал Прошка о тихом месте - не получилось. Хотел было назад попроситься в роту. Потом привык, привязался к фельдмаршалу и до конца своих дней верно служил Суворову.
Настоящий солдат
Подошел как-то Суворов к солдату и сразу в упор:
- Сколько от Земли до Месяца?
- Два суворовских перехода! - гаркнул солдат.
Фельдмаршал аж крякнул от неожиданности. Вот так ответ! Вот так солдат!
Любил Суворов, когда солдаты отвечали находчиво, без запинки. Приметил он молодца. Понравился фельдмаршалу солдатский ответ, однако и за себя стало обидно.
"Ну, - думает, - не может быть, чтобы я, Суворов, и вдруг не поставил солдата в тупик".
Встретил он через несколько дней находчивого солдата и снова в упор:
- Сколько звезд на небе?
- Сейчас, ваше сиятельство, - ответил солдат, - сочту, - и уставился в небо.
Ждал, ждал Суворов, продрог на ветру, а солдат не торопясь звезды считает.
Сплюнул Суворов с досады. Ушел. "Вот так солдат! - снова подумал. - Ну, уж на третий раз, - решил фельдмаршал, - я своего добьюсь: загоню в тупик солдата".
Встретил солдата он в третий раз и снова с вопросом:
- Ну-ка, молодец, а скажи-ка мне, как звали мою прародительницу?
Доволен Суворов вопросом: откуда же знать простому солдату, как звали фельдмаршальскую бабку. Потер Суворов от удовольствия руки и только хотел сказать: "Ну, братец, попался!" - как вдруг солдат вытянулся во фрунт и гаркнул:
- Виктория, ваше сиятельство!
- Вот и не Виктория! - обрадовался Суворов.
- Виктория, Виктория, - повторил солдат. - Как же так может быть, чтобы у нашего фельдмаршала и вдруг в прародительницах не было Виктории!
Опешил Суворов. Ну и ответ! Ну и хитрый солдат попался!
- Ну, раз ты такой хитрый, - произнес Суворов, - скажи мне, какая разница между твоим ротным командиром и мной?
- А та, - не раздумывая ответил солдат, - что ротный командир хотя бы и желал произвести меня в сержанты, да не может, а вашему сиятельству стоит только захотеть, и я…
Что было делать Суворову? Пришлось ему произвести солдата в сержанты.
Возвращался Суворов в свою палатку и восхищался:
- Помилуй Бог, как провел! Вот это да! Вот это солдат! Помилуй Бог, настоящий солдат! Российский!
Сторонись!
Суворов любил лихую езду.
То ли верхом, то ли в возке, но непременно так, чтобы дух захватило, чтобы ветер хлестал в лицо.
Дело было на севере. Как-то Суворов уселся в санки и вместе с Прошкой отправился в объезд крепостей. А в это время из Петербурга примчался курьер, важные бумаги привез Суворову. Осадил офицер разгоряченных коней у штабной избы, закричал:
- К фельдмаршалу срочно, к Суворову!
- Уехал Суворов, - объяснили курьеру.
- Куда?
- В крепость Озерную.
Примчался офицер в Озерную:
- Здесь Суворов?
- Уехал.
- Куда?
- В крепость Ликолу.
Примчался в Ликолу:
- Здесь Суворов?
- Уехал.
- Куда?
- В Кюмень-град.
Прискакал в Кюмень-град:
- Здесь Суворов?
- Уехал…
Уехать Суворов уехал, да застрял в пути. Один из коней захромал. Пришлось повернуть назад. Двигались шагом, едва тащились. Прошка сидел на козлах, дремал. Суворов нервничал, то и дело толкал денщика в спину, требовал погонять лошадей.
- Нельзя, нельзя, ваше сиятельство, конь в неисправности, - каждый раз отвечал Прошка.
Притихнет Суворов, переждет и снова за Прошкину спину. Не сиделось фельдмаршалу, не хватало терпения тащиться обозной клячей.
Проехали версты две, смотрит Суворов - тройка навстречу. Кони птицей летят по полю. Снег из-под копыт ядрами. Пар из лошадиных ноздрей трубой.
Суворов аж привстал от восторга. Смотрит - вместо кучера на козлах молодой офицер, вожжи в руках, нагайка за поясом, кудри от ветра вразлет.
- Удалец! Ой, удалец! - не сдержал похвалы Суворов.
- Фельдъегерь, ваше сиятельство, - произнес Прошка. - Видать, не здешний, из Питера.
Смотрит Суворов, любуется. Дорога зимняя узкая, в один накат. Разъехаться трудно. А кони все ближе и ближе. Вот уже рядом. Вот уже и храп и саночный скрип у самого уха.
- Сторонись! - закричал офицер.
Прошка замешкал: не привык уступать дорогу.
- Сторонись! - повторил офицер и в ту же минуту санки о санки - бух!
Вывалились Суворов и Прошка в снег, завязли по самый пояс.
Пронесся кучер, присвистнул, помчался дальше.
Поднялся Прошка, смотрит обозленно фельдъегерю вслед, отряхивает снег, по-дурному ругается.
- Тише! - прикрикнул Суворов и снова любуется: - Удалец! Помилуй бог, какой удалец!
Три дня носился офицер по северной русской границе. Наконец разыскал Суворова.
- Бумаги из Питера, ваше сиятельство.
Принял Суворов бумаги, взглянул на фельдъегеря и вдруг снял со своей руки перстень и протянул офицеру.
- За что, ваше сиятельство?! - поразился курьер.
- За удаль!
Стоит офицер, ничего понять не может, а Суворов опять:
- Бери, бери. Получай! За удаль. За русскую душу. За молодечество!
Штык
Как-то Суворов гостил у своего приятеля в Новгородской губернии. Вечерами друзья сидели дома, вспоминали старых товарищей, бои и походы. А днем Суворов отправлялся побродить по лесу, посмотреть на округу. Здесь в лесу, у старого дуба, он и встретил мальчика Саньку Выдрина.
- Ты, дяденька, солдат? - обратился Санька к Суворову.
- Солдат, - ответил фельдмаршал.
- Откуда идешь?
- С войны.
- Расскажи про Суворова.
Фельдмаршал сощурил глаза, хитро глянул на мальчика:
- Про какого это еще про Суворова?
- Не знаешь? Ну, про того, что с турками воевал. Что Измаил брал. Про фельдмаршала.
- Нет, - говорит Суворов, - не знаю.
- Какой же ты солдат, - усмехнулся Санька, - раз не знаешь Суворова! - Схватил мальчик палку, закричал по-суворовски: - Ура! За мной! Чудо-богатыри, вперед!
Бегает Санька вокруг фельдмаршала, все норовит пырнуть Суворова палкой в живот.
"Вот так мальчишка!" - подивился Суворов. А самому приятно, что и имя его и дела даже детям известны.
Наконец Санька успокоился, сунул палку за пояс, проговорил:
- Дяденька, подари штык.
- Зачем тебе штык?
- В войну играть. Неприятеля бить.
- Помилуй Бог! - воскликнул Суворов. - Так ведь нет у меня штыка.
- Не бреши, не бреши, - говорит Санька. - Не может так, чтобы солдат - и штыка не было.
- Видит Бог, нет, - уверяет Суворов и разводит руками.
- А ты принеси, - не унимается Санька.
И до того пристал, что ничего другого Суворову не оставалось, как пообещать штык.
Прибежал на следующий день Санька в лес к старому дубу прождал до самого вечера, да только "солдат" больше не появлялся.
"Брехливый! - ругнулся Санька. - Никудышный, видно, солдат".
А через несколько дней к Санькиной избе подскакал верховой, вызвал мальчика, передал сверток.
- От фельдмаршала Суворова, - проговорил.
Разинулся от неожиданности Санькин рот, да так и остался. Стоит мальчик, смотрит на сверток, не верит ни глазам своим, ни ушам. Да разве может такое статься, чтобы сам фельдмаршал к Саньке прислал посыльного!
Набежали к выдринской избе мужики и бабы, слетелись мальчишки, прискакал на одной ноге инвалид Качкин.
- Разворачивай! Разворачивай! - кричат мужики.
Развернул Санька дрожащими руками сверток - штык.
- Суворовский, непобедимый! - закричал Качкин.
- Господи, штык, настоящий! - перекрестились бабы.
- Покажи, покажи! - потянулись мальчишки.
К этому времени Санька пришел в себя. И рот закрылся. И руки дрожать перестали. Догадался. Рассказал он про встречу в лесу отцу, матери, и ребятам, и Качкину, и всем мужикам и бабам.
Несколько лет во всех подробностях рассказывал Санька про встречу с Суворовым.
А штык?
Больше всего на свете Санька берег суворовский штык. Спать без штыка не ложился, чехол ему сшил, чистил, носил за собой, как драгоценную ношу. А когда Санька вырос и стал солдатом, он вместе со штыком ушел на войну и по-суворовски бил неприятеля.
Пудра не порох
Император Павел принялся вводить новые порядки в армии. Не нравилось императору все русское, любил он все иностранное, больше всего немецкое. Вот и решил Павел на прусский, то есть немецкий манер перестроить российскую армию. Солдат заставили носить длинные косы, на виски наклеивать войлочные букли, пудрить мукой волосы. Взглянешь на такого солдата - чучело, а не русский солдат.
Принялись солдат обучать не стрельбе из ружей и штыковому бою, а умению ходить на парадах, четко отбивать шаг, ловко поворачиваться на каблуках.
Суворов возненавидел новые порядки и часто дурно о них отзывался.
"Русские прусских всегда бивали, чему же у них учиться?" - говорил фельдмаршал.
Однажды Павел Первый пригласил Суворова на парад. Шли на параде прославленные русские полки. Глянул Суворов и не узнал своих чудо-богатырей. Нет ни удали, ни геройства. Идут солдаты как заводные. Только стук-стук каблуками о мостовую. Только хлесть-хлесть косами по спине. А император доволен. Стоит, говорит Суворову:
- Гляди, гляди, еще немного - и совсем не хуже немецких будут.
Скривился Суворов от этих слов, передернулся.
- Радость, ваше величество, невелика, - ответил. - Русские прусских всегда бивали. Чему же здесь радоваться?
Император смолчал. Только гневный взор метнул на фельдмаршала. Постоял молча, а затем снова к Суворову:
- Да ты смотри, смотри - косы какие! А букли, букли! Какие букли!
- Букли, - фыркнул фельдмаршал.
Император не выдержал. Повернулся к Суворову, ткнул в старую русскую форму, до сих пор не смененную фельдмаршалом, закричал:
- Заменить! Немедля! Повелеваю!
Тут-то Суворов и произнес свою знаменитую фразу:
- Пудра не порох, букли не пушки, коса не тесак, а я не немец, ваше величество, а природный русак! - и уехал с парада.
Павел разгневался и отправил упрямого старика в ссылку в село Кончанское.