Он прикрыл ладонью рот: все, молчу. Научный эксперимент начался.
Мы сбегали к нему во двор, взяли блокнот, карандаш.
- Куда пойдем? - спросил я.
Он написал: "На раскопки".
- Ладно, двинули.
Я сначала посмотрел, есть ли там дядя Володя; его шляпу издалека видать. При нем они меня тронуть не посмеют.
Хорошо, что мы пошли. Возле траншей толпилось много народу. Видно, опять нашли что-то интересное.
- Бежим! - крикнул я и понесся вперед, забыв про своих врагов.
Слава выскочил откуда-то сзади - вероятно, ходил пить к колодцу. Когда я его заметил, было уже поздно, он отрезал меня от Сашки. Оставалось одно: вперед, под крыло дяди Володи.
Но Слава бежал быстрее. Он настиг меня раньше, чем я успел добежать до траншеи.
- Постой! - крикнул он.
Я отпрянул в сторону.
- Только попробуй! - жалко выпищалось у меня.
Он поднял руку, очки зло и остро сверкнули на солнце. Сейчас стукнет!
- Ну… Ну-у! - повторил Слава, и я понял, что он не драться хочет, а просто протягивает мне руку. - Давай лапу. Ты настоящий мужчина, мне все рассказали.
Подбежал Сашка, и мы все трое зашагали к траншее.
Вот тут Сашка, ручаюсь, горько пожалел, что начал молчать в такой неподходящий момент. Археологи нашли столько всего интересного. Одних железных наконечников стрел штук тридцать. И еще золотые серьги. И палаш. И кинжал. И бляшек серебряных много-много. Они раньше были прикреплены к ремню. Но ремень сгнил, а бляшки все остались.
Я засыпал дядю Володю вопросами: за себя и за Сашку. Видно было по глазам, как ему хочется спросить. Но не писать же при всех в блокноте. Смеяться будут!
- Вы говорили, что они бедно жили, ваши горшечники. А у них ого сколько всего!
- Это не у них, не у горшечников, - ответил дядя Володя. - Это гораздо более поздняя могила. Видишь? - В стороне лежало несколько полуистлевших кусков дерева. - Они ограждали могилу бревнами или горбылями, как в курганах бывает. Может быть даже, здесь был невысокий курган, а потом, с течением времени, он сравнялся с землей.
Сашка тронул меня за руку и показал глазами на расстеленную плащ-палатку, где лежало несколько одинаковых странных предметов. Продолговатые, зеленые…
- А там что такое, дядя Володя?
- Наконечники свистящих стрел. - Он поднял с плащ-палатки один. - Видите, ребята, как сделано? Расширяясь, наконечник образует внизу полый шарик. В стенках у него отверстия. Когда стрела летит, воздух проникает в отверстия и, раздается, свист.
- Зачем им были такие?
- Чтобы в бою указывать воинам важную цель. Или напугать врагов, их лошадей, вызвать замешательство, панику. Свистящие стрелы гунны изобрели, а они были хорошими воинами, знали, что делают.
- Можно, я гляну?
Только теперь, держа наконечник стрелы в руке, я вспомнил, что уже видел что-то похожее. Но где? В музее? Или в школе на уроке истории? Зоя Александровна иногда приносила к нам в класс разные старинные предметы.
Нет, совсем недавно…
- А! - воскликнул я. - У Савелия Кузьмича есть такой. Он им багажник мотоцикла отпирает.
Дядя Володя сказал:
- Ты, наверное, с напильником спутал.
- Да нет же! Точно такой. Трехгранный, зеленый, с таким же шариком внизу. Только чуть покороче. Без острия.
- Интересно! Надо будет взглянуть…
Студенты подносили к плащ-палатке все новые и новые вещи, "сущности", как они называли. Могила оказалась богатой. Даже перстни нашли с разными камнями: красными, зелеными, синими. Красные камни были вделаны и в рукоять кинжала.
- Оружие - и какие-то стекляшки! - Я склонился над новыми находками. - Даже смешно! И перстни. Как стиляги.
- О, они были большие модники, - сказал дядя Володя. - Но камни носили не только для украшения.
- Я знаю! Камни шли вместо денег.
- Не в этом дело. Просто они приписывали камням разных цветов чудодейственные свойства. Красный цвет считался цветом доблести, силы, мужества, помогал в бою. Вот почему в древности красный камень часто прикрепляли к оружию.
- А зеленый?
- Зеленый был символом мира, юности, весны, надежды. А синий цвет считался отражением божественных сил - он ведь напоминает небо…
Стали собираться на обед. Дядя Володя сложил находки покрупнее в чемодан, а перстни и серьги опять в свою полевую сумку. Мы с Сашкой переглянулись и сразу поняли друг друга.
Нет, и думать нечего!
- А вы что? С пустыми руками хотите? Ну, лодыри, ну, лодыри! Так дело не пойдет. Несите!
Дядя Володя протянул нам сумку. И мы опять менялись через каждые сто сорок шагов.
На полпути, передавая сумку, Сашка сделал знак, чтобы я подождал. Вытащил блокнот, написал: "Он у тебя мировой дядька".
- Ага, - подтвердил я с гордостью.
"Я бы нам не дал", - написал Сашка.
- Я тоже. Вдруг мы опять потеряем?
Сашка сразу изменился в лице и настрочил торопливо в блокноте: "Мы не теряли". Поставил в конце три восклицательных знака и посмотрел на меня сердито.
- Знаю. Но другие ведь могут подумать.
И уже до самого лагеря золотая гривна больше не выходила у меня из головы. Нет, интересно все-таки, куда она исчезла?
Сашка шел рядом и хмурился. Я точно знал, что он тоже думает о гривне.
***
- Пойдешь купаться - мыться-полоскаться? - спросил дядя Володя.
Он сегодня веселый: бухгалтерия наконец-то перевела деньги, и завхоз получил от него приказ закупить продукты и улучшить питание.
Обед уже кончился, и студенты разбрелись кто куда, больше, конечно, на речку. Лишь несколько человек лежали под деревьями с книгами в руках.
- Не пойду, - я отвернулся.
- Такая жарища! - не отступался дядя Володя. - Как в Африке! Знаешь, сколько градусов?
- Все равно. Не хочется.
- Ну, потом захочется.
- Не захочется.
- А водичка прозрачная, водичка прохладная.
Я посмотрел на дядю Володю. Улыбается. Уверен, что сумеет меня соблазнить.
- Все равно ничего не получится, дядя Володя!
- Может, поспорим?
- Спорим! - оживился я. - Давайте "американку".
- Как это?
- Если я выиграю, то потребую у вас что только захочу. И вы обязательно должны выполнить.
- Например, чтобы я на брюхе прополз, через весь лагерь?
- И так можно.
- Или чтобы прокукарекал раз пять или десять при всем честном народе?
- Тоже! - Я сразу представил, как он будет кукарекать, и хлопнул себя по коленкам от восторга. - Что, слабо, дядя Володя?
- Нет, не слабо!
Он протянул мне руку, и я сразу схватил ее, пока он не передумал.
- Нет, погоди!.. Слава! Вера! - позвал дядя Володя. - Идите сюда! Будете свидетелями. Заключается грандиознейшее пари всех веков и народов. Если наш молодой человек сегодня не влезет в речку…
- Силой не считается! - торопливо перебил я, разгадав его коварный замысел.
- Идет!.. Так вот, если он не влезет добровольно в речку, я должен ползать и кукарекать.
- Не обязательно. Может что-нибудь и другое. Воля победителя. Что захочу, то и сделаете.
- А если он влезет? - спросил Слава.
Дядя Володя скорчил свирепую гримасу.
- Тогда парадом командую я. И пусть смилостивятся над ним боги!
Но меня не, пугали его угрозы. Я ведь точно знал, что купаться не буду. Ни за что! Что бы там дядя Володя ни придумывал.
Слава разнял наши руки, и я сразу же стал соображать, что потребовать вечером у дяди Володи. Выиграть "американку" - редкое счастье, и воспользоваться им надо по-умному. Но что у него попросить? Вот если бы, скажем, дядя Володя был капитаном корабля, я бы потребовал назвать моим именем какой-нибудь необитаемый остров. Пришли бы мы осенью в класс, пораскрывали новые учебники географии, а там остров Анатолия Кубарева в Тихом океане. Или, на худой конец, где-нибудь возле Антарктики.
А что! Остров Кубарева - звучит!
Но дядя Володя не капитан, а археолог. Что он может назвать моим именем? Разве какой-нибудь курган… Но их по именам не называют. Только Чертов, Ведьмин… Хотя нет! Вот Мамаев курган! Так почему же нельзя Кубаревов курган? Конечно, не остров, но все какая-то собственная точка на карте!
- Кубарев Анатолий! Кто здесь у вас Кубарев? Я вскочил.
- А что?
Почтальонша на велосипеде. Снимает сумку, достает тетрадь.
- Телеграмма. Документ есть? Паспорт или что?
- Нет.
- Как же ты без документа живешь? Вот докажи теперь, что ты - это ты.
- Как доказать? - Я растерянно оглядываюсь по сторонам.
- Он Кубарев, он! - подтверждают студенты.
- Ладно, поверю еще раз людям! Распишись здесь. - Почтальонша наманикюренным ногтем отчеркивает, где мне нужно расписаться, подает карандаш. - Так. Получай!
И вот телеграмма у меня в руках. Торопливо срываю бумажку, которой она заклеена, разворачиваю.
"Малые Катки. Лагерь археологической экспедиции. Кубареву Анатолию. Можешь купаться присмотром дяди Володи. Не заплывай далеко берега. Целуем. Мама. Папа. Катюша".
- Ура! - закричал я. - Ура!
И сдергивая с себя сорочку, помчался к речке. Скорее в воду! В воду!
Вот уж я покупался! Вот уж отвел душу! Все они только головами качали, когда я прыгнул прямо с берега, когда поплыл вниз по течению, то ныряя, то снова выныривая. Никто не смог меня догнать, хотя пытались многие. Один лишь Слава еще держался позади какое-то время, а потом и он отстал.
Обратно я прибежал берегом - против течения плыть трудно, никаких сил не хватает.
- Ну как? Лучше топора?
- Здорово! - восхищенно сказал Слава. - Не отличишь от рыбы. Особенно, когда под водой.
Жаль только, здесь не было Сашки - он пошел домой обедать.
Я плавал, барахтался, возился в воде, пока не посинел весь и зубы у меня не стали выбивать барабанную дробь. Вылез из воды и бросился рядом с дядей Володей на горячий песочек.
- От-т-тдохну - и еще п-п-поплаваю, - сказал я.
Дядя Володя сдвинул на затылок свою драную шляпу, прищурил весело глаз:
- Плавай сколько влезет! Теперь можно. Пари все равно проиграл.
И тут только я вспомнил о нашей "американке".
- Ой, дядя Володя, вы знали о телеграмме! - догадался я. - Ну да, вы же говорили с ними по телефону. Даже, наверное, сами попросили, чтобы они дали телеграмму. А потом стали со мной спорить. Так нечестно, так не считается!
- Э, нет! Ничего не выйдет! Свидетели, ко мне! Слава и Вера, конечно, рады стараться. Ведь дядя Володя их начальник.
- Ты проиграл, Толик!
- Долг чести. Надо платить. Или стреляйся.
- Как - стреляться? - оторопел я.
Слава поднес палец к виску:
- Пиф-паф! Не можешь платить - стреляйся. Все аристократы так делали. Голубая кровь обязывает!
- У меня не голубая.
- Почему же ты такой синий?
Издевается еще!
- Ладно, - согласился я. - Только если ползать на брюхе и кукарекать, то здесь, а не в лагере или на раскопках.
- Не обязательно. Может и что-нибудь другое. Воля победителя, - ответил дядя Володя моими же словами.
- А вы злопамятный, дядя Володя.
Он торжествовал. Поднялся и, злорадно улыбаясь, стал описывать вокруг меня круги. Сначала широкие, потом все уже, все уже. Наконец перешагнул через меня длинными худыми ногами, протянул руку и произнес каким-то бармалейским голосом:
- Слушай мой приговор, о, обреченный! В телеграмме сказано, что ты можешь купаться только под присмотром дяди Володи. Так вот, трепещи, несчастный, плачь, рви на себе одежду, посыпай голову пеплом. Потому что не видать тебе моего присмотра, как своих ушей, о брошенный судьбой и родителями! Будешь ходить на речку сам, и с речки тоже сам, без всякого присмотра. Дикси!
Он скрестил руки и сурово сжал губы.
- Дядя Володя! - взвизгнул я и повис у него на шее…
Тут же, на берегу речки, стали играть в волейбол. Все играли: и студенты, и пацаны деревенские - наши лоцманы. Студенты били сильно, мяч то и дело вылетал из круга. Если он падал в кусты, за ним отправлялся хозяин - рыжий Митяй. Если в речку, то в воду бросался я.
Дядя Володя тоже играл. Ему говорили, чтобы он снял с руки часы, но он только отмахивался:
- Они у меня пыле-водо-мяченепроницаемые.
И напрасно отмахивался. Потому что сильный мяч все-таки попал прямо в часы и выбил стекло. Мы долго искали его в горячем песке. А когда, наконец, нашли, оно оказалось безнадежно сломанным.
Дядя Володя огорчился:
- Без часов мне никак.
Слава собрал вокруг себя пацанов:
- Кто в вашей деревне умеет чинить часы?
- Я покажу!.. Нет, я! - загалдели разом все наши лоцманы, и чуть не передрались.
- Эй, эй, цыпленки-петушишки! - разнял их Слава. - По какому вопросу драка? Пойдете все вместе. Веселее будет.
Я тоже пошел с ними и дядей Володей. Лоцманы привели нас к знакомому дому:
- Вот часовщик.
- Так здесь же Яскажук живете - удивился я.
- Он! Он и есть часовщик! - наперебой загалдели лоцманы.
В доме вкусно пахло горячей канифолью. Николай Сидорович припаивал к остову радиоприемника какие-то проводки. На столе в беспорядке лежали пальчиковые радиолампы, трансформатор, мотки красивой разноцветной проволоки. Она считалась в нашей школе большой ценностью: ребята научились плести из нее узорные перстни и даже кошельки.
- Мы к вам за помощью, - сказал, поздоровавшись, дядя Володя. - Не оторвали от дела?
- Да какое там дело! - Николай Сидорович поставил стулья, приглашая сесть. - Так, балуюсь в свободное время. Приемник конструирую. "Яскажук-один", - рассмеялся он.
- Когда же вы из города, Николай Сидорович? - Пусть видит дядя Володя, что я не чужой человек в этом доме. - Утренним поездом?
- Самолетом пришлось, - сказал Николай Сидорович. - В Большие Катки, оттуда на машине… Я смотрю, у вас с часиками беда, товарищ археолог.
- Да, - дядя Володя снял с руки часы. - Стекло пополам. Не сможете помочь?
- Не знаю, погляжу. Я ведь не часовщик, так, любитель. - Он склонился над часами с лупой. - В окошечке сегодняшнее число, надо полагать? Интересно, первый раз такие часики вижу.
- Новый выпуск.
Николай Сидорович осторожно сдвинул ладонью радиодетали, принес из соседней комнаты ящик с инструментами.
- Знаешь, что Сашка придумал? - спросил он меня, раскладывая на столе какие-то щипчики, ножички, отвертки.
- Знаю, - кивнул я. - Говорить перестал.
- Ходит как немой. Вобьет себе что в башку, ничем не выколотишь. Упрямый!
Николай Сидорович улыбался, и можно было подумать, что ему по душе Сашкино упрямство.
- Где он сейчас? - спросил я.
- В саду.
Я нашел Сашку все под тем же его любимым смородиновым кустом.
- А мы купались, - сразу сообщил я самую важную новость. - Ух, и здорово! Ты что не пришел? Поплавали бы наперегонки.
Сашка вытащил блокнот и написал: "С теткой ссорился".
- Чего так?
"Обедать не давала. Хотела заставить говорить".
- Шел бы к нам. У нас всегда первое остается. А второе я тебе бы от своего отделил.
"Потом все равно накормила. Она долго не злится".
- А дядя приехал - ругался?
"Хуже".
- Побил?
"Дурак! Он не дерется".
Сашка полистал блокнот, нашел нужное и дал мне прочитать. На листке было написано крупным угловатым почерком: "Ты со мной не говоришь, и я с тобой не буду".
- Он написал?
Сашка кивнул.
- И не, говорит? Тоже пишет?
Сашка пожал плечами: не знаю еще, как будет. Он выглядел немножко растерянным.
Мы посидели недолго под кустом, потом пошли смотреть, как Николай Сидорович часы чинит. Но все уже было готово - он нашел у себя в ящике подходящее стеклышко. Чуть подточил край и вставил.
- Можно механизм посмотреть? - попросил он у дяди Володи. - Я еще такого не видел, с числами.
- Разумеется.
Николай Сидорович быстро отвинтил заднюю крышку.
- А вот - эти два колесика. Добрая придумка! - Он снова закрыл крышку. - Все! Носите на здоровье… Нет, нет! Напрасно вы! - остановил он дядю Володю, видя, что тот полез за кошельком. - Я денег не беру.
- Спасибо, спасибо! - Дядя Володя смутился, даже слегка покраснел.
А Николай Сидорович тоже хорош! Денег не берет, а шоферу рублевку совал. Как всем нам тогда было неловко перед тем парнем с челочкой и щербатыми зубами!
Дядя Володя встал, прошелся по комнате, начал рассматривать снимки на стенах. Некоторые были даже цветные. Мне казалось, он делает это, чтобы справиться со смущением. А может, и правда заинтересовался.
- Сами делали?
- Сам. Давно только уже.
- Часы, фото, радиоприемники… Много у вас интересов.
- Еще гладиолусы, - напомнил я.
- Интерес у меня один: пробовать новое дело, пока не получится. - Николай Сидорович складывал инструмент в ящик. - День пробую, месяц, год, два. А как начинает прилично получаться - за другое берусь. Всю жизнь так.
Чем только не занимался… Даже гипнозом, - усмехнулся он. - Давно, еще на действительной службе. Книжку одну прочитал и сам стал пробовать.
- Получилось?
- Как вам сказать! - Николай Сидорович улыбался. - Вообще-то загипнотизировал. Дружков моих, вместе в армию пошли. И ногами они дрыгали, и головами качали, и танцевали - все, что я прикажу. А стал будить - не могу! Никак их из транса не выведу. Перепугался до смерти, за врачом в санчасть побежал. С полпути вернули.
- Проснулись?
- А они и не думали спать. Просто сговорились ребята, подшутили надо мной. Я стараюсь, глаза таращу, приказываю, а они чуть не лопаются…
Мы с дядей Володей насмеялись вволю. А Сашка стоял рядом с застывшим серьезным лицом, в животе у него булькало. Он тоже, как те солдаты, давил в себе смех - ему ведь громко нельзя.
- А правда вас однажды оштрафовали?
Дядя Володя укоризненно покачал головой; я и сам знаю, об этом не полагается спрашивать. Но я не из любопытства, честное слово! Мне просто хотелось, чтобы Николай Сидорович фыркнул и сказал: враки!
Но он не фыркнул. Наоборот, подтвердил серьезно:
- Правда.
И стал рассказывать".