– Мы, – объясняю я людям, – на необитаемый остров не записываем, он только по собственному желанию.
И как раз мы через какой-то водоём проезжаем.
– Прямо и налево, – говорю я. – Надо построить лодки и плыть, и к островам вас внутреннее чутьё приведёт, только живите там дружно.
Поезд притормозил, и люди стали из поезда спрыгивать и лодки строить. Так они спешили, что даже спасибо не говорили, но было понятно, что они очень радуются. А мужчина, который у окна прыгал, кричал, что он больше не болеет, когда море, и его даже через окно было слышно.
Наш вагон стал совсем пустой, даже проводников не было. Мы с Астей становились в разных частях вагона и кричали, чтобы эхо получалось, но всё стук колёс заглушал. Тогда мы пошли в другие вагоны, и они тоже были такими пустыми, что Астя от этой пустоты вверх подпрыгивала, а я на третьи полки залезал. Следующий вагон мы весь пролезли по третьим полкам, за ним был вагон, в котором мы по вторым полкам пробирались, затем понизу, потом я по третьим, Астя по первым…
– Бесконечный какой-то поезд, – говорит Астя. – Мы, наверное, уже два раза землю оббежали, пока по этим полкам лазаем. Сейчас на третий круг пойдём.
Но на третий круг мы не пошли, потому что дальше локомотив оказался.
– У тебя, Кимка, – говорит машинист, как только нас увидел, – на штанине паук висит.
– Спасибо, – говорю я. – Я Машинист. А вам разве про необитаемый остров неинтересно? А то все ушли, а вы остались.
– Очень интересно, – говорит машинист. – Только мне поезд вести надо от станции до станции, работа у меня такая.
– Это потому, – говорит Астя, – что у вас сила воли развита.
А сама удержаться не может и всякие рычажки дёргает.
– Ты дёргай, дёргай, – говорит машинист. – Всё равно они у меня не рабочие, а для таких, как ты, придуманы. Потом поезд состарится, его в музей отдадут, и все будут продолжать за рычажки дёргать, как будто так и надо.
Астя сразу руки за спину убрала и спрашивает вкрадчиво:
– А скоро остановка?
– Раз все разбежались, – говорит машинист, – то остановка на станции или по требованию. Ты требуешь?
– Нет, я так спросила, – говорит Астя. – Из любопытства.
– Ну ты, Астя, даёшь, – говорит машинист. – Меня из любопытства последний раз лет десять назад спрашивали, а может, и не спрашивали никогда. Хотя, может, завтра спросят или послезавтра, всякое бывает ведь.
– Я случайно, – говорит Астя. – Я больше так не буду.
– Ты мне сначала умной девочкой показалась, – недовольно говорит машинист, – а теперь лучше пойдите пуговицы пособирайте, а то до своего вагона не доберётесь. Вот вам мешочки холщовые, – и стопку мешочков нам даёт, – вы пуговицы по цвету, или по форме, или как вам больше понравится, сортируйте.
Мы из локомотива в вагон перебрались, смотрим – а он и правда весь в пуговицах. И так много их, что пуговичные сугробы эти нам до колен достают, и по пуговичной реке волны ходят взад и вперёд.
– Как же, – говорю, – мы их по мешочкам рассортируем, если мешочков меньше, чем пуговиц?
– Ты, Кимка, мешки про запас оставь, а пуговицами карманы набивай, – советует Астя. – Карманов у тебя больше, чем мешков.
Мы сыплем пуговицы в карманы, и карманов становится всё меньше, а пуговиц всё больше, и они мне уже до пупка достают, а Астя на третью полку забралась и оттуда смотрит, как пуговиц прибывает.
– Здорово шелестят, – говорит Астя.
– Здорово, – говорю я и начинаю пуговицы разглядывать.
А там такие попадаются, на которых целые картины нарисованы, а иногда наши с Астей портреты, лица Демида и Захара. Такие пуговицы я в нагрудный карман складывал. Тут как раз поезд остановился, и мы с Астей через запасный выход на улицу выбрались, а там на соседних рельсах как раз другой поезд стоит.
– Кимка и Астя! – кричат нам оттуда. – Давайте к нам. У нас и пуговиц нет, и разбегаться мы никуда не будем, и ехать подольше придётся. А если вы хотите посмотреть, куда это вы приехали, то наш поезд через три часа отправляется, и смотрите себе на здоровье.
– А вы? – спрашиваю я.
– А мы уже насмотрелись, нет там ничего интересного, кроме того поворота через два километра.
Мы с Астей сразу к повороту побежали. Возле него таблички стоят с надписями: "Да, это тот самый поворот", и мы смотрим на него и ничего особенного не видим, но очень интересно на это неособенное смотреть.
– Надо везде, – говорит Астя, – таких интересных поворотов наделать, чтобы ничего особенного не было, а всем интересно.
Раз Асте так хочется, пришлось образцов грунта набрать с этого поворота, и как раз для них маленькие холщовые мешки понадобились. Астя меня верёвкой обмотала и к этой верёвке мешки привязала. Теперь у меня и карманы от пуговиц раздулись, и мешки ещё с грунтом на мне болтаются. Когда мы обратно к поезду пришли и стали на подножку запрыгивать, то Астя легко запрыгнула, а я даже ногу поднять не могу. Поезд уже едет, Астя мне на всякий случай рукой машет и кричит:
– Сбрасывай балласт, Кимка! Я его на тебя для того и нацепила, чтобы ты его сбросил, когда надо будет!
Я стал мешки отрывать и на землю бросать. И когда последний оторвал, то таким лёгким стал, что взлетать начал. Я Асте тогда конец верёвки сбросил, которой она меня обмотала, чтобы держать меня, как воздушного змея. У меня ещё рубашка была такая – красная, подходящая. И когда я уже взлетел порядочно, то из карманов пуговицы посыпались.
– Ой! – кричат снизу люди. – Дождь из пуговиц! У нас свои как раз поотрывались, – и давай пришивать их друг другу.
А у одного мальчика снизу почему-то ботинка не оказалось, так я ему ботинок кинул, чтобы он не расстраивался. И вот мчусь я поверху вместе с поездом, а Астя всё меня держит, а потом все в поезде по очереди. Разгоняю птиц, в облака ныряю, а потом выныриваю из них. Уже солнце садится, я весь в красно-розовый цвет окрашиваюсь и замерзаю порядочно.
– Всё! – кричу я Асте. – Вниз хочу.
– Да, да! – не слышит снизу Астя. – Как птица! Совсем похож!
И, пока она это говорила, люди стали на крышу поезда залезать, к себе маленькие мешки привязывать, а потом скидывать их, как балласт, и один за другим в небо взлетать стали, а я их ловил, чтобы они дальше не улетели. Люди стали друг за друга держаться, и у меня, воздушного змея, стал появляться длинный хвост.
– Вы же, – говорю я хвосту, – не собирались из вагона вылезать? Обещали ещё.
– Подумаешь, обещали, – говорят люди. – Мы же передумали.
Тут солнце совсем зашло, луна появилась, а мы всё мчимся и мчимся.
– Ой, – говорит кто-то. – А я же темноты боюсь. Мне надо, чтобы свет включить или с фонариком.
– А мне что-то скучно в небе стало, – говорит ещё кто-то. – Всякие звёзды и никакого разнообразия.
А третий кричит:
– Луна! Закройте её! Насмотрюсь и лунатиком стану, начну ходить в полёте! Вам тогда не поздоровится!
А я вниз смотрю, и поезд наш мчится, и слышно, как колёса вдалеке стучат, а Астя из окна такая одинокая высовывается. Я стал тогда за верёвку хвататься и подбираться к вагону ближе, и Астя тоже наматывать верёвку на руку стала. А когда мы уже до окна добрались, то Астя откуда-то достала камешки с дырками посерёдке, верёвки через них продела и нам на шеи повесила, как ордена.
– Это для груза, – говорит, – чтобы вам не взлеталось когда попало.
– А ты, – говорю, – Астя, полетать не хочешь?
И это я зря спросил. Потому что Астя хотела полетать, и пришлось мне всю ночь её на верёвке держать, чтобы она не улетела. Можно было, конечно, верёвку и привязать к чему-то, но мне нравилось смотреть, как она летит в вышине и говорит что-то, и ничего не слышно из того, что она говорит.
А рядом Захар с Демидом встали и тоже наверх смотрели.
– Хорошо летит, – говорит Демид. – Молча почти.
– Да, неплохо, – говорю я. – И ходит она тоже ничего так.
– Ну, это на любителя, – говорит Демид и в небо смотрит. Мы с Захаром и Демидом руки на плечи положили и так все вместе и простояли несколько дней, пока не приехали, а Астя до этого времени всё никак налетаться не могла. А когда вниз спустилась, говорит:
– Ух, ну я и налеталась. Только всё равно мало.
А люди из вагона говорят:
– Вот мы и приехали, а вам ещё чуть дальше, по морю.
Выдали нам первую попавшуюся лодку, и мы по морю поплыли в указанном направлении. А когда высадились, нам сразу говорят:
– Угощайтесь. У нас тут всё морское, особенно водоросли. На водоросли у нас в этом году урожай, – и дают нам с собой целую сумку водорослей, чтобы нам ходить веселее было.
Мы пару метров прошли и на человека наткнулись, который на велосипеде ехал.
– А! – говорит он. – Конкуренты.
– Какие это мы вам конкуренты? – спрашиваем мы. – Мы, наоборот, неконкурентоспособные.
– Ага, рассказывайте. Я, – говорит человек на велосипеде, – путешествую по берегу моря, на этом острове уже пятый круг делаю, а вы хаотично катаетесь туда-сюда, и никто разобрать не может, чего вам от этой жизни надо.
– Какой-то вы, хоть и на велосипеде, а недовольный, – говорит Астя. – А мы, хоть и хаотичные, но порядочные.
– Ну да, – говорит человек на велосипеде. – Вблизи вы ещё ничего так, а издалека совсем ужасными казались. И все про вас говорят, как будто сговорились.
Человек на велосипеде грустный стал, ещё чуть-чуть – и расплачется.
– Давайте вы нас хоть на багажнике покатаете, – говорю я. – Багажник у вас такой добротный. Тогда получится, что мы как будто считаем, что вы главный и даже исполнили мечту нашу – на багажнике покататься.
Человек на велосипеде сначала оживился, Астю пару метров провёз и говорит:
– Нет уж, идите своей дорогой, а то вы багажник мне ещё, чего доброго, погнёте.
Мы с Астей плечами пожали и дальше пошли. А человек на велосипеде догнал нас и говорит:
– Вообще-то я хороший, вы не думайте, – и снова уехал.
А к нам тётенька подбегает, и на ней футболка, на которой мы с Астей нарисованы, но как-то непохоже.
– Кимка! – кричит она. – Астя! Настоящие!
– Можете пощупать, – вежливо говорит Астя, и тётенька щупает, что Астя настоящая, а не какая-нибудь поддельная.
– Здравствуйте! – говорит она. – Добро пожаловать! Чувствуйте себя как дома!
– А мы везде так, – говорю я ей.
– Я знаю, – говорит тётенька. – У нас про Кимку и Астю, про вас то есть, мультик сняли, и теперь про вас все знают, даже дедушки, и бабушки, и некоторые дети. Но на самом деле мультик взрослый получился, потому что для детей там всё слишком глубоко. Очень уж вы, Кимка и Астя, непростые люди.
– Да самые мы обыкновенные, – говорю я.
Тётенька закрывает глаза и кричит радостно:
– Обыкновенные из обыкновенных!!! – и объясняет: – Так у нас в мультике говорят. Хотя что это я вам рассказываю всё это. Давайте лучше я вам мультик покажу, тут у меня и телевизор неподалёку.
– Нам нельзя, – говорю, – мультик, потому что мы нетелевизионные.
– А ещё фильм есть, – говорит тётенька.
– И фильм, – говорит Астя.
– Ну тогда ничего не остаётся делать, – грустно говорит тётенька, – как отдать вам билет на спектакль сегодняшний, как раз про вас, премьера. А вы на одном сидении вдвоём поместитесь, вы худенькие совсем.
Мы билет взяли и спасибо сказали.
– Какие-то вы тихие, – говорит тётенька. – Может, это и не вы вовсе, а я тут билетами раскидываюсь такими драгоценными. Но вообще-то похожи.
Астя ей язык показала, и она успокоилась тут же.
– Извините, что я вас подозревала, – говорит. – Побегу я всем рассказывать, что вы на премьере будете.
Пока мы шли к театру, спрашивали у людей, как туда пройти, и они нам так радостно отвечали, как будто для того и на улицу выходили, чтобы нас встретить и дорогу показать. А к театру люди стекались – и все в футболках с нашими изображениями.
– Ой, – сказали нам контролёры. – Надо же, какие растрёпанные, как это замечательно!
Мы с Астей на одно сидение уселись и стали ждать.
– Не нравится мне как-то это, – говорю я. – Сидишь, ждёшь, а потом будешь смотреть и смотреть, а тебе будут показывать и показывать.
– Один разок можно, – говорит Астя. – Нам всё-таки билет дали, и на себя смотреть не стыдно.
Тут третий звонок прозвенел, и песенка заиграла с непонятными словами. И на сцену девчонка выбегает, на Астю похожая, а навстречу ей я бегу, тоже похожий очень.
– Кимка! – кричит Астя на сцене. – Я только вчера родилась и всё вырасти за день пыталась, чтобы с тобой пойти куда-нибудь далеко, а ты, я смотрю, так идёшь, как будто никуда далеко идти и не собираешься.
– Вообще-то похоже, – деловито говорю я Асте.
Зрители рядом хлопать начинают и нам говорят с разных сторон:
– А дальше можете и не смотреть, дальше вам неинтересно будет, а нам место одно освободится, мы тут одного зрителя в сумке с собой принесли, потому что билетов не хватило.
Мы с Астей послушались и пошли к выходу.
– Вот бы, – говорит Астя, – выйти не в театр этот, а куда-то ещё, а то в театр мы уже входили, и что там будет, знаем.
– Будет исполнено! – рявкнул наш волшебник, и это прямо со сцены.
– Теперь и выходить как-то боязно, – говорю я. – Мало ли чего он там придумал, куда нас отправить.
А волшебник страдальческим голосом ныть начинает.
– Я, – говорит, – забыл, сколько я вам там желаний должен. Мне всё кажется, что сначала было три, а потом или прибавилось, или нет. Иногда я думаю, что ещё три прибавилось, а когда я так думаю, я забываю, сколько я вам уже исполнил их. И всё, что помню, это что вас зовут Кимка и Астя. Как-то это никуда из головы не выветривается. А знаете ещё, что…
– Пойдём, Астя, – говорю я. – Очень уж у них постановка натуралистичная получилась.
– Что бы мы там ни говорили, не верьте нам, когда мы на сцене! – кричит Астя зрителям. – Я вот беру и устанавливаю такое правило, и даже на сцену мне лезть для этого не надо.
Тут мы вышли из зала – и сразу в наш двор, где мой и Астин день рождения праздновать продолжают.
– Мы уж не помним, сколько вам там, – говорят гости. – Но всё равно с днём рождения!
А Демид уже во главе стола сидит и нам рукой машет, потому что, оказывается, у него тоже в этот день день рождения, и слева от него Захар, а справа тоже мальчик какого-то нашего возраста. Светловолосый такой, улыбается.
А гости говорят так недовольно:
– Что же, раз вы пришли, хотя давно не приходили уже, то нам подарки дарить вам придётся? – и кружки за спину прячут. – Нам тогда пить не из чего будет, поэтому дарим вам свою доброту и признательность, а тебе, Кимка, парашют.
– Это ничего, что парашют, – говорю я. – Нам его с Астей на двоих хватит.
– Сейчас, – говорят гости, – ещё просветлённые явятся, только они не едят никогда ничего, а с прошлого года ещё и молчат, только улыбаются иногда.
Мы с Астей, пока гости сами шумели, по площадке прошлись. И, пока всякие просветлённые в мире появлялись, человечество в космос выходило и всякие случались прочие прорывы, тут ничего не поменялось, не выросло, кроме деревьев разве что.
– Как-то похоже, – говорю я Асте, – на то, что раньше было.
