Гекльберри и Том, онемев и вытаращив глаза, слушали, как бессердечный лжец спокойно излагает свои измышления. Оба ждали, что на голову его вот-вот падет с чистого неба гром Господень, и гадали только, отчего эта кара так сильно задерживается. Когда же Индеец закончил, оставшись целым и невредимым, робкий порыв нарушить данную ими клятву и спасти несчастного, введенного в заблуждение пленника, увял и уничтожился, ибо мальчики со всей ясностью поняли, что Индеец продал душу Сатане, а попытки потягаться с обладателем силы, столь необъятной, могли привести лишь к последствиям самым роковым.
- Чего же ты не сбежал? Зачем сюда-то вернулся? - спросил кто-то.
- Не мог я… не мог, братцы, - простонал Поттер. - И хотел удрать, да ноги сами сюда привели.
И он зарыдал с новой силой.
Несколько минут спустя началось официальное дознание и Индеец Джо, присягнув, с прежним спокойствием повторил свой рассказ, и мальчики, так никаких громов и не дождавшиеся, окончательно уверились в том, что Джо запродался дьяволу. В итоге, Индеец обратился для них в самое интересное и зловещее существо, какое они когда-нибудь видели, мальчики вглядывались в него, как завороженные, и оторваться не могли. Про себя они решили следить за ним по ночам, когда им будет выпадать такая возможность, - а ну как удастся хоть краем глаза увидеть его устрашающего хозяина.
Индеец Джо помог поднять тело убитого и перенести его в повозку, при этом в дрогнувшей от ужаса толпе зашептали, что из раны выступило немного крови! Мальчики понадеялись было, что это счастливое обстоятельство направит всеобщие подозрения в правильную сторону, однако и тут их ждало разочарование, ибо далеко не один житель городка повторил:
- Так ведь до Мэффа Поттера от трупа всего фута три было.
Целую неделю после этого сон Тома нарушался и страшной тайной, и угрызениями совести, и как-то за завтраком Сид заявил:
- Из-за тебя, Том, я сегодня полночи заснуть не мог, все ты вертелся да во сне разговаривал.
Том побледнел и потупился.
- Это дурной знак, - сразу посерьезнев, сказала тетя Полли. - Что тебя мучает, Том?
- Да ничего. Я и сам не знаю.
Однако рука Тома задрожала так, что он расплескал кофе.
- И несешь ты какую-то ерунду, - продолжал Сид. - Прошлой ночью сказал вдруг: "Это кровь, это кровь, вот что это такое!" Много раз повторил. А потом: "Не мучайте меня так - я во всем признаюсь!" А в чем признаешься-то? А?
Перед глазами Тома все поплыло. Трудно даже представить, чем бы мог закончиться этот разговор, однако, на счастье Тома, озабоченное выражение сошло с лица тети Полли и она, сама того не ведая, спасла его, сказав:
- А! Это все то страшное убийство. Оно и мне каждую ночь снится. Иногда я даже вижу во сне, что я-то его и совершила.
Мэри сказала, что убийство и на нее подействовало подобным же образом. Сида услышанное, похоже, удовлетворило. Том постарался убраться из столовой под первым же благовидным предлогом и после целую неделю жаловался на зубную боль и стягивал себе на ночь челюсти тряпицей. Он так никогда и не узнал, что по ночам Сид наблюдал за ним и не раз сдвигал повязку и долгое время вслушивался, приподнявшись на локте, в лепет Тома, а после возвращал повязку на прежнее место. Постепенно растревоженный разум Тома успокоился, а зубная боль надоела ему и получила отставку. Если Сиду и удалось вывести что-либо из бессвязного бормотания Тома, выводы эти он держал при себе.
Товарищи по школе увлеклись в это время судебными дознаниями причин, по которым издыхала та или иная из находимых ими кошек, и Тому казалось, что это никогда Том никогда не набивался на таких дознаниях в коронеры, хотя прежде норовил играть во всех детских затеях самую видную роль; он даже свидетелем ни разу не выступил, отметил Сид, что также было странно; не миновало внимания Сида и то обстоятельство, что Том относился к этим расследованиям с явным отвращением и старался, как только мог, уклониться от участия в них. Сид дивился, но молчал. Впрочем, в конце концов, дознания вышли из моды и перестали терзать совесть Тома.
В это печальное время Том каждые день-два приходил, улучив время, к зарешеченному окошку маленькой городской тюрьмы и передавал сквозь него "убийце" утешительные подношения - любые, какими ему удавалось разжиться. Тюрьмой городку служила жалкая кирпичная лачуга, стоявшая на окраинном болоте, держать у нее охрану городок позволить себе не мог - да и то сказать, большую часть времени она пустовала. Подношения же эти очень и очень помогали Тому утихомиривать его назойливую совесть.
У жителей городка прямо-таки руки чесались вывалять Индейца Джо в смоле и перьях и прокатить на шесте - в наказание за то, что он вытащил из могилы покойника, - однако Индеец наводил на всех такой страх, что никого, пожелавшего возглавить это предприятие, не сыскалось, и от мысли, действительно очень дельной, пришлось отказаться. Показания свои Джо оба раза начинал прямо с драки, опуская предварившее ее разорение могилы, и потому всем представлялось разумным не доводить пока это дело до суда общества.
Глава XII
Кот и "Болеутолитель"
Одна из причин, по которым Том отвлекся от своих тайных горестей, состояла в том, что у него появилась еще одна, более тяжкая. Бекки Тэтчер перестала ходить в школу. Несколько дней Том пытался, призывая на помощь всю свою гордость, махнуть на девочку рукой - не получилось. И скоро он уже слонялся ночами у дома ее отца, чувствуя себя совершенно несчастным. Бекки болела. А что если она умрет? Мысль эта мутила рассудок Тома. Сражения больше не привлекали его, не привлекало даже пиратство. Обаяние жизни развеялось, оставив взамен себя безнадежность. Том забросил обруч, а с ним и погонялку, ибо никакой радости они ему уже не доставляли. Тетушка его встревожилась. И принялась испытывать на Томе самые разные панацеи. Она принадлежала к числу людей, свято веривших в патентованные лекарства и новомодные средства укрепления и поправки здоровья, и очень любила проверять оные. Всякий раз, как появлялось нечто новое по этой части, ее охватывало лихорадочное, нетерпеливое желание попробовать его - не на себе, ибо она вообще никогда не болела, но на первом, кто подвернется под руку. Она подписывалась на все "оздоровительные" журналы и сочиняемые мошенниками френологические брошюрки, - важное невежество, их наполнявшее, было как дыхание духа жизни в ноздрях ее. Все их бредни касательно проветривания помещения, того, как следует ложиться спать и как вставать, что надлежит есть и что пить, сколько шагов проходить в день, в каком пребывать настроении и какую одежду носить, принимались ею, как святое писание, - она и не замечала никогда, что все наставления, даваемые ими в одном месяце, привычно опровергаются ими же в следующем. Женщиной она была на редкость простодушной, бесхитростной, отчего и обратилась в легкую добычу этих изданий. Она собирала шарлатанские журналы и снадобья, взгромождалась, во всеоружии смерти, на бледного, метафорически выражаясь, коня и ад следовал за нею. Тете Полли и в голову никогда не приходило, что ее страждущие ближние вовсе не усматривали в ней ангела-целителя и бальзам из Галаада.
Как раз в то время вошло в моду водолечение, и жалкое состояние Тома оказалось для тети Полли даром небес. Каждое утро, на рассвете, она отводила его в дровяной сарай и обрушивала на беднягу потоки ледяной воды, а затем растирала, чтобы привести мальчика в чувство, кусачим, как наждак, полотенцем, оборачивала в сырую простыню и укладывала под одеяла, дабы он пропотел от души - Том и потел, пока у него, как он выражался, "желтые пятна этой самой души через поры наружу не вылезали".
Но, несмотря на ее усилия, Том впадал во все большую меланхолию, становился все более бледным и удрученным. Тетя добавила к описанной процедуре горячие ванны, ванны сидячие, стояние под душем и полное погружение в воду. Мальчик остался мрачным, как катафалк. Тетушка призвала на помощь водным процедурам диету из жидкой овсяной каши и пластыри от нарывов. А кроме того, прикинув вместительность Тома, принялась что ни день дополна заливать его, точно кувшин, всевозможными шарлатанскими снадобьям.
В конечном итоге, Том проникся ко всем этим мучениям совершенным безразличием. И это наполнило душу старушки испугом. Безразличие надлежало сломить любой ценой. Тут-то она и прослышала о новейшем "Болеутолителе". И незамедлительно заказала большую его партию. Старушка испытала новинку на себе, и испуг сменился в ее душе восторгом. То был жидкий огонь, не больше и не меньше. Тетя Полли отказалась от водолечения и всем сердцем уверовала в "Болеутолитель". Скормив Тому чайную ложку этого зелья, она с величайшей тревогой стала ожидать результата. И все ее страхи вмиг улетучились, а душу овеял покой, ибо "безразличие" было сломлено. Более бурного и живого отношения к новому средству она не добилась бы, даже усадив Тома на костер.
Да он и сам почувствовал, что пора ему выходить из спячки: жизнь подобного рода, может, и выглядела - при сокрушенном его настроении, - вполне романтичной, однако в ней было слишком мало пищи для чувства и слишком много удручающего разнообразия. Том стал обдумывать планы спасения и вскоре придумал один: надо притвориться, что он всей душой полюбил "Болеутолитель". Он принялся выпрашивать его у тетушки так часто, что просьбы эти обратились для нее в истинную докуку и, в конце концов, она сказала Тому, чтобы он принимал это снадобье сам, а ее оставил в покое. Окажись на его месте Сид, она лишь обрадовалась бы и ничего дурного не заподозрила, но, поскольку дело касалось Тома, старушка стала тайком приглядывать за бутылочкой с лекарством. Вскоре она обнаружила, что его становится все меньше - ей, конечно, и в голову не пришло, что мальчик испытывает целительные свойства "Болеутолителя" на щели в полу гостиной.
Как-то раз Том совсем уж было собрался попотчевать эту щель очередной дозой лекарства, но тут в гостиную вступил тетушкин желтый кот. Он устремил на чайную ложку с лекарством алчный взгляд и замурлыкал, умоляя угостить и его. Том сказал:
- Ты бы не просил, Питер, если тебе и вправду не хочется.
Питер дал ему понять, что хочется, да еще как.
- Ты уверен?
Питер подтвердил: уверен.
- Ну, раз ты так просишь, я тебя угощу, конечно, - я добрый, однако, если угощение тебе не понравится, пеняй на себя.
Питер согласился и на это, и Том, раскрыв ему пасть, вылил в нее ложку "Болеутолителя". Питер взвился на пару ярдов в воздух, издал боевой клич и понесся кругами по комнате, налетая на мебель, свергая с нее цветочные горшки и приводя гостиную в состояние общей разрухи. Затем он встал на задние лапы и в неистовой радости заплясал, склонив голову на плечо и подвывая от невыносимого счастья. А после помчал по дому, сея на своем пути хаос и разрушение. Тетя Полли вошла в гостиную как раз вовремя для того, чтобы увидеть, как кот, произведя несколько двойных сальто, в последний раз грянул могучее "ура" и вылетел в открытое окно, увлекая за собою остатки цветочных горшков. Старушка ошеломленно замерла, глядя поверх очков; Том лежал на полу, изнемогая от хохота.
- Что это нашло на кота, Том?
- Не знаю, тетя, - выдохнул мальчик.
- Никогда его таким не видела. В чем тут причина?
- Я и вправду не знаю, тетя Полли; коты всегда ведут себя так, если их что-то радует.
- Ах вот оно что?
Нечто в ее тоне заставило Тома насторожиться.
- Да, мэм. То есть, я так думаю.
- Ты думаешь?
Старушка наклонилась поближе к полу, Том наблюдал за ней с интересом и тревогой. Смысл этого движения тетушки он понял слишком поздно. Из-под подзора кровати предательски торчала ручка чайной ложки. Тетя Полли взяла ее, поднесла к глазам. Том дрогнул и потупился. Тетя Полли подняла его с полу за привычный прихват - за ухо - и звучно стукнула наперстком по маковке.
- Ну-с, сэр, почему вы так обошлись с бедной, бессловесной тварью?
- Из жалости к ней - у нее же нет тети.
- Ах у нее тети нет! - вздорный ты мальчишка. При чем тут тетя, хотела бы я знать?
- Да при всем. Если бы у кота была тетя, так она сама бы ему все нутро пропекла. Зажарила бы его кишки, не посмотрела бы, что он кот, а не человек!
И тетю Полли вдруг уязвило раскаяние. Она увидела происшедшее в новом свете - то, что было жестоким по отношению к коту, могло быть жестоким и по отношению к мальчику. Сердце ее смягчилось, в него прокралось сожаление. Глаза старушки увлажнились, она положила на голову Тома ладонь и мягко произнесла:
- Я ведь хотела тебе только добра, Том. И, Том, тебе же это пошло на пользу.
Том взглянул ей в лицо глазами, в которых теплилась за серьезностью едва приметная искорка веселья.
- Я знаю, что вы хотели мне добра, тетенька, - как и я Питеру. И ему это тоже пошло на пользу. Я и не видел, чтобы он так скакал, с тех пор, как…
- Ох, ну хватит, Том, не то ты меня снова рассердишь. Попробуй для разнообразия побыть сегодня хорошим мальчиком, а лекарство можешь больше не принимать.
В школу Том пришел задолго до начала уроков. Многими уже было отмечено, что в последнее время за ним водится эта странность. И, что также стало обычным в последние дни, застрял - вместо того, чтобы играть во дворе с товарищами, - у ворот. Он сказал им, что болен, да больным и выглядел. Том делал вид, будто поглядывает и туда, и сюда, но поглядывал все больше на дорогу. Вот на ней показался Джефф Тэтчер и лицо Тома озарилось надеждой - недолгой, впрочем, скоро он опять поскучнел. Когда Джефф вошел во двор, Том заговорил с ним, осторожно подбрасывая ему те или иные возможности рассказать что-нибудь о Бекки, однако пустоголовый Джефф ни на одну его приманку не клюнул. Том ждал, ждал, надежда вспыхивала в нем всякий раз, что вдали появлялось колеблемое ветерком платьице, однако стоило платьицу приблизиться, и на смену надежде приходила ненависть к его обладательнице, в который раз не той. В конце концов, платьица появляться перестали, и на Тома напала хандра. Он вошел в пустое еще здание школы и сел, приготовившись к полному страданий дню. Но тут в воротах мелькнуло еще одно платье, и сердце Тома словно подпрыгнуло. В следующий миг он уже носился по двору, беснуясь, точно индеец: вопил, хохотал, гонялся за мальчиками, перепрыгивал, рискуя конечностями и жизнью, через забор, ходил колесом и стоял на голове - в общем, совершал все героические деяния, какие только мог придумать, и то и дело поглядывал украдкой на Бекки Тэтчер, дабы понять, замечает ли она их. Но девочка, похоже, их не замечала, и даже ни разу не посмотрела в его сторону. Возможно ли, чтобы она не сознавала его присутствия во дворе? Том перенес арену своих подвигов поближе к ней; он кружил вокруг Бекки испуская боевые клики, сорвал с одного мальчика шляпу и забросил ее на крышу, проскочил сквозь стайку мальчишек, разбросав их в разные стороны, и наконец, упал, перед Бекки на землю, распластавшись и едва не сбив ее с ног, - и она отвернулась, и вздернула носик повыше, и внятно произнесла:
- Пф! Некоторые воображают о себе, что они очень умные - вот и выставляются всем на показ!
Щеки Тома вспыхнули. Он встал и поплелся прочь от Бекки - раздавленный и уничтоженный.
Глава XIII
Пиратская ватага поднимает паруса
Том решился, раз и навсегда. Мрак и отчаяние поселились в душе его. Все отвернулись от него, он одинок, никто его не любит; вот когда все узнают, на что они его толкнули, им, может, и станет стыдно; он так старался быть хорошим, старался им всем угодить, да только они ему не позволили, ну и ладно, раз они спят и видят, как бы убрать его с глаз долой, пусть так и будет; и пусть они свалят вину за все последствия на него - чего же еще от них и ждать? Да, они, наконец, довели его до последнего края и теперь он встанет на путь преступлений. Иного выбора ему не оставили.
К этому времени Том уже добрался почти до конца Луговой улицы, и удары школьного колокола, сзывавшего учеников на урок, отдались в его ушах лишь легким треньканьем. Том заплакал, подумав, что никогда, никогда больше не услышит этих ударов, - как грустно, как тяжело, но ведь его же насильно вытолкали в холодный, пустой мир, и ему остается лишь подчиниться - и простить их всех. От этой мысли рыдания Тома и участились, и усилились.
Тут-то и ему и повстречался душевный друг Джо Харпер - глаза у друга были на мокром месте, а сердцем явно владела одна только цель, великая и мрачная. Ясно, что это была встреча "двух душ, охваченных мыслью единой". Том вытер рукавом глаза и залепетал слова о том, что он решил бежать от тягот домашней жизни, в которой не встречает никакого сочувствия, уйти в огромный мир, и даже в другие страны и больше сюда не возвращаться, - закончил же он выражением надежды на то, что Джо никогда его не забудет.
И сразу же выяснилось, что Джо как раз собирался попросить о том же Тома, что для того-то он друга и искал. Мать высекла его за якобы выпитые им сливки, которых он не только не трогал, но даже и в глаза не видел; дело ясное, он надоел ей, мать хочет избавиться от него, ладно, пускай, он исполнит ее желание, и надеется только, что она будет счастлива и никогда не пожалеет о том, что изгнала несчастного мальчика в бесчувственный мир, на страдания и верную смерть.
Некоторое время друзья шли бок о бок, делясь своими печалями, а затем остановились и заключили новый договор: всегда стоять друг за друга, быть братьями и не расставаться, пока смерть не избавит их от скорбей этой жизни. После чего каждый изложил свой план. Джо склонялся к мысли податься в отшельники - поселиться в какой-нибудь укромной пещере, питаться сухими корками и со временем помереть от холода, лишений и горя; однако, выслушав Тома, признал, что жизнь преступника обладает очевидными преимуществами, и согласился уйти вместе с ним в пираты.