припомнил Ромка, вдруг задрал рубаху - на его боку краснела, смазанная йодом, обширная, от плеча до бедра, ссадина. - Это от дерева. Я мамке сказал, что с обрыва сорвался. Поверила, но все равно отмутузила полотенцем!.. Как коршун добил меня, так потерял сознание и потом очнулся дома, в постели, у мамки под мышкой. Она, оказывается, ждала меня в моей кровати, и начала, и начала!..
- Вот те раз! - удивилась Люба. - Выходит, что в сказке мы не могли умереть! Смерть там означает жизнь тут!
- Возвращение к этой жизни! Ну и молодец, Кошупол Корбероз! Очень мудро придумал! А то разве справедливо было бы погибнуть в сказке?
- Но боязнь смерти была настоящей! И опасности были настоящие! И Пи-эр сгорел по-настоящему!
- Пи-эр сгорел?
- Да! Ой, что с нами было после Шарнирного Бора!
Они бы говорили еще и еще, но их опять, уже сердитее, позвала тётя Вера, и, чтобы не вызывать подозрений и нового гнева, ребята вошли в дом и уселись за стол, тем более что аппетит нагуляли волчий. Ромка ёрзал-ёрзал от какого-то нетерпения, потом не выдержал и, жестом попросив друзей сойтись к миске головами, сказал:
- Я, конечно, подло поступил, что сломал крыло Ду-ю-ду, и прошу за это прощения, но и вы должны сказать мне спасибо за это сломанное крыло, иначе бы вам нечего было делать в сказке и вы бы не совершили такого интересного путешествия.
Это заявление было таким нахально-неожиданным, что ребята не сразу нашлись что ответить, а лишь прошептали "ч-ш-ш!", но в их сердцах уже поселилось лёгкое разочарование. Они надеялись, что сказка проучила Ромку раз и навсегда, что она пошатнула и расставила по надлежащим местам его зыбкие представления о добре и зле и что теперь он стал совершенно другим человеком, однако все, как видно, получилась сложней. Вася вдруг понял, что по-настоящему подл не тот, кто просто поступает подло, но тот, кто, поступая подло, думает, что совершает благодеяние. Семена подлости, неизвестно откуда попавшие в Ромкину натуру, пустили в ней, похоже, такие мощные корни, что даже сам осознавая это, он старается все же в своей подлости отыскать крупицы и зерна порядочности и пользы.
И ребятам подумалось, что им придётся еще много повозиться с другом, прежде чем он станет настоящим другом, и новыми глазами они глянули на него, глазами скульптора на кусок глины.
Ну что ж, они повозятся, тем более что в сказке они получили мощную подзарядку всех своих сил, тех самых, которые учитывает волшебный камень, когда перелетает реку. И если уж этих сил хватило, чтобы разбудить в мёртвом камне живую птицу, то их хватит и для того, чтобы в отпетом разгильдяе и лоботрясе пробудить светлую душу.
Глава двадцать четвертая
КЛУБ СКАЗОЧНИКОВ
Вскоре, через несколько дней после возвращения домой, Любе пришла в голову мысль, что поскольку все, кто совершил сказочное путешествие, остались живы, даже Ромка, вернувшийся в сущности с того света, то почему бы не ожить и не вернуться Пи-эру? Правда, в отличие от Ромки, который просто умер, но тело его осталось целым, Пи-эр лишился тела, оно обратилось в прах, осталось лишь философское понятие, так что нечему, собственно, было возвращаться. Но для сказочных возможностей это не казалось препятствием, дело скорее всего могло сводиться к срокам оживления: Ромка - раньше, Пи-эр - позже. И каждое утро девочка с трепетом высовывалась из окна и смотрела на кадку с дождевой водой - не лежит ли поверх ею милое косоглазое существо. Она даже время от времени щупала пи-эровскую золу, которую сохранила в корзинке и надёжно припрятала в сенях, - не теплеет ли она, предвещая счастливое превращение, но та была бездушно холодна, со свинцово-тяжёлыми бляшками спёкшихся Раскалённых Паутов.
Но время шло, Пи-эр не возрождался. Прошло лето, миновала осень. Дождевую кадушку отец опрокинул, подсушил и укатил в сарай. Вместе с кадушкой укатилась и Любина затаённая надежда, которой она не делилась даже с Васей.
А у Васи в это время роились в голове свои мысли об их путешествии, и мыслил он шире и глубже, как и положено командиру. Брожение ума началось с пистолета. Мальчик накопил уже с полпортфеля патронов, а пистолет все неустанно продолжал "плодоносить". И что поразительно, Вася не сделал ни единого выстрела, хоть и подмывало его сбегать в лес и погрохотать вволю, но ему казалось почти кощунством тратить волшебство на свои прихоти. Да и пистолет он, проявляя железную выдержку, никому не показывал, даже младшим братишкам, хотя отлично понимал, как бы осчастливил их, позволив лишь прикоснуться к оружию. Но внутренний голос словно повелевал: "Нельзя!.. Ни-ни!.." Лишь на одну дерзость решился Вася: он вынул пыж, сотканный из непонятно какого материала, и высыпал на ладонь дробь. Она была мельче самой мелкой, с какой мальчик сталкивался на охоте, - прямо свинцовое просо. Если бы дать ей номер, то он был бы, наверно, одиннадцатый или двенадцатый. И дробовинок было несчётно; значит, не случайно они отбились от полчищ Раскалённых Паутов. Так же бережно Вася запечатал патрон.
И Люба маялась с волшебным кувшином, как жулик с украденной вещью, то и дело перепрятывая его, чтобы мать ненароком не наткнулась и не вышло бы из этого какого-либо конфуза или неприятности. Бедная девочка не посмела даже угостить волшебным чаем своих домочадцев из опасения, что тогда придётся рассказать, откуда взялся кувшин, а значит, и рассказать все, а это, считала она, было недопустимым. Лишь однажды вечером, сойдясь у огородной межи и затаившись в пышной картофельной ботве, Люба с Васей попили чудесного чая, да и то не ради самого чая, а просто хотели узнать, не утратил ли сосуд своей волшебной способности. Не утратил. Надо сказать, что кувшин знал толк в заварке, в ней чувствовалась мята, зверобой и еще что-то несусветно вкусное, так что остатки чая Вася слил в ковш и отнёс своим "козлятам", которые разодрались из-за лишнего глотка. И все, опять секрет и подполье. А почему, собственно, они хранят про себя, делают тайну из своего путешествии? Кто велел им молчать? Никто! Может быть, именно для того они и оказались избранными, чтобы поделиться переживаниями с другими? Ведь всех враз не впустишь, наверно, в сказку! Так почему бы не собрать круг сверстников, не поведать им о приключениях, не попить чайку из диковинного кувшина и не жахнуть разок-другой из пистолета?
Да нипочему! Так и надо сделать!
Вася, сам чувствуя себя счастливейшим человеком, вдруг уверенно подумал, что и всякий, кто так или иначе соприкоснётся с живой сказкой, через которую они с Любой прошли, неизбежно станет счастливым тоже.
Эта уверенность подхлестнула мальчика. Надо организовать "Клуб-сказку"! Такое название вспыхнуло сразу, и других вариантов не возникло. Кружок мыслителей, созданный Пи-эром, продолжал действовать! Кто хоть раз вкусил блаженство от рождения свежей мысли, тот обречён на мыслетворчество, тому дух поиска и открытий нового уже не даст покоя.
Вася поделился своими соображениями с Любой, и та охотно приняла их. Потом мальчик нашёл тех двух пацанов, которые в прошлом году ходили в сказку, поговорил с ними, и они, чуть покривлявшись для солидности, дали согласие, тут же наперебой начав рассказывать, как им было велено среди ночи спуститься в заброшенный колодец за селом, в котором была вода и из которого их выловили огромным ведром дети великанов. Хоть ему было интересно, но Вася прервал их, сказав, что обо всем этом у них еще будет время рассказать на заседании "Клуба-сказки".
Дальше встал вопрос: где собираться?
Самый очевидный ответ, что собираться можно поочерёдно в домах членов кружка, пришлось отмести из-за неизбежных осложнений с родными, которые, конечно же, затерзают вопросами и не дадут сосредоточиться. Школы своей в Чаре не было, детей возили за десять километров в районный центр, но был клуб с кинозалом и библиотекой. К библиотекарю-то, Ларисе Ивановне, рыжей молодой девице в очках с тонкой золотистой оправой, и явился одним сентябрьским вечером Вася, явился с пистолетом, для большей убедительности своих слов. Нелишне отметить, что Вася был на хорошем счёту у Ларисы Ивановны, и она внимательно выслушала его, тем более что в помещении не было ни души, а мальчик, развивая идею клуба, поигрывал пистолетом и даже показал созревающий патрон и заставил пощупать его, чтобы увериться, что он тёплый. Следует пояснить, что у библиотекаря был обширный план работы с читателями, с детьми в том числе, и план этот горел из года в год по всем пунктам, за что самой Ларисе Ивановне нагорало от начальства, поэтому она очень обрадовалась Васиному предложению, воскликнув: "На ловца и зверь бежит!". Её, сказать по правде, несколько смущало сомнительно-странное содержание будущей работы клуба. Если бы ребята взялись изучать жизнь и творчество мировых писателей-сказочников, то это было бы понятно, хотя и не совсем обычно для глубинки, а то они собирались рассказывать друг другу свои сказки и похождения. От этого веяло сумасбродством, но кто знает, на что способны дети. Во всяком случае, лиха беда начало, а дальше она, взрослая и умная воспитательница, подправит ребячьи заскоки и свернёт их на накатанный путь. Поэтому Лариса Ивановна с радостью разрешила ребятам собираться раз в неделю в служебной комнате библиотеки и тотчас включила эту затею в свой план, рассчитывая одним этим пунктом перекрыть весь десяток прочих, замшелых и опостылевших до тошноты пунктов, а может быть, наоборот, загремит она в тартарары с этим пунктом и - прощай, библиотекарство! - если оценят ею жест как антипедагогический или, что еще хуже, идейно ущербный.
Но вызов судьбе был брошен.
Пока организовывались, набралось восемь человек: трое, с Ромкой, разумеется, "земленырцев", как себя назвали ребята, двое - из колодца, "колодезников", да трое тех, кого помогла выявить Лариса Ивановна, которым в будущем году исполняется "ЧД минус два", то есть кому выпадет шанс спутешествовать ТУДА, а потом, проявив сверхчутьё, на огонёк забрели еще трое, и таким образом костяк "Клуба-сказки" составился из одиннадцати членов, то есть опять же "ЧД минус два", что было весьма примечательно и воодушевляюще, ибо сулило успех.
Председателем, по предложению Любы, выбрали Васю, секретарём, по предложению Васи, - Любу.
И работа пошла.
Первое заседание Вася открыл показом сказочных сувениров, кувшина и пистолета. Вот когда пришлось горько посожалеть о том, что не удалось заполучить ни барбита, ни тибраба! Вася спросил и у "колодезников", нет ли и у них вещественных доказательств пребывания в сказочной стране. "Колодезники" были интересными ребятами, интересными по чисто внешним данным.
Во-первых, они были схожи лицом, как братья, хотя никаким родством между ними и не пахло. Во-вторых, они походили друг на друга фигурами - оба рослые и тощие, один, правда, чуть поплотнее. И в-третьих, их обоих звали Костями, так что клубники некоторое, время путались, а потом Вася, чтобы упростить общение, предложил одного из них, что поплечистее, звать Костя-Кость, а второго - Костя-Гвоздь, что было принято с весёлым одобрением как самими Костями, так и аудиторией. И вот оба Кости ответили, что нет, они не догадались ничего прихватить, а если бы даже и догадались, то все равно ничего бы из этого не вышло, потому что великаньи сувениры им не под силу.
- Не пуговицу же, - заключил Костя-Кость.
- А почему бы и не пуговицу? - задумчиво возразил председатель. - По пуговице можно представить костюм, по костюму - людей, по людям - дома, по домам - город, по городу - страну. Так что пуговица - большая ценность! Даже если бы вы занозу в пальце принесли, было бы хорошо! Вы бы знали, что она - ОТТУДА! А мы бы ею в стеклянную баночку да под крышечку и, пожалуйста, - экспонат! Со временем мы бы создали музей!
- Если бы у меня была заноза, я бы свой палец за деньги показывал! - сказал Костя-Гвоздь. - Вот, мол, сказочная заноза - гони пятак!
- А если бы не на пальце заноза, а ниже, откуда хвост растет? - спросил Ромка.
- Тогда - рубль! - не растерялся Костя-Гвоздь.
Все засмеялись, а Люба тихо заметила:
- Твой палец и без занозы можно показывать как диковинку - он же был в сказке! И вообще все мы, кто там был, сами по себе целиком годимся в экспонаты, нас можно в музее показывать!
- Правильно, Люба! - подхватил Вася. - Потому что сказка - это не только то, что происходит, но и то, с кем происходит. Например, вот это, - он вынул из кармана складень и коробку спичек, - тоже экспонаты! Они участвовали в наших делах!
Вскочил Ромка и оттопырил ухо.
- Значит, и мой шрам - экспонат?
- Конечно!
- Эх, к этому шраму да еще бы чучело коршуна Унша!
- Почему чучело? Тогда уж лучше бы живого! - развила мысль Люба.
- Ну, живой бы он у меня и пяти минут не пробыл! - мстительно заявил Ромка и аж скрипнул зубами. - Предатель!
- А всего бы лучше - языка взять! - выпалил вдруг Костя-Кость и напряг свои бицепсы.
- Конечно бы! - согласился Вася. - Мы его чуть не взяли, но он выскользнул в последний миг. - Сказал и тут же пожалел о сказанном, потому что, хоть и красиво звучало "взять языка в сказке", но было неверным по существу. Языка берут во вражеском тылу, а сказка, наоборот, желанная и родная территория. А уж к Земленыру все это и подавно не подходило. - А вам советую, - спасительно обратился он к кандидатам, - за год овладеть фотографией и взять с собой фотоаппарат. Не знаю, может, и нельзя, но попробовать надо.
- Ладно, возьмём!
- Сперва камень перекиньте! - вспомнив свой горький опыт, предостерёг Ромка.
- Рома, а ты шибко-то не ершись, тебе особо-то нечем хвастаться! - осадила его Люба.
- Перекинем, не беспокойся!
- Я тоже думал - перекину, да не тут-то было!
- А что могут ваши сувениры? Они не фальшивые?
- Нет, настоящие! Они могут то, что им и положено. - Вася на ощупь проверил спелость патрона, подошёл к окну и, убедившись, что оно смотрит на озеро, выстрелил в открытую форточку. Приятно запахло порохом. - И уверяю вас, что выстрел не холостой! - добавил он, проследив, как по спокойной вечерней воде вдали пробежала и мигом растаяла рябь от дроби. - Далеко бьёт!
Вбежала испуганная Лариса Ивановна, султаном вздыбив рыжую шевелюру, словно вспыхнувшая спичка.
- Ребята, в чем дело?
- Не волнуйтесь, Лариса Ивановна! И привыкайте! Мы иногда будем постреливать, у нас ведь "клуб-сказка", а не пионерский сбор! - стараясь быть беззаботным, пояснил Председатель. - помните у Пушкина?
Пушки с пристани палят,
Кораблю пристать велят.
У нас пушки нет, но есть пистолет. Хотите жахнуть?
- Что ты, Вася! А вы друг друга не того?..
- Ни в коем случае! Мы потомственные охотники! Ну, Лариса Ивановна! Ну, просим вас! - умолял Вася, перезарядив и протягивая пистолет. И все заканючили: - Ну, Лариса Ивановна!
И вот, словно поддавшись гипнозу, против своей воли, библиотекарь взяла пистолет, решительно приблизилась к форточке и, оглянувшись на затихших ребят, выстрелила и вдруг почувствовала странное облегчение, словно в жизни ею произошло нечто такое, чего она давно желала, но что все это почему-то ускользало от неё. Как будто счастье, незримо порхающее над землёй, и ею задело своим крылом.
- Вот и все! Все живы и здоровы! Зато вы прикоснулись к сказке и будете счастливы! - сказал небрежно Вася, сказал именно то, что чувствовала сама Лариса Ивановна, и она, улыбнувшись, уточнила:
- А когда?
- Что когда?
- Когда я буду счастлива?
- Сегодня же! - щедро пообещал мальчик. - Сейчас же!
- Через пять минут! - еще более уточнила Люба.
- Серьёзно? Тогда в таком случае я засекаю время! - И Лариса Ивановна глянула на свои маленькие и тоже какие-то рыжеватенькие - от позолоты, очевидно, часики, - Без пяти девять!
- В девять вы будете визжать от счастья! - предрекла уверенно Люба.
- Как это "визжать"? - удивилась библиотекарь.
- А вот так! - и девочка коротко взвизгнула.
- Неужели? Дай-то бог! Спасибо! - Она еще раз оглядела сияющие ребячьи лица, вернула пистолет и вышла с ощущением счастья в сердце.
Но самое поразительное случилось полминуты спустя, когда Лариса Ивановна, пройдя лабиринтом стеллажей, появилась у своего стола и за стойкой увидела Михаила Петровича, молодого чарского лесника, который в последнее время, даже при летней сверхзанятости, много интересовался журналами и газетами, но еще больше - красивой незамужней библиотекаршей и все порывался что-то сказать, но так и не справлялся с волнением. Одинокий лесник был симпатичен Ларисе Ивановне, и она с тревогой и душевным обмиранием ждала, когда же он преодолеет "звуковой барьер".
На стойке лежали стопка книг и огромная барсучья шапка, а между ними - косматая голова Михаила Петровича. Опершись подбородком о край, - он со щенячьей преданностью смотрел на девушку.
- А-а! Михаил Петрович! - пропела она. - Милости прошу!
- Здравствуйте, Лариса Ивановна! Я вот принёс книжки и одновременно - своё почтение и любовь! - приподняв голову, но не изменив выражения лица, проговорил лесник.
- Очень приятно!
- Вы бы вышли ко мне.
- А что такое?
- Я хочу поговорить с вами.
- О чем? О прочитанном?
- И о прочитанном, и о том, что еще надо бы прочитать! А там вы строгая, как продавщица за прилавком, - пошутил лесник и так глубоко вздохнул, что этот вздох донёс до Ларисы Ивановны весь трепет его души.
В ответ она сама затрепетала и не заметила, как оказалась за барьером, в читальном зале. Михаил Петрович как-то нелепо извивался у стойки - то ли на руках висел, то ли стоял на полусогнутых ногах. Но тут он рухнул на колени и, убедившись, что в зале нет ни души, подполз к библиотекарше.
- Что вы делаете? Встаньте сейчас же! - приказала она.
- Не могу! Именно в таком положении у меня отстоялись нужные мне, как воздух, мысли, и если я встану, мысли смешаются, и я опять ничего путевого не скажу. А мне так надо высказаться по существу!
- Ну, хорошо! Я вас слушаю.
- Милая Лариса Ивановна! Можно, я буду называть вас "милая", а не "дорогая"? Ведь мы не на базаре, а в библиотеке!
- Можно!
- Милая и вместе с тем дорогая Лариса Ивановна! Под вашим руководством я перелопатил такую гору книг и журналов, что мне бы пора уже давно поумнеть! Но боюсь, что я не поумнел ни на грамм.
- Очень жаль! Значит, я плохо руководила! - ответила библиотекарша, косясь на ходики с кукушкой в простенке между окнами, на которых было без трёх минут девять.
- Нет-нет! - горячо запротестовал лесник. - Руководили вы прекрасно. И я умнел, должен признаться! Но насколько я умнел, читая ваши книги, настолько я глупел, думая о вас!
- Обо мне? - игриво удивилась девушка.
- Да, о вас!
- И глупели!