- Логично! Спасибо!
- Ну, счастливо, соседи!
Щука пошла описывать круги, все больше и больше, и вот на самом большом, набрав критическую скорость, она, как ракета, сорвалась по касательной орбиты и канула в неизвестность, откуда и появилась.
- Подходящей попутчицей могла бы быть, умей она жить без воды! - вздохнул Пи-эр.
- Да, славная щучка! - согласилась Люба.
- Я тоже долго не могу без воды, но и на суше временно чувствую себя превосходно. В этом смысле я - амфибия, - рассудил круг.
Люба уловила ноздрями запах укропа и лаврового листа, глянула на кувшин - он булькал. Стоял на сырой траве, метрах в пяти от костра, из пены торчали рыбьи головки с белыми глазами.
- Уха готова! - объявила девочка и добавила тише, только для Васи:
- Ты прав - кувшин волшебный, сам варит!
- Я же говорил! Вот здорово!
- Прошу к столу!
Пи-эр услужливо распластался на земле кверху ручкой и зачмокал, распаляя у присутствующих и без того адский аппетит. Вася отыскал на берегу берёзовый коротыш, привычно снял с него ножом большой шмат бересты, вырезал из него три круглых блина, согнул их воронками и защемил складки раздвоенными концами прутиков - получились отличные ложки. Земленыр разыскал в кустах лопухи, и три листа стали тарелками, на которые Люба и разложила поровну рыбу, а хлебать принялись из общего. Уха удалась на славу, в ней было все необходимое, даже картошка. И Люба рассудила, что кувшин варит, наверное, не что попало, не что взбредёт на ум владельцу, а лишь то, для чего есть исходный продукт. Значит, круглый лодырь, который не умеет и не может для себя палец о палец ударить, помрёт с голоду даже с этим кувшином-полусамоваром, для которого сперва нужно что-то добыть, а уж потом он сварит.
"Что ж, - подумала Люба, - в этом есть, пожалуй, высокая мудрость: даже чудеса ограничиваются во всемогуществе, чтобы человек не разбаловался и не разленился окончательно. Очень мудро!"
Что в ухе главное? Рыба! Рыба есть, остальное, побочное, кувшин, значит, вырабатывает сам. Впрочем, это предположение предстояло ещё проверить.
Ели торопливо, подгоняемые Земленыром, который, сев лицом к Нож-Реке, не спускал с неё глаз, следя за плывущими предметами, и два раза вскрикивал: "Все! Остановилась!", но ошибался.
Люба наелась быстро. Швырнула пару ложек юшки, обобрала губами одну рыбинку - и сыта. И стала с удовольствием наблюдать, как едят мужики. А Вася с Земленыром насыщались страстно, самозабвенно.
- Люба, последи за рекой, коли ты насытилась, - сказал дед.
- Ладно, не волнуйся!
Какое-то время она следила за течением, потом отвлеклась: прибирая ложку в корзинку, Люба наткнулась на голубую медаль и принялась рассматривать её. На лицевой стороне было лишь одно слово "ЗА", а за что - неизвестно, ни многоточия, ни чёрточки не было, даже никакого намекающего рисуночка. Голая плоскость и - "ЗА". Или в королевстве и без уточнений было известно, за что именно даётся такая медаль, или медаль выпустили на всякий случай, на такой, например: надо обязательно награждать, а награждать не за что - вот и выдают медаль "ЗА", мол, отвяжись, худая жизнь. На реверсе, то есть за обратной стороне, курчавились, цепляясь одна за другую, три буквы - КБР.
- К, Б, Р, - тихо проговорила девочка, повторила ещё раз и вздрогнула - что-то очень знакомое, какое то близкое имя пульсировало в этих трёх буквах, означавших, разумеется, всего лишь Королевство Берёзовых Рощ. И Люба лихорадочно, как в бреду, начала подбирать промежуточные гласные и нашёптывать возникающие слова: КОБУРА, КОБРА, КАБАРГА, КАРБЮРАТОР, КАБАРЕ и вдруг возникло, выскочило то слово, чьё биение она ощущала - КОРБЕРОЗ.
- Что ты сказала? - насторожился Земленыр.
- Ничего, это я так! - смутилась и отмахнулась Люба, про себя, однако тростя. "Корбероз, Корбероз, Корбероз!" Это же имя фокусника, который отправил их в сказочную страну. Какое отношение фокусник Корбероз имеет к Королевству Берёзовых Рощ… Над этим Люба не стала размышлять, она сразу же, чутьём, поняла, что имеет. Она пристальней всмотрелась в профиль Земленыра и отметила, что большим лобным выступом дед очень походил на Корбероза. Как и почему? Эти вопросы опять же до поры до времени не интересовали девочку. Она просто набиралась впечатлений для более глубоких обобщений, как и положено члену кружка мыслителей. А пока лишь факты. При этом Люба постоянно помнила, что у Земленыра был младший брат, улетевший в небо, а Корбероз всегда спускался с неба. Словом, Любино воображение разыгралось не на шутку, и она радовалась этому тихой тайной радостью.
Заметив, что Вася сливает в свою ложку густой осадок ухи, Люба вскочила и сказала:
- Перейдём к чаю!
- Некогда! - отрезал Земленыр.
- Ой, дедушка! Без чая еда не еда! - хныкнула Люба, жаждавшая не столько чая, сколько новой проверки возможностей кувшина. - Хоть по глотку! Это очень полезно!
- Знаю! Я сам люблю чай! Это идеальный стариковский напиток, прочищает кишки и мозги, но чай будем пить только на той стороне! Ещё ведь надо плот мастерить!
- Какой плот, Зем? А я-то на что? - обиженно проворчал Пи-эр и встал на ребро. - Плот - это прямоугольник или, ещё хуже, квадрат. У них большое сопротивление, а у меня отличная гидродинамика!
- Ты же меня не удержишь, а плавать я не умею, - напомнил Земленыр.
- А цепляться ты умеешь?
- Умею.
- Вот и уцепишься за меня, остальные - тоже! И никакой самодеятельности, слышите? Вася, это в первую очередь касается тебя!
- Слышу! И понял.
- Все! Остановилась! - опять крикнул дед.
На сей раз да, все плывшее замерло. Круг скатился с обрывчика, на него поместили одежду, корзинку, куда Люба старательно уложила кувшин и все три берестяные ложки-черпаки, поверх посадили Ду-ю-ду, потом сами с ойканьем погрузились в воду, мёртвой хваткой уцепились за край, и Пи-эр неведомой силой повлёк честную компанию на тот берег. Все трепетали, ибо не знали, сколько времени продлится затишье, и не могли определить середину реки. Будь воды разноцветные, тогда бы просто, но и вблизи и вдали все было одинаково: тот же матовый отсвет и тот же речной мусор. Но по инерции движения этого мусора Пи-эр произвёл необходимые расчёты и торжественно объявил:
- Внимание! Приближаемся к середине!
Путешественники невольно напряглись и даже придержали дыхание, но круг тут же произнёс:
- Отбой! Опасность миновала!
И сразу после этих слов пловцы вдруг ощутили, как вода всей своей массой колыхнулась и тронулась, а позади что-то мерзко захрустело и затрещало - это заработал водяной нож. И люди судорожно, на всякий случай, поджали ноги.
И таково было душевное напряжение, что на противоположный берег выбирались разбитые от усталости, хотя устать должен был только Пи-эр, но именно он-то и не устал ни капельки - деревянные нервы оказались выносливее. Зато какое облегчение испытали путешественники, оглянувшись назад. Они думали, что самое страшное уже пройдено, что до победы осталось одно пустяковое усилие. Даже солнце тут не жгло, а мягко грело.
И не знали они, что преодолели только половину пути, причём - лёгкую, с природными преградами, что самые сложные людские преграды начнутся через полчаса, когда они, блаженно напившись чаю, подойдут к сгоревшему мосту, найдут там дорогу и двинутся по ней, уверенные, что она ведёт в Королевство Берёзовых Рощ.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
В КОРОЛЕВСТВЕ БЕРЕЗОВЫХ РОЩ
Глава четырнадцатая
КАМЕНЬ У ДОРОГИ
Двигались не обычной цепочкой, а шеренгой, заняв полностью ширину дороги - две едва заметные колеи, заросшие муравой и не помнящие, наверно, когда тут в последний раз проскрипело колесо. Земленыр бодро шагал посредине, по правой колее шёл Вася, по левой Люба, Пи-эр катился по обочине.
Вокруг были только степь, небо да рыхлый мутный горизонт.
На небе, в самой вышине, грозно громоздились друг против друга две огромные багровые тучи, похожие на две крепости, даже с зубцами на башнях, с которых, кажется, палили пушки, потому что виднелись клубочки дымков от выстрелов, и солнце, зажатое между этими крепостями, представлялось раскалённым ядром, пущенным одним из противников. Степь зеленела травостоем да колками прореженного леса.
- Это к несчастью! - сказала Люба, показывая на тучи-крепости.
- Не может быть! - успокоил её Земленыр. - Хотя чем черт не шутит, пока бог спит! Видите вон тот камень? - спросил дед, замедляя шаг и кивая на огромную глыбу впереди у дороги.
- В сказках такие встречаются на распутьях, где написано, что случится, если куда-то идти, - припомнила Люба.
- Верно, девочка. Но тут распутья нет, надписей - тоже, а вот сказочная страна ещё, наверно, продолжается, хотя наше Королевство Берёзовых Рощ, уверяю вас, совершенно обыкновенное. Только я да мой бедный брат нарушили эту обыкновенность, за что и были наказаны: брат улетел навечно неизвестно куда, меня увезли к черту на кулички. И не думаю, что за время моего отсутствия там прибавилось сказочности, скорей - наоборот, потому что боятся у нас необыкновенного, а это, увы, признак, тупикового развития, а то и - вырождения, но об этом порассуждаем на досуге. А пока скажу, что в том камне таится угроза, друзья мои. Всякий раз, когда я убегал из волшебного леса, - а последний раз это было, смешно сказать, полвека назад, - я добирался до этого моста, переходил его, вот так же брёл по дороге, вот так же было пустынно и вот так же торчал этот камень. Но вдруг из-за него выскакивали два дюжих парняги с ружьями и, крикнув: "Стой! Кто такой?" - упирались мне ружьями в грудь.
- Все было так же! - повторил дед, с печалью и обречённостью в голосе.
- Так же, да не совсем! - заметил Пи-эр. - Тогда ты был один, а сейчас нас четверо!
- Может, откроем заседание кружка мыслителей? - робко предложил Вася. - И обмозгуем это дело?
- Совсем обюрократились! - вспылила Люба. - Что ни шаг, то подавай им кружок, как будто без заседания нельзя высказаться! Говорите - и все! У меня, например, предложение: сбегать и проверить!
- Здравое предложение! Сбегать - это по моей части! - отозвался Пи-эр.
- Лучше бы, конечно, слетать! - вздохнула Ду-ю-ду. - Неужели я так и не стану полезной для вас?
- Станешь, Ду-ю-ду! Обязательно станешь, - заверила девочка. - Вот вылечит тебя дедушка Зем - и станешь! Ты нам так поможешь, что сейчас даже трудно представить!
- Да?
- Непременно!
- Скорей бы!
Прыти после купанья у Пи-эра поубавилось, и он, до свинцовой тяжести пропитанный водой, неторопливо покатился вперёд, стряхивая со своей окружности налипавшие пласты песка и пыли и обрастая ими вновь, да так густо, что казался обтянутым шиной. Дважды объехав камень, Пи-эр вернулся и доложил:
- Никого! Клянусь радиусом!
И группа двинулась дальше.
- Стой! Кто такие? - раздалось вдруг, и из-за камня, с которым поравнялись путники, выскочили два ражих молодца с ружьями. Они были так юны, что, кажется, смущались этого и отпустили для суровости: один - усики, второй - жидкую бородёнку, которые, однако, делали их не суровыми, а смешными, несмотря на всю серьёзность и ружья. Имена у них тоже были забавными: усатого звали Нюкстёзя, бородатого - Блефтяфтя. Конечно, это были не официальные имена - этих имён не помнил никто, даже они сами, - а прозвища, идущие с детства, когда они, шепелявя и картавя, без конца, направо и налево, повторяли полюбившиеся фразу и слово: первый - "Ну так что же?", а получалось - "Нюкстёзя?", второй - "Блестяще!" - "Блефтяфтя!" Комичности добавляли кирпичная краснота их физиономий и тугие, едва стянутые на груди мундиры, сковывавшие движение. Видно было, что мундиры эти недавно постирали, неумело, поспешно, очевидно, в холодной воде и без мыла, пытаясь удалить копоть и сажу. Мундиры здорово сели, им не дали просохнуть и напялили на плечищи, и теперь они выглядели жёвано и куце - руки почти по локоть торчали из рукавов. Чернота не только не отмылась, но ещё более разбухла и из пятен превратилась в общую грязь, сквозь которую все же угадывалась расцветка под бересту.
- Барбитуратики! Родные мои! - воскликнул Земленыр и полез было к солдатам с объятиями, так как искренне обрадовался встрече через столько лет разлуки с соотечественниками, молодость которых лишь усиливала радость, ибо они не могли дежурить на границе с тех давних пор и, значит, не могли узнать его, как случалось все те разы, потому что свои побеги Земленыр, тоже по молодости, делал ритмично через год и почти приучил охрану к своему появлению у моста.
- Руки прочь, дед! - крикнул с усиками. - Вы арестованы!
- Как? Опять?.. Ничего нового за полста лет! Все именно так и было! - с досадой протянул старик.
- Но нас-то четверо! - напомнил Пи-эр и кинулся на ближайшего барбитурата, но тот ловко, не сводя прицела с людей, двинул прикладом, и круг, не успев увернуться, плашмя рухнул в придорожную пыль. - Ах, ты так? - отплёвываясь, рявкнул Пи-эр и попытался вскочить, но Нюкстёзя наступил на него обеими ногами, и прижулькнутый круг утихомирился.
Васю так и подмывало выхватить из-за пояса из-под рубахи пистолет и шарарахнуть в усатого нахала. Мальчик был сыном охотника, исколесил окрестную тайгу с ружьём вдоль и поперёк, добывая рябчиков и глухарей, и рука его не дрожала, беря на мушку мелкую живность, даже сохатого бил с отцовской, правда, подстраховкой, но выстрелить в человека - это было вне Васиных понятий и сил, особенно в сказочной стране. Уж где-где, а в сказке-то все должно решаться миром и честью.
- Ну так что же, гуси-лебеди? С нами шутки плохи! - пристрожил усатый. - Без фокусов! Вас уже трое!
- Нет, все ещё четверо! - прощебетала Ду-ю-ду.
- Мелочь не в счёт! - отмахнулся Нюкстёзя, не скрыв, однако, удивления. - Слышь, Блефтяфтя, доложи Сильвуплету! А то ещё побегут, стрелять придётся. Будут трупы! А нам нужны не трупы, а живые диверсанты!
- Блестяще! - отозвался бородатый, открыл вдруг в камне - в камне! - дверцу - дверцу! - и пропал внутри, но вскоре высунулся опять. - Прошу! По одному!
Пленники, как во сне, осторожно шагнули внутрь камня, щурясь из боязни неизбежно разбить себе лбы обо что-то острое и твёрдое, но не разбили и удивлённо огляделись.
Камень оказался пустым и был вообще не камнем, а фанерно-деревянной конструкцией, сколоченной, бугристо обмазанной глиной и раскрашенной под каменную глыбу. В стенках светились смотровые щели. По всему выходило, что это был наблюдательный пункт барбитуратов. У ног приподнялся люк и показалась лохматая голова.
- Ну, где они? - спросила она.
- Вот они, господин офицер! - отчеканил солдат, вытянувшись.
- Прошу! - сказал лохматый приятным тоном, и голова его не исчезла, а как бы уползла в глубину, откуда предупредила: - Только осторожней, ступеньки крутые!
- Вещи оставьте здесь! - губошлёпно и как-то несерьёзно распорядился Блефтяфтя, и пока путники соображали, что это значит, проворная рука сняла с Земленыра патронташ и дёрнула Любину корзину, из которой девочка успела, однако, выхватить кувшин и голубую медаль, но кувшин барбитурат отобрал, а медаль не заметил. Васю же солдат лишь похлопал по бокам, а карманы с патроном и складнем не доглядел, как и пистолет на животе. Бородач был неопытным в обыске. - Блестяще! - пожалуйста! Стоп! А это?.. - Блефтяфтя потянулся было к Ду-ю-ду на Васином плече, но мальчик отвёл его руку, говоря:
- Это не вещь, а живое существо!
- Да-да! Не тронь меня! - взвизгнула птичка и живо перебралась с правого плеча на левое, подальше от грубой солдатской руки, которую, однако, успела клюнуть.
У Блефтяфти отвисла нижняя челюсть.
Троица оказалась в землянке. Над головой - бревенчатый накат, стенки забраны жердяником, выступы у стен устланы свежим сеном. Здесь держалась приятная прохлада, пахло сыростью и ароматом свежескошенной травы. В пол был вкопан столик о трёх ножках, на котором в трёхтрековом подсвечнике горело три свечи и возле которого стояло три чурбака. В левом торце землянки стояла небольшая железная печурка, уставленная грязной посудой, рядом на столбике висел умывальник, ритмично, словно отсчитывая время, капавший в таз. В правом торце виднелась дверь, ведущая, видно, в какие-то подсобные помещения.
Посреди землянки возвышался человек, расставив ноги в блестящих сапогах и уперев руки в бока, точно он занимался гимнастикой. Высоты жилья не хватало для его роста, поэтому он свернул голову набок и прижался одним ухом к потолку, как бы прислушиваясь к тому, что происходит снаружи. Щука заметила правильно: высокий и тощий. Он казался столбом, подпирающим потолок. Простерев руки вперёд, но не шелохнувшись телом, словно привык к роли подпорки, офицер воскликнул:
- Какая радость, господа! Вы и не представляете! С одной стороны, я, к сожалению, скорее всего расстреляю вас, но с другой - какая радость! За четыре месяца дежурства - ни одной живой души. Вы первые! Дикое, захолустное место! Хуже того! В захолустье хоть какая-то жизнь да есть, а тут - никакой! Только противные солдатские рожи! Пошли прочь! - вдруг крикнул он, и наверху, у люка, послышалось какое-то движение - солдаты, видимо, подслушивали. - И вот вы! Это праздник! Надо отметить! Что предпочитаете, господа: вино, карты?
- Вопрос! - ответил Вася.
- Я слушаю.
- За что это вы хотите нас расстрелять?
- Вы сами отлично знаете: за диверсию! За поджог моста!
- Но…