Семнадцати лет окончил он семилетку и - прямой дорогой в Ярцевское педагогическое училище. Покойный Дубравин ему эту мысль внушил. "Быть учителем - лучшее назначение". Вместе с Алексеем окончила училище и Нина Гаврилова, первая в районе красавица, дочка заведующего магазином. Они полюбили друг друга, решили пожениться и поехать учительствовать в родное Алексееве село Загорье.
Алексей сразу поехал, а Нина задержалась у родителей в Ярцеве. А за месяц до свадьбы его призвали во флот. Дуня же, как узнала, что он жениться надумал, отказалась от его помощи, пошла работницей на кирпичный завод. Эта самая Дуняша вместе с Ниной провожала Алексея на морскую службу… Такая вот история, - заключил Доронин. - Остальное вам известно.
- А что же ответил Кирьянов, когда вы спросили о его поведении в Черноморской школе?
- Откровенно ответил: "Мечтал, говорит, я учителем стать, семью завести, а меня забрили на флот- и всё нарушилось. Уж больно не вовремя забрили". Меня от такой откровенности в жар бросило. Разве это мыслимо, чтобы молодой парень из-за какой-то красивой подлюги так себя растравил и неправильно мыслить стал!
Стукнул я кулаком по анкерку: "Что же ты, друг любезный, хотел, чтобы за тебя такие вот заграничные штучки другие доставали?!"
Алексей аж вздрогнул. "Вовсе, говорит, я этого не хотел. Отлично я понимаю, что в армии все должны служить, да уж очень школу бросать не хотелось. Только начал ребятишек учить, а тут вдруг опять сам учись: "Ать, два!", "Вёсла на воду!" Да ещё и подчиняйся каждому…"
"Вроде, мол, боцмана Доронина?"
"Нет, что вы, отнекивается. Я про вас плохое не думаю".
"А про капитана третьего ранга?"
"Несправедливым он мне показался".
"Несправедливым?! Да ты знаешь, говорю, как у товарища Баулина за тебя душа болит? Кто за тебя горой встал, когда на берег списать хотели? Товарищ Баулин! Кто меня надоумил потолковать с тобой о житье-бытье? Товарищ Баулин! Кто нам сегодня доверие оказал? Опять же он, товарищ Баулин! А ты, бирюк, такие слова…" Может, я и чего-нибудь покрепче Алексею бы наговорил, да прилив не дал, начал затоплять отмель. Вода уж у самых наших ног плескалась. "Неужто, думаю, капитан третьего ранга где-нито замешкался?"
Только подумал, а он кричит сверху в мегафон: "Опускаем трос с фонарём!"
Минут через пять - мы уже по колени в воде стояли - видим: сквозь туман спускается к нам светлое пятнышко.
В общем, и анкерок, и нас с Алексеем в самое время вытащили.
На базу возвращались в машинном отделении "Вихря". Отогревались. В сухую робу переоделись, горячего чаю напились, а всё зуб на зуб не попадает…
Доронин улыбнулся, прищурив глаза, и в них отразились и природное, истинно русское добродушие, и мудрость, и жизненная смётка, накопленные несколькими поколениями каспийских и камчатских рыбаков, людей большой внутренней силы и отваги. И я подумал, что боцман присочинил, будто бы ему было страшно, когда они плыли на тузике через Малый пролив, присочинил не из намерения порисоваться, а из желания подчеркнуть, чего всё это стоило Алексею Кирьянову, совсем ещё в то время неопытному пограничнику.
- Сидим мы, значит, в машине, у горячего кожуха, отогреваемся, - продолжал Доронин, - а Алёшка шепчет вдруг: "Спасибо вам, товарищ боцман, за науку!" Так душевно он это сказал, что у меня в горле запершило…
Моросящий дождь, начавшийся с полчаса назад, всё усиливался и усиливался и в конце концов прогнал нас с мыса над Малым проливом. Мы направились домой, к базе. Под ногами похрустывали обломки застывшей лавы.
Боцман вдруг наклонился, достал из-под камня небольшое светло-серое яйцо, которого я, конечно бы, и не заметил.
- Чайка оставила - наверное, её саму-то поморник сцапал. - Доронин осторожно завернул яйцо в носовой платок, спрятал в карман. - Марише для коллекции…
Свернув от пролива, мы вскоре поднялись на утёс, на котором неподалёку друг от друга стояли старинный каменный крест и обелиск с пятиконечной звездой. С высоты утёса открылся необозримый океанский простор, вид на затушёванные бусом соседние острова.
- Красота! - тихо, почти с благоговением произнёс боцман.
Мне интересно было узнать, что же обнаружилось в анкерке, который они с Кирьяновым достали на отмели, но я воздержался от вопроса. Не хотелось перебивать его настроения, да, вероятно, если бы он мог, то сам рассказал бы об этом.
ГЛАВА ПЯТАЯ
ДВАЖДЫ ДВА - СОРОК
Вначале следует сказать о двух документах и небольшой справке. Впрочем, карикатуру, помещённую в одном из старых номеров боевого листка "Шторм", можно назвать документом сугубо условно, хотя секретарь, комсомольской организации сторожевика "Вихрь" главстаршина Игнат Атласов и держится иного мнения.
Карикатура изображает молодого моряка со вздёрнутым носом. Стоя на цыпочках, явно самовлюблённый крикун пытается дотянуться до верха голенища огромного сапога. Под рисунком - строка из пушкинской притчи о художнике и сапожнике: "Суди, дружок, не свыше сапога!"
- Кто это? - спросил я, рассматривая карикатуру.
- Дальномерщик Пётр Милешкин, - ответил Атласов. - Такой был всезнайка, такой хвастун: "Я десять классов окончил, меня нечего учить!" А сам, маменькин сынок, воротника не умел пришить как следует, носового платка выстирать. После этой карикатуры Милешкин с неделю с Алексеем не разговаривал.
- Почему же именно с Кирьяновым?
- Так ведь это Алёха его нарисовал. Здорово? Петька Милешкин, как вылитый!
Второй документ, показанный мне Игнатом Атласовым, - протокол общего комсомольского собрания корабля. Первый пункт протокола посвящен Алексею Кирьянову:
"Слушали: Заявление члена ВЛКСМ А. Кирьянова о снятии с него выговора, объявленного первичной организацией ВЛКСМ Черноморской школы младших морских специалистов за проявление трусости, недисциплинированность и отрыв от коллектива, и строгого выговора с предупреждением, объявленного комсомольской организацией базы за сон на посту.
Постановили: Учитывая, что А. Кирьянов проявил себя во время похода на тузике за анкерком, в операции по задержанию рыболовов-хищников, в поимке нарушителя границы и в ликвидации аварии, как и подобает комсомольцу-пограничнику, а также учитывая, что он принимает активное участие в общественной работе (зам. редактора боевого листка "Шторм"), ходатайствовать перед бюро ВЛКСМ базы о снятии с тов. А. Кирьянова ранее данных ему взысканий.
Принято единогласно".
- А что это за операция была, если не секрет? - спросил я.
Баулин хитро прищурился:
- Сколько, по-вашему, будет дважды два?.. А вот и не четыре! Кирьянов опроверг арифметику. Во время той самой боевой операции он доказал, что дважды два - сорок.
Мне оставалось в недоумении вскинуть брови. Капитан третьего ранга рассмеялся:
- Секрета никакого нет. Пойдёте сейчас с главстаршиной к мысу Скалистому - он вам расскажет.
Тут же в клубе базы, куда я пришёл вместе с Баулиным и Атласовым, висел фотомонтаж, под заголовком "Что мы охраняем". Возле карты Курильских островов были расклеены фотографии с подписями. Они сообщали о лесных богатствах гряды на южных островах, о возможностях оленеводства и охотничьего промысла на северных (там есть и черно-бурые лисы, и соболя, и горностаи) и, конечно же, о богатствах морских - котиках, бобрах-каланах и рыбе.
Справка под фотографией лова горбуши ставными сетями сообщала, что по запасам лососёвых, а также трески и сельди Курильская гряда является крупнейшим рыбопромышленным районом Дальнего Востока. Лососи живут в просторах северной части Тихого океана, а для нереста - метания икры - устремляются через многочисленные Курильские проливы в пресные материковые воды Советского Приморья.
- Понятная география? - спросил Баулин. - Лосось идёт нашими проливами в основном с середины июля, идёт сплошняком, в несколько этажей. Сунь в косяк весло - торчком стоять будет! Что-то невероятное! Проскочит лосось из океана в Охотское море и мчит полным форсированным ходом к устьям тех самых рек, где появился на свет божий из икринки. Не куда-нибудь, а именно на родину. - Николай Иванович усмехнулся. - Видели бы вы, с каким упорством стремится лосось к местам нерестилищ! Через камни перепрыгивает, по мелям ползёт. Весь в лохмотьях, в крови, а все вперёд и вперёд против течения, иной раз за тысячи вёрст! Я ещё только одну такую же одержимую рыбу знаю - европейского угря. Этот, бродяга, путешествует из Саргассова моря, где рождается, чуть ли не через всю Атлантику в Балтику, в Финский залив, и к нам в реки. Подрастёт- и тем же путём обратно. Какой-то чудо-инстинкт! Что-то невероятное! - повторил Баулин. - Словом, когда идёт лосось, дальневосточным рыбакам не то что поспать, поесть некогда.
- У нас на Камчатке одни грудные младенцы не рыбалят, - вставил Атласов.
- Ну, конечно, и соседи не спят, - нахмурился Николай Иванович, - так и норовят пограбить в наших водах. Только недогляди!
- И порядком ловите этих хищников? - поинтересовался я.
- Бывает… - Капитан третьего ранга посмотрел на часы, сказал Атласову: - Главстаршина, вам пора отправляться…
Спустя четверть часа катер "ПК-5" отошёл от стоянки. В сравнении со сторожевиками "ПК-5" выглядел крошкой. Однако установленный на носу пулемёт придавал ему если не грозный, то дерзкий вид. Обычно таким судёнышкам и дают-то не название, а порядковый номер. Но всё это не помешало главстар-шине Игнату Атласову сказать мне, что "ПК-5" - геройское судно.
Геройское? Я не сдержал улыбки.
- Зря смеётесь! На этом самом "пятом" Алексей Кирьянов и доказал хищникам, что дважды два - сорок.
Небольшие пограничные катера "ПК", как правило, не ходят на охрану границы. У этих работяг куда более скромное назначение: доставлять на берег с судов, бросивших якорь на внешнем рейде, пассажиров, мелкие грузы и почту или исполнять обязанности посыльных. Вот и сейчас мы шли всего за каких-то десять миль, на один из соседних островков, чтобы доставить погранпосту на мысе Скалистый кое-что из продуктов, несколько кинофильмов и сменить, библиотечку-передвижку. И вдруг - на тебе. Оказывается, "ПК-5" - геройское судно, принимавшее участие в боевой операции! Когда? Где? При каких обстоятельствах? И чем, собственно говоря, отличился при этом Кирьянов?
Катерок кланялся волнам, чирком переваливался с борта на борт, оставляя за кормой кольца дыма. Справа раскачивался зыбкий океанский горизонт, слева громоздились скалистые острова.
И вот что рассказал главстаршина, пока мы шли до Скалистого…
Два года назад, в один из первых июльских дней, то есть в ту самую пору, когда лосось валом повалил из Тихого океана в Охотское море, воздушная разведка сообщила командованию погранбазы на острове Н., что напротив соседних островов, ближе к проливам, появились десятки иностранных рыболовецких судов. Чьи-то шхуны и сейнеры, держась пока на почтительном расстоянии от советских вод, занимались ловом в открытом океане. С островов их даже не было видно. Почему же они держатся вместе, как стая акул? И зачем крейсируют в том же районе два американских эсминца и несколько раз пролетали американские самолёты? Едва ли это просто случайное совпадение.
Задача была со многими неизвестными, и тогдашний командир базы Самсонов привлёк к её решению не только сторожевики, а и катера "ПК".
"ПК-5", в команду которого назначили тогда Атласова, Кирьянова, Милешкина и моториста Сте-пуна, как и все другие суда, вышел на операцию з. атемно. Шли с задраенными иллюминаторами, без опознавательных огней. Монотонно всплёскивала рассекаемая форштевнем волна. Невесело постукивал мотор: "Устал, устал, устал…" Небо, по вековечной курильской привычке, затянуло тучами - ни звёзд, ни луны. А было как раз полнолуние.
Игнат Атласов стоял за штурвалом, Кирьянов с Милешкиным - у пулемёта, Степун колдовал в машине: старенький движок давно просился в переборку.
Откровенно говоря, Игнат не был в восторге, оттого что его назначили на катер вместе с Кирьяновым и Милешкиным.
Алексей всё ещё держался особняком, всех, кроме боцмана Доронина, сторонился. И хотя он не сплоховал, когда ходил с боцманом на тузике, однако Атласов не мог забыть о том, что на Чёрном море Алексей дал труса. Как-то ещё он покажет себя в настоящем деле? А судя по приготовлениям на базе, предстоящая ночь обещала немало неожиданностей. К Петру же Милешкину у Атласова вовсе не лежала душа - гонористый зазнайка. Вот и сейчас он что-то шепчет Алексею, будто забыл или не знает, что в дозоре болтать не положено.
До Атласова долетели обрывки фраз.
- Подумаешь, боцман сказал! - Это голос Ми-лешкина. - Что он, больше нас с тобой знает? Что у него за душой-то есть - никакой культуры… Не пойму, о чём ты с ним беседы ведёшь?
- А у тебя совесть есть? - Это отвечает Кирьянов.
- При чём тут совесть!..
Атласов кашлянул. Шёпот прекратился.
В темноте подошли к проливу. Вода устремлялась в него, как в гигантскую воронку. Катер дрожал, едва справляясь с течением.
- Самый полный! - скомандовал в переговорную трубку Атласов.
- Есть самый полный! - приглушённо отозвался Степун.
А катер еле полз. Полз, натужно урча, вздрагивая, отфыркиваясь отработанным газом. За бортом то и дело возникали отрывистые всплески. Ночь, а лосось всё ещё играет, описывая в воздухе дуги метра в два, не меньше. А может быть, на косяк напали акулы…
Течение нехотя выпустило "ПК-5" из своих тугих струй. Движок застучал веселее. Атласов посмотрел на светящийся циферблат часов: скоро и заданное командиром место - квадрат в океане.
Время напряжённого ожидания всегда течёт медленно. Игнату подумалось, что прошло с полчаса, а минутная стрелка на циферблате передвинулась всего на девять делений. Перебрав ручки штурвала, он взял немного мористее{Мористее - дальше в сторону открытого моря.}. Порывистый нордовый ветер стал ударять в левый борт, и закачало сильнее. Должно быть, оттого, что Атласов отвык ходить на такой малой посудине, у него засосало под ложечкой.
Хищников не видно и не слышно. А возможно, они сегодня и не появятся в наших водах и напрасны все приготовления на базе. Но что это?.. Вроде бы стучит чужой мотор.
- Малый, самый малый! - негромко скомандовал Атласов в переговорную трубку.
Нет, ему просто послышалось. Только волна плещет о борт.
- Слева по носу неизвестное судно! - отрывисто выкрикнул с бака Кирьянов: он был вперёдсмотрящим.
Судно? Не туман ли наползает? Не принял ли Алексей бродячее бревно за судно? Атласов всмотрелся в ночную тьму. Да, судно. Определённо судно. Зоркий глаз у Кирьянова!
Поворот штурвала, и одна за другой новые команды:
- Полный вперёд!
- У пулемёта, готовсь! И опять в машину:
- Самый, самый полный! Оборотики!
Палуба под ногами затряслась - Степун старался выжать из движка всё, что мог. Злая волна с шипением перебросилась через планшир{Планшир - продольный брус, образующий верхнюю кромку борта шлюпки, катера.}.
Но тут вдруг движок поперхнулся, закашлялся и замер. И сразу стало отчётливо слышно ритмичное постукивание чужого мотора. "Стосорокасильный симомото", - тотчас определил Атласов и нетерпеливо спросил у моториста:
- Что там у вас? Заело?
Переговорная трубка не ответила. Сам Степун высунулся из люка машинного отделения:
- Не проворачивает! Что-то накрутило на винт!
Катер беспомощно качался на волнах, течение и ветер сносили его на юго-запад, к проливу. Силуэт неизвестной двухмачтовой шхуны растворился в темноте. Неужели это опять неуловимая "Хризантема"?
"Счастливо оставаться! Счастливо оставаться! Счастливо оставаться!.." - затихая, издевался "симомото".
- Милешкин, - позвал старшина, - приготовиться к спуску за корму! ("Если скоро не управимся - течение утянет в пролив".)
- Есть! - Милешкин вырос перед рулевой рубкой.
"Боится, - понял по голосу Атласов. - Может, лучше послать Кирьянова?.. Нет, Пётр всё же поопытнее".
Милешкин поспешно разделся, бросил одежду через окно в рубку.
Оставив вместо себя у штурвала Кирьянова, старшина обвязал Милешкина под мышками тросом, закрепил другой его конец за буксирные кнехты{Кнехты - парные тумбы на палубе для закрепления канатов.}.
- Наверное, на винт намотало сети. Освободишь, - сказал он, передавая матросу кортик. - Быстренько!..
Милешкин не хуже старшины понимал, что, если течение втянет беспомощный катер в пролив, стремительные водовороты разобьют его о скалы. Однако, перебросившись за борт, он в страхе прижался к нему: "А если поблизости рыщут акулы?.." Холодная волна окатила по пояс. Милешкин вздрогнул и уцепился за планшир ещё крепче.
- Ныряй, ныряй! Раз-два, и порядок! - подбодрил Атласов.
Он тоже вспомнил сейчас про "морских прожор", как называют акул на Камчатке. Чаще всего они охотятся за пищей именно ночью, и не в одиночку, а целыми стаями. Однажды Игнат и сам видел пойманную на перемёт акулу. В желудке у неё нашли остатки двух тюленей, щупальца осьминога и чуть ли не полтонны сельди. Её вытащили на палубу шхуны, выпотрошили, а она всё ещё била хвостом, судорожно разевала громадную пасть и мигала веками. А зубы? В пасти торчали сотни треугольных зубов с зазубренными краями, длиной по четыре-пять сантиметров…
- Ныряй, не трусись, - сердито повторил Атласов.
Собравшись с духом, Милешкин разжал пальцы и скользнул в воду. От страха он забыл набрать в лёгкие побольше воздуху и не смог поднырнуть к винту. Чувствуя, что вот-вот задохнётся, он оттолкнулся ногой от пера руля и пробкой вылетел на поверхность. Новая волна ударила его головой о корпус катера, что-то острое полоснуло по бедру.
- Спасите! - в страхе выкрикнул Милешкин. Атласов с трудом выволок обмякшего, перепуганного парня на палубу.
- Акула цапнула! - едва выговорил тот.
- Где? - встревожился Атласов, включая электрический фонарик, осветил Петра, всё ещё сжимавшего в руке кортик. - На бедре у него кровоточила неглубокая ранка. - Сам порезался, - догадался Атласов. - Герой! Перевяжись и одевайся. Кирьянов, приготовиться!
- Мне? - растерянно переспросил Алексей. "Вдруг в воде действительно акулы?" - Я сейчас, - пробормотал он, стягивая сапоги.
- Быстро, быстро! - подгонял Атласов. Раздевшись, Алексей в момент почувствовал озноб. "А как же мы купались зимой в Вопи?"
- Сначала отплыви маленько, а то швырнёт о корпус, - сказал Атласов, обвязывая Алексея концом. - Топай!
Выждав волну, Алексей прыгнул за борт. Как и советовал Игнат, он сначала немного отплыл от катера и лишь после этого, приноравливаясь к ритму волн, нырнул под корму. На лоластях и на валу винта он нащупал туго намотанный трос и обрывки сетей. С одного маха тут ничего не сделаешь, хотя кортик и наточен, как бритва…
Так Алексей нырял и нырял без конца. Не каждый раз ему удавалось перерезать витки троса, но его неизменно ударяло о железный корпус то плечом, то локтем, то головой. И всё ему чудилось, что рядом шныряют акулы. Рассчитать невидимые волны было трудно, и одна из них так стукнула о руль головой, что он было потерял сознание.