Постепенно мотки перерезанного троса ослабли, и Алексей начал стаскивать их с вала. Несмотря на июль, вода была холодная. Выныривая на миг на поверхность, с жадностью вдыхая воздух, он не однажды хотел крикнуть: "Вытаскивай!" И опять нырял. Ещё один моток, ещё один моток, ещё…
Когда наконец-то Алексея вытащили на борт, он не сразу смог встать.
- Иди в машину, отогрейся, - с напускной строгостью приказал Атласов. Он едва удержался, чтобы не обнять Кирьянова: не чета Милешкину!
- Здорово тебя наколотило! - запуская движок, присвистнул моторист Степун: Алексей был весь в ссадинах и кровоподтёках.
Движок облегчённо вздохнул и через несколько секунд зарокотал.
Под утро над океаном поднялся туман, и катер едва не потопил плоскодонную рыбацкую лодку - кунгас, пройдя всего в полуметре от её носа. Лодка закачалась. Четверо ловцов вскочили с банок{Банка - сиденье для гребцов.}, испуганно загалдели. "Японцы", - узнал Атласов по гортанным крикам.
Включив прожектор, пограничники увидели, что кунгас наполнен серебристой, ещё трепещущей горбушей. Кирьянов зацепил лодку отпорным крюком и подтянул её к борту катера.
На лёгкой волне, обозначая линию открылка ставного невода "Како-Ами", покачивались стеклянные шары - наплава. "ПК-5" медленно пошёл вдоль открылка, и из тумана возникали всё новые и новые шары. Не может быть, чтобы один кунгас установил такой громадный невод!
- Сколько вас? - перегнувшись через фальшборт, спросил Атласов у ловцов.
- Не понимая! - прищурившись от яркого света прожектора, покрутил головой долговязый рыбак в парусиновой куртке, в повязанном по-бабьи синем платке.
- Сколько у вас лодок? - растопырив пальцы, строго повторил Атласов.
Долговязый учтиво поклонился, ткнул себя в грудь, показал на остальных ловцов.
- Два и два - иесть четыре.
- Кунгасов сколько? Кунгасов? - Для убедительности Игнат стукнул по планширу кулаком.
- Одина кунгас, - закивал долговязый. Вероятно, он был старшим.
"Что с ними, с пройдохами, делать? - задумался Атласов. - Забуксировать и отвести на базу?.."
И тут Алексей Кирьянов и предложил свой план: не буксировать сразу нарушителей, а, отобрав у них вёсла с парусами, привязать пока лодку к неводу. Без вёсел и парусов ловцы не удерут: побоятся, что их утянет в пролив. Тем временем катер пойдёт вдоль линии наплавов и поглядит, нет ли поблизости других незваных гостей.
"Головастый ты, чертяка!" - восхитился Атласов.
- Они не одни, наверняка не одни, - горячился Алексей.
Спустя час на палубе катера громоздилась уже целая груда парусов и вёсел. Десять кунгасов с сорока ловцами покачивались на привязях у ловушки и открылков невода.
Атласов впервые видел такой гигантский "Како-Ами": сеть протянулась больше чем на километр. Но он не мог знать тогда, что такие же громадные ставные неводы были одновременно поставлены в нескольких местах, перекрывая лососям путь через проливы к советскому побережью.
То был широко задуманный наглый, хищнический налёт.
Вспоминая события памятной июльской ночи, главстаршина рассказал, как, забуксировав все десять кунгасов, пойманных на месте преступления в наших водах, "ПК-5" привёл их утром к своему острову.
Однако Атласов умолчал, что в ту же самую ночь, уже после того как Алексей Кирьянов доказал хищникам, что дважды два не четыре, а сорок, приключилось ещё одно происшествие. Я узнал о нём позже из копии донесения капитана третьего ранга командованию пограничного отряда.
"…В 2 часа 7 минут, - говорилось в донесении, - вперёдсмотрящий "ПК-5" А. Кирьянов заметил в воде какой-то предмет, похожий по внешнему виду на большую рыбу. Предмет двигался на небольшой глубине по направлению к острову С. При приближении катера скрылся в глубине.
Продолжая неослабное наблюдение, пограничник Кирьянов вскоре вновь обнаружил названный предмет и определил, что это человек в лёгком водолазном костюме.
Выполняя приказ старшины Атласова, пограничники Кирьянов и Милешкин надели акваланги, ласты, прыгнули за борт, настигли и в завязавшейся борьбе осилили неизвестного пловца.
Во время обыска у нарушителя границы были отобраны находившиеся в герметической резиновой сумке…"
Далее следовала опись шпионского снаряжения: два пистолета, патроны к ним, портативный радиопередатчик, фотоаппарат, три советских паспорта и другие документы, солидная сумма советских денег и даже сезонный билет на владивостокский городской транспорт.
- А ведь Атласов не обмолвился об этом ни единым словечком, - сказал я Баулину.
- Пора бы вам уж и привыкнуть, - улыбнулся капитан третьего ранга.
- Пора, - в тон ему согласился я.
Разговор происходил в штабе базы вечером, после нашего возвращения с погранпоста на мысе Скалистый.
- Тут всё описано самым подробнейшим образом, - протянул мне Николай Иванович вырезку из газеты.
Вырезка изрядно пожелтела, но текст официального сообщения всё же можно было прочесть.
"На одном из участков государственной границы СССР, в районе Дальнего Востока, некоторое время тому назад был задержан при попытке проникнуть на советскую территорию некто Григорьев. Пограничники задержали Григорьева в тот самый момент, когда он плыл к берегу советского острова в лёгком водолазном костюме, снабжённом дыхательным аппаратом.
В ходе следствия Григорьев показал, что, похитив в городе Т. крупную сумму государственных денег, он бежал из СССР через южную границу. В столице одного сопредельного государства Григорьев познакомился с подданным другого государства, выдававшим себя за корреспондента западной газеты. "Корреспондент" предложил Григорьеву сотрудничать с иностранной разведкой.
Вскоре предатель был доставлен в Западную Европу, в один из разведывательных центров, и определён в шпионскую школу.
В ходе следствия Григорьев показал: "В школе мы изучали радиодело, топографию, тренировались в прыжках с парашютом, стрельбе. Большое место в программе обучения отводилось способам подрыва железнодорожного полотна, мостов, портовых сооружений, поджогу и взрыву военных предприятий. Нас учили пользоваться бикфордовым шнуром, запалами, толовыми шашками, электрической подрывной машинкой. Офицеры-разведчики объясняли нам способ приготовления специального состава для поджога сооружений и показывали, как вызвать пожар с помощью самовоспламеняющейся массы, находящейся в небольших металлических коробках, похожих на портсигар".
Завершением подготовки шпиона Григорьева было трёхмесячное пребывание на небольшом островке в Тихом океане. Тут Григорьев тщательно знакомился с районом выброски. Его неоднократно вывозили на военном корабле в открытое море и спускали па воду в плавательном костюме.
Задание, полученное Григорьевым, состояло в том, чтобы произвести фотографирование определённых участков побережья, выяснить местонахождение военных объектов и попытаться завербовать двух-трёх человек из числа советских граждан в качестве агентов для последующего использования их на шпионской работе против СССР.
Бдительность советских пограничников пресекла осуществление этих заданий…"
- Неизвестно, что бы мог натворить этот тип, не заметь его Кирьянов, - сказал капитан третьего ранга. - Конечно, его задержали бы и на берегу, но, возможно, не сразу. Лучше уж таких субчиков не допускать до берега.
- Зачем же шпиона отправили в плавание во время затеи со ставными неводами?
- А это яснее ясного. Его хозяева специально ждали, когда начнётся массовый ход лосося. Вроде бы самое лучшее отвлечение нашего внимания. Нам ведь не раз приходилось иметь дело с такими отвлекающими, совмещёнными операциями. Словом, - произнёс Баулин своё любимое словечко, - американские эсминцы не зря тогда крейсировали близ наших вод. И самолёт их летал неспроста.
- Как же всё-таки Кирьянов заметил и поймал этого субъекта?
- Кирьянов с Милешкиным, - поправил Баулин. - Видите ли, вероятно, этот субъект приустал. Во всяком случае, на большой глубине он плыть не рискнул. А выдали его ночесветки. Вы ведь слыхали о том, что море может гореть, светиться?
- Даже видел.
- Ну, тем более. Свечение моря вызывают мириады жгутиковых инфузорий - ночесветок, или, как их зовут рыбаки, морских свечек. Когда их заденете, они испускают голубоватый свет: кажется, что в море вспыхивают какие-то таинственные подводные огни. Плывёт, к примеру, рыба или какое-нибудь судно, да, наконец, просто волнение на море, - вода начинает светиться. Волшебная картина! Эти самые ночесветки и выдали шпиона. Ну, а когда Алексей сообразил, что заморский гость с аквалангом, то сжал его гофрированную резиновую трубку, по которой из заплечных баллонов поступает в маску сжатый воздух. А Милешкин схватил субъекта за ноги.
- Кстати, о Милешкине, - вспомнил я рассказ Атласова, - что за спор у них произошёл тогда на катере? Атласов мне это так и не досказал.
- Милешкин подбивал Алексея написать совместный рапорт с жалобой на боцмана Доронина. Будто бы Доронин несправедлив и груб с матросами. Милешкин предложил, а Кирьянов его…
- Избил?
- Избить не избил, а стукнул основательно - не уговаривай подличать!
- А где сейчас этот Милешкин?
- Уехал на "Ломоносове" вместе с Алексеем. По одному приказу демобилизовались. - Баулин сокрушённо развёл руками. - Приказ один, а люди разные! Правда, и Милешкина подшлйфовала малость наша пограничная служба, но такой веры в его дальнейшую судьбу, как в судьбу Алексея, у меня, к сожалению, нет. А значит, чего-то и я и все мы недоглядели, не сделали…
Через растворённое окно с пирса донеслись чёткие, отрывистые слова команды: "По местам стоять, со швартовых сниматься!" Сторожевики уходили в ночное дозорное крейсерство.
- Прихожу с того собрания, где с Алексея выговора сняли, довольный, радостный: "Обратили-таки Кирьянова в нашу морскую веру!" Рассказываю всё Ольге, а она смеётся: "Я в Алексее никогда не сомневалась". Вечерком зашёл к нам попить чайку Самсонов. Ольга и его уколола: "Кажется, вы хотели списать Кирьянова на берег, в хозкоманду?" - "Был, говорит, такой грех, был. Каюсь!" - Баулин задумался. - Где-то сейчас наш дядя Алёша? Наверное, уже к Иркутску подъезжает…
ГЛАВА ШЕСТАЯ
МЫС ДОБРОЙ НАДЕЖДЫ
"Пожалуй, только вот в таких отдалённых от крупных центров местах, как остров Н., и осознаёшь в полной мере всё великое значение радио. Трудно даже представить себе, что бы, к примеру говоря, делали без радио в наше время полярные зимовки, геологические экспедиции, пограничные посты и заставы, корабли дальнего плавания".
Так думал я, слушая в клубе базы, вместе со свободными от вахты пограничниками, радиопередачу оперы "Мать". Началось последнее действие, как вдруг помощник дежурного по штабу передал сидящему со мной Баулину две радиограммы. Кивком пригласив меня с собой, капитан третьего ранга неслышно вышел из зала.
В штабе он отдал необходимые распоряжения и показал мне депеши.
Одна из них сообщала, что на Камчатке проснулся и бушует, извергая потоки лавы, выбрасывая тучи пепла и газов, вулкан Безымянный, никогда ещё не действовавший на человеческой памяти и потому считавшийся потухшим.
Вторая радиограмма была сигналом бедствия. Японская рыболовецкая шхуна "Тайсей-Мару" потеряла управление и просила о помощи.
В последние сутки океан был относительно спокоен - волнение не превышало трёх баллов, - японские моряки издавна известны как моряки опытные, и Николай Иванович пожал плечами:
- Что-то непонятное у них стряслось… Однако текст депеши не оставлял сомнения:
"Всем, всем, всем! Спасите наши души!.." Далее следовали координаты шхуны - миль семьдесят к северо-западу от Н.
- Кто-нибудь им ответил? - спросил Баулин дежурного.
Тот доложил, что на зов "Тайсей-Мару" откликнулись американский китобой "Гарпун", канадский лесовоз "Джерси" и советский пароход "Дежнев", идущий с Камчатки.
- Ближе всех к "Тайсей-Мару" "Гарпун" - двадцать одна миля, - добавил дежурный. - Канадец своих координат не указал. "Дежнев" - в пяти часах хода.
Было ясно, что "Гарпун" поспеет на помощь японским рыбакам раньше всех, но всё же для порядка Баулин немедля сообщил об этом происшествии в погранотряд.
Возвратившись домой, мы застали Маринку с соседским сыном Витей за игрой в рыбаков. Перевёрнутый вверх ножками табурет изображал рыболовный бот кавасаки; шаль служила неводом; засушенные крабы, морские коньки и звёзды, разбросанные по полу, были косяками рыбы. Маринка командовала, как заправский шкипер, а пятилетний Витя - он был главным неводчиком - подтягивал шаль за привязанные к углам верёвочки.
Иностранным рыбакам - так Маринка назвала меня с Николаем Ивановичем - было приказано не вторгаться в чужие воды, и мы устроились чаёвничать на кухне.
Сообщение о внезапно проснувшемся камчатском вулкане навело нас на разговор о таинственных силах природы, действующих в глубине земных недр. Вспомнились слышанные и прочитанные истории, начиная с гибели от извержения вулкана Везувия древнеримского города Помпеи; катастрофический взрыв вулкана Кракатау близ Явы, снесший более половины цветущего острова; непрерывно действующий вулкан Стромболи в Средиземном море, вот уже тысячелетия служащий для моряков естественным маяком и предсказателем погоды, - перед бурями и ненастьями он дымится сильнее.
- А вы знаете, - сказал Баулин, - ведь до сих пор точно не известно: какие и на наших Курилах вулканы действующие, какие потухшие; всего-то их здесь что-то с полсотни с лишним. К слову говоря, именно из-за вулканов острова и получили своё название - Курильские. Так их назвали русские землепроходцы за беспрерывно курящиеся вершины. Наш "Старик" тоже лет двести помалкивал, считался потухшим, а в позапрошлом году так о себе напомнил - небо с овчинку показалось!
Я слышал на материке о недавнем вулканическом извержении на Курилах, но не предполагал, что оно произошло именно на острове Н.
- Крепенько нас тогда тряхнуло, - усмехнулся Николай Иванович, - вовек не забыть!
Я невольно взглянул в окно на курящуюся желтоватым дымком вершину "Старика".
- И вы все оставались во время извержения на острове?
- Зачем же все? - спокойно ответил Баулин. - Алексей Кирьянов оставался один на один со "Стариком".
- Как это "один на один"? - не понял я.
- Вроде коменданта.
- Нет, вы толком расскажите, что это означает - "один на один" с разбушевавшимся вулканом? Почему же вы до сих пор об этом молчали?
- Сразу всего не расскажешь… - Николай Иванович встал и принёс из комнаты известный уже мне фотоальбом Курильской гряды и какую-то объёмистую книгу. - Как по-вашему, что это за остров? - показал он мне один из снимков.
- Всех не упомнишь…
- А это? - показал Баулин другой снимок.
- Ваш Н., - сразу узнал я конус "Старика".
- Эх, вы! - рассмеялся капитан третьего ранга. - На первой фотографии тоже наш Н., только на две недели старше.
Я сличил снимки - ничего похожего! Там, где на первой, "старшей" фотографии высились два скалистых пика метров по полтораста каждый, на второй- едва заметные холмы; выдающегося в море утёса вовсе не было. А вулкан? Просто не верилось, что это один и тот же "Старик"!.. У того, который снят на второй фотографии и виден в окно, склоны относительно пологие, вершина значительно ниже и нет глубокого ущелья у подошвы.
- Это что же, результат извержения?
- Да, - кивнул Баулин, - того самого извержения, когда Алексей Кирьянов оставался на острове.
- Лихо! - только и мог сказать я. Баулин передал мне книгу.
- Тут есть довольно интересное описание нашего "Коварного старика". У меня тут закладка лежит, читайте, а я пока "рыбаков" спать отправлю, им уже пора.
Книга оказалась старинным "Собранием учёных путешествий по России", изданном в 1819 году Российской императорской академией наук.
В главе, заложенной Баулиным засушенным дубовым листом (с материка листок), подробно описывалось грозное извержение вулкана на острове Н. в восьмидесятых годах восемнадцатого столетия и приводилось донесение служилых людей, посланных на Н. "для описания и положения на план - каким видом остров состоит от порыва горелой сопки". Из донесения явствовало, что Н. подвергся тогда сильнейшим разрушениям. Вот выписка: "Около острова в прежнем его виде были большие камни, на коих ложились сивучи, а на утёсных завалах плодились морские птицы, была байдарная пристань промеж лайд… А ныне сопку сорвало более к северу, и верх её сделался седлом; утёсистые завалки песком и камнем засыпало и сделало гладко, что и птицам негде плодиться, байдарную пристань засыпало камнем, и стало там сухо… А сопка с ужасом гремит и ныне…"
Испокон веков на Руси не переводились отважные люди!
Я подошёл к окну. Был ранний осенний вечер, конус вулкана и утёсы были едва различимы в набежавшем с океана тумане.
Сколько же раз изменялся внешний вид острова под воздействием подземных сил?
Внезапно пейзаж за окном исчез; Баулин закрыл ставни.
- Промозгло! - возвратившись с улицы передёрнул он плечами. - Ну так вот, возвращаемся мы из очередного дозорного крейсерства - дело тоже в октябре было, двадцать третьего числа, утром, - смотрим: что такое? Из кратера нашего "Старика" вырвался вдруг гигантский столб буро-жёлтого дыма, достиг высоты примерно в десять километров и раздался наверху в стороны шапкой гигантского гриба. На взрыв атомной бомбы похоже, если вы видели снимки. Признаюсь, мне стало не по себе: неужели начинается извержение? Мне доводилось наблюдать издали, как бушевала Ключевская сопка, и даже издали зрелище это, мягко говоря, внушительное. А тут… тут вулкан был нашим соседом: морбаза и жилой посёлок всего метров, в шестистах от него. - Баулин усмехнулся: - Точнее сказать, мы к нему присоседились.
- А какая была погода?
- Вначале отличная: ясно, солнышко, ночного тумана как не бывало, даже ветер утих. Октябрь ведь у нас лучшее время года! Однако пока мы дошли до стоянки - ну, за каких-нибудь полчаса, - с Охотского моря нагнало туч, из Малого пролива потянуло, словно из гигантской трубы, дохнул нам в спину океан, и буквально в течение нескольких минут, столкнувшись, восточный и западный ветры подняли такую волну, что на ходовом мостике пришлось надеть плащи с капюшонами.
- А что вулкан?
- С вулкана мы не спускали глаз. Над кратером вроде бы прояснилось. "Прокашлялся "Старик", - сказал боцман Доронин. "А может быть, только начинает кашлять", - поправил я его. Я ведь и видел сам и читал, что началу извержения обычно предшествуют выбросы паров и газов.
Когда подошли к стоянке, туда сбежалось уже всё наше население. К слову говоря, командир базы, известный вам Самсонов, находился в то время в очередной командировке на материке, и я исполнял его обязанности.
Особенно встревожились женщины: со страхом посматривали на вулкан, взволнованно спрашивали меня, что будет дальше.
Что будет?.. Разве мог я дать им ответ? Я сам ничего не знал. Однако я сказал, что для тревоги пока нет оснований и нужно сохранять спокойствие: на то, мол, и вулкан, чтобы куриться. И тут, как бы в опровержение моих слов, из кратера вырвался новый столб пара и дыма, намного больше первого. В довершение ко всему из туч хлынул дождь, не обычный наш бус, а форменный ливень.