Сегодня Чармейн уже чувствовала себя в королевской библиотеке, как дома. Она уселась в знакомое кресло и вдохнула запах старых книг. Бродяжка завалилась на бок рядом с камином и грела животик, король же сидел напротив и изучал потрёпанную стопку древних дневников. Вокруг царил такой уют и благодать, что Чармейн напрочь забыла о чарах Блика. Она старательно разлепляла и очищала отсыревшие письма. Они принадлежали жившему много лет назад принцу, который разводил скакунов, и просил свою мать, чтобы та уговорила короля дать ему деньги. Принц с восхищением и гордостью описывал породистость и красоту жеребёнка, которого недавно родила его лучшая кобыла. Когда девочка оторвалась от очередного письма, она увидела парящего по библиотеке Кальцифера.
- Доброе утро, Кальцифер, - любезно произнёс король, прервав своё чтение. - Тебе чем-нибудь помочь?
- Нет, я просто смотрю, - ответил демон своим потрескивающим голосом, - и теперь понимаю, почему вы не хотите продавать все эти книги.
- Верно, - сказал король. - Скажи, огненные демоны любят читать?
- Не так, как люди, - проговорил Кальцифер. - Софи мне частенько читает. Обожаю запутанные истории, когда нужно догадаться, кто убийца. Есть у вас такие?
- Скорее всего, нет, - покачал головой король. - Хотя моя дочь тоже неравнодушна к историям с убийствами и расследованиям. Спроси её.
- Спасибо, непременно спрошу, - пообещал Кальцифер и исчез.
Король тряхнул головой и снова погрузился в дневники. Теперь, когда Кальцифер запустил чары Блика, Чармейн тут же заметила, что дневник, который читал король, засиял тусклым зеленоватым светом. Рядом с ней, в куче писем, загорелся свиток с затёртой золотой лентой.
Девочка глубоко вздохнула и спросила:
- Интересный дневник, Ваше Величество?
- Признаться, отвратительный, - ответил король. - Он принадлежал фрейлине моей пра-прабабушки. Сплошные сплетни. Сейчас она ужасно опечалена смертью сестры короля, которая умерла при родах. Повитуха убила младенца. Тут написано, что её напугала фиолетовая кожа. Бедная невежественная душа. Её собираются судить за убийство.
Чармейн немедленно вспомнила, как они с Питером читали про лаббоков в энциклопедии волшебника.
- Думаю, она решила, что дитя - лаббокин, - заметила девочка.
- Да, суеверие и невежество, - заключил король. - В наши дни никто уже не верит в лаббокинов.
Он вернулся к чтению, а Чармейн подумала, что повивальная бабка тогда, возможно, оказалась права. Лаббоки существуют, так почему бы не существовать лаббокинам? Но девочка отчего-то твёрдо верила, что король ей не поверит. Она взяла перо и кратко записала услышанную историю. Затем Чармейн вытащила свиток, но прежде, чем раскрыть его, она взглянула на ряды папок с отсортированными письмами и счетами. Один листок слабо светился, и девочка выудила его обратно. Листок оказался счётом за заклинание волшебника Меликота, сделавшее дворцовую крышу неотличимой от золотой. Очень странно. Но Чармейн не стала задумываться, а кратко описала счёт и, наконец, взяла свиток за ленту и развернула.
Перед девочкой предстало генеалогическое древо королевского рода Верхней Норландии, нарисованное в спешке и небрежно, словно набросок. Чармейн не могла ничего разобрать: всё дерево усеивали зачёркнутые имена и буквы, линий со стрелочками, ведущие к неразборчивым примечаниями, и неровные кружочки с корявыми пометками.
- Ваше Величество, - девочка подняла голову, - не могли бы вы помочь?
- Ну-ка, - король взял у неё свиток и разложил его на столе. - А. У нас в тронном зале висит окончательная и разукрашенная версия. Уже много лет я не обращал на него внимания. Да там и указаны лишь имена, кто на ком женился и прочее. А вот это древо куда подробнее, столько примечаний, указанных разными людьми. Смотри, вот мой родоначальник, Адолфус I. Заметки рядом с ним совсем древние. Тут написано… хмм… "Стены града он возвёл, в том эльфов дар ему помог". Теперь от тех стен не осталось и следа. Хотя, говорят, Оградительная улица, что у самой реки, и есть часть древней стены…
- Прошу прощенья, Ваше Величество, - перебила Чармейн, - а что такое дар эльфов?
- Не имею ни малейшего представления, моя дорогая, - вздохнул король. - О, как бы я желал узнать, что это за дар эльфов. Чем бы он ни был, говорят, он приносит благополучие и охраняет королевство. Но дар эльфов пропал давным-давно. Хм. Интереснейший набросок.
Король водил пальцем от одного примечания к другому.
- Видишь, рядом с женой моего родоначальника написано "как известно, эльфийка". Мне всегда говорили, что королева Матильда была лишь наполовину эльфийкой. А вот её сын, Ганс Николас, рядом приписано "Дитя эльфов". Видимо, поэтому его так и не короновали. Никто не доверяет эльфам. По-моему, совершенно напрасно. Вместо него они возвели на престол его сына, скучного и заурядного королька Адолфуса II. Единственный король, которому даже прозвища не дали. Но вот его сын, - вот он, - Ганс Питер Адолфус, рядом с ним заметка: "Он снова эльфов дар обрёл и королевство защитил", уж не знаю, что это значит. Очень любопытный документ, моя дорогая. Не затруднит ли тебя переписать все имена и пометки рядом с ними? Можешь пропустить кузин и побочную родню, если рядом нет никаких записей. Тебе не сложно?
- Вовсе нет, Ваше Величество, - с готовностью ответила Чармейн. Она никак не могла придумать, как бы тайно переписать всё для Софи и Блинка, и вот теперь сам король даёт ей отличный шанс.
Остаток дня Чармейн провела, переписывая заметки с генеалогического древа на два листа. Первый лист служил ей черновиком, с которым она подходила к королю, чтобы уточнить, что написано в том или ином примечании. Второй же лист предназначался самому королю, поэтому девочка заполняла его своим самым прилежным почерком. Вскоре Чармейн втянулась в работу и заинтересовалась событиями прошлых лет не меньше короля. Почему племянник Ганса Питера III "промышлял разбоем на холмах"? За что королеву Гертруду прозвали ведьмой, "которой убоится всякий"? И почему её дочь, принцессу Изоллу окрестили "любительницей синекожих"?
Король не мог ответить на все её вопросы, однако заметил, что наверняка знает, почему принца Николаса Адолфуса звали "пьянчугой", и указал ей на строчки, где упоминалось, что отца принца, Питера Ганса IV, нарекли "тёмным деспотом и колдуном".
- Многие мои прародители не отличались благородством и добродушием, - признался король. - Уверен, что Питер Ганс IV жестоко обходился с несчастным Николасом. Мне говорили, что подобные вещи случаются, когда эльфийская кровь "закисает". Но я думаю, люди есть люди, и кровь тут ни при чём.
Под конец дня, когда Чармейн переписала почти весь свиток, где каждого второго короля звали Адолфус, Адолфус Николас или же Людовик Адолфус, она наткнулась на принцессу Мойну, которая "вышла замуж за могущественного дальнийского лорда, но скончалась при родах, дав жизнь мерзкому лаббокину". Чармейн не сомневалась, что Мойна - та самая принцесса из дневника фрейлины. Видимо, кто-то всё же поверил повитухе. Девочка решила не расстраивать короля и не заговорила о принцессе Мойне.
Тремя строками ниже шли сам король "схоронившийся в книгах" и принцесса Хильда, "отказавшая в замужестве одному королю, трём лордам и волшебнику". Их имена и примечания скромно ужимались сбоку, оставляя простор для бесчисленных сыновей и дочерей дядюшки короля, Николаса Питера, его внуки тесным скопом заполняли собой всю нижнюю строчку. "Да как же они их умудрялись различать?" - искренне удивлялась Чармейн. Половину внучек звали Матильдами, остальных - Изоллами. Внуков же нарекали либо Гансами, либо Гансами Адолфусами. Различить всех отпрысков можно было лишь по крохотным заметкам. Один Ганс - "хам, утонул", следующий Ганс "убит в потасовке", ещё один Ганс "умер вдали от дома". С девочками дела обстояли ещё хуже. Первая Матильда - "надменная зануда", вторая Матильда - "ведьма, которой убоится всякий, вторая королева Гертруда", третья Матильда - "бессердечная". Все Изоллы либо "коварные злодейки", либо "отравлены". Обособленно от жуткой семейки шёл наследник короля, принц Людовик Николас, без заметок и примечаний, как тот самый бестолковый Адолфус у корней древа.
Чармейн переписала все имена, примечания и каждую деталь. Когда она, наконец, отложила перо, то заметила, что её указательный палец онемел и измазался в чернилах.
- Благодарю тебя, моя дорогая, - с почтением проговорил король, получив старательно выведенную и заполненную копию свитка. Он немедля принялся изучать её с таким запалом и интересом, что девочке не составило труда забрать со стола черновик и другие свои записи и спрятать их в карман. Чармейн поднялась и король, оторвавшись от чтения, произнёс: - Надеюсь, ты простишь меня, моя дорогая, но в выходные тебе не стоит приходить сюда. Принцесса настаивает, чтобы я покинул библиотеку и принял принца Людовика. Она не очень-то ладит с мужчинами. Но я буду безмерно рад увидеть тебя в понедельник.
- Хорошо, Ваше Величество, - ответила Чармейн. Бродяжка как раз вернулась с королевской кухни и восседала у дверей. Девочка подняла её на руки и вышла вон. Она шагала по коридору и думала, что же теперь делать со своими записями. Чармейн совершенно не доверяла Блику. "Как вообще можно доверять человеку, который выглядит, как ангельское дитя, а рассуждает как взрослый хитрец? А что там рассказывал Питер: как двоюродный дедушка Уильям отзывался об огненных демонах? Можно ли доверять такому опасному существу?" От подобных мыслей девочка становилась всё мрачнее и мрачнее.
Вдруг перед ней возникло лицо Софи.
- Получилось? Что-нибудь нашла? - улыбнулась она Чармейн.
Её улыбка сияла такой искренностью и добротой, и девочка решила, что кому уж и стоит доверять, так именно Софи.
- Немного, - ответила Чармейн, протягивая бумаги.
Софи приняла их куда более радостно и благодарно, нежели сам король.
- Потрясающе! - воскликнула она. - Теперь мы получим хоть какую-то зацепку. Мы сейчас в абсолютном тупике. Хаул… то есть Блик говорит, что пророческие чары во дворце бессильны. Очень странно, ведь ни король, ни принцесса не пользуются магией. Я имею ввиду не достаточно, чтобы заглушить пророческие чары.
- Верно, - заметила Чармейн. - Однако среди их предков попадались волшебники. Да и король не так прост, как кажется.
- Ты права, - сказала Софи. - Не могла бы ты остаться и вместе с нами просмотреть записи?
- В понедельник, - ответила девочка. - Сейчас мне надо бежать - хочу повидать отца до закрытия пекарни.
Глава одиннадцатая,
в которой Чармейн преклоняет колена на торте
Рабочий день подошёл к концу, и магазин мистера Бейкера закрылся. Чармейн опоздала. Она подошла к запертым дверям и сквозь матовое стекло разглядела неясную фигуру внутри, проворно двигавшуюся и протиравшую прилавок. Девочка заколотила по двери, однако ей так и не открыли. Тогда она приложила лицо к стеклу и прокричала:
- Впустите меня!
Фигура внутри магазина приблизилась ко входу, и в дверном проёме появилось незнакомое мальчишеское лицо. Юноша казался не старше Питера и уверенно произнёс:
- Мы закрыты.
"Новый подмастерье," - решила про себя Чармейн. Тем временем взгляд парня опустился на Бродяжку, которая учуяла аппетитный дух, доносящийся из пекарни, и принялась жадно нюхать воздух вокруг.
- К тому же с собаками нельзя, - добавил юноша.
- Я пришла к своему отцу, - сказала Чармейн.
- Ничего не знаю, - помотал головой подмастерья, - сейчас все очень заняты в пекарне.
- Мой отец сам мистер Бейкер, - настаивала девочка, - и у него непременно найдётся минутка для меня. Пропусти.
- Откуда мне знать, что ты не врёшь? - подозрительно откликнулся юноша. - Я дорожу своей работой и…
Чармейн знала, что в подобные моменты лучше всего вести себя вежливо и тактично, но чаша её терпения переполнилась, как тогда, с кобольдами на кухне.
- Бестолковый мальчишка! - перебила она его. - Как только мой отец узнает, что ты не впустил меня, он вышвырнет тебя на улицу! Давай, пойди и спроси его, если не веришь мне!
- Скажите пожалуйста, какая грозная, - чуть усмехнулся парень, но раскрыл дверь, впуская девочку. - Заходи, но собаку свою оставь снаружи, поняла?
- Я не оставлю её, - отрезала Чармейн. - Её могут украсть. Она очень ценная волшебная собака, чтобы ты знал. Сам король позволяет ей бродить по дворцу, так что уж ты-то и подавно впустишь её.
Юноша лишь насмешливо посмотрел на девочку.
- Рассказывай свои сказки лаббокам на холмах, - бросил он.
Неизвестно, во что бы вылились их пререкания, если бы из пекарни в магазин не вошла Белла, работавшая здесь продавщицей. Она направлялась к выходу, на ходу повязывая на голову платок.
- Тимми, я ухожу. А ты вымой всё хорошенько… - тут Белла заметила девочку: - Привет, Чармейн! Пришла повидаться с папой?
- Привет, Белла. Да, - ответила Чармейн, - но мне не позволяют взять с собой Бродяжку.
Белла посмотрела на собачку, и её лицо озарила улыбка.
- Какое прелестное создание! Но ты же знаешь, как твой отец относится к собакам и своей пекарне. Лучше оставь её в магазине с Тимми. Ты же присмотришь за ней, Тимми?
Подмастерье что-то проворчал себе под нос, сердито глядя на девочку.
- Но предупреждаю, Чармейн, - продолжала Белла, любившая поговорить, - в пекарне сейчас все заняты по уши. Пришёл заказ на эксклюзивный торт. Так что не задерживайся надолго. Поставь свою собачку, с ней тут ничего не случится. А ты, Тимми, немедленно возвращайся к работе - витрины и стеллажи к завтрашнему утру должны просто сиять. Смотри у меня, если я замечу хоть пятнышко. Пока-пока!
Белла выскользнула на улицу, заставив Чармейн посторониться. Девочка всё же подумывала, прошмыгнуть в пекарню вместе с Бродяжкой, но вспомнила, что при виде еды собачка напрочь теряет волю. Она опустила Бродяжку рядом со стойкой и сдержанно кивнула Тимми. "Он будет ненавидеть меня до конца своих дней," - подумала девочка. Она прошагала мимо пустых застеклённых касс, мраморных стеллажей и небольшого скопления белых столиков и стульев, где жители Верхней Норландии привыкли попивать кофе с пирожными и щедрыми кусками пирогов. Бродяжка отчаянно тявкнула, как только Чармейн толкнула дверь пекарни, но девочка не услышала её и скрылась внутри.
Пекарня напоминала улей, по которому туда-сюда сновали трудяги-пчёлы. Жара стояла тропическая, всюду витали умопомрачительные запахи свежей выпечки. Чармейн решила, что поступила правильно, оставив Бродяжку в магазине, иначе она просто сошла бы с ума. Запах теста и румянящихся коржей, пряников и вафель дополняли ароматы ягодных начинок и заварного крема; к ним приплеталось благоухание сливок и глазури, исходящее от высоченного многослойного торта, который украшали несколько человек. "Розовая вода! - восхищалась Чармейн, жадно вдыхая знакомые запахи. - Лимон, клубника, миндаль с юга Ингарии, вишня и персики!"
Мистер Бейкер порхал от одного помощника к другому, объясняя, поправляя и поощряя на ходу.
- Джейк, поуверенней вымешивай тесто, - услышала девочка, едва вошла. - Бережней с тестом для печенья, Нэнси. Не колоти так, а то получатся камни, а не печенье.
Затем он направился в дальний конец пекарни к огромным печам, указывая юноше, которую нужно разогреть. Где бы ни очутился мистер Бейкер, он тут же становился центром внимания, и все его указания немедля исполнялись.
Чармейн знала, что её отец - король в своей пекарне. "Даже больший король, чем настоящий король в своём дворце," - думала она. Белый поварской колпак на его голове возвышался не хуже любой короны. "И очень ему идёт," - отметила девочка. Тонкие черты лица мистера Бейкера гармонировали с рыжей шевелюрой, Чармейн сильно походила на него, вот только веснушек у отца было всё-таки куда больше.
Девочка настигла его у небольших печей, где мистер Бейкер пробовал острую начинку для мясного пирога. Он говорил стоящей рядом девушке, что она переборщила с пряностями.
- Но ведь всё равно вкусно! - протестовала девушка.
- Возможно, - наставлял мистер Бейкер, - но есть приятный вкус, а есть отменный - почувствую разницу, Лорна. Я попробую спасти эту начинку, ты же иди пока помоги с тортом, а то они там до ночи провозятся.
Он снял кастрюлю с огня, а Лорна, облегчённо вздохнув, направилась к столу с тортом. Мистер Бейкер развернулся и увидел Чармейн.
- Привет, солнышко! Не ждал тебя, - улыбнулся он, но затем тень сомнения промелькнула на его лице. - Тебя мама послала?
- Нет, - ответила девочка, - я сама пришла. Я ведь присматриваю за домом двоюродного дедушки Уильяма. Уже забыл?
- Ах, точно, - кивнул отец. - Чем же я могу тебе помочь?
- Ну… - замялась Чармейн. Она вспомнила, что её отец настоящий мастер, и ей стало неловко задавать свой вопрос.
- Минутку, - бросил мистер Бейкер и отвернулся к полке в поисках молотых трав и пряностей. Он достал небольшую баночку, открыл её и чем-то посыпал варево в кастрюле. Перемешал, попробовал и довольно кивнул.
- Теперь порядок, - он накрыл кастрюлю и убрал от огня, оставив охлаждаться. Затем вопросительно посмотрел на дочь.
- Пап, я не умею готовить, - выпалила она залпом, - а дома у двоюродного дедушки Уильяма на ужин появляются сырые продукты. Может у тебя есть какие-нибудь записи или рецепты, ну, для учеников или ещё чего-нибудь?
Мистер Бейкер потёр подбородок. Руки у него были безукоризненно чистые, как у врача.
- Я всегда говорил твоей маме, что тебя хоть немножко, но следует научить подобным вещам, - проговорил он, - достойно оно уважаемой леди или нет. Давай посмотрим. Большинство рецептов из моих книг и заметок покажутся тебе немного сложноватыми, например, пирожные и пикантные соусы. Похоже, что все мои ученики и подмастерья приходили ко мне, уже постигнув основы кулинарного искусства. Но всё-таки у меня должны где-то оставаться мои старые, самые простенькие записи, когда сам я только-только начинал учиться. Так, давай найдём их.
Аккуратно минуя занятых делом поваров, Мистер Бейкер с дочерью направились в дальнюю часть пекарни к покосившемуся шкафчику. На полках вперемешку стояли и валялись тетради, клочки бумаг с липкими пятнами от варенья и толстенные папки с мучными следами пальцев.
- Минутку, - произнёс отец, остановившись перед заваленным всякой всячиной столом, стоявшим у шкафа. - Дам-ка я тебе с собой ещё еды. Чтобы разобраться в записях и хоть чему-то научиться, потребуется какое-то время, а есть ведь что-то нужно, верно?
Чармейн очень хорошо знала этот стол, и он бы непременно понравился Бродяжке. Здесь стояли блюда, по какой-то причине получившиеся не такими идеальным, как того требовал мистер Бейкер: сломанные торты, кривые пряники, помятые пироги, а также товар из магазина, не раскупленный за день. Все, кто работал в пекарне, могли забрать домой с этого стола что угодно. Отец взял мешок, лежавший поблизости, и начал наполнять его разнообразными вкусностями. Первым делом он уложил торт со взбитыми сливками, затем несколько пирогов, за которыми последовали пряники, пончики и огромный открытый пирог с сыром. Собрав мешок, мистер Бейкер подошёл к полкам и принялся рыться в груде кулинарских рецептов.