Вечная песенка, как хорошо, когда по ладони ползёт божья коровка. Она щекочет руку, ползёт вверх, вверх, по самому длинному среднему пальцу. Вот добралась до конца, и раскололась надвое красная спинка в чёрную крапинку, и раскрылись прозрачные крылышки - полетела. Может, и правда, на небо? Нет, на ближайший куст бузины. И села в листья. А они красные, лиловые, бархатные. Они сами не знают, листья они или, может быть, цветы. Или пока ещё только почки. А не всё ли равно? Живут, растут, там будет видно.
- Давайте ещё поищем вместе, здесь явно сморчковое место.
Мама в азарте. Она ныряет под ёлки, она ворошит палочкой слежавшиеся чёрные листья осин и заглядывает под замшелые коряги.
- Вот увидите, сейчас найду! Или вот здесь! Или здесь! Нет, вот там! Или там! Они любят поваленные деревья, эти прекрасные грибы сморчки! Они любят, чтобы были вместе ёлки и берёзы. Вот как раз такое место! Или вот это!
Папа поверил, он честно ищет и от души надеется - вот, сейчас, здесь. Но недолго. Папа садится на пенёк, вытягивает ноги, слушает шелест вершин, зяблика - серебряное горлышко, малиновку хрустальные бусинки. Он слушает ручей, перекатывающий круглые камушки по сырому песку. А может быть, он слушает себя.
Саше так хочется найти сморчок. Но он не находится. Вот он! - нет, горсточка глины крот нарыл. Вот! - нет, коричневый сучок, прошлогодний лист. И первая, самая первая фиалка - такая лиловая, робкая, смелая, тихая, отчаянная высунулась из яркой травы, не прячется, не защищается. Хочешь сорви. Да разве хватит совести её сорвать? На неё и дышать-то страшно. Посмотришь, вздохнёшь и отойдёшь.
Розовые бутоны на синих цветах. Синие цветы, белые цветы, жёлтые цветы. Главная сказка весны.
Саша смотрит на маму, хорошо бы маме попался хоть один сморчок, она просто рвётся сквозь ёлки, вперёд, в сторону, и опять по краю оврага - сама себе не верит, что здесь уже искала. И опять по кругу, по кругу. Жёлтые огоньки в глазах, игра, надежда. Лежит гриб на пеньке. Один гриб, первый, единственный, заманил, обманул. Обманул? Да нет же, порадовал.
- Папа! Давай в бадминтон! Ну давай, папа!
Летает воланчик, глухо, аппетитно стукается о ракетку, порхает, дразнит - прекрасно. Прыгать вверх, потянуться за воланом в сторону. А он послушен, он ручной, как птица, которая к тебе привыкла. И куртки валяются на траве, и солнце пятнами лежит на поляне, на белых звёздочках, на синих цветах, на маминой спине в жёлтой кофточке. А мама задремала. У неё совсем не строгое лицо, она сегодня похожа на девочку. На её волосы села жёлтая бабочка. Села, не боится, пошевеливает крылышками, греется на солнце.
Дятел всё трещит - тр-р-р! тр-р-р! - как будто дрелью работает. Папа кладёт ракетку, садится на пенёк, говорит:
- Он барабанит, зовёт, а она к нему равнодушна, глупая дятлиха, птичьи мозги.
Мама вдруг просыпается и смеётся.
- Как хорошо, что мы поехали. Ну скажите, хорошо? - Она спрашивает у них двоих, а смотрит она на папу. Она упорно смотрит, а он не слышит, он слушает птиц, он слушает ручей, деревья, ветер. И себя.
Саша отвечает:
- Хорошо, что мы поехали, это просто замечательно. А я умею делать мостик. Показать?
Саша изогнулась, повисли, закачались волосы, а она коснулась пальцами травы - и весь мир перевернулся вверх ногами. Берёзы вверх ногами, и белые звёзды - где они? На земле? На небе? И мама перевернулась, и папа тоже.
- А Катя из себя ставит неизвестно что.
- Ясно. - Мама строгает палочку. - Всегда находится кто-то, кто ставит из себя неизвестно что. С этим приходится мириться. Хватит тебе, Саша, у тебя пузо голое. Смотри, вот это заячья капуста. Попробуй, кисленькая. И ты поешь. - Мама суёт пучочек светло-зелёных нежных листиков папе прямо в рот, он жуёт, кивает.
- Кисленькая, я её с детства не пробовал. Заячья капуста, сто лет прошло.
- Жизнь прекрасна, - говорит мама, - можно собирать сморчки, а можно не собирать. Можно делать мостик, а можно не делать. Потому что не в этом суть. Верно?
- Разумеется, - отвечает папа, - важна широта взглядов.
- Сашу проводим в лагерь, сделаем ремонт, хорошо? - Мама стоит теперь за папиной спиной и гладит папу по голове. А он морщится, ремонт - это трудно, это скучно и громоздко. Ремонт - это то, о чём лучше не думать, не помнить. И вообще, кто сказал, что его пора делать - ремонт?
- Не страдай, не мучайся, - смеётся мама, - ты только маляров пригласи, а потом, пожалуйста, можешь ехать к своей маме. Можешь, можешь, я сама справлюсь.
У кукушки такой голос, как будто там, где она сидит, сыро, там, наверное, деревья растут гораздо гуще, они там выше, темнее. Там дебри, чаща, тайны. Сколько лет мне жить? Да хоть тысячу. Она тебе наобещает, пёстрая птица кукушка.
- Кукует, как в часах, - говорит папа.
Мама смеётся, и Саша тоже смеётся.
Они не знают, что скоро придёт беда.
Где я его видел?
Сашенька подходит к кассе кинотеатра, народу совсем мало.
- Один билет, пожалуйста, - просит Сашенька.
Конечно, гораздо веселее, когда приходишь в кино не один, а с кем-нибудь, но что поделаешь, если не с кем? Иногда говорят, что у хороших людей много друзей, а если у человека нет друзей, то он сам в этом виноват. Я совершенно с этим не согласна. Бывает, конечно, что сам виноват, а бывает, что нисколько не виноват. Иногда очень хороший человек вдруг оказывается одиноким. Мало ли почему - застенчивый он, например, обходит людей, с которыми мог бы подружиться, если бы был посмелее. Или он скрытный, и никому не видно, какой он на самом деле - хороший или так себе. Или ещё почему-либо так получается, что совсем неплохой человек вынужден подойти к кассе и сказать: "Мне один билет, пожалуйста".
Но Сашенька старается об этом не думать. Он входит в зал, отыскивает своё место в седьмом ряду, доедает мороженое. Скоро начнётся фильм. Это самые хорошие минуты - фильм ещё не начался, но скоро начнётся, и можно ждать, и нетерпеливо ёрзать на месте. И поглядывать по сторонам просто так, от нечего делать.
В конце ряда сидит девочка, она тоже одна и тоже смотрит по сторонам. А что ей делать, если поговорить не с кем? Сашенька замечает, что у неё помпон на шапке похож на жёлтого цыплёнка. Девочка вертит головой туда-сюда, она тоже, как и Сашенька, доедает мороженое, а обёртку свёртывает в комочек и прячет в карман. Сашеньке это нравится. Хорошая девочка, славная, не кинула бумажку под кресло. И такая милая девочка пришла в кино одна. Грустно ей, наверное. И глаза у неё невесёлые. Конечно, что уж тут весёлого - одной сидеть в кино? И некого ткнуть локтем в бок на самом интересном месте и зашептать: "Смотри, смотри, вот это кино!" Половина удовольствия пропадает. И ничего с этим не поделаешь. Бедная девочка. Интересно, какого цвета у неё глаза? Может быть, они золотые? Жёлтые, как конфеты "Театральные"? Могут же у двух разных девочек быть похожие глаза. Интересно, как её зовут, эту славную одинокую девочку? Сашенька Черенков посматривает на неё и одновременно делает вид, что глядит мимо неё на стену. Потому что неловко в упор разглядывать человека.
И вдруг бедная одинокая девочка как закричит на весь зал:
- Вера! Вера! Вера! Скорее! Сюда!
И Вера в ядовито-зелёной куртке, кудрявая, без шапки, бегом побежала через зал. Подруга. Весёлая Вера.
Сашеньке сделалось совсем одиноко, ещё больше, чем до этого. В эту минуту ему казалось, что он один в целом мире. У всех есть подруги, приятели. У него, у Сашеньки, нет никого. Только родственники. Но родственники не в счёт. Брат Алёша, конечно, очень хороший. Но он взрослый. Он всегда занят, ему не до Сашеньки. Алёша студент, он художник. А художники не бывают свободными. Алёша готовится к выставке, это очень важное дело - готовиться к выставке. Приходится много рисовать. Вот и получается, что у Сашеньки есть старший брат, а как будто его и нет.
Девчонки сели рядышком и шепчутся, и смеются, и толкают друг друга локтями, и радуются своей встрече, как будто она неожиданная, хотя сами же сговорились встретиться в кино. Они ведут себя так, как полагается девочкам, которые не виделись некоторое время - всё равно, год или несколько часов, - а теперь увиделись и рады.
Сашенька отворачивается. Какое ему, в конце-то концов, дело до этих совершенно посторонних девчонок. И помпон глупый, цыплячий. Саша Лагутина, например, никогда не надела бы такую шапку.
Очень нужны нам иногда товарищи по несчастью. А если окажется, что мы ошиблись и у человека всё в порядке, мы почему-то на него готовы обидеться. Хотя он ни при чём. Это же мы сами про него сочиняем, а он нам ничего не говорил и в товарищи не набивался.
В зале много свободных мест, взрослые в это время редко ходят в кино, они ещё на работе. Но вот перед Сашенькой усаживаются большой мужчина и маленькая женщина. Спина у мужчины широкая, из-за такой спины и экрана не увидишь. А женщина всё время прислоняется к своему спутнику плечом, между ними не посмотришь, хоть пересаживайся. Но Сашенька почему-то не пересел - не любит Сашенька занимать чужое место, ещё придут и сгонят. Ладно, в следующий раз он возьмёт билет в первый ряд, тогда уж никто ничего не загородит. А теперь придётся вытягивать шею вбок, чтобы выглянуть из-за чужих спин.
Вот женщина наклонила голову мужчины к себе, что-то шепчет ему на ухо, и он кивает. Сашенька перестаёт думать о том, что они ему мешают. Он думает о том, что когда-нибудь он, Сашенька, вырастет и станет взрослым. Возможно, он будет капитаном, а может быть, геологом или географом. И вот он, бородатый, загорелый, слегка охрипший от дальних дорог, возвращается в свой родной город. И конечно, он идёт в кино - там, в таёжных странствиях, он соскучился без кино. Он садится в свой любимый седьмой ряд, и рядом с ним сидит прекрасная, удивительная красавица. Она сидит рядом и что-то говорит ему, мужественному и сильному человеку. И он кивает, он соглашается с ней - разве спорят с красавицей? Сашенька даже удивляется, какие странные мысли иногда приходят ему в голову. Но мысли ведь приходят, не спрашивая разрешения. А мужчина впереди вдруг говорит раздражённо:
- Ну хорошо, хорошо, я понял, зачем повторять? Поговорю, я же сказал. Может быть, сегодня. Или завтра.
Медленно начинает гаснуть свет. Как таинственно и необыкновенно гаснет свет в кино. Не сразу, не резко - свет и тут же темнота. Нет, медленный переход, плавный, как с некрутой горки въезжаешь в темноту. Сначала становится чуть темнее, потом ещё чуть-чуть сгущаются сумерки, и вот почти совсем темно, а всё-таки не совсем: немного света не дотаяло. И он тает, тает, и в какое-то мгновенье наступает полная чёрная темнота.
Фильм может оказаться интересным или не очень интересным, а вот этот момент постепенного перехода из обычной жизни в мир кино - этот момент всегда полон особого смысла. Это минуты мечты, надежды на необыкновенное, может быть, даже на чудо.
И тут в сумерках мужчина впереди Сашеньки поворачивает голову, Сашенька видит его лицо. Большое мягкое лицо, а нос небольшой, и рот небольшой, и очки блестят. Почему-то стало беспокойно. В чём дело? А в том, что Сашеньке Черенкову показалось, что он не в первый раз видит это лицо. Он знает этого человека, не раз видел его. А где? Когда? Почему-то не может вспомнить. Воспоминание где-то рядом, совсем близко, но, как мышонок, вильнуло хвостиком и исчезло. Мучайся, лови этот хвостик. Где же, где, при каких обстоятельствах Сашенька встречал этого человека с большим мягким лицом и твёрдым профилем? И почему это кажется важным? Ну, видел, ну, не видел. Мало ли кого мы видим и потом забываем. Нет, не мог Сашенька успокоиться.
Уже шёл журнал. Обаятельный милиционер говорил, как опасно перебегать улицу перед транспортом. И светофор светил с экрана тревожным красным глазом. А Сашенька всё пытался заглянуть в лицо человека, сидевшего впереди. И никак ему не удавалось заглянуть.
- Не вертись ты, мальчик, - сказала старушка рядом с Сашенькой. - Какой неспокойный.
- Извините, - ответил он и стал сидеть смирно.
Вот такой он человек. Пришёл в кино, ну и смотри кино. Наслаждайся жизнью. Купи себе мороженое, а если хватит денег, то и шоколадку купи. Нет, тревожится, беспокоится, мечется.
Странный мальчик.
Всего одна ошибка
Вожатая Галя выходит на сцену и говорит:
"Начинаем наш спектакль! Мы посвящаем его окончанию учебного года! Занавес!"
Медленно плывёт занавес, и тут Галю бросает в холод. И руки становятся ледяными, и ноги тоже. Потому что в зале стоят немного расшатанные стулья, несколько скамеек. Но там, в зале, нет ни одного зрителя - никого. И это так страшно, так печально и обидно, что Галя, хотя она и взрослая, и студентка-заочница, начинает громко всхлипывать. И тут чья-то рука ложится ей на плечо.
"Галя! Галочка! Ты что? Ну что с тобой?"
Галя вздрагивает и наконец просыпается. Это был всего лишь сон. Страшный, печальный, обидный сон.
Мама гладит Галю по голове, мама говорит:
- Ну успокойся. Всё будет хорошо. Нельзя же так нервничать.
А Галя? Она всхлипывает, как маленькая, уже не во сне. Она говорит несвязные слова, какие все люди говорят своим мамам, когда мамы их жалеют.
- Я им говорю, а они не сделали, и всем наплевать. Бегаешь, бегаешь. Никакой ответственности. А без афиши тоже нельзя, правда, мам?
А мама?
Мама - это мама, и как все мамы на свете, она понимает одно: дочку, даже совсем взрослую, даже вожатую, даже студентку-заочницу, будущего педагога, надо сегодня утешить, пожалеть, погладить по голове.
- Галочка, деточка, милая. Они дети, а ты взрослый человек, разве взрослые обижаются на маленьких? Ну, непослушные они, ну, безответственные немного. Научатся, вырастут, жизнь научит их, и ты поможешь им. Спи, спи, завтра рано вставать. Всё будет хорошо.
Каждому человеку так хочется верить в эти слова - всё будет хорошо.
- Им легко, - говорит Галя и засыпает.
- Всем трудно, - говорит мама и тоже засыпает.
Сколько нервов нужно потратить, пока что-нибудь дельное получится.
А утром?
О, утром всё совсем по-другому.
Как только вожатая Галя входит в школу, она видит на стене вестибюля, на самом видном месте, возле раздевалки, хорошую большую афишу. Заметную, нарядную, голубую. И синими крупными буквами на ней написано: "Спиктакль! Не пропустите! Он начнётся четырнадцатого в пять! Приглашаем всех! Школьный театр показывает "Красную Шапочку"!"
Афиша аккуратно приколота кнопками. Галя стоит рядом и улыбается, и так хорошо у неё на душе, как только может быть хорошо человеку, которого не подвели, не обманули. Она не верила, что Саша Лагутина выполнит поручение, а Саша взяла и выполнила. И тихо, скромно, без лишнего крика удалилась. Вот, оказывается, какая она, Саша-то Лагутина. То кричит, шумит и носится без толка, а как до дела дошло - серьёзный человек, и больше ничего.
Буквы, правда, немного кривые, видно, что человек спешил. Ну что же, это простительно - действительно, сделали быстро. Зато рисунок очень хороший - с настроением, красивый, радостный рисунок.
Директор школы, Алла Васильевна, подходит к афише, близоруко щурится и говорит:
- Ну, молодцы дети. И нарисовали хорошо, таланты растут, я даже не знала, что в нашей школе есть такие художники. В девятом? В десятом?
- В четвёртом! - гордо отвечает Галя. - Представляете, Алла Васильевна, - Воронин Евгений из четвёртого "А". А вдохновила его на подвиг Саша Лагутина. Помните Сашу Лагутину, Алла Васильевна?
- Как-же, как же. Та, которая всё бегом? Умники дети. Обожаю талантливых детей. Только ошибку исправьте, Галя, вот здесь. - И директор показывает. В слове "спиктакль" вместо буквы "е" написано яркое синее "и". Галя краснеет, что сразу не заметила. Достаёт ручку, синей пастой можно исправить незаметно. Алла Васильевна уходит в свой директорский кабинет, говорит добродушно:
- Золотые дети, прелестные. Все талантливые, все.
Галя исправляет ошибку, получается почти незаметно. Остальное всё красиво и совершенно правильно.
Все, кто входит в школу, сразу замечают афишу.
- Спектакль! Во здорово!
- Пойдёшь?
- А чего? Можно пойти.
- Я буду играть волка! Ага! Р-р-р! Всех сожру!
- А я дублёр волка! Ага! Тоже всех слопаю!
И давай бороться. Мальчишкам только бы баловаться, такие уж люди.
- Перестаньте возиться, - говорит Галя, стараясь быть строгой. - На урок в каком виде придёте?
- Да ладно, Галь!
И тут прямо на вожатую летит, ну конечно, Саша Лагутина. Она на полной скорости врезается в Галю.
- Ой, Галя! Прости, я не виновата! Так уж получилось, Галя.
Галя нисколько не сердится. Ну подумаешь, налетела, толкнула нечаянно. Разве можно сегодня сердиться на Лагутину? Афиша вовремя вывешена, все её читают, все придут на спектакль.
- Да ты просто молодчина, Саша Лагутина, - говорит вожатая Галя, - ты заслуживаешь благодарности, вот что.
- Я? - Саша ошалело смотрит на Галю. Наверно, вожатая иронизирует. Или с таких слов начинает нотацию. Нотации иногда начинаются неожиданными словами. - Я? А что я такого сделала?
В углу стоит Сашенька Черенков и зачем-то машет руками, прикладывает палец к губам - молчи. О чём молчать-то? Саша ничего не понимает, у этого Сашеньки никогда ничего не поймёшь, несуразный какой-то.
- Ты, Саша, молодец. Несмотря ни на что сумела вовремя мобилизовать Воронина, не стала прикрываться разными отговорками. Отговорками только слабые прикрываются. А ты, Саша Лагутина, - настоящий председатель. У тебя настоящий авторитет, вот что.
А Саша?
Она растерянно мнётся, она что-то непонятное мычит. И на Сашу совсем это не похоже.
Тут вожатая Галя делает шаг в сторону, и Саша наконец видит то, что до этого загораживала Галина спина. Вот в чём дело! На стене, на видном месте, рядом с доской "Ими гордится вся школа" красуется голубая афиша!
Несколько секунд, а может - целую минуту, Саша молча смотрит, читает, соображает. Потом она высоко подпрыгивает, взвизгивает, потом кричит во весь голос:
- Настоящий парень! Уважаю! На всю жизнь!
Из угла ей навстречу идёт сияние - это Сашенька Черенков. Наконец-то, наконец он дождался. Саша признала, что он, Сашенька, - настоящий парень. Она благодарна ему. Она оценила его верность и преданность. Рано или поздно справедливость торжествует.
Сашенька делает совсем маленький несмелый шаг к Саше. Сейчас они смогут поговорить, Саша всё сразу поняла - откуда афиша, кто её выручил, Сашу Лагутину. Такие люди, как Саша, всегда всё понимают, потому что они очень умные. И совсем неважно, откуда взялась у Сашеньки афиша. Важно, что она висит вот здесь, на стене.
- А ты чего тут торчишь? - вдруг говорит ему Саша. - Ну что, афиш никогда не видел? Понял теперь, как настоящие люди-то поступают? А ты - кляузник жалкий, мелкая ябеда.
И понеслась наверх, только ветерок дунул на Сашеньку.
А Сашенька Черенков?