Валик привалился к сосне и закрыл глаза, мысленно стараясь представить, как выбраться из этого распадка в свою падь. Надо было спуститься в Кавергу, затем идти до Сохатиного. Объявляться сейчас этой команде нельзя, к тому же надо искать Устю.
И капитан решил отступить. Но тут раздался удивленный голос Макова:
- Ну где я мог выронить нож? - Он похлопал пустыми ножнами по волосатой руке и отшвырнул их в траву. - Куда он мог задеваться, Гордей Авдеич?
- Да будя вам убиваться, - утешил Гордей. Голос его был, как прежде, тонкий и скрипучий и никак не соответствовал дремучей бороде. - Моим обойдемся. - И он вонзил свой скошенный на конус охотничий нож в каравай хлеба. - По первому разу в нашей тайге и голову потерять недолго.
- Чертов сын, - проворчал Маков. - Подарок друзей потерять!.. Надо прибор осмотреть: все ли на месте?
Он достал из деревянного ящика круглый бронзовый прибор, положил его на ладонь и сориентировал пальцы на Полярную звезду.
- Ну и показывает что-нибудь, Захарович? - полюбопытствовал Гордей. Он стоял на четвереньках возле костра и напоминал лешего. - Приближенье какое к твоим намалиям или там к чему?
- Буссоль, а попросту компас служит только для наводки прибора. - Маков мягко открыл крышку деревянного ящика, где стоял прибор с вертикальной трубкой, и засунул буссоль в кармашек на внутренней стороне дверцы. - Но без нее, между прочим, прибор не покажет ничего! Так что надо беречь пуще глаза.
- Да уж постараемся, - сощурил Гордей огневые глаза. - Больше ничего у нас не пропадет, ручаюсь!
- Если выявим на маршруте наземную аномалию, в накладе никто из нас не останется. - Маков с наслаждением развалился на спальном мешке и мечтательно поглядел на звезды. - Эх и грохну же я тогда диссертацию!
- Это еще что за зверь такой? - уставился Гордей на спутника, хлопая веками, как ослепленный филин.
- Это научная работа называется так, - объяснил снисходительно Маков. - Не напишешь - вроде вполцены твоя работа.
- Зачем писать какие-то дистертации, если к тайге способный? - протянул Гордей. - Пособолевал сезон, к примеру, потом поплевывай себе в потолок без этой самой дистертации.
- Ха-ха-ха-а! - разнесся меж соснами смех Макова. Геофизик вытер слезы и сказал: - Странный вы человек, дедусь.
- Это чего же во мне странного? - сощурился Гордей.
- А то, что свет клином представляете - все от себя, - объяснил Маков. - Много ли вы видели на своем веку ученых, Гордей Авдеич, а представление о науке уже составили, да какое!
- Дак что ж не составить, когда до вас тут трое появлялись, - отозвался Гордей. - Те все про богатый груз белого отряда расспрашивали соседушку Ипата. А этому чокнутому только дай поговорить про тот обоз с казной!
- Да что вы равняете меня с этими охотниками за сокровищами царя Соломона? - нервно ответил Маков. - Мало ли кто рядится в тогу ученого?
- Тоже не ночью прошел по деревне, - напомнил Гордей.
- Но обошелся без расспросов, не так ли? - возразил Маков. - Потому что мне афишировать свой маршрут не резон.
- Ну, если так, то тебе просто повезло, Захарович, что на меня вышел, - размяк Гордей. - Пристань ты с расспросами к Ипату, вся бы деревня через час знала, зачем прибыл, а там и выше б пошло, могли бы власти заинтересоваться. А так ни одна душа не докопается... Гордей, он могила, всякий в деревне скажет...
- Не такая уж могила, если эдакую живую внучку растите, - возразил Маков. - Смышленую, шуструю, любознательную!
- Ради нее и живу, - вздохнул Гордей. - Глаз с нее не спускаю... А она к несуразностям всяким имеет склонность, как отец ее, мечтатель. - Гордей повел мохнатыми бровями, и под ними сверкнули глаза, будто блесны. - Сами слышали, как просилась в наш поход... Будто медом тут намазано. Попрыгушка!..
- Нет, Гордей Авдеич, определенно вы клином от себя и действуете. - Маков пошевелил костер, чтобы видеть лучше лицо проводника. - Ну, зачем насильственно отбивать у девчонки тягу к интересному и необычному?
- Помнить должна, - пробурчал Гордей, прислушиваюсь к звону Каверги, - тайга шустряков не любит!
- Она всех одинаково жалует, - возразил геофизик, - и затворников, и куркулей.
- Я вот, почитай, с детства в ей кручусь - и жив-здоров, потому что не задираю Хозяина, - напирал голосом Гордей, - а зять мой со своими высокими материями в голове на первых же шагах споткнулся. Все не хотел смириться с тихостью нашего угла. Донимал меня расспросами про камни в тайге. Не видел ли я каких особенных. А я б и видел - отшвырнул бы подале.
- Отчего ж у вас такая ненависть к камням, дедусь? - с хрипотцой хохотнул Маков. - Что вам плохого камни сделали?
- Не сделали, так сделают! - затрясся Гордей. - Не успеешь глазом моргнуть, как наедут всякие изыскатели-откопатели. Речки отравят, тайгу повырубают, живность поразгонят. А людей с толку посбивают легким заработком.
- А сам за двоих решил вкалывать у меня! - заметил Маков с тем же хохотком.
- На хорошее дело почему и не поработать, - ответил Гордей, и на его бугристом лице тоже появилась ухмылка. - На эти самые намалии невидимые ваши... На чистую научность, которая людям не мешает. На дистертанцию вашу.
Геофизика даже покоробило от улыбки проводника. Да и Валику стало не по себе, будто леший взглянул тебе в самые зрачки.
- Прошу камни не отбрасывать, Гордей Авдеич, они тоже для науки, - донесся построжавший голос Макова. - Я вам плачу...
- Да камням что за место в вашей науке? - удивился Гордей. - Их столь по тайге валяется - не сочтешь!
- Камни тоже влияют на мои наблюдения! Так что никакого самоуправства. Прошу выполнять мои указания!
- Пока отрабатываю как будто ладом, - Гордей подхватил котелок с тагана лапищей и с поклоном поставил перед своим шефом. - Прошу отведать таежной похлебки!
Маков повеселел, певуче произнес: "С удовольствием", - взял ложку, и они принялись ужинать.
До ноздрей Валика долетел дразнящий запах мясного бульона с картошкой и грибами. Даже голова закружилась. Но он стиснул зубы и плотнее прижался к своей сосне, стараясь не упустить ни одного слова из разговора геофизика и Гордея. Теперь он понимал, как ему повезло, что набрел на этот табор.
"Надо держаться от них пока на расстоянии, - твердо решил он. - А еще лучше - придумать способ обезвредить прибор. Но как это сделать?"
Под ложечкой сосало все сильней, но Валик не двигался с места - вырабатывал план диверсии.
Маков и Гордей наперегонки запускали ложки в котел и чавкали, не стесняясь. Потом они попили чаю и улеглись спать. Геофизик залез в тонкий спальный мешок, а Гордей улегся рядом с костром на кучу хвои, накрывшись телогрейкой. Шеф перед сном подымил папироской и посетовал, что Гордей не взял с собой Тигра. Дед ответил по-устиному, что летом собака в тайге только во вред. Маков заметил, что сторож на таборе нужен. Тогда Гордей успокоил: он-де сам не хуже любой собаки. И они заснули.
Валик не спускал глаз с ящичка, высвеченного полоской лунного света, который прорвался сквозь гущу тайги. Ему пришла в голову удалая мысль. В игре бывает, ловкий нападающий так проведет мяч между двумя игроками противной команды, что они сталкиваются между собой...
И капитан оторвался от сосны. Ступая на носки, двинулся к ящичку, но нога зацепила чехол из твердого брезента, и тот зашуршал. Гордей пошевелился, однако не проснулся.
Валик словно со стороны видел свои бледные пальцы. Они коснулись ящичка, откинули крючок и вытащили из кармана незаменимый прибор, который назывался буссолью. На ходу он поднял ножны, отброшенные геофизиком, и стал отступать от табора к реке. Кеды беззвучно касались земли, покрытой то травой, то прошлогодней хвоей, то мхом. Валик отошел шагов на триста, лег у воды и долго пил, смывая с лица пот.
Теперь он знал, где очутился, и вернуться к своему табору не представляло труда. Когда Валик перешел речку и начал продираться сквозь заросли, в глаза ему ударил огненный клин костра, отраженного в плесе.
- А, нашлась пропажа! - встретила его Устя.
- Неизвестно, кто из нас потерялся! - радостно отозвался Валик.
Устя сидела у огня, подбрасывая в огонь сучья. Валик подсел к костру, снял мокрые кеды, носки и уставился на огонь. Устя молча подвинула ему котелок и хлеб на тряпице. Он зажал котелок между коленками, накрошил в суп хлеба и заработал ложкой.
Суп оказался вкусным, пахучим и досоленным. Он выскреб все, облизал ложку, сказал с торжеством:
- Теперь они ничего не определят своим прибором. - Валик вынул из кармана буссоль, показал Усте. - Он нас хотел испугать, да не на тех нарвался.
Устя скосила глаза на буссоль, брови ее вздернулись.
- И ты считаешь, сильно навредил ему?
- Без буссоли он как без рук. Грош цена теперь его магнитометру.
Валик-то знал подлинное значение этого прибора, вроде обыкновенного компаса в круглой коробке. Он отпустил стрелку, и она забегала, постепенно успокаиваясь. Черный ее конец показывал на Полярную звезду. Цифры и мелкие риски по бронзовому лимбу фосфоресцировали даже в свете костра.
- Хороший прибор, компасом нам теперь послужит, - пробормотал Валик и достал записную книжку. - А им теперь придется возвратиться назад. Думаю, там разберутся, что за геофизик этот Маков Олег Захарович.
- А если они начнут искать нас, капитан? - предположила Устя.
- Мы не пойдем по тропе, - объявил он. - С компасом-то мы можем рвануть прямиком по тайге до самой Небожихи.
Он придавил листок со схематичным планом буссолью, стал перед костром на колени и уложил записную книжку на землю, будто собрался молиться на нее.
- Вот так чесанем, - Валик провел ногтем прямую линию от Каверги до самого верховья, и она отпечаталась не хуже, чем от карандаша. - Петлять мы не будем. Возьмем азимут и за один день дочешем до Небожихи. - Он покосился на Устю. - Ловко я отыгрался, скажи?
- А вдруг он настоящий ученый?
- Такой же, как я космонавт!
Валик достал из рюкзака нож геофизика, вынул из кармана ножны.
- Впрочем, ты можешь повернуть назад - не держу, - сказал бесстрастным голосом.
Устя ничего не ответила.
5
Комары разбудили их рано, только начали проступать деревья из темной стены тайги. Трава, кусты и паутина серебрились от росы. Речка была забита туманом.
Валик увидел, что накрыт краем одеяла. Не заметил, как ночью вполз на горячую хвою и забился к Усте под одеяло.
Он бодро вскочил, начал бегать, разминая ноги. Устя тоже встала и сразу же принялась разводить костер.
Через каких-нибудь пятнадцать минут закипел чай в котелке. Они доели яйца, лук, редиску и сложили пожитки в свои облегченные котомки.
Тронулись в путь, собирая на себя росу.
Перебрели холодную Кавергу. Хлюпая мокрой обувью, поднялись на увал. Здесь увидели вывороченную сосну, застрявшую кроной между двумя другими соснами. Валик взбежал по накрененному стволу до самой верхушки, и перед ним открылось сосновое море с остроугольными выплесками елей.
- Ну и плоскогорье! - воскликнул он, козырьком кепки прикрывая глаза от солнца. - Глазу не за что уцепиться! Нет, стой, вижу Небожиху! Красавица!
На горизонте из моря тайги вставала скала, напоминающая крону гигантской ели. Сзади раздался шорох, и Валик ощутил на шее дыхание Усти.
- Вот прямо на вершину Небожихи и возьмем азимут, - проговорил он, на ощупь доставая компас из кармашка рюкзака.
Бронзовая оправа сверкнула на ладони. Валик склонился над буссолью, дождался, чтобы успокоилась стрелка, и закричал:
- Сто двадцать три градуса! Как вчера и рассчитал. Пометеорили! Мы их здорово обойдем, - добавил он, сбегая на землю вслед за Устей. - Если даже они рискнут продолжить маршрут.
- Как бы самих себя не обойти.
- Брось ты плакаться! Сейчас побежим - только шорох стоять будет.
- Я все папу во сне вижу. Не к добру это - покойника часто видеть во сне, так деда говорит.
- Не боись! Теперь с таким могучим компасом мы не пропадем!
Капитан таежной этой команды из двух человек лишь мельком глядел на компас, намечал дерево на кончике осевой линии и, почти не останавливаясь, двигался дальше. Странные нетаежные предметы уже начинали ему мерещиться то тут, то там. Но при подходе оказывалось, что это рыжая муравьиная куча, или трухлявая валежина, или рога сохатого, изъеденные зверьками, или просто солнечная зайчики в траве. И каждый раз у Валика сердце подскакивало к горлу. Устя же спокойно подходила к "предметам", на своего капитана поглядывала, как на человека чуть не в себе: с жалостью, предупредительностью и надеждой на выздоровление.
- Ну, подожди, - пробормотал Валик и прибавил шаг, - не может такая тайга да не подбросить подарочек!
Его свободная рука рубила солнечные узкие полоски, прорвавшиеся в сумрак тайги, расплескивала листья кустов, обнимала стволы деревьев или отталкивалась от них. Он не глядел под ноги. Он видел перед собою лишь ориентиры. Он развил высокую скорость. Перепрыгивал валежины, притаптывал кусты. Однако Устино легкое дыхание все время слышалось за его спиной. И только ичиги шуршали все сильнее.
Пора было уже пообедать, но Валик не останавливался. Он оставил мысли о пробах как резервный вариант и все больше утверждался в надежде обнаружить какой-нибудь ящик отряда с налету, не доходя до Небожихи. Все чаще приходилось выплевывать мошкару, пойманную раскрытым ртом, но капитан не сдавался.
И тут подвернулась тропа, которая была глубокой, как корыто. Лишь изредка зарывалась она в мох или траву. Валик прикинул ее направление - сто двадцать два - сто двадцать пять градусов. Тропа была протоптана лосями, изюбрами и козами по их азимуту, хоть и петляла иногда возле кустов и деревьев.
Но Валику петли были кстати. Он делал короткие перебежки на поворотах тропы, когда Устя не могла увидеть его за кустами. И так перехитрил ее: оторвался метров на двадцать. Убедился в этом, когда на миг обернулся перед островком черемухи, за которой резко сворачивала тропа. Он подумал, что за этими кустами выиграет сразу метров десять. И в тот же миг земля расступилась под его ногой. Он ойкнул, поймался рукой за черемушью ветвь, но та стряхнула его в какую-то яму.
Коротко вскрикнув, Валик приземлился на ноги. На голову полетели жердочки, мох и усохшие листья. Капитан застонал, но тут же схватил себя за губы: большего позора перед Устей трудно было придумать.
- Э-э-эй, Устя, осторожней, ловушка.
Перед ним прыгал на глиняную стенку лягушонок. Он шлепался на дно и снова кидался на стенку. Валик измерил взглядом расстояние до корня, который торчал на краю ямы. Глубина была метра два с половиной.
- Отсюда, братец, не выпрыгнешь, - сказал он лягушонку, кривясь от боли. - Вот это сюрприз! Кто же это тут так старается?
Над головой раздался шорох. В лицо полетели сухие хвоинки и комочки глины. Над ямой белело лицо Усти, обрамленное козырьком шляпы под накомарником. Глаза были темные от расширившихся зрачков. Но вот она увидела, что ее капитан стоит на ногах, и тихо рассмеялась. Зрачки ее сразу ужались, а круглые ноздри вытянулись. Устя не могла удержаться от смеха: "Наконец-то этот молодец залетел... Рассказать ребятам, как городской гость в ловушку попал, - со смеха умрут..."
- Ну, что же ты? - спросил Валик. - Хочешь меня оставить в этой яме?
Устя протянула в ловушку жердь из настила. Валик не спеша поймал лягушонка, выкинул наверх, потом подвесил ружье и рюкзак на жердь. Все это вытянула Устя и снова опустила жердь. Он ухватился повыше срезанного сучка и заскреб стенку ногами. Из-под кед полетели комочки глины. Подошвы соскользнули, и он повис на жерди.
- Тяни! - приказал он, но жердь скользнула вниз. - Эх ты, слабачка!
Устя сама чуть не свалилась в яму - ичиги скользили по траве. Тогда она подложила под ноги высохшую ветку и снова потянула жердь. Лицо ее напряглось, капля пота слетела с кончика носа, треснула под мышкой кофта. Но усилия оправдались - Устин капитан вывалился на край ямы.
- Уф-ф, - выдохнул он. - Хотел бы я знать, кто это на тропе вырыл такую яму?
- А ты огорода не видел, что ли? - Устя ударила прутиком по темному колу, к которому гибкими ветками были примотаны продольные жердины. С другого края ямы тоже шла такая ограда, исчезала в дебрях.
- Огорода? - прищурился Валик. - Для чего же городился этот огород, а?
- Чтоб звери шли в ловушку, - ответила она простосердечно и кивнула на яму.
- Какие звери? - у Валика от ярости булькнуло в горле.
- Сохатые. - Устя вынула из кофты булавку, начала выцарапывать из ладони занозу. - Изюбры.
- Это при запрете-то такие ямы? - вскрикнул Валик.
- У дедушки с сельпо договоренность полная, не беспокойся! - вспылила Устя, размахивая булавкой. - Вы же в городе и едите это мясо!
- А я что-то не припомню такого мяса! - Капитан достал записную книжку и нарисовал ловушку на плане. - Похоже, дед твой не такой уж передовой охотник. Посадить бы его самого в эту ямку на неделю да всех защитников его!
- Тебя не спросили!
- А может, еще и спросят. На всякий случай, с тропы я эту штуку пока уберу!
Он спрятал книжку в карман, вынул из рюкзака топор и начал крушить огород. По тайге разнесся треск. Валик разбил заплот шагов на тридцать в обе стороны. Стащил жерди и колья к ловушке. Плотно замостил яму жердями. Потом вынул из рюкзака кусок хлеба, отломил половину спутнице, навьючился и зашагал дальше.
Он ел хлеб, отмахиваясь от гнуса, и посматривал под ноги. Скорости не развивал. Устя сердито пыхтела в пяти шагах от него. Когда Валик рубил изгородь деда, она сдержалась из последних сил, чтобы не броситься на него. Как он смеет думать про деда Гордея так? Про деда Гордея никто в Завали не скажет плохо! Может быть, недозволенный это способ - ловушки, но лицензии на зверя деду всегда выдают. Просто он умнее других охотников и возобновил эти ловушки. Он говорил как-то, что так добывали зверя в старину. "Любая новина ни к чему, - заключал дед, - суеты да трат много, а толку мало: человек как был, так и останется - с одним началом и одним концом".
Устя пыталась возражать деду. Она вспоминала рассказы отца о том, что на месте Завали когда-нибудь тоже будет город. "Очень многое говорит в пользу развития этого края, - уверял ее отец. - Во-первых, огромные запасы леса, во-вторых, энергия Ангары, в-третьих, полезные ископаемые, до которых геологи только-только добираются в этих районах... Следовательно, дочка, многое изменится в этом дремучем краю, а человек - в первую очередь, хочешь того - не хочешь".
"Для твоего отца уже ничего не изменится, царствие ему небесное! - отвечал дед. - А насчет матери - простить себе не могу, что не отбил у нее охотку к городу. Ну, тебе-то уж, внученька, я не дам в суете затеряться".
"Да, мама совсем редко пишет, - вспомнила с горечью Устя. - Недолюбливает за что-то дедушку. И этот паря Колокольчик против него".
Она сильно обиделась на Валика, но поворачивать назад не собиралась. Решила шагать до конца, как бы "капитан" ни оскорблял их с дедом.