9
"Племя молодое" разбудили выстрелы. Ошарашенный Валик выскочил из-под одеяла, протер глаза. Но и после этого ничего не увидел, кроме деревьев с туманными космами. Куда ушел геофизик в такую рань? Кто стрелял? Подозрения и страх вновь навалились на капитана.
Он заметался по росной полянке. И натолкнулся на Макова, который, прихрамывая, вышел из кустов с большим глухарем в руке. Пух на голове черной до блеска птицы взъерошился от росы, на кончике клюва висела розовая капля. У Олега Макова за плечами висели ящики с прибором и тренога. Увидев взбудораженного мальчишку, Маков улыбнулся.
- Пошел взять контрольный отсчет, а этот красавец сидит над самой точкой!...
- А я решил было, что снова вмешалось колдовство, - смущенно пробормотал Валик.
- Нет уж. Теперь мы сами колдовать будем. Подкрепимся и начнем!
Маков протянул глухаря Валику.
- Перья переливаются, как шерсть на нашем Майоре, - вырвалось у капитана.
Маков почесал щетину, брови его встрепенулись, как ерши на крючках.
- Мы найдем и того, кто убил вашу собаку, - пообещал геофизик, медленно двигаясь к костру, который разжигала Устя. - Теперь у нас должна пойти поисковая масть - такое поверье есть у полевиков. Преодолели столько, что хватило бы на иную партию...
Геофизик сбросил треногу, поставил ящик у костра, сел на него и вынул измятую пачку сигарет. Закурил и, глядя в костер, стал рассказывать, сколько разных препон стояло на его пути сюда...
Олег Маков был аспирантом у профессора Ряпушкина, которого за солидность и лысину прозвали в Институте земной коры Светилом. Профессор вел тему геофизических поисков железорудных месторождений Ангаро-Илимского района. Под руководством именитого шефа аспирант Маков обрабатывал данные аэромагнитных наблюдений с воздуха.
Тема подходила к концу. Профессор считал, что данные магнитометрии не позволяют больше надеяться на открытие даже небольших месторождений на Ангаро-Илиме и расширять геолого-геофизические исследования здесь не стоит. Такое заключение должен был сделать Олег Маков в своей кандидатской диссертации.
Но дотошный аспирант, выросший сам на братском - бывшем каторжном - руднике, не соглашался с учителем по основному вопросу. Ученик считал, что некоторые месторождения в междуречье Илима и Ангары могут быть скрыты мощным чехлом рыхлых отложений, не в пример классической Коршунихе, или даже залегать в форме "слепых" тел на доступной глубине. И тогда приборы самолета фиксируют незначительную аномалию или совсем пропускают ее. "Ну, что ж, молодой человек, - сказал в конце концов профессор Ряпушкин, - защищайте в вашей диссертации свою точку зрения. Только учтите, коллега, я буду сохранять нейтральную позицию..."
"Бунтарь" пошел за поддержкой к своей знакомой аспирантке, которая была родом из этих мест. Выслушав горькую исповедь Макова, она вспомнила о случае, который произошел в их Заангарской тайге в годы гражданской войны. "Случай, конечно, оброс небылью от многочисленных пересказов, - заметила она, - но рациональное зерно в нем вполне может быть. Магнитное зерно!"
Легенда о Заколдованном Нагорье, отряде с ценным грузом и роковом несоответствии карты, компаса и глаза офицера всколыхнула душу аспиранта. Он вспомнил, что многие из месторождений Ангаро-Илима имели формы мощных труб, уходящих в глубину земной коры. Это были магнитные тела, которые как угодно могли шутить со стрелкой компаса. Они притягивали одни из концов стрелки, так что путник мог бесконечно ходить по кругу в непроглядной тайге. "И похоже, что тот отряд побывал в подобном Круге, - сказал тогда своей знакомой Маков. - А не моя ли это гипотетическая замаскированная труба?!"
На другой же день геофизик взял десятидневный отпуск и, не объяснив ничего Светилу, с магнитометром за плечами прибыл в Острожск. Дальше надо было спускаться по Ангаре на моторной лодке. И тут судьба свела его с дедом Гордеем.
Маков рассказал Гордею, что едет в Заваль, чтобы проделать некоторые геофизические наблюдения вдоль речки Каверги. Услышав про Кавергу, Гордей стал предлагать свои услуги. Ученый обрадовался, что так быстро встретил нужного человека и не надо много распространяться о цели своего приезда.
- Гордей Авдеич оправдывал надежды, пока не потерялся нож, потом пропала буссоль, - закончил свое повествование Маков. - Тогда я понял, что дело тут нечистое. Но отступать не в моих правилах. Хоть что-то да надо было разведать мне на этом Нагорье...
- Отступать - и не в моих правилах! - воскликнул Валик, но встретился с холодным взглядом Усти, судорожно втянул в себя дым, закашлялся, заключил: - А вообще, пора бы позавтракать.
- Позавтракать и - на профиль! - добавил Маков.
Устя взяла нож, глухаря и направилась к ручью. Она просто обрадовалась, что представилась возможность передумать все заново наедине. Рассказ Макова перевернул все в ее душе. Никак не бралось в толк, что главная тайна этого места, столько лет хранимая тайгой, не так уж далеко от деревни. "Но только ли тайгой? А деда, что же, не знал, что представляют собой камни на дне ловушек?!" Она пыталась воздвигать разные преграды на пути этой мысли: деревенская жизнь учит затворничеству, охотник-промысловик бережет свой надел от чужого глаза, а дед - радетель за чистоту тайги, воды и неба...
Но сколько Устя ни преграждала течение мыслей, ручеек сомнения разъедал все перекрытия. Получалось, самое меньшее, что ее дед мог из боязни за свои ловушки пойти на хитрость, обман и прочие подлости. "А если еще и ценности обоза он припрятал? Боже мой, что будет тогда?!".
Она покачнулась от слабости и чуть не упала в ручей.
Нет, самая горькая правда, но только правда! Мы кружили в Заколдованном Круге не для того, чтобы попасть в новый порочный круг! - упрямо думала Устя, яростно дергая перья глухаря. - Ах, деда, деда! Как же мне защищать теперь тебя. Сосед дед Ипат стал посмешищем в глазах деревни благодаря твоему оговору. И она, внучка, с пеной у рта защищала своего деда. А он скрывал даже от зятя - ее отца - тайну Верхней Тайги... даже от родной дочери!
Она выдернула последние перья, вернулась к костру. Присела с подветренной стороны, сунула тушу в огонь и начала выжигать остатки пуха. Вкусно запахло паленой птицей, у Макова и Валика расширились ноздри. Спор между ними сразу прервался, оба продвинулись к Усте, предлагая помощь.
И она стала распоряжаться. Одному сбегать за водой, другому поднести еще дров, а сама принялась рубить глухаря на кусочки, иначе бы птица не вошла даже в большей котел геофизика. Наконец, отяжелевший этот котел повис над огнем, и все застыли в томительном ожидании.
- Не поешь - никакие поиски на ум не идут, - признался Валик, сглатывая слюну.
- Плохо, когда то и делают, что едят, - горько усмехнулась Устя. - Или думают про еду и не замечают больше ничего.
- А я тебе что говорил про домоседную мудрость, - фыркнул Валик.
- Ну, вы-то уж в едоков не превратитесь, гарантирую! - успокоил их Маков. - Вам повезло наткнуться на золотую тропу... До конца своих дней обеспечены запалом, уверяю вас. И даже славно, что вы такие разные: Устя твердо стоит на земле, а ты, Валентин, паришь над землей. Вот и захватили истину в вилку. И дай бог, всю жизнь вам так...
Он пристально глядел куда-то в середину костра, лицо его выражало задумчивость.
- Это просто замечательно, что вы сошлись на таком деле, - продолжал он. - Я завидую вам. Ранняя закалка, она бывает на всю жизнь.
- Были и моменты развязки, - пробормотал Валик, скосившись на спутницу. - Но в общем, теперь мы как нитка с иголкой... Правда, Усть?
Устя кивнула, опустив глаза. "Великодушие проявляет капитан? - пламенем метнулась мысль. - Предлагает мир и забыть старое? И чтоб ему теперь послушной была? Не выйдет! Поборюсь еще за деда. До самой подноготной правды".
Наконец суп сварился. Валик расторопно расстелил тряпицу, поделил сухари, положил ложки. Глотая слюну, он старался не смотреть на котел и клялся про себя, что выдержит марку настоящего мужчины и не будет спешить со своей ложкой. Но не успела Устя поставить котел на землю, Валик уже выхватил глухариную ножку. Обливаясь жирным бульоном, вгрызся в пахучее мясо. Прихватил сухарь, стебелек дикого лука... Торопился так, будто не ел десять дней! И никак не мог уняться, пока в котле не показалось дно.
- Может, оставить на обед надо было? - произнес Валик, облизывая ложку.
- Обедать некогда будет, - успокоил Маков. - Для полевика обед - роскошь.
Капитан сыто откинулся на спину. А геофизик взялся за работу, вынул из чехла треногу и установил на ней буссоль, склонился над прибором, сурово сощурился, точно полководец, оглядывая поле предстоящего сражения.
Валик с почтением наблюдал за этим вдруг преобразившимся лицом. Вот это капитан! Вроде компанейским парнем был пять минут назад, а теперь - волк! Попробуй тут не подчинись. Себя не пощадит и никому другому не спустит. Даже мошкара ему нипочем. Липнет к распухшему носу, а ему хоть бы что - настраивает буссоль. Вот замерла стрелка в положении "юг-север"...
Валик поежился, вспомнив блуждания по тайге. Геофизик, словно угадав его мысли, усмехнулся краешком рта, и лицо стало прежним, иронически-веселым.
- Учитесь, друзья, теперь расколдовывать заколдованные круги на прочной научной основе!..
Он объяснил, что "уничтожил" горизонтальную составляющую магнитного поля в данной точке и теперь узнает, насколько здесь вертикальные магнитные силы больше, чем в нормальном поле. А в нормальном поле он взял отсчет рано утром, когда они спали. Из приращений вертикальных сил магнитного поля над каждой точкой профиля, который они сегодня пройдут, он вычертит кривую. По ней можно будет судить о величине и характере железорудной трубы, что затаилась на глубине.
- А теперь за работу, племя молодое, - закончил Маков и властно взмахнул рукой. - Устя будет записывать мои показания, а ты, Валик, руби просеку на Небожиху! Кривовато получится, без спецвизирования, ну да сойдет для рекогносцировочного профиля.
Валик плохо разбирался в геофизике. Но рубка просеки не требовала семи пядей во лбу. Почтительно выслушав задание начальника, он взял топор и пошел в наступление на кусты.
Остроглазый голец торчал над деревьями, и держать на него направление было нетрудно. Правда, приходилось часто поднимать глаза на вершину, чтобы профиль был как можно прямее. Чтобы Маков не думал, будто они не умеют ходить прямыми маршрутами. "Не хуже вас умеем намечать цель и пробиваться к ней, пробиваться, пробиваться!" - твердил про себя Валик, нацеливая топором в тонкие стволы листвянок, берез и осинок.
Сначала легко косились деревца и кустарники, даже весело как-то. Однако вскоре на ладонях взбугрились волдыри, мускулы обвяли. Он все чаще отдыхал, отмахиваясь веткой от мошкары. Он поглядывал назад, видел, как широко шагает по его просеке Маков и с размаху втыкает треногу в землю. Потом ориентирует столик по буссоли, устанавливает магнитометр и отрывисто говорит Усте отсчеты. А та записывает в журнале цифры.
- Торопись, рубака! - прикрикнул геофизик, вырывая треногу из земли.
- Пятки оттопчем, паря Колокольчик! - добавила Устя.
Валик приналег на топор, но думал о своем. Маков добрался до своего и теперь по уши залез в измерения. Он не смотрит по сторонам. Критиковал Светило и других за ограниченность, но сам, похоже, уже не видит ничего, кроме цифири,
"А за цифирью ему мерещится диссертация, - мрачно размышлял Валик под удары топора. - И на мои заботы ему начхать! А мне надо мяч добить в ворота, потому что он пока еще спорный!.."
Он остановился перед изумрудной болотиной, раздумывая над предварительными итогами своего похода. Получалось, что в Завали фамилию Колокольчиковых теперь будут произносить с почтением. Но этого мало. Надо, чтобы город узнал про его дерзкий поход и все парни с их улицы провожали его завистливыми взглядами, а отец понял бы, что его сын не лыком шит... "Пусть железо - это идея и открытие Макова, - всплыла болотным пузырем унылая мысль. - Я тут сбоку-припеку... А сокровища обоза все бы затмили!"
Валик никакой самокритики уже не допускал и про сокровища не забывал ни на минуту. И сейчас он оглядывал пышные кочки болота, как маскировочные приспособления. "Под одной из таких моховых куч вполне могут быть запрятаны все ящики с золотом, серебром и другими ценностями, - соображал он и про себя кого-то: - Ну, хоть бы гвоздик блеснул какой!"
- Прямо, вперед! - подстегнул его Маков.
Прямо была марь с чахлыми деревцами. Узкий язык ее подходил к южному склону Небожихи. А вниз марь расширялась, переходила в болото, из которого брала начало Каверга. Среди пышных кочек изумрудного, бурого, блеклого мха жирно блестели чаши ржавой воды.
Валик ступил в марь и подумал, что тут и дурак догадался бы про железо под болотом. А вот куда обозное золото делось? Здесь надо крепко задуматься, поломать голову и помесить ногами мох.
Валик вытащил ногу из мшаного месива, прикинул, где посуше, заметил пень. Скачала прошел мимо, потом оглянулся - странный пень.
- Пень! Это же рубленый пень! - огласил он воплем тайгу.
- В чем дело? - крикнул Маков, торопясь к нему.
- Пень! - сказал Валик, поглаживая рубленый верх пня. - Понимаете, что это значит?!
- И надо было панику подымать? - пробурчал геофизик. - Пень как пень. Мало ли в тайге их.
- Так люди же рубили, - проговорил Валик. Его глаза лихорадочно шарили по мари.
- Да, рубили, - согласился геофизик и ткнул пенек носком ботинка. - Но это было давно.
- А для чего могли рубить такое толстое дерево? - спросил Валик.
- Ну мало ли для чего. - Маков нетерпеливо пожал плечами. - Стоит ли долго распространяться на эту тему?
- Охотники лабазы для скрадки зверей на болотах ставят, - тихо сказала Устя.
- И мне дедушка об этом говорил! - сказал Валик и зашагал вниз по мари, расплескивая грязную жижу. - Где-то должна быть постройка!
- Один пень - ерунда! - выкрикнул Маков.
- Еще пень! - зазвенел голос Валика. - Еще один! Давайте искать пни... Где больше - там лабаз!
- Не увлекаться! - распорядился Маков. - Одно дело сделаем, возьмемся за другое. Этот лабаз неделю можно проискать в таком болотище.
Валик понуро возвратился, окидывая марь подозрительным взглядом. Подмывало отшвырнуть топор и ринуться на поиски таежного строения, но время его капитанства кончилось - это было теперь яснее ясного.
- А может, он рядом, этот самый лабаз? - Валик пристально посмотрел на Устю. - Дед твой ничего не говорил про него?
Устя медленно покачала головой.
- Давайте поищем! - взмолился Валик. - Мало ли что там можно обнаружить...
- Закончим профиль, поищем, - Маков махнул рукой в сторону Небожихи. - Шуруй, Валя! Наши-то пни наверняка для дела. Исторические будут пеньки, уверяю вас.
10
Во второй половине дня они взошли на склон Небожихи. Маков свистнул, сделал руки крестом, и Валик прекратил рубку. Он сел на поваленную сосенку, начал осматриваться.
Тайга сомкнулась вокруг скалистого останца, как называл острый голец геофизик. Солнце снизилось, будто тоже искало лабаз в гуще деревьев и кустов. И Валик невольно смотрел в ту сторону, куда клонилось солнце. Усталым взглядом прочесывал он изумрудно-ржавый просвет в таежном массиве - болото. И там, на противоположном краю, как будто зачернело что-то. Лабаз?!
Валик разогнал тучу мошки перед собой и как следует сосредоточил взгляд на крае болота. Чернеющий предмет походил на строение. "Вроде избушки на курьих ножках, - пришло на ум сравнение. - Оно так и должно быть!"
Рядом ударила в землю блестящими наконечниками тренога, и Валик вздрогнул, потом показал на темнеющий предмет. Маков рассеянно пригляделся, но ничего не увидел. Потом он выкрикнул последний отсчет поднимающейся в гору Усте, снял магнитометр и сложил треногу. Прибор он закинул себе на спину, ружье повесил на плечо, а Усте дал треногу.
- Пойдемте, - согласился он наконец. - Может, найдем что покурить, если там лабаз. Муки бы не мешало на обратную дорогу.
- Будет все! - вскрикнул Валик, точно был хозяином предполагаемого лабаза.
Они спустились к пеньку, обнаруженному первым, от него разбрелись по болоту веером.
Устины ичиги чавкали в середине цепи. Однако она проваливалась меньше, чем Валик и Маков, - была намного легче геофизика и сноровистей напарника. Устя опередила их, вышла на сухую травянистую гривку, по которой вилась глубокая звериная тропа. На ней отчетливо выделялись рюмчатые следы изюбрей, раздвоенные - сохатых и когтистые - медведя.
Валик, выйдя на тропу, завертел головой, озираясь по сторонам. А Устя, не обращая на следы никакого внимания, двинулась по ней.
- Смотри по сторонам, - предупредил ее Валик, вспомнив страшную морду перепугавшего их медведя. - Не нарывайся.
Устя не обратила внимания на его предупреждение, она даже ускорила шаг. Валику пришлось почти бежать за ней. Их разделяло не больше десяти шагов, как из кустов слева ударил огонь, гулко прокатился выстрел.
Валик повалился на тропу, точно убитый. А Устя осталась стоять с выпученными глазами.
- Устя, ни с места! - закричал Маков, перескочив через Валика, который тут же вскочил и бросился следом.
- Это вы... с-с-стреляли, Олег Захарович? - прошептала Устя.
- Я еще не чокнулся, чтоб в людей стрелять! Это самострел.
Геофизик показал на протянутый через тропу шнур, который она натянула ногой.
- Мистика какая-то, - пробормотала Устя, отступая назад.
Шнур был привязан к сухой лиственнице возле тропы и тянулся через нее в чащу елочек. Маков пошел по этой нити и наткнулся на колкие лапы трех сросшихся елочек. Из хвои глядел на него черный зрачок винтовочного дула.
- Вполне реальная мосинская трехлинейка! - заключил Маков.
Он клацнул затвором - из патронника вылетела дымящаяся гильза. Передернул затвор еще несколько раз - под ноги ему скатилось четыре патрона без пуль, устьица гильз были залиты воском.
- Самострел-пугалка, - сказал Маков, внимательно разглядывая винтовку, густо смазанную каким-то остро пахнущим жиром. - Заряжена была холостыми, в расчете на слабонервных, но все равно неприятно.
- Трехлинейка, может, из тех... - выдохнул Валик, - старинная... того отряда...
- Изготовлена до тридцатого года, до конструктивных изменений, - заключил Маков, закинув винтовку на плечо рядом с дробовиком, и первым шагнул на тропу, как и положено старшему. - Видно, в самом деле, здесь есть что охранять.
Ели расступились, открывая взору поляну и странное сооружение посредине. Нетерпеливый Валик попытался обойти Макова, но тот дернул его за рукав.
- Хватит верхоглядства. Все, оказывается, серьезнее. Могут и еще быть сюрпризы. Надо в оба глядеть, мальчики и девочки.