В кабинке подруги обнаружили знакомую цифровую панель. Набрав на ней под диктовку Навигатора дату, они снова вышли в фойе.
Помещение выглядело совсем по-другому. Бара не было. Вместо потрепанных афиш и портретов киноактеров, на стенах висели плакаты. На одном из них был изображен красноармеец в буденовке и с направленным вперед указательным пальцем. Плакат сопровождали слова, написанные крупными буквами: "А ты не дезертир?". Еще несколько плакатов призывали на борьбу с детской беспризорностью, дизентерией и иностранными интервентами.
Кроме этого, в фойе стоял разбитый рояль, около которого толпилась самая разнообразная публика.
Только девочки собрались покинуть кинотеатр, как прозвенел звонок, и публика, спеша занять лучшие места, увлекла их в зрительный зал. Там, кое-как примостившись на узкой скамейке, подруги решили подождать, пока все усядутся. Свет погас, и над головами зрителей яростно застрекотал киноаппарат, высветив на экране первые кадры черно-белого фильма. И тут же зал ожил: многие закурили, кто-то начал грызть семечки. Со всех сторон послышался шепот. Не выдержав и десяти минут, подруги выскочили на улицу.
– У меня такое впечатление, что я сидела не в зрительном зале, а на насесте в курятнике, – сказала Вера, пытаясь после прокуренного и душного помещения надышаться свежим, чуть прохладным воздухом.
– Главное, что мы выбрались, – ответила Аня и добавила, – тебе не кажется это место знакомым?
Вера завертела головой.
– Так это Старый Арбат! – не поверила она своим глазам. – Только какой-то другой.
– Точно!
Включился Навигатор:
– Вам необходимо следовать по этой улице. Сразу после Военного трибунала сверните в переулок. Там живет Михаил.
Двигаясь по Старому Арбату, девочки с любопытством рассматривали дома и вывески над магазинами. Их фигурки, отражаясь, мелькали в стеклах витрин. Время от времени, им навстречу попадались прохожие, чьи шаги гулким эхом отдавались по улице. Дворники в сапогах и светлых передниках метлами подметали дворы. Но больше всех подруг заинтересовал грузный почтальон. Он вышел из почтового отделения с толстой кожаной сумкой через плечо, туго набитой газетами, и тут же раскланялся с двумя молочницами, тащившими здоровенный бидон. Вера еще долго провожала его взглядом.
Свернув в нужный им переулок, подруги остановились.
– Второй дом справа, – подсказал гаджет. – Входите в арку.
Отсчитав второй дом справа, Аня и Вера нырнули в подворотню трехэтажного дома и оказались в небольшом дворике. На скамейке сидели и о чем-то сплетничали две старушки. Одна из них качала приземистую округлую коляску. Чуть поодаль стайка голубей клевала просо, рассыпанное на земле. Еще, во дворе находился здоровенный кирпичный гараж, около которого стояли трое мальчишек лет тринадцати, с пионерскими галстуками, повязанными на шеях. Один из мальчишек, в темных штанах и кожаной куртке, держал в руках серую тряпку. Двое других, склонив головы, внимательно рассматривали то, что было в нее завернуто.
– Привет! – подойдя ближе, в один голос сказали подруги.
Мальчики вздрогнули и тот, что был в кожаной куртке, быстро спрятал тряпку за спину. Девочки заметили лишь холодный стальной блеск клинка.
– Чего вам здесь надо? – грубовато спросил невысокий крепыш в черных штанах, завернутых до колен, и в тельняшке, рукава которой были закатаны до локтей. Его рыжие волосы торчали в разные стороны.
– А повежливей сказать слабо? – хмыкнула Вера.
– Чего-чего? – задрав подбородок, не понял рыжий.
– Да ладно тебе, Генка, с девчонками задираться, – одернул его худой мальчик с бледным болезненным лицом, одетый в матроску и укороченные штаны.
– А ты молчи, буржуй! Как хочу, так и разговариваю, – огрызнулся Генка.
– Я прошу звать меня Славой, – потребовал худой мальчик.
– А может, они шпионки, – предположил Генка, засунув руки в штаны. – Что-то я их раньше здесь не видал.
– Перестань, Генка, – сказал ему мальчик в кожаной куртке и, поправив пионерский галстук, обратился к подругам. – Вы кого-то ищите?
– Да, – сказала Аня. – Михаила.
– И его Бронзовую птицу, – добавила Вера.
– Я же говорил, что шпионки! – воскликнул Генка.
Ударив себя кулаком по груди он, выпятив ее, пошел на девочку в атаку:
– А ну, говори, откуда знаешь о Бронзовой птице? Кто подослал?
– Ага, – Вера, уперевшись руками в Генкину грудь, попробовала отодвинуть его подальше от себя, – значит, ты знаешь и о ней, и о ее владельце.
– А тебе какое дело! – еще пуще разошелся тот.
– Спокойно, – сказал парень в кожаной куртке. – Я – Михаил. Генка прав, откуда ты знаешь о Бронзовой птице?
– Это к делу не относится, – сказала Вера. – Твое дело нам ее показать.
– Вер, а Вер, – одернула подругу Аня, – тормози. С ними надо нормально разговаривать.
– Значит, мы нормально, а они хамить будут?! – возмутилась Вера.
Аня вздохнула и обратилась к Михаилу:
– Мы можем, где-нибудь поговорить?
– Можем. У меня дома. Пойдем?
– Я с тобой! – воскликнул Генка. – Вдруг они тебя отравить решили? Одному нельзя.
– Генка, не говори ерунду! – Мишка двинулся к подъезду с покосившейся дверью.
– Я, все равно, тебя не оставлю с ними наедине, – Генка, насупившись, пошел следом.
– А ты с нами? – спросила Вера Славика.
– Пусть буржуй дома посидит, – не поворачивая головы, пробурчал Генка, – на рояле попиликает.
– Если идем, то все! – крикнула ему вслед Аня и, подтолкнув в спину худенького мальчика, направилась к подъезду.
– За что он тебя так не любит? – спросила Славика Вера.
– Кто? Генка? – удивленно поднял брови мальчик. – Не обращайте внимания. Мы с ним друзья, просто поссорились немного. Я не принял участие в драке с мальчишками из соседнего двора, вот он и вредничает.
– Ничего себе друзья! – поразилась Вера и вошла в подъезд.
Они поднялись на третий этаж и вошли в большую квартиру с высокими потолками и отлетевшей на них в нескольких местах лепниной. В длинный узкий коридор выходили несколько дверей. Мишка, открыв одну из них, пригласил всех в комнату. Она была просторной и квадратной. У одной из стен стояла узкая железная кровать с пружинами, под которой виднелся сдувшийся футбольный мяч. Над кроватью висели две фотографии: Ленина и Сталина.
У широкого окна находился массивный письменный стол с большой тумбой и старинной лампой. Ее мраморная ножка была сделана в виде русалки, державшей на поднятых руках круглый плафон из непрозрачного матового стекла. К столу были приставлены два деревянных стула с кожаными сиденьями.
Напротив окна высился тяжелый массивный шкаф с двумя створками. Почти вплотную к нему был приставлен комод, покрытый белой салфеткой с кружевной оборкой, свисавшей по бокам. На комоде красовались небольшое квадратное зеркало с закругленными краями и зеленым лепестком в левом верхнем углу, и старинные фотографии в овальных рамках, с тиснеными золотом фамилиями фотографов. Еще лежал моток ниток, проткнутый длинной иглой.
Генка со всего размаха тут же плюхнулся на кровать, вызвав тем самым жалобный стон пружин. Слава предложил девочкам присесть на стулья, а сам встал около комода, облокотившись о его край. Хозяин комнаты, кинув в ящик стола клинок, завернутый в тряпку, присел на широкий подоконник.
– Рассказывайте, – приказал он и, скрестив руки на груди, приготовился слушать.
И Аня, в который уже раз, начала свой рассказ.
Каждый из ребят по-разному реагировал на ее историю: Мишка, сведя брови у переносицы, внимательно слушал девочку, Генка открыв рот, не сводил с нее глаз, а Слава, склонив голову на бок, изучал одежду подруг.
Наконец, Аня закончила свой монолог, и Генка, не выдержав, воскликнул:
– Я так и знал, что здесь не все чисто. Миха, ты слышал, что творится?! Шпионы ученых похитили!
– Космические пираты, – поправила его Вера.
– Так я и говорю: шпионы!
– Ты скоро свихнешься со своими шпионами, – подал свой голос Слава.
– А ты молчи, буржуй! – крикнул ему Генка. – Сначала драться научись, а потом будешь замечание делать. Ты бы вместо своего рояля на турнике качался, хлюпик!
Слава вздохнул и не ответил.
– Я вот что думаю, – сказал Мишка, посмотрев на девочек. – Мы завтра поедем туда, где находится Бронзовая птица.
– А где прикажешь нам заночевать? – поинтересовалась Вера. – Нет, конечно, мы можем поехать домой, но боюсь, что наши родители еще не появились на свет, а бабушки и дедушки под стол пешком ходят.
– Это легко решить, – подал свой голос Слава, – у меня мама до утра на работе, так что квартира в моем полном распоряжении.
– И это просто замечательно! – заметила Аня, поднимаясь со стула.
Тайна дворянской усадьбы
Ночь девочки провели у Славика. Обстановка его дома разительно отличалась от той, что они видели у Миши. Мебель, хотя и не новая, была красивая и ухоженная. Паркетные полы, натертые до блеска, сияли чистотой. Но больше всего поразил девочек черный рояль с поднятой крышкой, стоявший посреди большой комнаты со множеством книжных полок. Под роялем лежал толстый ковер, а вокруг него расположились уютные кресла. И везде, где только можно, в горшках росли комнатные растения.
На следующий день, рано утром, подруги и мальчики встретились во дворе и отправились на Белорусский вокзал, откуда они и должны были поехать в ту самую подмосковную усадьбу, где еще год назад Мишка с друзьями обнаружили Бронзовую птицу. До вокзала друзья добирались сначала в переполненном троллейбусе, где, тесно, прижавшись друг к другу, сидели и стояли москвичи того времени. Вера, даже, углядела карманника, который, ловко, вытащив у гражданина в белой шляпе кошелек из заднего кармана брюк, выпрыгнул из троллейбуса прямо на ходу. Она было открыла рот, чтобы поднять шум, но Аня, цыкнув, приказала молчать, чтобы их самих не задержала милиция.
Потом они пересели в трамвай, в котором ехал целый отряд младших школьников с ярко-красным флагом и во всю мощь своих детских легких вопил песню "Взвейтесь кострами…".
Прибыв на вокзал и купив билеты, девочки и мальчики сели в электричку с жесткими деревянными скамейками. Не успела электричка отойти от вокзала, как в вагон вошел невысокий парень лет двадцати пяти, с небольшим горбом на спине, драных широких штанинах, лаптях и рубахе навыпуск под грязным пиджаком. Сняв с головы кепку, он загорланил на весь вагон "Разруха, ты разруха, родная сторона". Бабка, сидевшая рядом с подругами, при появлении этого парня со всей силы прижала к себе большую корзину, из которой высовывал голову гусь, и пробурчала себе под нос:
– Расходились ворюги! Управы на них нет! – и, уставилась в окно.
Слава, заметив горбатого парня, локтем толкнул Генку в бок и сказал:
– Глянь, Толик-горб! Я слышал, что его в детстве похитили цыгане и били по спине палками. Оттого у него горб и вырос.
– Какие цыгане! – возмутился Генка. – Он такой же горбун, как я балерина! Он туда себе тряпки подкладывает. И никакие цыгане его не крали. У него отец белым офицером был, а потом его на войне убили, а мамашка, с каким-то второсортным актеришкой, в Ялту сбежала, а Толика двоюродной тетке подкинула. А когда та померла, он учебу бросил и в попрошайки подался.
– Говорят, – добавил Миша, – что он с одной московской бандой связался и грабежами промышляет.
Тем временем Толик-горб затеял ссору с прилично одетым мужчиной и, когда тот дал отпор, заорал писклявым голосом:
– Не тронь меня, я психический!
В этот момент в вагон вошли два милиционера, сопровождавшие контролера, и парень, увидав представителей правопорядка, пулей вылетел в тамбур.
Остаток пути прошел без приключений.
Прибыв на нужную станцию, друзья вышли на платформу и, спустившись с нее по кривой лестнице, двинулись по протоптанной дороге, вдоль колхозных полей. Солнце пекло неимоверно. Где-то стрекотал кузнечик. Впереди показалась деревня, которую огибала речка с нависшими над ней ивами. Извиваясь меж полей, она уходила дальше, в видневшийся за деревенскими домами лес. Слева от деревни высился холм, на котором, в гуще деревьев, стоял большой двухэтажный дом. Это и была усадьба.
– Скоро будем, – показывая пальцем на дом, заметил Мишка и прибавил шаг, – вот только Утчи обойдем.
– Утчи? – переспросила Вера.
– Река так называется, – ответил вместо друга Генка. – Какая здесь рыбалка!
– А в доме живет, кто-нибудь? – спросила Аня.
– Он на реконструкции, – ответил Мишка, – а вот год назад в нем жила старая графиня.
– Такая вредная! – подхватил Генка. – Она была родственницей графа Корагаева – хозяина этого дома… Он после революции за границу сбежал, а она здесь осталась. А может, она и не родственница вовсе, а так, приживалка. Но ее больше здесь нет. Уехала.
– Куда? – спросила Вера. – Тоже за границу?
– Кто ее знает, – пожал плечами Генка и, насвистывая какую-то мелодию, побежал вперед.
Сорвав пшеничный колосок, он, размахивая им во все стороны, свернул прямо в поле. Там оказалась тропинка, ведущая прямо к холму.
Пройдя мимо, затянутого ядовито-зеленой тиной, пруда они оказались в заросшем саду и, не дойдя до дома нескольких метров, остановились.
– Ждите здесь, – приказал Михаил. – А я пока на разведку сбегаю. Вдруг, там кто-нибудь из строителей есть.
И он двинулся по широкой ровной аллее, пересекавшей сад и плавно переходящей в отлогие каменные ступени, ведущие к дому. Генка пошел с ним, а Слава, притулившись спиной к яблоне, задремал.
Девочки стали рассматривать дом. Он выглядел безжизненным, мрачным, неуютным, с облупившейся местами штукатуркой и заколоченными окнами. Перед ним, посреди клумбы, окруженной сломанными скамейками, валялась большая разбитая гипсовая ваза.
Побитые ступени каменной лестницы с двух сторон огибали полукруглую веранду, огороженную барьером из белых каменных столбиков и разделявшую дом на две равные части. Над ней возвышался открытый балкон с двумя узкими стеклянными дверями и нишей между ними. В нише была установлена большая бронзовая птица с непомерно длинной шеей, загнутым книзу хищным клювом и острыми когтями. Ее огромные круглые глаза под длинными, как у человека, бровями придавали ей странное и жуткое выражение.
Мальчики вернулись из разведки.
– Никого нет, – сообщил Генка, – у строителей перерыв, так что не будем терять времени и поднимемся наверх.
Слава идти отказался, сославшись на то, что не хочет пачкаться, за что тут же получил от Генки презрительное: "Чистюля!". Девочки, сопровождаемые Мишкой и его другом, побежали к дверям усадьбы.
Внутри дома было очень грязно – везде стояли строительные леса, на полу валялись ведра, рабочий инструмент, мусор. По заляпанной краской мраморной лестнице они поднялись на второй этаж и, выйдя на балкон, подошли к птице. Вблизи она оказалась еще громадней. Миша левой рукой взялся за ее голову, а двумя пальцами правой руки нажал ей на глаза. Раздался щелчок и голова птицы откинулась назад. Пошарив в тайнике рукой, мальчик достал из него сложенную пополам бумажку.
– Вот здорово! – изумился Генка. – Письмо!
– Спустимся вниз, – сказал Миша, – там и прочитаем.
– Давай сейчас, – взмолился его друг, – нет мочи терпеть.
– А, если строители нагрянут? – и мальчик повел всех обратно.
Он оказался прав. Задержись ребята еще на несколько минут в доме, то у выхода они столкнулись бы с рабочими, возвращавшимися с обеденного перерыва. Но они вовремя успели выбежать из дома и, уже стоя в саду, около Славика, услыхали их голоса.
Мишка аккуратно развернул лист бумаги и ошарашено сказал:
– Ничего не понимаю. Здесь, кроме каких-то пляшущих человечков, ничего больше нет.
– Шифровка! – медленно произнес Генка, и его глаза загорелись таинственным огоньком.
– Что делать будем? – спросила Аня у Веры и нажала на клавишу гаджета.
Тот сразу включился в разговор:
– Перед вами ценный документ, расшифровав который вы получите ответы на многие вопросы.
– Интересно, – сказала Вера, – а кто расшифрует…
– Знаете, – сказал вдруг молчавший до этого Славик, – здесь в деревне живет один художник, – и он посмотрел на друзей. – Помните? Кондратий Степанович.
– Ну, не тяни! – нетерпеливо сказал Генка.
– А что, если у него спросить? Он человек образованный, умный, много книг прочел.
– Это мысль, – похлопав друга по плечу, сказал Мишка. – Айда, к нему!
Обгоняя друг друга, они побежали в деревню, но, добежав до реки, разделявшей деревенские дома и усадьбу, остановились. Моста нигде не было видно.
– А мост куда подевался? – спросила Аня у мальчиков.
– Да мост еще в прошлом году сгорел, – ответил Мишка, – а новый никак не построят.
– Так, давайте, ее вброд перейдем, – предложила Вера. – Вон, она какая узенькая.
Генка хмыкнул:
– Узенькая-то она узенькая, только глубокая очень. Потонем…
На другом берегу, в лодке сидел подросток и удил рыбу. Миша громко свистнул.
– Ты чего свистишь?! – рассержено крикнул ему деревенский парнишка. – Всю рыбу распугаешь.
– Помоги на другой берег перебраться! – крикнул ему в ответ Миша.
Подросток кивнул головой, смотал удочку и, оттолкнувшись от берега веслом, поплыл к друзьям.
Удачно переправившись на противоположный берег и пожелав пареньку удачной рыбалки, компания побежала к избе художника.
Открыв незапертую дверь, они вошли.
Изба оказалась довольно вместительной, и вся была заставлена старинной мебелью. По всей видимости, Кондратий Степанович перевез ее из города. Но самым поразительным оказалось то, что все предметы в доме были разрисованы самым причудливым образом.
Полы, к примеру, покрашенные ярко-желтой краской, не очень гармонировали с красным потолком и стенами, выкрашенными в зеленый, желтый, голубой и малиновый цвета.
Под белыми оконными рамами сиротливо стояли скамейки коричневых расцветок. К большой русской печи, расписанной разноцветными квадратиками, ромбами и треугольниками, были прислонены оранжевые в крапинку ухваты и кочерга. Этот дом просто кричал о том, что в нем проживает настоящий художник.