4
Конечно, мы все помогали Евгению Ивановичу и Варваре Михайловне перебираться в новую квартиру. Она оказалась недалеко от нашей - в Парковом районе построили недавно два новых дома. Квартира как квартира, тесноватая, правда, а у старого боцмана вон сколько имущества: холсты, коряги, морские экспонаты. Все углы и балкон оказались забиты. И ясно было, что проблем с расстановкой теперь хватит не на один месяц.
К тому же, оказалась верхотура. Евгений Иванович мрачно вспомнил:
- У Михаила Светлова, по-моему, есть такие стихи:
Жили были дед да баба
На девятом этаже.
Так как лифт работал слабо,
Оба померли уже…
Ничего себе шуточки! От того, что эта квартира не на девятом, а на седьмом этаже, было не легче. Тем более, что во время перетаскивания вещей лифт останавливался дважды. Грузчики выражались так, что я увела Томчика подальше…
Евгений Иванович без особого сожаления избавлялся от вещей. Томчику подарил трехголовую корягу-чудище, похожую на ту, из фильма. Мне - вспомнив давнее обещание - вручил наконец эскиз со шхуной "Сибирь". И не маленький, из запаса, а тот самый, со стены. Другим тоже подарил по морскому пейзажу. А жалел об одном: что не будет теперь печки с живым огоньком.
Картину "Город Мишки Дементьева" он к тому времени закончил и повесил теперь в главной комнате. Она сразу бросалась в глаза…
Во время переезда погода испортилась. Весна спохватилась, что начала нас радовать слишком рано. Сделалось дождливо и ветрено. Пришлось снова влезать в теплые куртки. Нам-то ладно, а начавшие зеленеть деревца зябко вздрагивали - как ребятишки в летних рубашонках и платьицах, вскочившие на холод и нечаянно захлопнувшие за собой дверь.
Однако холод продолжался всего неделю. В двадцатых числах лето пришло, кажется, окончательно. Зацвели яблони. Дни сделались жаркие, иногда накатывали короткие трескучие грозы.
Занятия в школе шли уже через пень-колоду, контрольные был позади, мы ходили на уроки как бы по инерции. И никто, кстати, больше не требовал от нас "приличного вида". Даже Олимпиада…
За три дня до каникул Стаканчик предложил:
- Давайте сходим в Дровяной переулок, все же снимем дом на память и себя рядом с ним. Я зарядил аппарат.
Я уже не отказывалась фотографироваться, кончилось у меня это время - еще зимой, когда снимали "Гнев отца".
Мы позвонили с автомата Томчику, потом зашли за Лоськой и всей компанией пешком двинулись вдоль Таволги. Теперь там не было сугробов и просохли тропинки. Река под безоблачным небом выглядела голубой и почти чистой, старинный заводик на том берегу был больше, чем всегда, похож на рыцарский замок. Я подумала, что пейзаж перед окнами ППЦ будет неплохой…
Огород, который был при доме Ступовых, спускался к самой реке. Раньше можно было подняться к дому по пологому склону, между грядок. А теперь…
Теперь мы увидели, что нельзя. Дома не было. Была громадная груда бревен, досок и кровельного железа. Причем сдвинутая почти к самой воде. Позади груды рычал и чихал бульдозер. Он, кажется, пытался давить на развалины, чтобы совсем их столкнуть в реку. Другой бульдозер стоял выше по склону, у его гусеницы возился дядька в замызганном камуфляже.
В общем-то ничего неожиданного мы не увидели. Это должно было случиться. И все же стало горько. И потому, что не успели, вообще…
Мы стороной обошли развалины и скрежещущий бульдозер. Поднялись мимо поваленного забора - туда, где стоял другой бульдозер. Встали от него неподалеку.
- Все-таки я сниму, - виновато сказал Стаканчик. - То, что осталось. И давайте вас на фоне… этого…
Мы послушно встали шеренгой. Летний день уже не радовал. Пахло старым деревом и развороченной землей. Уйти бы скорее…
Стаканчик щелкнул раз, другой. Потом встал на мое место, а я взяла аппарат… Я тоже успела нажать два раза, и в этот момент раздался громкий рык:
- Чё тут крутитесь, паразиты! Делать н е хрена?
Это дядька, что возился у гусеницы, теперь распрямился и глядел на нас волком.
- Вам-то что! - взъелся в ответ Лоська и выпятил грудь с красным кораблем.
- Ты поговори, сопля зеленая!
Воспитанный Стаканчик порозовел и сказал:
- Мы снимаем остатки дома, в котором жили наши друзья. Разве мы вам мешаем?
- Мешаете! Пошли на…
- Хам какой, - произнесла Люка тоном Олимпиады Андриановны. И добавила заботливо: - Томчик, не слушай дядю…
- Щас уши оборву, щенки!
- Оборвал один такой, - сказала я, холодея щеками. - И пришил себе… - Посмотрела на Томчика, сдержалась.
Дядька подбросил в руке разводной ключ, качнулся было к нам, но раздумал. Понял, видимо, что не догонит. А если догонит - не справится.
Из-за бульдозера вышел еще один мужик - более опрятного вида, в пиджаке. "Прораб", - почему-то подумала я.
- Саня, ты чего шумишь?
- Шляются тут! - гаркнул опять расхристаный камуфляжный Саня.
Прораб мельком глянул на нас.
- Да ладно тебе. К машине-то не лезут…
- Наглые больно…
- Идем. Вон у ребят все готово, - сказал Прораб. "Ребята" с нижнего бульдозера выключили мотор и, видимо, собирались перекусить. Накрыли газетами ящик, расставили на нем банки, кружки и термоса, приглашающе смотрели вверх. Саня и Прораб пошли к ним по тропинке среди цветущих одуванчиков.
Люка вдруг сказала вслед:
- Вы мусором всю реку завалите. А кто будет чистить?
Прораб посмотрел через плечо.
- Чистить, девочка, это не наша забота. Это проблемы другой фирмы.
- Вот так ваши фирмы и загадили всю страну, - вежливо заметил Стаканчик.
- И правда наглые, - сказал Прораб Сане. - Ладно, пошли…
Мы тоже пошли - вверх по переулку. Стаканчик решил снять развалины издалека, чтобы в кадре оказался окружающий пейзаж со старинным заводом.
- А я вот что нашел. Там, внизу, - сказал Лоська. На ладони он держал серого фаянсового зайчонка с прижатыми ушами и розовым носом.
- Какой миленький, - восхитилась Люка. - Ну вот, будет у тебя, Лосик, еще одна память о старом доме.
Лоська вскинул глаза.
- Это же нельзя. Вдруг это их любимая вещь и потерялась случайно…
- Ну, тогда зайдем, спросим, - решила я. - Мы же обещали навестить.
Стаканчик сделал пару снимков с верхней точки, и мы двинулись обратно, к реке.
- Смотрите! - очень звонко крикнул Томчик. Замер с выброшенной вперед рукой.
До оставленного вредным Саней бульдозера было теперь около сотни шагов. И… делалось все больше. Потому что махина медленно двигался вниз. С коварной бесшумностью (так, про крайней мере казалось). И прямо на тех, обедающих. Они сидели к бульдозеру кто спиной, кто боком - не видели, не слышали…
Мы завопили наперебой. Каждый свое: "Эй вы там!.. Берегитесь!.. Бульдозер прет!.. Да оглянитесь, идиоты!" Потому что бежать предупреждать было поздно.
Они не оглядывались. То ли не слышали (может, приняли уже про стопке), то ли решили, что мы их дразним издалека и гордо игнорировали.
- Да смотрите же, раздавит вас!! - надсадно орала я.
Только Томчик теперь ничего не кричал. Он застыл, расставив ноги и растопырив колючие локти. Потом он вздрогнул. Изогнулся и, разрывая карман, выдернул револьвер, вскинул ствол.
Грохнуло трижды. Трижды вылетело из дула бледно-желтое пламя и синий дым.
Люди у ящика вскочили. Кажется, они ругались, но мы не слышали из-за звона в ушах. Саня на скрюченных ногах кинулся навстречу бульдозеру, вскочил в машину. Наверно, он там отчаянно дергал рычаги. Машина не слушалась. Она деловито раздавила ящик, затем рядом с другим бульдозером уткнулась в груду бревен и наконец заглохла.
- Вот так… - меланхолично подвел итог Стаканчик.
- А говорил, что без патронов, - сказал Томчику Лоська с ноткой восхищения.
- Раньше был без патронов. А сегодня я решил взять… и вот…
- Пошли отсюда, - распорядилась Люка. - А то мужики решат, будто этот наша диверсия.
- У меня вон как разодралось… - прошептал Томчик. Стволом он шевелил у кармана распоротый шов.
- Ух ты… ничего, зашьем, - утешила Люка. - Ник, у тебя всё с собой?.. Пошли, вон там лавочка.
Выше по переулку, у калитки в заборе, была скамеечка. Мы подошли к ней. Стаканчик похлопал по своей многокарманной безрукавке, достал спичечный коробок, в котором оказалась иголка и несколько плоских мотков ниток. Вот такой он, Стаканчик - всегда носит с собой массу полезных вещей. Нравится ему жить, как в дальней экспедиции…
Стало ясно, что одним зашиванием не обойтись. Дергая наружу револьвер, Томчик острой мушкой разодрал на бедре кожу. Яркая, с кровяными каплями царапина тянулась вверх от колена.
Люка дернула на Томчике лямку.
- Снимай. Зашивать надо изнутри Не стесняйся, посторонних не видать, а мы все свои. Пока тебя лечат, я починю.
Томчик не упрямился, скинул свой куцый комбинезончик. Оставшись в апельсиновых трусиках, он опасливо смотрел, как Стаканчик извлекает из кармана моток бинта и пузырек с зеленкой.
- Потерпи, Томчик, - шепнула я. И принялась за дело. Мне было не привыкать. В прошлом году, в "Отраде", сколько царапин и ссадин пришлось замазывать и бинтовать на малышах…
Томчик терпел, только покусывал губы и трогал концом ствола большой одуванчик. Смазанную зеленкой царапину я закрыла марлевой лентой и приклеила ее поперечными полосками лейкопластыря.
- Как скелет рыбы, - заметил заботливо дышащий рядом Лоська.
- Спасибо, - сказал деликатный Томчик мне и Люке, которая протянула ему зашитые штаны. И торопливо залез в них. Конец белого "скелета" торчал из коротенькой штанины, но это ничего, это даже придавало Томчику мужественный вид.
- Ты хоть понимаешь, что ты герой? - сказала я.
- Подумаешь, - отозвался он в полголоса. - Я не боюсь, когда щиплет… Почти.
- Я не про зеленку. Про стрельбу.
- Я… потому что надо было как-то… Все кричат, а они не слышат. Ну и вот…
- Ты спас людей, - проговорил Стаканчик и почему-то опять порозовел. - На войне за это медали дают…
Все посмотрели в нижний конец переулка, но развалин и бульдозеров теперь не было видно за изгибом забора.
- От этих людей дождешься… - сказал Лоська.
Я в кармане своих бриджей нащупала монетку. Ту, последнюю, с марсельной шхуной. Я всегда носила ее с собой.
- Томчик, подставь ладонь… На. Это тебе насовсем.
Он замигал (и ресницы были все-таки сыроватые). Заулыбался. Глянул недоверчиво. Он прекрасно знал, какая это монетка. Из тех, что были у каждого из нас и только у него не было.
- Этот кораблик называется "Резольют" По-русски значит "Решительный", "Твердый". В общем, как раз для тебя…
- Ну уж… - сказал он одними губами и порозовел, как Стаканчик.
- Да, - подтвердила Люка. - Не спорь.
Томчик смотрел на меня.
- А как же ты?.. Без нее… - Он качнул монетку на ладони.
- А у меня есть баркентина "Сибирь". Не на монете, на картине, но это все равно…
Томчик, продолжая улыбаться, затолкал монетку в левый карман. А в правый стал засовывать револьвер. Глянул на Люку укоризненно:
- Ты перестаралась. Внутри зашила наглухо, дуло не просовывается…
- Ну, давай распорю. Рвать - не зашивать. Ник, дай ножик… Вот и все.
- Спасибо… - Томчик, пыхтя от старания, начал снова толкать в карман оружие. И… вытащил опять. Оглядел всех заблестевшими глазами.
- А можно я еще… выпалю?
- Давай! - сказали мы хором.
Он вскинул ствол и выпалил. Правда перед этим зажмурился, но такой пустяк не имел никакого значения…
Мы пошли к Ступовым, в новую квартиру. Встретила нас Варвара Михайловна. Развела руками:
- А наш морской волк укатил. Надумал снова путешествовать на старости лет. Правда не надолго, дней на пять. Из Тюмени получил письмо, объявился у него там давний дружок, еще с училища. Ну и заиграла молодость. "Поеду, - говорит, - вспомню былое. Не держи меня, говорит, в гневе я страшен…" Мы посмеялись. Лоська показал находку:
- Это не ваш? Там нашли…
- Ой… - Варвара Михайловна прижала фаянсового зайчика к морщинистой щеке. - Наш, конечно. Наташенька, внучка моя, каждый раз про него спрашивает, когда приезжает. Я искала, с ног сбилась…
Лоська победно глянул на нас: "Я говорил…"
Варвара Михайловна спросила, не хотим ли мы чаю с яблочным вареньем. Мы хотели. Взялись помогать ей ставить чайник и готовить посуду. Лоська за рукав оттянул меня в сторонку.
- Жень, вчера от папы было письмо. Пишет, что, кажется, начинают пересмотр… Это не точно еще, но есть надежда…
5
В начале июня мы с Лоськой побывали на пустыре у сухого дерева. Оно было не совсем сухое, зеленели отдельные ветки и побеги на коре. Мы привели в порядок и опять прикрыли травой Умкин холмик.
На обратном пути встретили Стаканчика, Люку и Томчика. Они искали нас, чтобы вместе пойти к Ступовым: вдруг Евгений Иванович уже вернулся?
Он и правда вернулся! Был веселый, даже помолодевший.
- Ах, ядреный корень, какая была поездка! И какой у меня друг, Володька Севастьянов! Кстати, интересуется тюменской историей. Он мне тут кое-чего подарил. Пару статей про плавания той поры и снимки…
Конечно, это интересовало прежде всего меня. Я увидела типографские копии фотографий: старый судостроительный завод, пароход "И.Капитановъ" с большущими гребными колесами, набережную с баржами у причала, какую-то одноэтажную улицу… Парусников не было. Зато был портрет человека с бакенбардами на строгом узком лице и в плоской фуражке с якорем.
- Евгений Иванович, это кто?
- Это, Женя, вроде бы, тот человек, который руководил плаванием в тыща восемьсот семьдесят восьмом году. Когда Михаил Дементьев ходил на Сибири…
- Шкипер Курсин?
- Нет. Курсин командовал "Сибирью". Но сначала-то была целая экспедиция! Шли с "Сибирью" пароходы "Союз" и "Луиза". "Союз" почему-то скоро повернул назад, "Луиза" буксировала шхуну против ветра, а потом попала в аварию. Но, прежде чем это случилось, они успели пройти северным рукавом Оби. До той поры большие суда там не ходили. Это плавание считалось в ту пору выдающимся событием в навигации, о нем писали в научных журналах. И руководил всей экспедицией, судя по сему, вот этот человек.
- Он кто?
- Пишут, что бывший директор какого-то прибалтийского штурманского училища. Звали его, кажется, Христиан. Христиан Даль…
Сперва я ничего не подумала. Потом вспомнила: вчера показывали "Приключения принца Флоризеля" и я грустно размышляла - артиста давно нет, а на экране он живой… Сердце - тюк… тюк… Потом: та-та-та-та… - как затарахтевший мотоцикл.
- Ник! У тебя случайно нет с собой мобильника?
- Случайно есть… вот…
Тьфу ты, пальцы не попадают на кнопки…
- Илья! Слушай! "Даль"! Пароль - "Даль"! Это был северный капитан, руководил плаванием из Тюмени! Папа наверняка знал!.. Что?.. Вот балда! Артист Олег Даль! Автор словаря Владимир Даль, друг Пушкина, знаменитый врач!.. Что "четыре буквы"? Это по-русски четыре, а пароль-то пишется латинскими буквами! Мягкого знака там нет! Дошло?
До Ильи, кажется, дошло. Но он не возликовал. Он помолчал секунд десять и сказал строго:
- Женька, зря ты это про телефону… Ч-черт… Вот что! Давай домой! Не-мед-лен-но.
Я сунула Стаканчику телефон.
- Ребята, я помчалась. Брат зовет срочно. Потом объясню…
Дети капитана Мезенцева
1
Я оказалась дома минут через пятнадцать. На третий этаж взлетела с разбега, затрезвонила. Илья открыл сразу. Он был сосредоточен и насуплен. Я сразу сделалась такой же. Сидела внутри какая-то виноватость, поэтому я сказала сварливо:
- Ты чего-то совсем… не того… Везде шпионы чудятся…
Илья не полез в спор. Коротко сообщил:
- Открылось… О чем там, пока не знаю, сперва какое-то предисловие. Я не читал, торопился перебросить файл по разным адресам…
- Зачем?
- Мучача бобаликона, - выдохнул он и малость обмяк. - Ладно, давай посмотрим, что там…
Монитор был включен, и я с полутора метров различила заголовок и крупный текст:
Предисловие
Все, что здесь написано, я не показывал до сих пор никому. Не оставляет опасение, что я полез не в свое дело. Вроде бы занимаюсь этим не первый день, но как подумаю, что надо будет эти страницы развернуть перед другими людьми, схватывает робость, как перед первым прыжком с самолета. Иногда спрашиваю себя: "Зачем тебе это надо? Куда ты суешься?" Но не написать все, что накопилось, тоже не могу…
Я шагнула ближе, присела к столу. Но Илья быстро сказал:
- Подожди. Слушай и запомни. Если вдруг появятся непрошеные гости, зайди в туалет. На полке слева, за полотенцем лежит мой мобильник. Наберешь двадцать два, ноль семь, двенадцать и скажешь; "Передайте Борису - они уже здесь". Повтори…
Я повторила, как молодой агент в детективном фильме:
- Двадцать два, ноль семь, двенадцать. "Передайте Борису - они уже здесь"… Иль, а если Бориса не будет на месте?
- Неважно. Главное - скажи, что надо.
У меня что-то нехорошо ёкало под селезенкой.
- Иль, а…
- Подожди. Вот дискета, спрячь где-нибудь на балконе.
Я послушно пошла на балкон. Там слева от двери была прибита полка с цветочным ящиком (осталась от Лифшицев). Из него спускались плети молодого вьюнка. Я отодвинула их, приподняла ящик, сунула под него дискету.
- Готово, мистер Ноль-ноль-семь…
- Вот и хорошо. Теперь наконец почитаем… - Он уселся в широкое твердое кресло перед монитором. Я пристроилась рядом, на изогнутом подлокотнике.
"Предисловие… Все, что здесь написано, я не показывал до сих пор…"
Резко, незнакомо как-то забрякал звонок в передней.
- Ну вот… - обреченно сказал Илья. - Иди, спроси кто. Никому не открывай, сперва скажи мне…
Я глянула в глазок, увидела соседку и все же спросила:
- Кто там?
- Женечка, это я, Галина Андреевна. Я хотела кое-что спросить. Открой, пожалуйста…
- Одну минуту, я не одета…
Вернулась к Илье.
- Галинушка из десятой квартиры. Чего-то хочет…
- Это плохо… Подожди… - Илья два раза нажал клавишу на "мышке". Строчки на экране окрасились черным. Илья даванул на клавиатуре кнопку "Delete", экран опустел.
- Зачем?! - взвыла я.
- Надо… Иди открой.
Я пошла. Открыла.
Пожилая Галина Андреевна прижимала к цветастому переднику на груди пухлые кисти рук.
- Женечка, я… меня… - По сторонам от нее стояли двое. Один - высокий, темноволосый, в отглаженном костюме. Другой - низкорослый, с гладкой белобрысой прической, в желтой рубахе навыпуск. Я их сразу хорошо разглядела - из лестничного окна светило солнце.
Низкорослый как-то неуловимо скользнул от соседки ко мне и оказался рядом, на пороге.
- В чем дело? - сказал у меня за спиной брат. Я оглянулась. Илья колюче смотрел через очки. Опять было заметно, что левый глаз у него поврежден.