На речке время всегда быстро летит. Мы купались, загорали, снова купались и опять загорали... Ныряли от берега до берега - в самом широком месте река была метров тридцать. Дальше непролазной стеной стоял камыш, перед ним из воды среди распластанных листьев торчали желтые головки кувшинок и белые лилии. А с этого бока берег был голый, здесь к тропинке, змеящейся вдоль обрыва, подступали огуречные огороды.
За камышом на острове виднелась луковка старинной полуразвалившейся часовни. Мы не раз переплывали на остров. Кроме редких рыболовов, там никто не бывал. Стены часовни расписаны автографами вроде "здесь был я, Ваня" и ругательствами. Внутри валялись обломки камней трухлявые доски.
Еще в то лето я облазил весь городок, его окрестности, и больше некуда было пойти, разве что на реку, как я уже говорил. В областном городе, где мы прожили долго, было три театра, два музея, и пусть я в них почти и не ходил, зато знал, что в любой момент могу. А десять кинотеатров, а шумная пристань с пароходиками, а красные чешские трамваи, бесшумно бегающие по шумным улицам, а катки зимой с веселой музыкой и разноцветными лампочками, а бронзовые памятники историческим личностям на больших площадях, а "колесо обозрения" и всевозможные аттракционы в Центральном парке!..
Здесь же я зачастую даже не знал, на что убить свободное время. Странное это выражение: "убить время"... Ведь это - твое время и другого не будет: значит, ты как бы убиваешь самого себя. Но пустое время, ничем не заполненное, "роме учебы, еще хуже - уж пусть оно летит быстрей, жизнь впереди такая длинная и столько в ней будет интересного!
А тут ничего интересного не предвидится, каждый новый день - близнец прошедшего...
Я очнулся от своих мыслей. Славка кому-то кричал:
-Много подцепили?!
Я привстал. Мимо пляжа проплывала плоскодонка. На носу, свесив ноги, восседал Сашка Кравцов. Два его приятеля, разомлев от жары, лениво загребали на "бабайках", и еще какой-то малец рулил на "карно". Так уж тут называлось: на "бабайках" - значит, посредине лодки за двумя веслами в уключинах, а на "карно" - рулят веслом с кормы.
Сашка держал в руке палку с привязанным к ней крючком-тройником. Эта снасть звалась подсекалой. Днем щучата стоят у берега в траве или под листьями кувшинок у камыша. Надо неслышно подъехать к ним, подвести тройник под пузо или лучше под жабры и дернуть. Если тройник вопьется, щученок твой. Если не получилось, глупый щукарь отходит в сторону и опять стоит. Бывает, и стремглав исчезает в глубине. Тогда ищи нового.
В ответ на Славкин вопрос Сашка важно показал кукан, на котором болталось с полсотни зеленых щурят.
-Надо в маринаде, с томатами потушить, - посоветовал Славка.
-Их бы самих без маринада потушить, - пробурчал Валька. Он считал такую ловлю немыслимой глупостью: ведь из таких вот щурят, величиной чуть больше ладони, вырастают здоровенные щуки, которых он, Валька, любит ловить на пескаря.
По команде Сашки малец на "карно" повернул лодку к берегу. Она ткнулась в песок.
Сашка соскочил на берег и сел рядом с Валькой. Его он уважал и звал Валюхано.Родились и выросли они у этой речки вместе, по соседству. Славку же Сашка в грош не ставил, а меня, как новенького, вообще презирал, считал папенькиным сынком, и тогда в парке дал мне по носу, чтобы я не вздумал задаваться и знал свое место. Он любил командовать и называл себя "хозяином низов", то есть берега от монастыря, где он жил, до бетонного моста. Если бы я не сидел с Валькой за одной партой, мне, вероятней всего, пришлось бы обходить затон стороной, чтобы искупаться. Тем более что ходил Сашка в другую школу, стоящую возле монастыря, и все ребята здесь были у него свои. Он шлялся с компашкой по своим владениям, только и выискивая, на кого бы чужого надраться. А чужими он считал всех, кто не жил на их улочке, громко называющейся Набережной.
-Как дела, Валюхан? - спросил он Вальку. - Да ты не злись! - Он с размаху хлопнул его ладонью по голой спине. - Твоих щук не убудет. Это же я так наподсекал - моему коту Филиппу. Сам знаешь, ничего, кроме рыбы, не жрет, собака!
Здоровенный враль, на сей раз он не врал. Его "столетний" кот по имени Филипп и впрямь ничего не ел, кроме рыбы. Сашка рассказывал: когда Филипп собрался было помирать, отец завел себе спаниеля - охотничью псину. При виде пса умирающий Филипп сразу ожил, взлетел на шкаф и решил жить дальше, назло своему извечному врагу.
-Отзынь, - перевернулся на спину Валька. "Отзынь" на языке Набережной означало "отстань". - Надоел ты со своим Филиппом. Так ты всю рыбу в реке ему в утробу спустишь. Учти, поймаю кота и утоплю как котенка!
-На всякий кис-кис имеется гав-гав, - отмахнулся Сашка. Привычка у него на все случаи жизни так выражаться. - Сначала поймай.
И, не обращая на меня со Славкой никакого внимания, начал хвастаться:
-Кобель нам ох и прыткий попался! Лежит вчера на подоконнике, уши развесил, а по стеклу муха ползет - жужжит, как вертолет. А наш Дик мордой крутит, смотрит. Затем ка-а-ак размахнется и бац лапой по мухе! Муха в лепешку, стекло вдребезги!
Все мы захохотали. Приятели на лодке тоже залились смехом, хоть и видно было: он им уже рассказывал. А малец на "карно" даже ноги задрал, чуть не свалившись в воду вместе с веслом.
-Это что! - продолжал Сашка. - Еще случай... - Тут он впился в нас со Славкой взглядом: - Ну, этот ладно. - Про Славку. - А этот чего? - Про меня. - Мотай отсюда!
-Он со мной, - спокойно произнес Валька.
-Да он всегда с тобой, - перевел на шутку Сашка. - Почти весь год. На одной же парте сидите. Хоть летом от него отдохни!
Приятели на лодке тоже захохотали, а малец на "карно" |вновь задрал ноги, делая вид, что ему невмоготу от смеха. Жаль, и опять не свалился в воду.
-Так вот... - как ни в чем не бывало продолжал Сашка. - Спит наш Дик на подоконнике. А батя лежит на диване у окна, читает...
-Он? Читает?! - неподдельно изумился Валька.
-Телепрограмму, - не моргнув глазом заявил Сашка - А Дик во сне сползает, сползает себе к краю подоконника и как шмякнется плашмя на пол! Вскочил и как залает на отца! - сквозь смех говорил Сашка. - Подумал, что отец ему это нарочно подстроил. А тут подходит к Дику кот Филипп и как бух ему наотмашь пощечину! - совсем вошел в раж Сашка. За хозяина обиделся. Ну, не могу! - Он покатился по песку, хватаясь за живот.
Вернулся:
-Думаешь, все? - Он по-прежнему обращался только к Вальке. -Ночью Дик опять спал на подоконнике. Отец пришел поздно,, его не заметил, задернул шторы. Проснулся ночью... воды попить, глядит: на него чья-то черная башка между штор уставилась, глаза горят. "Ой-ей-ей!" - завопил отец, упал с кровати, ногу вывихнул! Что, не веришь? - обиделся Сашка. - Пошли, сам посмотришь - лежит с ногой. Тебе-то хорошо, а он теперь целыми днями дома, меня туда- сюда гоняет.
Приятели снова загоготали, малец снова дрыгнул ногами.
А кот Филипп подходит к Дику и бац его опять лапой по роже? - спросил Валька.
-Откуда знаешь? - прищурился Сашка. - Разве я тебе уже рассказывал?
И пошел такой треп, что я опомнился, когда уже солнце почти садилось.
Вернувшись со Славкой в наш двор, мы увидели у одного из подъездов автофургон и кучку любопытствующих жильцов. Кто-то приехал!.. Два дня назад в нашем доме освободилась квартира. Поговаривали, что эту жилплощадь застолбили для новых преподавателей культпросветучилища. Муж вроде бы пианист, а жена - балерина. Оказалось, не совсем так: он - учитель музыки, а она - учительница хореографии. Учитель и его сын - паренек моего возраста в линялых джинсах - поочередно таскали в дом гармонь, баян, аккордеон, книги, а "балерина" - тоненькая женщина - носила легкие вещи, стопки книжечек, горшочки с цветами... Я не люблю глазеть, как люди переезжают. Наверное, потому, что это похоже на подглядывание в замочную скважину. По вещам ведь можно многое узнать о владельцах.
Поужинал я с папой и мамой, чему они приятно удивились. Сообщил им о новых жильцах. Они уже знали. И ушел к себе в сарай.
Только я включил телевизор, примчался Славка и выпалил:
-Ого-го! Ого-го! - и покрутил головой, не находя слов.
-Что ты ржешь, мой мустанг ретивый? - спросил я, не отрывая глаз от экрана. Шла моя любимая передача "Клуб путешественников".
Славка, придя в себя, рассказал следующее. Поужинал он, слегка подзаправился (представляю себе), и спускается по лестнице, направляясь ко мне. И видит: в подъезд входит наш новый жилец - сын музыканта. На площадке ниже открывается дверь и выходит Нина Захарчева самая красивая девочка в нашем классе.
Снова признаюсь, не только лето с его речкой мирило меня с пребыванием в этом городке!..
Сын музыканта, завидев ее, быстро взбежал по ступенькам и стал перед ней на колени. "Офелия, о нимфа!" - закатил он глаза и воздел руки.
Нина, известная трусиха, тут же бросилась назад, к себе, и забарабанила в дверь.
А он поднялся, усмехнулся и стряхнул пыль с брюк: "Мадемуазель, для паники нет никаких оснований. - И добавил: - Я не француз Дефорж, я Дубровский". И, посвистывая, пошел в свою квартиру. Вот те на! Что за птица?..
Когда, исчерпав свои впечатления, Славка исчез, я выключил телевизор и лег на диван, размышляя: "А может, этот новенький немножко того?.."
Незаметно уснул, и снилось мне почему-то солнце, которое светит всем: и мне, и слепому фронтовику - деду Вальки, и такому хулигану, как Сашка, и его кобелю Дику, и коту Филиппу, и красивой девочке Нине, и странному сыну музыканта всем поровну...
Глава 2. СЫН МУЗЫКАНТА
Утро чертило геометрию света и тени по сараю через открытые оконце и дверь.
Внезапно я услышал приближающееся к сараю хихиканье. Ну, слух-то у меня неплохой, а коридор между сараями длинный. Пока дойдут, можно одеться.
Я быстро вскочил, оделся. И ко мне без стука (какая дура будет стучать в открытую дверь!) вошли Нина Захарчева в сиянии своей блистательной красоты и ее подруга Клава Петрова.
Они всегда вдвоем ходят. У них, девчонок, так принято: красивая обычно с некрасивой. И что странно, некрасивая всегда умнее. А возможно, ничего странного тут нет: одно уравновешивает другое. Я не хочу сказать, что Нина намного глупее Клавы... Вероятно, Нина скрывает свой ум: ей, чтобы произвести впечатление, и красоты достаточно, а Клава из кожи вон лезет, чтобы показать, какая она умная. Если бы она не старалась казаться такой умной, то мы, глупые, подружились бы с ней.
Даже хихиканье у них разное: у Нины естественное, от души, а у Клавы, прямо скажу, ненатуральное. Подхихикиванье какое-то... Однажды папа сказал вгорячах маме, я запомнил: "Мужчина - сила, женщина -- слабость. Но слабость свою она компенсирует красотой". Папе-то, ясно, повезло: у нас мама красивая, и уж как она компенсирует силу папы своей красотой - каждому сразу видно.
Я еще пока ничего собой не представляю, но, вообще, думаю: лучше, если уж некуда деться, жениться на глупой красавице Нине, чем на ее умной подруге Клаве. Клава же слова не даст сказать - всю жизнь сиди и ее слушай. Спасибо Огромное!
Ведь если разобраться, каждый человек ищет в жизни то, чего ему не хватает. Я вот далеко не глуп, а красоты (тут тоже ум во мне говорит) у меня никакой. Следовательно, Клава мне ну никак не подходит: двое умных - не много ли? А Ни- на, прямо замираешь, молчит, а глаз от нее оторвать нельзя. Прямо-таки явление природы!.. Как-то я даже посоветовался по поводу этой сомнительной проблемы со Славкой Роевым: "Я женился, скажем, я на Нине Захарчевой. Все за ней ухаживают, место в трамвае предлагают, хоть она и не на костылях. Ревность страшная, готов всех убить!.. Или вот, женился я на Клаве Петровой. Она хоть и ногу сломает, никто в трамвае не встанет. Зато ревности никакой. Как тут быть: кого выбрать?"
Славка так ответил: "Ты проверь, кто лучше готовит. Ту и выбирай!" Повар...
Но всякие рассуждения могут завести далеко.
Нина и Клава часто заходили ко мне с кассетным магнитофоном, и мы слушали вечерами записи знаменитых в то время "Аббы", "Бони М" и других ансамблей. Черт побери, почему мне не нравится классическая музыка?.. Наверное, я чего-нибудь недопонимаю, но я не чувствую себя современным с ней. Я думаю, что классику надо изучать только для того, чтобы придумать затем что-то новое.
А ведь классика когда-то тоже была современной. И за нее даже преследовали. Я видел фильм "Большой вальс", там Штрауса гоняли за вальс, как беспризорника. Разве я виноват, что, например, древние романсы мне нравятся меньше, чем песня "Белфаст" у "Бони М"? Могу, конечно, соврать - сказать, что нравятся очень-очень. А мне не нравятся...
Пусть меня считают недоразвитым, но я человек в своем времени. Хотя вот песня из "Великой Отечественной", вроде бы несовременная, на меня и сейчас действует:
Вставай, страна огромная,
Вставай на смертный бой...
Может, я такой плаксивый, но у меня слезы наворачиваются. Наверное, исторически эта песня ближе ко мне.
А вот когда я слышу арии из оперы "Иван Сусанин", тоже о защите моей Родины, слезы из моих глаз ни за что не выжмешь! Впрочем, я верю, что здорово, наверное, для тех, кто понимает.
Я полагаю, не надо никому ничего навязывать. Сами разберемся!
Об этом я и говорил однажды Нине и Клаве, когда мы слушали новые записи. Нина только делала круглые глаза, удивляясь тому, что я такой умный, а Клава прищуривалась, показывая тем самым, что глупее меня она никогда никого не видела.
-Посмотрись в зеркало, - буркнул я ей. - У видишь и поглупее.
-Как ты-то догадался? - наигранно изумилась она. - Я же молчала...
-Ума палата, - ответил я ей.
-- Палата № 6, - хмыкнула она.
-При чем тут Чехов? - широко улыбнулся я.
Она сразу варежку (рот) разинула:
-Неужели ты Чехова читал?
Вот дуреха. Как же я мог Чехова не читать при моей-то маме-библиотекаре и нашей библиотеке, на которой весь дом развивается!
Ну, все это в прошлом. Сейчас-то утром ко мне в сарай они вошли какие-то притихшие, словно сейчас зима и их валенком .ударили. А ведь минуту назад хихикали.
-Нет, ты слышал? - выпалила Нина, сверкнув изумительно-глупыми, прекрасными глазами.
-Да, ты же не слышал... - сдержанно заметила Клава, мигнув своими маленькими умными глазками.
-Да нет, слышал, слышал, - отмахнулся я. - А о чем? - И сделал дурацкий вид, хорошо понимая, что речь пойдет о сыне музыканта.
С чем-чем, а с интуицией у меня в порядке. Помнится, в прошлом году вызвала математичка меня к доске: "Чижов!" Я, встав из-за парты, отвечаю: "Пара!" "Что?" - удивилась она. Ну, пошел я к доске, пошел, раз зовут, а интуиция меня не подвела: учительница двойку поставила. Вообще, беда с этой интуицией. Наследственное! Как-то папу к начальству вызвали. "У меня интуиция, сказал он взволнованной маме. - Или грудь в крестах, или голова в кустах". И что же? Папе дали орден "Знак Почета".
Может, я иногда и ошибаюсь. Но ведь на ошибках мы учимся. А на наших ошибках - учителя. Иначе они бы все перезабыли.
И еще: я иногда справедлив. Сам знаю: с нами трудно. Но это ж временно.
Валькин слепой дед мне рассказывал, что ему фашисты огнеметом глаза выжгли, зато он целое отделение бойцов спас... Он провел своей сухой, морщинистой рукой по моему лицу и сказал: "Вам я верю*. Я понял, что он верит не только в меня, но и во всех ребят... Так и хочется сделать что-то необыкновенное! Но как, если тебе всего четырнадцать лет и ты лишь перешел в восьмой класс?
Считается, что в жизни всегда есть место подвигу. Мы и сочинение на эту тему в школе писали, и все правильно ответили: конечно, есть. Ну, предположим, место для подвига иногда находится пожар или стихийное бедствие. А совершишь ли его? Я вот слышал, что на этот вопрос все как один семиклассники ответили утвердительно. Привираем мы, наверное. И Сашка Кравцов тоже написал, что в жизни всегда есть место подвигу, а от его прижизненных "подвигов" вся малышня на Набережной, от монастыря до бетонного моста, плачет.
Я уже говорил о том, что меня иногда заносит? Думаешь об одном, говоришь о другом, делаешь третье. Пушкин писал: "Пока сердца для чести живы..." Он-то понимал, что "души прекрасные порывы" нужно посвятить отчизне, людям вообще, именно пока ты молод. А я, пока молод, трусоват.
Ладно.
Приходят, значит, утром они, Нина и Клава, ко мне в летнюю резиденцию. Говорят наперебой: слышал, слышал, слышал?
-Да не знаю, где он, - ответил я.
-Кто он? - растерялись они.
-Слышал звон, - говорю я.
-Да ну тебя, - отмахнулись они. - Ты о новеньком слышал?
Надо же, обо мне небось они так не говорили прошлым летом, когда я сюда приехал.
Быстренько они мне обо всем прокукарекали, о том, что мы уже знаем. О приезде преподавателей Культпросвета и их сыне, тронутом искусством.
Я смотрел на Нину. Она сидела напротив меня и тщетно пыталась натянуть мини-юбку на свои острые коленки. Воображала, что она взрослая и будто сидит не у меня в сарае, а где-нибудь в трамвае. Мне невольно вспомнилось (тоже в трамвае было), как одна женщина хвалилась своей спутнице: "Моя дочка, не поверишь, уже доросла до мини-
юбки!"
-И что нам теперь делать - ума не приложу, - волновалась Нина и все тянула подол, словно хотела оторвать.
Только я собрался ответить, куда ей приложить свой ум, как вдруг к нам в сарай ворвался Славка Роев с будоражащим криком:
-Идет! Сюда! Сам!
Нина с перепугу закрыла дверь на крючок, Клава а я-то ее умной считал - зашторила оконце.
В дверь вежливо постучали.
-Войдите, если вы не дьявол! - гаркнул я, скинув крю- чок.
И после томительной паузы...вошел Дьявол. Ростом ниже меня, горбатый, волосы дыбом, с белыми закаченными глазами.
-- Вы меня не ждали, а я приперся! - пронзительно завопил он.
Я так и сел на пол, Славка задом полез под топчан, а девчонки, зажмурившись, заверещали и задрыгали руками и ногами.
-Ну, хватит! - прикрикнул "дьявол". - С вами с ума сойдешь. - Он выпрямился, сделал нормальные глаза, пригладил волосы и оказался тем самым сыном музыканта.
-Напугали меня до смерти, - улыбнулся он.
Я встал, делая вид, что споткнулся о чурбачок. Славка вылез из-под топчана, делая вид, что там что-то срочно искал. А Нина и Клава неестественно засмеялись, делая вид, что рассказывали друг другу какую-то страшную историю.
-Давайте знакомиться, - приветливо предложил сын музыканта. - Виктор Королев, - представился он, не протягивая руки, и коротко кивнул головой, как наш разведчик в роли белогвардейского офицера из многосерийного телефильма.
Славка настолько ошалел, что точно так же кивнул. Я взглянул на девочек, ожидая, что они сейчас сделают по меньшей мере реверанс, а по большей - книксен, но они прощебетали.
-Очень приятно.
И показали друг на дружку:
-Нина.
-Клава.
-Привет, - процедил я, не вынимая рук из карманов. - Леонид Чижов. Собственной персоной.