- Первый должен был сообщить о готовящейся против партизан большой карательной экспедиции.
- А второй?
- Второму, для разоблачения первого, поручалось поведать партизанам, что тот ложными сведениями хотел вынудить их уйти из этих мест. И это для того вроде немцам требуется, чтобы партизаны не заинтересовались Пеньками, в которых замышляются будто бы медицинские эксперименты над военнопленными…
- Будто бы?..
- Да не на самом деле. На самом-то деле там, наверно, вообще ничего не будет или для отвода глаз что-нибудь… Зато тут, в Овражкове, начнет создаваться школа железнодорожных диверсантов.
- А когда?
- В самом ближайшем времени. И под мою ответственность, как я вам уже докладывал. До войны, как тоже вам известно, я тут дорожным мастером был, возглавлял путевой околоток. Целых восемнадцать километров главного пути со всеми его искусственными сооружениями были под моим начальством. Кое-что придумал я и для будущей школы. Станция Овражков, как вы знаете, в пяти километрах от города, так я хочу предложить специальную ветку туда проложить…
- Это с какой же целью?
- А чтобы к школе нашей внимания не привлекать. Ветка эта будет вроде для связи с городом, а на самом деле станем мы диверсантов на ней обучать. Для этого нужна ведь железная дорога с настоящим земляным полотном, верхним строением пути и всем прочим. Не на пальцах же объяснять, как выводить из строя рельсовую колею. А если на существующей уже дороге такой практикой заниматься, так это и неудобно, и в глаза кому не следует может броситься.
- Вы есть настоящий хитрец, господин Куличев. Ну, а кто унтеррихтен… кто же преподавать в этой школе будет?
- Я с племяшем моим должен был…
- Почему - должен был?
- Погиб племяш-то… Письмо от зазнобы его из Миргорода сегодня получил. Пишет, что собирался он по моему вызову в Овражков выехать, да не успел. Разбомбили его советские летчики… Жестокие бои там, оказывается, идут, и бомбят они все нещадно. Вот и попала одна из бомб в хату, в которой племяш мой квартировал. Ему бы раньше надо было, а он, видать, Галю свою надеялся уговорить, чтобы вместе с нею… А теперь вот только письмо от нее пришло с фотокарточками Тимофея…
- Оно есть при вас?
- При мне. Надо же, в такой день и такая весть! День моего ангела, именины мои имею в виду. Нате вот, почитайте сами. Даже господину Вейцзеккеру не успел еще доложить, а они большие надежды на племяша моего возлагали. Тимофей ведь помощником паровозного машиниста до войны работал, а на фронте командиром саперного взвода был.
- В советских войсках служил?
- Да уж само собой…
- А какие же еще у вас кадры?
- Остались тут кое-кто из бывших моих бригадиров пути. Те, которые были не в ладах с Советской властью, и потому на них вполне можно положиться. Я такой списочек подготовил уже господину Вейцзеккеру.
- А они по какой же линия были не в ладах с прежняя власть? - любопытствует Огинский.
- Раскулачили их в свое время… Я, между прочим, тоже по этой линии с Советской властью не сошелся. Отбыл срок в дальних краях. Вкалывал там один за троих, показал образцы трудового героизма на прокладке железной дороги через непроходимую тайгу. Заслужил несколько благодарностей, и, спустя какое-то время, смилостивились надо мной начальнички, дозволили вернуться в родные края, но уже не на землю, а на железную дорогу. И опять я вкалывал за троих и дослужился до должности дорожного мастера. Тут-то я и пригрел у себя на околотке кое-кого из бывших своих односельчан, тоже вернувшихся из ссылки.
- Ну, а кто же теперь вместо ваш Тимофей будет руководить диверсионной школа? - спрашивает Куличева Огинский.
- Пошлю еще одно письмо в Миргород. Может, и набрехала мне Галина, чтобы Тимофея от себя не отпускать. Я о ее письме никому пока, кроме вас, не сообщал. Даже Дыбину… Бургомистра Миргорода запрошу, пусть он мне лично подтвердит смерть Тимофея, тогда и оповещу о ней и Вейцзеккера и Дыбина.
Машина, шедшая все это время по лесной дороге, стремительно вырвалась теперь на открытую местность, пересеченную пологими холмами, между которыми петляет речка Змейка.
- Ну, спасибо вам, господин Куличев, за чистосердечное признание, - строго произносит Огинский уже без всякого акцента, делая Азарову знак сбавить скорость. - Исповедовались ведь вы почти перед самой Советской властью.
- Что-то не понимаю вас, господин штурмбанфюрер… - растерянно улыбается Куличев.
- Не штурмбанфюрер Мюллер, - спокойно поясняет Огинский, - а майор Красной Армии. Остановите машину, товарищ Азаров.
Куличев, полагая, что его сейчас расстреляют, мгновенно покрылся холодным потом. Приказав Азарову связать его, Огинский выходит из машины.
- Надо теперь как-то заметать следы, - негромко говорит Огинский лейтенанту, показав на Куличева.
- А чего мудрить? Я бы этого гада прикончил здесь и выбросил в речку, - предлагает Азаров.
- Нет, Вася, "этот гад" может еще пригодиться нам. У вас есть взрывчатка?
- Я без взрывчатки как без рук, - усмехается Азаров.
- Заминировать мост через Змейку хватит?
- Должно хватить.
- Ну тогда заминируйте его так, чтобы на нем подорвался наш "оппель" и рухнул в воду. Мы инсценируем подрыв его на "партизанских минах"…
- Все ясно, товарищ майор! А Куличев с Мюллером будут, значит, жертвами этого взрыва?
- И их шофер Ганс тоже. Жаль только, что нам не известен номер той машины, на которой действительно подорвался Мюллер.
- Как не известен? - смеется Азаров. - Тот же самый номер. Я имею обыкновение снимать номера с тех машин, которые подрываются на моих минах. У меня их целая коллекция. А мюллеровский я к нашему "оппелю" приспособил, как только мы с вами в Овражков поехали.
- Молодец! Очень нам теперь это пригодится. А что бы еще для подтверждения их гибели придумать?
- Может быть, мюллеровскую фуражку и шляпу бургомистра бросить на берег?
- Маловато…
- Швырнем еще мой автомат. Он немецкий. Машину они на дне реки найдут, а тела "погибших" могло и течением унести. Река ведь быстрая.
- Ничего больше, пожалуй, не придумаешь, - соглашается Огинский. - Может быть, еще мюллеровский мундир утопить в реке, да так, чтобы он не уплыл?.. Там они и документы штурмбанфюрера обнаружат. Ну, а теперь давайте я помогу вам мост минировать; нужно торопиться.
Начальник полиции посвящается в планы Вейцзеккера
В тот же день вечером майор Вейцзеккер примчался в Овражков и потребовал у начальника полиции подробного доклада обо всем, что тут произошло. Общее представление о событиях минувшего дня он уже имел. Дыбин лично позвонил ему, как только получил сообщения о взорванном мосте через Змейку и обнаруженной на дне реки машине штурмбанфюрера Мюллера.
Выслушав подробный доклад Дыбина, Вейцзеккер вот уже несколько минут молча, подперев голову руками, сидит за письменным столом в служебном кабинете начальника полиции. Затаив дыхание Дыбин ждет его вопросов, боясь неосторожным движением или скрипом своего стула нарушить раздумье майора.
- А штурмбанфюрер Мюллер каков из себя? - спрашивает наконец Вейцзеккер. - Вы хорошо его рассмотрели?
- Да, господин майор, - уверенно отвечает Дыбин, хотя от страха за свою судьбу вообще старался не смотреть на штурмбанфюрера. К тому же начальник полиции в тот день был ведь не вполне трезв. Да и разглядеть Мюллера было нелегко. Страшная фуражка с черепом была надвинута на самые глаза штурмбанфюрера. Кроме этого белого черепа на черном фоне околыша его фуражки, Дыбин вообще ничего не видел.
- Он что, высокий такой, худощавый брюнет, да? - продолжает расспрашивать его Вейцзеккер, хотя и сам видел личного представителя гаулейтера Заукеля, высокомерного штурмбанфюрера СС, всего один раз в жизни и взирал на него с не меньшим, пожалуй, страхом, чем Дыбин. Штурмбанфюрер Мюллер обладал слишком большими полномочиями, чтобы не бояться заглянуть ему в глаза.
- Так точно, господин майор! - не задумываясь, отвечает на вопрос Вейцзеккера начальник полиции.
- А как он разговаривал? На каком языке?
- Больше по-немецки. Русские слова коверкал ужасно. Я даже не все понимал…
"Да, действительно Мюллер в русском был не силен", - вспоминает Вейцзеккер. А как штурмбанфюрер в Овражков попал, это его даже не удивило. Он мог поехать куда угодно. Генеральный уполномоченный по использованию рабочей силы, всемогущий гаулейтер Заукель дал ему такие права. Отчета о своих поездках Мюллер не находил нужным никому давать. И нет ничего удивительного, что он заехал даже в Овражков. С отправкой русской рабочей силы в Германию у них, кажется, большие затруднения. Видно, придрались к чему-то у Куличева. А этот болван со страху мог еще и замысел наш выболтать, так что, может быть, и хорошо, что вовремя отдал он богу душу?..
- В том, что у вас был именно штурмбанфюрер Мюллер, нет, значит, никаких сомнений? - снова спрашивает Вейцзеккер Дыбина.
- Никаких, господин майор. Я же лично видел его документы…
- Ну, а куда же они поехали? Не сообщили вам разве?
- Никак нет, господин майор. Но думаю, что к вам.
- Только думаете или есть более веские основания для такой догадки?
- Видите ли… - смущенно мнется Дыбин. - Я случайно слышал часть их разговора…
- Подслушали, - уточняет Вейцзеккер.
- Да, но совершенно случайно. Был в другой комнате, а дверь…
- Ну ладно, Дыбин, без подробностей. И что же вы услышали?
- О какой-то школе диверсантов. Но может быть, я и ослышался…
- В общем-то, это и не имеет теперь значения, - прерывает его Вейцзеккер.
- Ну, а тела Мюллера и Куличева, подорвавшихся на партизанских минах, так и не удалось, значит, найти? - помолчав немного, спрашивает Вейцзеккер, хотя Дыбин уже докладывал ему об этом.
- Обшарили все дно в районе того места, господин майор, но никаких следов. Выудили только пилотку шофера да автомат его. А фуражку господина штурмбанфюрера нашли на берегу. Течение там бешеное, так что трупы их унесло, конечно. Через несколько дней всплывут где-нибудь в нижнем течении.
- А разве могли они из машины выскочить?
- Дверцы не были заклинены, хотя машину изрядно покорежило. Да и лежала она на боку, так что вполне могли вывалиться из нее…
- А может быть, увели или унесли их с собой партизаны?
- Да разве можно было кому-нибудь из них остаться в живых при таком взрыве? Посмотрели бы вы на машину штурмбанфюрера. Но мы их трупы еще поищем. А может быть, и еще какие-нибудь вещички их обнаружим. Но в том, что это именно господин штурмбанфюрер и наш бургомистр Куличев на партизанской мине подорвались, у меня никаких сомнений…
Вейцзеккер снова надолго умолкает, потом решает посвятить начальника полиции в свой план подготовки железнодорожных диверсантов в Овражкове. Рано или поздно все равно пришлось бы это сделать, если бы даже Куличев и не погиб.
- А как же с партизанами быть? - с тревогой в голосе спрашивает Дыбин, внимательно выслушав Вейцзеккера. - Пока они у нас под боком, никакая школа такого рода работать нормально не сможет. Это уж я точно знаю…
- Партизан отсюда мы уведем. Это я беру на себя. Заинтересуем их другим районом. Покойный Куличев кое-что уже сделал для этого. А сам бы он очень нам пригодился как железнодорожник. Вся надежда теперь на его племянника Тимофея Стецюка. Куличев ничего вам не говорил о нем?
- О том, что у вас такие планы на него, не говорил, конечно. Но что скоро приехать должен из-под Полтавы, об этом уведомил.
- А вы видели его когда-нибудь?
- Нет, господин майор, не видел. В Овражкове он ни до войны, ни после не был ни разу. А мать этого Тимофея, сестру Куличева, помню. Когда она еще девушкой была, подолгу гостила у своего брата.
- Надо полагать, Тимофей Стецюк прибудет скоро и явится в дом Куличева, - помолчав немного, говорит Вейцзеккер. - У покойного бургомистра кто еще из родных остался?
- Да никого. Вдовцом ведь был. А в хоромах его теперь одна только домоуправительница Куличева, Марфа. С хитрецой бабенка. Видать, большие планы на него имела…
- Ну так вот, - нетерпеливо прерывает разглагольствование Дыбина Вейцзеккер, - за этого Тимофея Стецюка отвечаете теперь вы. Примите его и устройте где-нибудь в укромном месте.
- А дом Куличева не подойдет разве?..
- Я же сказал: в укромном месте. Русского языка не понимаете? И никому ни слова, кто он, откуда и с какой целью. Понятно вам это?
- Так точно, господин майор!
- Как только он появится, сразу же дайте мне знать.
- Слушаюсь, господин майор!
И уже в машине, возвращаясь в свою резиденцию, Вейцзеккер невесело думает о Дыбине: "Не такой человек мне сейчас нужен. Этот, конечно, слепо исполнит любой мой приказ, но уж очень недалек… А мне бы таких молодцов, как партизанские подрывники, оседлавшие наши железные дороги… С выдумкой, с блеском работают! И никаких для них преград… Вот бы кого к нам завербовать. Может быть, Стецюку это и удастся… А тактикой их непременно нужно воспользоваться…"
Дерзкий замысел Азарова
Они идут следом друг за другом. Впереди Азаров, потом Куличев со связанными за спиной руками, за ним майор Огинский. Дорога к партизанскому отряду лежит густым, труднопроходимым лесом.
- Развязали бы, - хнычет Куличев, - не сбегу ведь…
- А мы и не потому вовсе, - усмехается Азаров. - Предоставляем тебе возможность побыть в шкуре тех, кого сам не только вязал, но и порол.
- А со мной-то вы что же теперь?..
- Полагалось бы на ближайшем суку вздернуть, - спокойно говорит Огинский, - да не хотим уподобляться тем, кому вы так верно служили.
- Петлю, однако, он давно уже заслужил, - зло замечает Азаров.
- Ох, виноват я, что уж тут говорить, страшно виноват… - стонет Куличев. - Только по советским законам нельзя ведь без суда…
- Вот же негодяй! - возмущается Азаров. - Советские законы вдруг вспомнил!..
- Да, у нас без суда не полагается, - соглашается Огинский. - И судить вас будут, в этом можете не сомневаться. А получите за свои грехи лишь то, что заслужили, не более того.
- Ибо более и не бывает, - смеется Азаров. - На всю катушку заработал.
- Но ведь советский суд справедлив…
- Ишь подлец, о справедливости заговорил! - плюется Азаров.
- Не зачтется разве мое чистосердечное признание и покаяние?
- А ты какой, думаешь, суд тебя будет судить? Специально, что ли, из Москвы прилетит сюда с прокурорами и адвокатами? Сами мы судить тебя будем. Я, майор Огинский, партизаны нашего отряда. А мы все твои грехи и без твоего чистосердечного признания знаем.
- А ты помолчал бы, - неожиданно строго говорит Азарову Куличев. - Молод еще меня учить. И потом, тут постарше тебя начальство есть. Вон товарищ майор, например…
- Не смейте называть меня товарищем! - с яростью, удивившей даже Азарова, кричит Огинский.
- Виноват, гражданин майор, - смиренно поправляется Куличев. - Они, гражданин майор то есть, знают, конечно, что за чистосердечное признание полагается смягчение кары…
- Ну, если только в смысле замены повешения расстрелом, - усмехается Азаров. - Но это тоже смотря в чем покаешься, какие секреты своих хозяев нам поведаешь.
- Не беспокойся, у меня есть, что поведать. Они, немцы то есть, многое мне доверяли. А на тебя, мил человек, я не в обиде потому, что молод ты еще и не сдержан на язык. И потому еще, что уж очень ты мне племяша моего Тимошку напоминаешь…
- Это того, на которого майор Вейцзеккер такие надежды возлагал? - интересуется Огинский.
- Так точно, гражданин майор! Очень он с ним схож.
И ростом и обличьем даже… Потому и не серчаю я на его неразумные слова.
- Скажите какой добренький! - смеется Азаров. - А ты, между прочим, знаешь, на кого похож?..
- Ну ладно, Азаров, - недовольно прерывает его Огинский. - Хватит вам! А вы вот что мне объясните, Куличев: как вам удалось Васяткина завербовать?
- Заподозрили мы его с Дыбиным в связи с партизанами, ну и допросили с применением кое-каких методов, позаимствованных у гестапо. Он и не выдержал… С тех пор стал на нас работать.
- А как вы его к партизанам забросили?
- Для того чтобы снова забрать его в полицию, нам, как вы и сами понимаете, никакого повода не требовалось. Это у нас запросто… Ну, а "побег" его к партизанам удалось с помощью находившегося у нас под подозрением полицейского Ерохина организовать. Дали ему возможность "упустить" Васяткина. О замысле нашем он, конечно, ничего не ведал. На другой день Дыбин ему долго "мозги вправлял". Пригрозил даже не только из полиции выставить, но и гестапо передать.
- А почему же вы не осуществили этого на самом деле, раз вам ясно стало, кто такой Ерохин?
- Чтобы партизан не настораживать. И еще одна идейка у нас родилась - ложными слухами вас через него снабжать… Может быть, развяжете руки-то?
- Развяжите его, Азаров! - приказывает Огинский.
Азаров неохотно выполняет его распоряжение, незаметно для майора дав при этом Куличеву пинка под зад.
- Премного тебе за это благодарен, - не без скрытой иронии, замечает ему Куличев и, обернувшись к Огинскому, сообщает: - Между прочим, Васяткин этот имеет от нас задание завлечь вас в ловушку, как только вы из-под Овражкова сниметесь и в район Пеньков станете перебазироваться. Поимейте это в виду…
- Наконец-то! - радостно встречает их командир партизанского отряда. - И слава богу, как говорится, что живы-здоровы!..
- Да еще и с господином бургомистром к тому же, - посмеивается Азаров.
- Никогда еще не волновался за вас так… - тяжело вздыхает командир.
- Что мы, маленькие, что ли, - улыбается Огинский.
- Не знаю даже, что бы со мной было, если бы с вами что произошло. Только вы уехали - радиограмма из штаба партизанского движения: "Срочно отправить на Большую землю в распоряжение начальника инженерных войск фронта майора Огинского. В двадцать четыре ноль-ноль приготовить посадочную площадку в квадрате ноль один двадцать два". Ну, что бы я делал, если бы вы не вернулись или хотя бы только задержались? Имел разве я право разрешить вам участвовать в этой операции?
- Участвовал же я у вас до этого в других операциях… - удивленно пожимает плечами Огинский.
- Ну, во-первых, в таких рискованных не участвовали. А во-вторых, не знал я, что вы доктор наук, крупный специалист по взрывчатым веществам.
- Никакой я не доктор, а всего лишь кандидат технических наук, - смущенно улыбается Огинский. - И вообще не такой уж крупный специалист…
- Ну так вот, дорогой майор Огинский, позвольте мне вас поздравить с присвоением вам ученой степени доктора технических наук за ваши предвоенные труды по детонации взрывчатых веществ и расчеты по изготовлению кумулятивных зарядов.
С этими словами командир крепко обнимает Огинского и звонко целует.
- Откуда вам это известно? - спрашивает он.
- Ваш друг, подполковник Бурсов, весточку нам прислал. Спешил вас порадовать. Вы скоро с ним увидитесь. Он в штабе инженерных войск армии генерала Светлякова. Не без его участия, конечно, стало известно штабу фронта, что вы находитесь в моем отряде. Рад я за вас, но расставаться с вами, право, жаль…