- Мейнхард, стой здесь! - воскликнул вдруг Рихард. - Мати, пойдем со мной! - И бросился, как ошалелый, в крепость.
- Стереги здесь! Ни шагу с места! - возбужденно приказал он Мати. - У меня есть предположение. - Он снова выбежал наружу. - Охраняйте! - сурово предупредил он других. Затем вернулся в крепость и принялся старательно изучать одну из стен и пол. Здесь-то и обнаружил он конец толстой веревки. Он дернул за него и - тайна Красных муравьев была раскрыта.
- Ишь ты! - улыбнулся Рихард и приподнял замаскированную дерном крышку люка. - Чертовски здорово придумано. - Потом взглянул на Мати и велел: - Полезай!
- Чокнулся, что ли? - выпучил тот глаза.
- Полезай! - потребовал Рихард. - Или позвать сюда Мейнхарда?
Мати вздохнул и подчинился.
Рихард оказался прав - Волчья Лапа действительно сидел в потайном ходу. Он полез сюда вперед ногами, потому что иначе не смог бы закрыть за собой люк. Ему и так далось это не без труда, однако в конце концов он прекрасно со всем справился. Затем отвязал флаг от древка и спрятал его за пазуху. И пополз.
Возбужденные голоса и топот доносились с поверхности сюда, под землю. Но отдаленно и приглушенно. Ползти, пятясь, было непросто и требовало гораздо больше времени, чем обычно. А временем он не располагал, надо было быстро скрыться и спасти флаг.
И вдруг он ясно услышал крик Рихарда: "Ребята! Сюда!" А это означало, что он, Волчья Лапа, не успел! Но он еще не сдался. У него возник новый план. Пришлось ползти обратно в сторону крепости. Так он двигался гораздо быстрее. Удастся ли ему незаметно скрыться?
Но и впереди уже подняли люк!
Волчья Лапа снова начал пятиться. Но куда еще ползти? Для Волчьей Лапы война была проиграна, а флаг… На этом его размышления оборвались. Впереди слышалось пыхтение Мати.
- Кто идет!? - спросил Волчья Лапа. Его голос звучал приглушенно, загробно. Судя по долгой паузе, Мати сильно испугался.
- Т-ты, Волчья Лапа? - послышался наконец такой же приглушенный и хриплый голос.
- Ползи обратно! - сказал Волчья Лапа. - Я сам вылезу.
Потому что еще не все было потеряно!
Враги всей ватагой ждали его в крепости.
"А что если все-таки поползти в кусты можжевельника?" - подумал Волчья Лапа. Но эта мысль мелькнула у него слишком поздно. Ободранный и испачканный, стоял он уже перед врагами, а на лице его было выражение гордой независимости, и голову он держал высоко.
Войско Мейнхарда смотрело на него молча и внимательно. Мейнхард накапливал слюну для плевка. Но не плюнул, сглотнул слюну и сказал:
- Знамя! Давай сюда знамя!
Волчья Лапа молчал.
- Знамя! Знамя, парень!
Никакого ответа.
- Так, стало быть! - Мейнхард усмехнулся, криво, сочувственно, затем приказал своим: - Обыщите его!
Волчья Лапа сопротивлялся, насколько хватило сил, но перевес был на стороне противника. Они обыскали его с основательностью, которая бы сильно унизила и менее чувствительную натуру, чем Волчья Лапа.
Знамени у Волчьей Лапы они не нашли.
- Свяжите его! - сказал Мейнхард. Сдержанный тон выдавал, с каким напряжением он держит себя в руках.
- Я все-таки сторонник… - начал было Рихард.
- Свяжите его! Свяжите так, как связывали своих врагов индейцы!
Они связали его - сначала руки: запястья вместе, затем просунули колени между связанными руками, а под согнутые колени продели запасное древко. Едва ли найдется более беспомощное существо, чем подобным образом связанный пленник!
Мейнхард ткнул пленника ногой. Тот повалился на бок и, словно кусок шашлыка на вертеле, остался лежать у стены крепости.
Военная хитрость Волчьей Лапы не удалась.
- Конечно, он нас ловко провел! - воскликнул вдруг Рихард, обращаясь к своему главарю, погруженному в хмурое молчание. - Честное слово, он чертовски сообразительная шельма. Но если проанализировать… Разроем потайной ход! Надо обшарить каждый сантиметр.
Волчья Лапа еще не терял надежды, хотя надеяться было уже не на что.
- Ну и вымазал ты его, как поросенок, - глумился Мейнхард, помахивая перед носом Волчьей Лапы действительно сильно запачканным флагом.
Глаза Волчьей Лапы наполнились влагой.
- Ничего, парень! - усмехнулся Мейнхард, тряхнул флаг раза два об икру и небрежно сунул в карман.
- О-ла-ла! - крикнул он своим соратникам.
- Так, мужики, теперь разрушим крепость! - объявил Мати.
- Это еще зачем? - изумился Рихард. - Она уже и без того достаточно пострадала.
- Все захваченные крепости сравнивают с землей! - подтвердил Хуго. - Честное слово!
- Сравнивают! - передразнил Рихард. - Кто сравнивает? Варвары! А мы не варвары!
Все вопросительно смотрели на главаря. Тот молчал. Затем сплюнул и сказал:
- Рихард прав. Пусть остается как есть. Айда!
- А пленник? - спросил Рихард.
Пленник, не отрываясь, смотрел туда, куда смотрел и во время сражения. Он снова кого-то заметил там. Или, может быть, ему показалось?
- Пленник? - усмехнулся Мейнхард и посмотрел прямо в глаза своему товарищу. - Ну что ж. В такой день я готов согласиться и с более дурацкими принципами… Можешь развязать его!
10
Волчья Лапа, обхватив руками голову, с набухшими от слез веками, все еще сидел, скрючившись, в углу крепости. Он словно бы и не замечал товарищей, молча смотревших на него.
- Та-ак… - сказал наконец атаман Красномураш. Они осмотрели все - защитные маты у стен крепости, продырявленные валы, разрытый потайной ход. Безмолвные свидетельства борьбы.
Будто и не о чем было спрашивать. Да и охоты не было. Они стояли-сидели в разгромленной крепости и не знали, с чего начать и что делать. То, что произошло здесь, казалось нелепым и неправдоподобным. К этому требовалось еще привыкнуть. Так обычно случается с людьми, которых постигает неожиданный удар судьбы.
Но разве же все это было каким-то ударом? Разве не было все это по большей части игрой, такой же игрой в войну, в какую они играли не раз, может быть, только чуть более затяжной, более интересной и захватывающей, чем раньше. А в прежних играх всегда были победители и побежденные. Побеждали более сообразительные и сильные, это было естественно и ясно. Потому что так и должно быть, ради этого и велась игра.
Конечно, теперь, когда они назывались Красными муравьями, они организовали отряд. Но и этот отряд прежде всего был игрой. Новой, еще неиспробованной игрой. По правилам, теперь игра была окончена. Завтра они, наверно, будут действовать заодно с сегодняшними противниками, бок о бок. И того, что было, словно бы и не было. Или начнут какую-нибудь другую, новую игру.
Правила останутся неизменными - побеждает более ловкий и смелый, а зла не держат и не делают упреков.
Было все это так? Или не совсем так? Была ли на сей раз только игра ради игры? Едва ли кто-нибудь из них сумел бы сейчас ответить на подобные вопросы. Но в той или иной мере мысли всех были заняты этим.
- Ничего! - хлопнул себя по колену ладонью Рогатка. - Крепость возведем заново. Полностью, как ни в чем не бывало!
- Плевать нам на этот флаг! - оживился Раймонд. - Обзаведемся новым. Еще получше!
- Неужели тебе не стыдно! - Волчья Лапа впервые поднял свое заплаканное лицо. - Так говорить о нашем знамени!
- Да, знамя - не носовой платок, - хмуро согласился атаман. - За честь знамени шли даже на смерть.
Это были верные и тяжкие слова. Замечание атамана придало ходу мыслей мальчишек, до сих пор колеблющемуся и неопределенному, верное направление. Иллюзия нереальности развеялась и сменилась гнетущим чувством уныния. Беда казалась им, пожалуй, более суровой, чем была на самом деле. И проступок виновника бо́льшим.
- Если бы тут было двое часовых, крепость, пожалуй, удалось бы отстоять…
Это прозвучало как обвинение.
- Что-то не верится, - встал на защиту Волчьей Лапы Рогатка.
- Но второй часовой смог бы вовремя вызвать подмогу!
В этом атаман, пожалуй, был прав.
- Не знаю… - с сомнением начал Красномураш. Но как атаман, он должен был все знать. И поэтому сказал: - Я думаю, если бы на месте Волчьей Лапы в крепости остался кто-нибудь другой, всего бы этого не случилось.
Больно доставалось Волчьей Лапе и от своих.
- Да… надо устроить суд. Я считаю, так будет по закону. Или кто думает иначе?
Суд! Сейчас это слово обрело новое звучание. Оно звучало мрачно, величественно, возвышенно. Суд! Это слово как бы облагораживало все, придавало всему новое обличие и смысл. Суд!
- Говори, Волчья Лапа! - потребовал атаман.
Волчья Лапа поднял глаза, но тут же еще больше ссутулился и снова закрыл лицо руками.
- Если бы ты не прогнал Луи, он дежурил бы с тобой в крепости. И все могло бы выйти иначе. А сегодня он наткнулся на констеблевых лишь тогда, когда они уже возвращались отсюда. Он-то и прибежал к нам с сообщением.
Луи сидел на высоком бастионе, свесив ноги и положив руки между колен, и смотрел на ребят внизу каким-то странным взглядом святоши.
- Я думаю, тебе достаточно говорилось, что одного человека для защиты крепости мало. Но ты упрямился. Ни слова не сказал нам обо всем. Есть у тебя, что возразить?
Волчья Лапа неподвижно сидел на корточках в своем углу.
- Сейчас ты даже не слушаешь! - ворчал атаман. - Ты все время был упрямым, но теперь это тебе даром не пройдет. И не надейся, что на нас подействует, как ты теперь прикидываешься шестилетним.
- Никем я не прикидываюсь, и я виноват, - произнес Волчья Лапа, не поднимая головы. - Но я жду.
- Чего?
- Чтобы поступили честно.
Более странного заявления в положении Волчьей Лапы сделать было, пожалуй, невозможно.
- Кто же, по-твоему, нечестен? - возмутился атаман. - Я, что ли, нечестен?
- О тебе я не говорю.
- О ком же?
- Тот сам об этом знает. Потому что я не был один. Был еще кто-то из наших. С самого начала.
- Ты несешь чушь! - только и смог сказать атаман.
- Действительно! - покачал головой Рогатка.
Луи по-прежнему сидел на бастионе, но беззаботно болтать ногами прекратил. Луи упрямо смотрел поверх голов, и лицо его, казалось, еще более посмуглело.
И Волчья Лапа тоже не шевелился.
- Ну черт! - разъярился Красномураш.
- Все-таки! - воскликнул Раймонд. - Он прав. Это, наверное, были мальчишки Кеза. Юло и Атс! Славная история, право!
Впервые после сражения в крепости раздался громкий, хотя и нервный смех.
- Ладно, пусть! - Волчья Лапа встал. - Я виноват, и вы назначьте мне наказание. Но ты, Луи, - он глянул сверкающими глазами на бастион, - ты - трус! Или ты можешь мне возразить?
Луи не возражал. Он смотрел себе на ноги и молчал.
- Так вот как… - протянул атаман горько. - Вот как, стало быть… Слезай с бастиона, Луи!
Луи исполнил, что от него потребовали, и остался стоять рядом с Раймондом и Рогаткой. Но они отошли от него в сторону. Красномураш изучающе смотрел в глаза обвиняемому: Луи не выдержал его взгляда. Он стоял понурившись и уголки его губ вздрагивали.
- Полевой суд из трех человек, - вынес решение атаман. - Виновные пусть выйдут и подождут, пока их не вызовут.
Обвиняемые молча вышли - Волчья Лапа первый, Луи следом за ним. В кустах Волчья Лапа остановился. Он издал долгий вздох и рассеяно принялся мять ветки крушины. Луи у него за спиной кашлянул. Он, казалось, не услышал. Луи снова кашлянул. Затем спросил грубо:
- А где ты меня видел?
Волчья Лапа оставил вопрос без ответа.
- Ты, может быть, думаешь, что я струсил? - горячился Луи. - Нет, парень, уж я-то не растерялся!
Молчание Волчьей Лапы было для Луи страшно оскорбительным. Злыми глазами Луи колол спину Волчьей Лапы.
- Я не сдрейфил! - объявил он озлобленно. - Я видел все с самого начала. Один раз я даже стоял так близко позади Мати, что мог врезать ему по шее. Я уже думал, что приду тебе на помощь или позову ребят. Но потом посмотрел, как ты там психовал, и у меня родилась другая идея. Потому что ты гордый, Волчья Лапа, слишком гордый и самоуверенный, и считаешь, что ты всегда прав. И хочешь быть лучше других. Вот тут-то мне и пришла мысль, что так тебе и надо. Будь еще после этого гордым! Именно поэтому, Волчья Лапа, я и не пришел тебе на помощь.
- Тогда ты негодяй! - с отвращением сказал Волчья Лапа, оборачиваясь. - Негодяй и подлец!
- Ага - теперь тебя проняло! - хрипло произнес Луи.
Это были те же самые слова, которые злорадно сказал Волчьей Лапе во время боя констеблев Мати. Но в устах Луи они прозвучали во сто крат горше и сразу же вызвали в глазах слезы. - Теперь ты ругаешь меня? Ругай! Ругай! Но задирать нос, ты, сопляк, больше не будешь!
- Замолчи наконец! - крикнул Волчья Лапа со слезами в голосе и отошел от Луи подальше. Тот усмехнулся ему вслед, но тут же помрачнел и вздохнул.
Их позвали.
Красномураш, Раймонд и Рогатка ждали их в крепости. У всех троих были одинаково озабоченные, сосредоточенные лица. Они не спешили со своим приговором. Глядя на обвиняемых, они как бы еще взвешивали.
Луи взирал на трех судей исподлобья и нервно усмехался в полрта. Волчья Лапа стоял, вытянув руки по швам, но понурившись.
- Встать! - скомандовал Красномураш, хотя все и без того стояли. - Объявляю приговор полевого суда.
Бумаги с приговором не было. Красномураш произносил его просто наизусть. Сначала вполголоса и подыскивая слова, но обретая уверенность, громко и вдохновенно.
- Приговор полевого суда Красных муравьев… по делу… Красных муравьев Волчьей Лапы и Луи.
Параграф первый.
Член отряда Красных муравьев Волчья Лапа во время своего дозора позволил противнику захватить флаг Красных муравьев… потому что он не защищал его как полагается, поскольку не оставил себе в крепости подчаска, а ведь тот мог бы отнести своим сообщение об атаке противника, но Волчья Лапа хотел отличиться и не думал о знамени. Поэтому Волчья Лапа приговаривается к смерти, и его следует расстрелять у крепостной стены из рогатки с шести шагов. Стрелять следует хорошими сосновыми шишками и целиться в грудь, и стрелять так, чтобы было достаточно больно, но не слишком. И если в него попадут и он упадает, значит, убит. И это пусть будет уроком, что знамя - не носовой платок, ибо знамя надо защищать не щадя своей жизни.
Параграф второй.
Красный муравей Луи приговаривается к смерти таким же образом, потому что он не пришел на помощь Волчьей Лапе, хотя и знал, что Волчья Лапа один против врагов и в беде. И своим он пришел сообщить лишь тогда, когда все было кончено, и это дело следовало бы еще расследовать, только это больше не имеет смысла, потому что Луи уже трус, что является самым большим позором. А от труса нельзя требовать, чтобы он соблюдал закон отряда, который гласит, что Красные муравьи держатся вместе, как муравьи, всегда и несмотря ни на что.
Параграф третий.
Приговор полевого суда Красных муравьев следует немедленно привести в исполнение. Расстрелянные Красные муравьи - больше не Красные муравьи, потому что они изгоняются из отряда. Никакого помилования не будет.
Параграф четвертый.
Расстреливающий определяется жребием.
Это все.
Приговоренные к смерти смотрели в землю. Лицо у Волчьей Лапы было бледное, веки покраснели. Луи кусал губы, пока не сказал:
- Я виноват, но я не трус.
Смертельно серьезные Красные муравьи не ответили ему. Они конались на запасном древке.
- Я не трус! - упрямствовал Луи.
Жребий определил в стрелки Раймонда.
- Приговоренные к смертной казни - к стене! - скомандовал атаман.
- Я не трус! - гневно утверждал Луи.
Красномураш отмерил предусмотренные приговором шесть шагов.
Вооружившись рогаткой и шишками, Раймонд занял свое место.
- Смирно! - скомандовал атаман.
- Ха! - воскликнул Луи победно. - А как же будет с крышей? Я ведь тоже в доле!
- Был, Луи! А больше не в доле! - ответил Рогатка.
- Известное дело! Теперь расстреляете и выгоните из отряда.
- Раймонд, труса расстреляй первым! - с презрением приказал атаман.
- Я же говорю, что я не трус, - гневался Луи. - Это была месть, а вовсе не трусость.
- Стой смирно, Луи, трус и торговец! - сурово потребовал атаман. - Стой смирно и молчи в последнюю минуту. Огонь!
Раймонд поднял рогатку. Он не был сентиментальным, этот Раймонд, но он все еще находился под впечатлением возвышенной суровости судопроизводства. Может быть, во время этого необыкновенного и неумелого судопроизводства он впервые ощутил великий смысл человеческой жизни - нечто большее, чем сытый желудок и охота за сентами. И почему-то Раймонд вдруг почувствовал, что до сих пор он жил как-то легко и слепо и вообще бессмысленно, и даже, может быть, неверно. Потому что разве мало он отрекался от себя за бутерброды, которыми угощал его Луи, или за тарелку супа, съеденную в кухне у Луи?! Разве все это мало мучило его в последнее время! Но тяжкие и неопределенные мысли обрели теперь вдруг в душе четкие и ясные контуры, и глухой голос Луи, стоящего у стены, вызвал неожиданный взрыв ненависти к нему.
Раймонд поднял рогатку. Он целился хладнокровно, медленно сдвигая рогатку вверх-вниз, правее, левее… Он натянул резинки и увидел через развилку рогатки испуганные глаза Луи и искривленное лицо. Это лицо и пугливая ссутулившаяся фигура еще больше обозлили Раймонда. Он сжал зубы и натянул резинки насколько смог.
Луи вскрикнул душераздирающе и схватился за грудь двумя руками. Он подпрыгивал от боли, пока не вспомнил правила расстрела. И трагически закинув руки на голову, он бросился на землю.
- Раймонд! - предупредил атаман. - В приговоре сказано, как расстреливать! Огонь по Волчьей Лапе!
Раймонд помнил слова приговора: чтобы было достаточно больно, но не слишком! Сейчас он - слыша сдавленные всхлипывания Луи - немного сожалел о своей вспыльчивости. Но он был справедлив, и чувство справедливости не позволяло ему делать различие, если обоим вынесен одинаковый приговор. Он лишь уберег Волчью Лапу от долгого издевательского прицеливания.
Волчья Лапа вздрогнул, но не подал голоса. И продолжал стоять.
Красные муравьи ждали.
- Падай на землю, Волчья Лапа! - поучал Рогатка. - Тогда ты убит.
Волчья Лапа не шевелился.
Раймонд вопросительно смотрел атаману в лицо. Тот был растерян и в свою очередь уставился на Волчью Лапу.
- Бросайся на землю! - сказал наконец Красномураш. - Ты же понял, как было сказано?
Волчья Лапа стоял и молчал.
- Придется… стрелять снова, - решил атаман. Он подождал, пока Раймонд зарядил рогатку, и подал команду: - Огонь!
Волчья Лапа поднял руку к "простреленной" груди. Но не упал.
Раймонд растерянно покусал губу, но зарядил рогатку в третий раз. Он смотрел в глаза Волчьей Лапе. Они были мокрые и не отвечали на его взгляд. Они глядели далеко поверх голов - большие серо-зеленые глаза на бледном лице со следами слез и плотно сжатыми губами.
- Огонь!
После пятого выстрела Волчья Лапа всхлипнул. Его губы искривила плаксивая гримаса, но он все не падал.
У Раймонда защипало в горле.
"Это больше не игра", - понял он.