- Около десяти, - проскрипела ворона.
- Большое спасибо, - сглотнув, выдавила Таня.
Вороны пошли дальше.
- Ты что, дурак? - зашипела Таня на Шурку.
- Сама такая.
- Всё испортил!
- Сама испортила!
Шурка бросился вслед воронам.
- Товарищи вороны! Товарищи вороны!
"Только вежливо!" - напомнил он себе. Сердце громко билось. Мысли скакали во все стороны сразу.
Вороны искоса глянули на него.
Сзади подошла Таня. Спиной чувствуя ее поддержку, Шурка решился:
- Товарищи вороны! Я постараюсь вас не задержать. ("Ну что за чушь! - пронеслось в голове. - Что я несу?" Но отступать было поздно.) Видите ли, нашего папу забрал Черный Ворон. И мы его разыскиваем. Не знаете ли вы, где бы мы могли его найти?
Вороны опять переглянулись.
- Знаем, - ответила вторая ворона.
Шурка от изумления и ужаса уткнулся лицом в пальто сестры. Таня обняла брата.
- Не будете ли вы так любезны сказать нам, где он? - спросила она.
- Не будем, - сухо отрезала первая ворона.
- Поч-ч-чему?
- Потому что ваш интеллект значительно уступает нашему, - охотно объяснила ворона. - Вы нам неинтересны. Мы имеем дело только со своими. Пойдем, дорогая.
И обе вороны важно зашагали прочь, иногда подскакивая, а то останавливаясь и поклевывая что-то в мокром снегу.
Дети ошеломленно смотрели им вслед.
- Ну дела, - наконец дрожащими губами выговорил Шурка.
- Подумаешь, - прошептала Таня. - Не больно надо.
Откашлялась, стуча кулаком по груди, и добавила почти нормальным голосом:
- Ничего, Шурка. В Ленинграде полно птиц. Даже зимой. Не все такие задаваки. Может, мы встретим тех, кто прилетал к нашей кормушке. Уж они нам точно помогут. Даже если у всех птиц Ленинграда придется спросить, мы их спросим! Мы этого Черного Ворона найдем! И папу вернем. Сегодня же! Еще не хватало, чтобы всякие пернатые людьми командовали!.. Пошли!
Глава 5
Из булочной на углу Невского и Караванной Таня с Шуркой вышли преисполненные решимости. Таня несла кирпичик ржаного хлеба. В руках у Шурки была большая белая булка.
Утреннее движение на проспекте схлынуло. Блестели мокрые тротуары. Проглядывало солнце. По ветру быстро неслись сырые облака с рваными краями. На улице видны были только домохозяйки, отправившиеся за покупками.
- Пойдем в сквер перед театром, там всегда много птиц, - предложила Таня.
Шурка помотал головой. Он боялся опять встретить в сквере шпиона в шляпе. Хотя и понимал, что это маловероятно.
- Ладно, - коротко согласилась Таня. Но поняла по-своему. В сквере у парка на скамейках играли в шахматы. Пробегали мимо артисты - в театр, студенты - в библиотеку. Если они с Шуркой собирались разговаривать с птицами, свидетели им были ни к чему.
- А парк у Инженерного замка? - предложила Таня.
Шурка любил этот замок - красноватый, с зеленым шпилем. Он был окружен неглубоким рвом с настоящим подъемным мостом. Построили его сто с лишним лет назад, уже никаких рыцарей нигде и не было. Он не слишком походил на картинки из романов Вальтера Скотта. Но само слово "замок" волновало сердце. Император, который приказал построить этот замок посреди русского города, видно, был мечтателем.
Пошли к Инженерному замку.
Там почему-то всегда было пусто. Было пусто и сейчас.
Голые ветви чернели на фоне голубого весеннего неба. Скамеек в этом парке не было. Не было, стало быть, и старушек, нянек с детьми, шахматистов, влюбленных. Пусты были и дорожки. Прохожие сюда не заходили: бежали мимо, по соседней Садовой, только головы и плечи мелькали за чугунной оградой. Когда-то в этом замке император-мечтатель был убит, и говорили, что его призрак до сих пор кивает из окон по ночам. Может, поэтому люди сторонились замка.
Во всем парке была только одна большая светло-мраморная статуя: император на коне.
Таня и Шурка убедились, что парк им подходит.
Они принялись отщипывать от хлеба и разбрасывать крошки.
Птицы взялись из ниоткуда. И сразу принялись толкаться и драться. Закипела суматоха.
- Товарищи воробьи! Товарищи воробьи! - постарался перекричать их всех Шурка.
Безуспешно.
- Если вы хотите еще, - Таня подняла хлеб над головой, - то вы должны ответить на наши вопросы.
Никто на нее внимания не обратил.
Воробьи прыгали на тоненьких ножках удивительно далеко и без устали. Как на пружинках. Самые храбрые шныряли между ботинок, клюя закатившиеся крошки. И все гомонили.
В ушах звенело, как на большой перемене в школе.
- Прекратите наконец! - крикнул Шурка. - Столько шуму от этой мелюзги!
Воробьи остановились. И снова зачирикали все разом:
- Возмутительно! Видели? Слышали? Обозвал нас мелюзгой! Нахальство! Мы что вам - дети? Между прочим, мы взрослые. У нас у самих дети! Их надо кормить! У нас полно хлопот! Ни секунды покоя! Целый день скачешь, как заводной! Еще тут с вами болтать! Некогда!
- Пожалуйста! - вспомнила о волшебной силе вежливости Таня.
Поздно. Фр-р-р-р-р - и вся воробьиная стая исчезла в ветвях, как будто куст втянул их в себя одним вдохом. Среди веток и сухих прошлогодних листьев невозможно было разглядеть бурых воробьев. Казалось, куст звенит и трещит сам по себе. Только и слышалось возбужденное: "Нет, каково?!", "А он нам…", "А ты что?", "А я ему…", "А он что?"
Таня подошла поближе:
- Товарищи воробьи!
В ответ ей грянул возмущенный звон. В нем удалось расслышать только "нахальство".
- Дураки! - объявила Таня.
И вся стая разом взлетела и скрылась.
- Никогда ни на кого не буду обижаться по пустякам, - поклялся Шурка. - Это ужасно глупо.
- Не знаю, так ли уж я рада, что птицы с нами разговаривают. Прежде воробьи казались мне милыми, - сказала задумчиво Таня.
- Да ну, ерунда! Просто они заняты, - ответил Шурка. - Ой, смотри, там сорока!
Черно-белая сорока, подпрыгивая, прохаживалась у самого памятника. На фоне мокрой земли и ноздреватого серого снега она казалась особенно нарядной - словно ее белые части выстирали и накрахмалили, а по черным прошлись одежной щеткой; длинные перья на крыльях и хвосте отливали то зеленым, то синим.
Шурка и Таня подошли поближе. Тень императорского коня легла на них. Земля в тени была сырой и холодной.
- Посмотри, да она же просто красавица! - не удержалась Таня.
Сорока остановилась, тревожно встряхнула хвостом.
- Сначала кинем ей крошек. Пусть видит, что мы пришли с миром, - предложил Шурка.
- И лучше булку, а не хлеб.
Шурка бросил горсть, крошки запрыгали по земле. Но сорока втянула голову в плечи и метнулась в кусты, как будто в нее полетели не крошки, а пули.
- Товарищ сорока!
- Извините, пожалуйста, за беспокойство! - обратилась в сторону кустов Таня.
- Это самая свежая булка. Сегодня испеченная, - добавил Шурка, теперь уже осторожно высыпая крошки перед кустами ровной дорожкой.
- Ненавижу беспокойство! Мне вредно беспокоиться! Из-за вас у меня началось ужасное сердцебиение! Ах! - отозвался из-за кустов слегка потрескивающий голос.
- Отойдем немного, - сказала Таня брату. - Она боится.
С почтительного расстояния они возобновили переговоры.
- Товарищ сорока, позвольте задать вам вопрос.
- Вопрос? Какой вопрос? Зачем вопрос? Не надо вопросов. Как бы чего не вышло. У меня от ваших вопросов сердце останавливается.
- Извините, оно у вас или ужасно бьется, или останавливается, - не удержалась Таня.
Шурка несильно ткнул ее кулаком.
- Нашего папу забрал…
Вышло еще хуже.
- Я не брала! Я ничего не брала! - застрочила сорока как полоумная. - Я ни при чем! Не знаю! Не слышала! Не видела!
- Мы знаем, что вы не брали, - проговорила Таня, еще больше раздражаясь, но стараясь этого не показывать. - Вот тупица, - беззвучно прошептала она.
- Это Черный Ворон забрал папу! - поспешно уточнил Шурка.
- Нет-нет-нет-нет-нет! - трещала сорока. - Не рассказывайте. Не хочу знать. Меньше знаешь - крепче спишь. Мое гнездо с краю. Мое дело сторона. - И, сверкнув на солнце зелено-синим, улетела.
Она уселась на мраморную голову, увенчанную каменным венком. Замок рыжей громадой высился позади. Император и бровью не шевельнул, сохраняя то же надутое грозное выражение. С сорокой на голове и грозным лицом он выглядел потешно.
- Трусливая дура! - крикнула Таня.
Сорока уронила из-под хвоста сверкнувшую на солнце каплю. Капля упала императору на грудь белым пятном.
- Да-а… - протянул Шурка. - Обещаю никогда ничего не бояться.
- Стыд и позор, - согласилась Таня. - Что ты делаешь! Шурка!
Шурка с виноватым видом замер. Он потихоньку прогрыз в булке дыру. Щеки его ходили из стороны в сторону. Он виновато смотрел на сестру, но жевать не перестал.
- Ну дай мне тоже, - смягчилась Таня и тоже отломила кусок.
Жуя булку, они вышли из парка на Садовую. Сновали пешеходы. Катили мимо трамваи.
- Танька, а какие еще есть птицы?
- Смотри! - вдруг воскликнула сестра. - Смотри!
С Марсова поля на Садовую вышла колонна пионеров.
Кумачовые лозунги, распяленные меж двух палок, плыли над головами детей, надуваясь, как паруса.
Рядом плыли фанерные таблицы с цифрами. Нули на них были похожи на изумленные глаза или удивленно раскрытые рты.
Факты и впрямь были устрашающие.
"Синица за год уничтожает 6 500 000 гус."
- Гусениц, - пояснила Таня.
"Королек за год истребляет 1 000 000 вред." - разглядела она на следующей. И прочла вслух:
- Вредителей.
"Истребляет", "уничтожает", "вредители" - на всех фанерках были эти слова. Синицы, воробьи, чижи, вороны и голуби давали вредителям решительный отпор, очищая советский Ленинград.
На пиках торчали маленькие деревянные домики с круглым входом-окошком и палочкой, на которую птица может присесть перед тем, как нырнуть внутрь.
- Это юннаты! Юные натуралисты! - обрадовалась Таня. - Вот кто знает.
Переменчивое весеннее солнце играло на медных трубах, которые несли музыканты. "Спасибо за наше счастливое детство!" - кричал транспарант, наливаясь солнцем. Алые лепестки пионерских галстуков трепетали на речном ветру.
- Даешь День скворца! - дружно и нестройно выкрикивали пионеры, поравнявшись с кем-нибудь из прохожих, отчего иные улыбались, иные хмуро ускоряли шаг.
Таня и Шурка перебежали дорогу и пристроились в хвост колонне - хотя пионерами они еще не были.
Пионеры обернулись с приветливыми улыбками: мол, давай.
- Ура! - закричал Шурка. Он изо всех сил топал по мостовой, вскидывал кулаки.
- Извините, а где скворцы? - спросила Таня, постучав в серую спину.
- Скворцов тебе подавай, девочка? Ишь какая! - засмеялся пионер.
- Что тут смешного? - удивилась Таня.
- Песню за-пе-вай! - звонко приказала вожатая.
Трубы поднялись, загудели, выдувая вступительные такты. Вожатая с красным флажком забежала вперед колонны, размахивая флажком, как дирижер. И по ее знаку пионеры закричали, растягивая слова, так что почти сходило за пение:
Ребята! Ребята!
Скворцы прилетели!
Скворцы прилетели,
На крыльях весну принесли!
Шурка радостно пел вместе со всеми. Слов он не знал. Но открывал рот и кричал "А-а-а-а!" или "И-и-и-и!", когда все тянули гласные.
Таня догнала высокую девушку-вожатую, энергично топотавшую по мостовой сапожками.
- Извините, пожалуйста.
- Чего тебе, девочка? - весело обернулась вожатая.
- А где же скворцы?
Вожатая громко захохотала: - Будут! - И побежала вперед, в голову колонны.
- Скворцы в апреле прилетят, девочка, - объяснил Тане толстый серьезный пионер в очках и кепке, переводя дух между куплетами. - А сначала кто-то должен сделать для них скворечники.
- Это верно, - согласилась Таня. Но все-таки была немного разочарована.
- А пока поем мы! - весело объявил его сосед - рыжеватый мальчик в кепке. - Ты умеешь петь, девочка?
- Не знаю, - сказала Таня.
- Умеет! - закричал Шурка. - Чего тут уметь?
Таня встряхнула головой. И тоже принялась подтягивать за поющими.
Нестройно, но бодро порхала в сыром воздухе песня, временами заглушая уличный шум:
Торопятся быстрые птицы
Домой возвратиться опять -
Из новых каналов напиться
И в новых лесах побывать.
И ласковый ветер апреля
Летит по просторам земли…
Трубя и барабаня, пионеры свернули на Невский. Дошли до Дворца пионеров, окруженного парком, и, опустив транспаранты, устремились в ворота.
- Стоя-а-ать! - кто-то схватил Шурку и Таню за плечи. - Вам не положено.
Музыканты опустили трубы. Колонна медленно, как большая шершавая гусеница, взобралась по мраморным ступеням дворца и стала втягиваться в высокие дубовые двери. Но сторож в сером фартуке вытолкнул Шурку и Таню обратно на Невский.
- Почему это не положено? Мы советские дети!
- Вы еще не пионеры, - строго заметил сторож.
- Мы скоро будем пионерами, - возразила Таня. - Мне почти десять.
- Вот когда будете, тогда и приходите.
- Вы представитель отжившего поколения. Вас при царизме растили! - заявил ему Шурка.
- Бойкий какой нашелся! - охнул сторож. - Ты почему это не в школе?
- Приходите, когда подрастете! - звонко закричала им со ступенек вожатая и захохотала, показывая красивые белые зубы.
Сторож лязгнул воротцами.
- Противно, что в нашей советской стране еще есть вот такие сторожа! - сказала Таня.
- А мы на него пожалуемся кому следует, - пригрозил Шурка. - Где это видано? Будущих пионеров шугать!
- Да ну его, что с него возьмешь, - пожала плечами Таня. - Тем более что скворцы еще не прилетели.
- Что же теперь, ждать апреля?
- Идем! Есть идея. Тут рядом.
Они ловко перебежали Невский под самым носом у автобуса, который сердито погудел в рожок. Подошли к Фонтанке.
На широком мосту дыбились четыре бронзовых зеленоватых коня с колючими гривами - по одному на каждый угол. У ног их полулежали или изгибались атлеты, тоже зеленоватые и тоже по одному на угол. Люди, сновавшие взад и вперед, едва доходили головами до края их постаментов.
Таня подошла к гранитной ограде, тянувшейся вдоль всей набережной, перегнулась к воде. Летом здесь крутились утки, бойко работавшие оранжевыми перепончатыми лапками. Но сейчас черная от холода вода была пуста и по краям подернута серым льдом.
- И уток нет.
Шурка тоже посмотрел вниз. Полынья напоминала пустой черный глаз с серыми веками. Взгляд его поразил Шурку глубоким холодом и одиночеством.
- Таня, я знаю, кто никуда не улетел!
- Ну?
- Лебедь в Летнем.
Но Таня не улыбнулась.
- Лебеди улетают. В Индию.
- А этот нет.
- С чего ты взял?
- Потому что ему осенью подрезают крылья и ставят домик. Мы с классом были на экскурсии, и нам рассказали. Идея?
- Идея.
Фонтанка вела прямо к Летнему саду, идти было совсем недалеко. Даже из названия ясно, что зимой он впадал в спячку.
По набережной Таня и Шурка вышли к ограде с чугунными сердитыми женскими лицами. Сад - нагой, заштрихованный прямыми черными линиями деревьев, - был виден весь насквозь, до самой Невы. За деревьями белел ее простор.
На воротах висел ржавый замок.
- Лебедь отменяется, - Таня потрогала замок. Его давно не отпирали.
- А мы через забор.
- Еще чего не хватало!
- А мы быстро пролезем, не заметят, - сказал Шурка.
- Я никуда не полезу.
Тем не менее Таня быстро оглянулась по сторонам. Прохожих было немного, и глядели они всё больше себе под ноги, а не на красивейший город, который выставил здесь напоказ свои лучшие виды.
Таня потрогала руками прутья решетки.
- Узкая.
- Главное, чтобы пролезла голова, - подсказал Шурка.
- Пальто придется снять, - сказала Таня, расстегивая тугие пуговицы. - Ну, Шурка, смотри, если я схвачу бронхит, то из-за тебя!
- Ты делай вид, что ты гуляешь и тебе жарко.
- Мы, между прочим, ничего плохого не делаем. Мы только поговорим с лебедем - и назад.
Таня двинулась по тротуару в пальто нараспашку, затем мгновенно, как ящерица, высунулась из рукавов и юркнула за ограду, утащив пальто за собой.
- Шурка! - крикнула она. - Ну!
- Дети, это что, не для вас написано? Парк закрыт, - откуда ни возьмись вынырнула женщина в котиковой шапочке и с сумкой в руке. - Вы почему не в школе?
Она схватила Шурку за воротник.
- Пустите!
- У нас собака в парк убежала! - находчиво закричала Таня и для убедительности принялась кричать в никуда: - Бобка! Бобка!
- Собака убежала, - захрипел Шурка.
- Вот сестра собаку пусть и ищет, а ты тут стой, - строго сказала женщина и осталась стоять, будто других дел у нее не было. - А родители ваши где? Вы почему это одни по улицам шастаете? А? Где ваша мать?
Шурка не выносил, когда маму называли "мать". В этом слове было что-то серое, картонное. Он лягнулся. Тетка ахнула и от удивления разжала хватку. Шурка проскользнул в парк.
- Хулиганы! - неслось ему вслед. - Прохожих калечат! Милицию вызову! В детдом вас! - вопила тетка, отряхивая платье и ушибленную ногу.
А в парке было прекрасно и тихо. Шум города осыпался по его краям. Статуи были укрыты под серыми от влаги высокими ящиками. Деревья стояли по колено в снегу. Снег был плотный, слежавшийся, мокрый. Пруд лежал тихим черным зеркалом. Лебединый домик высился в середине, повторяясь в опрокинутом виде до малейшей детали. Выглядел он необитаемым, как заколоченная на зиму дача.
- Ты уверен, что им подрезают крылья? - спросила Таня.
Шурка осторожно метнул в пруд на пробу несколько крошек хлеба. От них по воде побежали круги. Больше ничего. Крошки мокли.
Вдруг послышался шорох. Легкий шлепок.
Таня ахнула.
Снежная, сахарная, мраморная прекрасная птица заскользила по воде. От лебедя позади расходился в стороны треугольник, всё удлинялся и расширялся.
- Смотри! - закричал Шурка, хотя оба они и так глядели во все глаза на это чудо.
- Уважаемый господин лебедь, - почтительно проговорила Таня, прижав к щекам ладони. - Спасибо вам, что вы не улетели от нас в теплые края.
Лебедь с достоинством выбрался из воды и, встряхивая головой, проглотил крошки одну за одной. Он никуда не спешил.
- Танька, - шепнул Шурка и показал ей рукой: поодаль, за оградой, виднелась та самая женщина с сумкой. Теперь рядом с ней стоял немолодой усатый милиционер, которому она что-то возбужденно втолковывала. Плохой знак.
Действовать следовало без промедления.
- Уважаемый господин лебедь, нашего папу унес Черный Ворон, мы его ищем.
- Черный Ворон сам находит кого надо, - загадочно изрек лебедь.
- Как это?
- Лучше ответь-ка, дорогая, не я ли в этом парке всех прекрасней?
- Вы! Вы! - торопливо закричала Таня. - Знаете ли вы, где Черный Ворон?