Телега затряслась по выбоинам, под капюшоном было тепло и уютно, и Дюла замолчал: он предвкушал свою встречу с Кряжем и то, как будет рассказывать другу о своих приключениях. Вдоль дороги мелькали придорожные тополя, и Дюла сладко задремал под теплым шатром капюшона. Проснулся он оттого, что телега загромыхала через переезд и у шлагбаума со скрипом остановилась.
- А я заснул!
- Вот и хорошо, - сказал Балаж. - Спать всегда дело хорошее. А потом вы, наверное, поднялись сегодня в самую рань.
- Нужно было, дядя Балаж. Ведь в темноте не побежишь. Позади них со стуком опустился шлагбаум.
По перрону расхаживали два-три человека. Из станционного помещения доносилось постукивание телеграфного аппарата; под сапогами у Дюлы поскрипывал гравий. "Интересно, - думал Плотовщик, - привезет ли Кряж фотографию дяди Гезы? Дяди Гезы, который был и врачом, и заправским охотником, и воспитателем юных магараджей, хотя начинал кочегаром".
Сам не зная почему, Дюла почувствовал вдруг странную неуверенность, совсем не вязавшуюся с этим замечательным утром, и никак не мог от нее избавиться.
Дюла посмотрел на убегающие вдаль рельсы и почему-то подумал о том, что "параллельные линии сходятся в бесконечности". Так учили его в школе, и это было туманным, как тайны камышовых зарослей, как прошлое ушедших в землю крепостных стен, как световые года, которыми измеряется расстояние до звезд, как все то, о чем не говорил Матула, о чем умалчивал старик. А сейчас эта неясность вполне подходила, ибо делала вероятными и три профессии дяди Гезы, автомобиль, на котором он разъезжал с отпрысками магараджи, и всю пеструю карьеру бывшего кочегара. Плотовщик смотрел на дрожащий над рельсами воздух, видел, как они сходились вдалеке и бессознательно цеплялся за реальность своих грез. "Каждый сон, - думал он, - может стать явью, точно так же, как явь далекого прошлого постепенно погружается в призрачный, подобный сну туман. Так привезет ли Кряж фотографию и знает ли дядя Герге, что такое магараджа? А действительно, что же такое магараджа? - встрепенулся Плотовщик. - Магараджа - это ведь что-то вроде графа, словом, землевладелец. А может, и больше. Почти князь, хотя и не совсем".
От размышлений о магарадже нашего Дюлу оторвал поезд; дымя и грохоча, он катил по рельсам, давя и сметая все мысли, не связанные с ним.
В одном из окон Дюла увидел тетушку Пондораи, махавшую ему рукой.
- Дюла! Милый Дюла! Бела сейчас выйдет.
Плотовщик подбежал к вагону и обомлел: в дверях появился не Кряж, а какой-то отпрыск вельможи или дворянина - юный магараджа.
- Кряж? - воскликнул опешивший Дюла; руки, раскрытые для объятий, невольно опустились.
- Привет, дорогой Дюла, - поздоровался Кряж, приподняв охотничью шляпу с околышем из меха серны, и тут же сам замер от удивления: ведь Дюла, украшенный синяком во всю правую щеку, в донельзя грязной одежде, с исцарапанными коленями, нестриженый, тоже выглядел далеко не обычно.
- Дюла, последи за Белой! - крикнула тетушка Пондораи, потому что поезд уже тронулся.
- Желаю вам хорошо покупаться в Балатоне, тетя Пондораи! А за Белой я послежу. Мы вам потом напишем!
На руке у Кряжа - пальто, рядом с ним - красивый чемодан, на ногах - совсем новые "тирольские" башмаки, толстые чулки до колен и бриджи.
- Кряж, ты ли это?
Теперь уже друзья радостно жали друг другу руки, и гость скромно улыбался.
- Дядя Геза прислал денег.
- Не может быть! - вырвалось у Дюлы.
- Это еще почему? Я всегда говорил…
- Это верно!
И Дюла подумал: "Вот мечты и сбываются".
- А ты захватил с собой настоящую одежду? Ведь этот наряд не для камышей. А я как приехал сюда, живу в чащобе. Однако пошли! Поговорить мы и на телеге сможем.
- Кряж приподнял шляпу, поздоровался с дядей Балажем, а потом надвинул ее поглубже на глаза, так как солнце светило прямо в лицо. Телега тронулась.
- Как ты выглядишь, Плотовщик?
- Ты о чем?
- Как самый настоящий… не сердись только… бандюга. А руки у тебя, а лицо! Ты же всегда был таким опрятным…
- Погоди недельку, а потом взгляни на самого себя! - рассмеялся Лайош Дюла.
- И вообще ты какой-то другой! Совсем другой… словно… И руку жмешь крепко. А что у тебя с ладонью?
- Стер веслом.
- А с лицом?
- Неправильно держал ружье.
- А с коленями?
- Ободрал об осоку и колючки.
- Это твое ружье?
- Ну конечно, то есть. - Дюла сглотнул, - я им пользуюсь, когда хочу. А вообще-то оно Матулы. Вчера я подстрелил из него гуся. Ах, чуть было не забыл! - Дюла опустил руку под сиденье. - Остановимся, дядя Балаж. Я что-то проголодался. Это - от того гуся. - Плотовщик вытащил куски гуся и хлеб. - Ну-ка, Бела, приступай!
- Прямо тут?
- А где еще? Не слезать же нам с телеги ради того только, чтобы съесть по кусочку гусятины! - Он положил кусок мяса на хлеб и протянул возчику: - Пожалуйста, дядя Балаж. Я сам вчера подстрелил. А дядя Герге зажарил на вертеле.
Кряж перестал строить из себя барина, и через несколько минут только жирная бумага напоминала о первом гусе Лайоша Дюлы Ладо.
- Большое спасибо, - сказал старый возчик, оглядываясь. - Очень вкусно. Кто-кто, а Герге, надо признать, умеет жарить гуся. Что ж, поехали?
- Поехали, дядя Балаж.
Телега снова заскрипела по дороге, а Дюла положил руку на плечо другу.
- Ты даже не представляешь, Бела, как я рад, что ты приехал!
Кряж ответил не сразу. Его мягкая душа была переполнена впечатлениями от окружающего их пейзажа, событий минувшей ночи, волнениями поездки и, главное, тем, что сбылись ожидания и он снова видит своего друга. С первого класса школы они всегда сидели за одной партой, но даже сами не знали того, что постоянно готовились к этому лету, к этой поездке, которая до самой последней минуты казалась им несбыточной мечтой.
- Большое спасибо, Дюла. Я так рад, что смог сюда приехать. Мама тоже тебе очень благодарна. Она прислала тебе слойку с творогом. Словом, большое спасибо и…
- Не валяй дурака, Кряж! - нарочито грубо ответил Дюла, чтобы скрыть овладевшую вдруг им нежность к другу. - Я забыл написать тебе, чтобы ты захватил резиновые сапоги.
- А я взял. Знаешь, те, в которых мама стирает.
Оба мальчика замолчали. Кряж думал о своей матери, о корыте для стирки, о разъеденных щелоком руках, о старых больных ногах, о безотрадном дворике и о той одинокой липе, под сенью которой пожилая женщина с больными ногами отстирывала чужие рубашки. Примерно о том же думал и Дюла.
Кругом пробуждалась природа: плескалась вода, заговорили камыши и вот засияло в своем извечном великолепии лето. А мальчики все больше и больше проникались благодарностью при мысли о том, что новые времена принесли людям и новые радости, и теперь прачки с больными ногами могут ехать летом лечиться на курорт. Возможно, мысли ребят были и не столь конкретными, но, во всяком случае, их молчание настраивало и на этот лад.
Эти смутные мысли были, скорее, лишь ощущениями, но друзья находили в них место и друг для друга, и для старого возчика, и для бесконечности пути, и для необъятной дали и свободы.
- Да, хорошо, что ты приехал, Кряж, - повторил Плотовщик, и потом они снова долго молчали, как бы осознавая, что Кряж действительно приехал.
- Это мост через Залу, - сообщил Дюла, кивнув в сторону металлической арки моста, когда колеса застучали по его деревянному настилу; но возчик натянул вожжи потому, что в монотонный этот стук ворвался резкий звук свистка.
- Герге, - проговорил возчик и показал кнутом на реку: Матула как раз втаскивал лодку на берег.
- Дядя Матула? - с недоумением произнес Дюла. - И чего это он надумал? Пошли, Кряж, не будем заставлять его карабкаться вверх.
- Вот, дядя Герге, мой друг, Бела Пондораи. Матула притронулся к шляпе и протянул руку.
- Добро пожаловать! - сказал он, забрав руку Кряжа в широченную свою ладонь. - Мы уже заждались вас… А тут я подумал: схожу-ка за вещичками, чего ради вам самим их тащить.
- Верно, дядя Герге! Недаром говорят, что дом держится на стариках!
- Даже если у старика нет ни капли ума? - улыбнулся Матула.
Я этого не сказал. Пойду принесу чемодан.
Кряж остался с Матулой, который, кивнув вслед Дюле, заметил доверительным тоном:
- Становится настоящим парнем.
После этих слов верное сердце Кряжа сразу раскрылось для старика.
- Я еле узнал его.
- Однако эта одежда вряд ли защитит вас от холода, - заметил Матула, окинув Кряжа с головы до ног внимательным взглядом.
- У меня есть и другая, дядя Герге.
- Ну, тогда хорошо. А так, думаю, - он снова пристально посмотрел на мальчика, который пришел в явное замешательство, - думаю, мы втроем неплохо поладим.
Матула, разумеется, и на этот раз не ошибся. Но прежде чем попасть в хижину, ребятам пришлось одолеть праздничный обед, приготовленный тетушкой Нанчи, и выдержать дружеские похлопывания тяжелой руки дяди Иштвана.
- Кряж, - гремел самый низкий бас из хора донских казаков, - Кряж, только голова у тебя осталась прежней! - И он с такой силой хлопнул мальчика по плечу, что тот с трудом удержался на ногах. - Надеюсь, ты не намерен отправляться в камыши в этом шикарном костюме с улицы Ваци?
- Дядя Иштван, - ответил, краснея, Кряж и поправил на плече куртку, - я вам очень благодарен и мама тоже…
- Что ты плетешь, черт побери?
- Потому что я знаю…
- Что ты знаешь, черт возьми?
- Что вы написали… И про сотню знаю…
- Ничего я не писал. Терпеть не могу писать! Правда ведь, тетушка Нанчи?
- Правда.
Кряж замолчал, как делал всегда, когда его прерывали во время ответа в школе.
- Кряж хотел сказать… - пришел на помощь другу Дюла.
- Плотовщик, - прикрикнул на него дядя, - тебя, по-моему, никто не спрашивал! Поблагодари Кряжа за то, что он приехал: ты ведь рад-радехонек.
- Я уже поблагодарил, - обиделся Плотовщик, но дядя Иштван этого даже не заметил.
- Правильно сделал. Но если кто-нибудь еще раз вздумает рассыпаться тут в благодарностях, то даю честное слово, он у меня получит на орехи. Ну как с обедом?
- Суп налит.
- Несчастные! Суп тетушки Нанчи уже на столе, а они занимаются здесь болтовней! К столу!
Так и не суждено было прозвучать тщательно продуманной благодарственной речи Кряжа, оттесненной на задний план аппетитным запахом и замечательным вкусом супа. Оба мальчика ели с таким удовольствием, что старая Нанчи даже прослезилась от умиления.
- Представляю, мой бедный Дюла, как вы там питаетесь в камышах!
- Ну конечно, тетушка, такого супа там не…
- Плотовщик! - остановил его дядя, и глаза у него засверкали. - Плотовщик, я и не думал, что ты такой криводушный…
- Но это сущая правда!
- Разумеется, потому что ты там вообще ни разу не ел супа. Дюла покраснел.
- Да это и сам дядя Герге говорит, что никто так вкусно не готовит, как тетушка Нанчи…
- Что-то ты, Плотовщик, виляешь! Ну, да не беда. В общем, ты толково говорил. Видишь, Кряж, твой друг совсем одичал - он даже уже и не врет…
- А он и не имеет такого обыкновения! - в один голос сказали Кряж и тетушка Нанчи, на что дюжий агроном так зычно расхохотался, что несколько сонных мух пробудились и ошалело заметались по комнате.
- Заговор, - гремел дядя, - подлый заговор! Что ж, пора подавать того тощего цыпленка, что погиб вчера под ножом мясника.
- Не слушай его, сынок, - проговорила старая Нанчи и погладила Кряжа по голове. - Он всегда такой: думает, что гости меньше съедят и ему больше достанется. А потом в один прекрасный день его хватит удар.
- Что такое? И ты еще называешь этот день "прекрасным"? Ну, тебе сполна воздастся за это! А сейчас давайте посмотрим, как выглядит этот худосочный цыпленок. Ешьте, ребята!
Но пришел все же и обед к концу, тем более что во дворе агронома их уже дожидалась телега. Дядя Иштван встал и вытер губы.
- Заботьтесь, ребята, друг о дружке и слушайтесь Матулу. И здесь и там, в камышах, вы дома. Приезжайте сюда, когда только захотите. Ну, до свидания. Если у меня будет время, я, пожалуй, навещу вас там- И, сказав это, он вышел из комнаты.
- Он всегда был таким, - сказала тетушка, посмотрев ему вслед, - с тех пор, как я его знаю, а знаю его я уже давно - ведь я когда-то пеленала его, когда он был еще мал, как Початок кукурузы.
Мальчики посмотрели на дверь, словно видели за ней огромную фигуру дяди Иштвана. Но фантазия у них уже достаточно обленилась, и они никак не могли представить себе хозяина дома в виде кукурузного початка.
Было уже далеко за полдень, когда они наконец отправились в путь, унося с собой воспоминания о сытном и вкусном обеде. Неумолимая тетушка Нанчи уложила их после обеда спать, несмотря на протесты Дюлы:
- Все равно мы не сможем заснуть.
Однако через мгновение оба уже спали…
На болото они отправились совсем сонными и пришли в себя только по пути. Было очень жарко. Кряж чувствовал, что ноги у него совсем мокрые в сапогах; даже под темными защитными очками собирались капельки пота.
Кряж рассказывал всякие новости, и Дюла то и дело останавливался.
- Я как-то виделся с Дубом, - сообщил Кряж. - Он совсем извелся: каждый день должен решать два примера по арифметике. А потом старик Дуб обещал потащить его куда-то на проверку. Представляешь?
- Бедняга!
- А Янда терзает Ацела. Каждый день стоит у него над душой, как жандарм. Он говорит, что это вопрос престижа: приятно, мол, сознавать, что Кендел в будущем году будет учить его ученика. Но если бы он знал…
- Что?
- А то, что Кендел не будет больше у нас преподавать. Плотовщик остановился:
- Врешь! От кого ты это слышал?
- От самого Кендела.
- Ну, так чего же ты молчал, Кряж? Из тебя каждое слово выжимать надо.
- Я же не могу сразу все рассказать. Словом, иду я как-то по улице и вдруг вижу их. Идут под руку. Я хотел было спрятаться в подъезд, но Кендел издали заметил меня и помахал мне рукой. А его спутница засмеялась. Знаешь, это та самая Ева. Я очень смутился. А они нет. "Привет, Кряж, - сказал Кендел. - Как ты поживаешь, что слышно о ребятах? Ты помнишь эту даму?" - "Да, - ответил я, - это ваша невеста, господин учитель". - "К сожалению, уже нет", - ответил он. Представляешь, я готов был сквозь землю провалиться: если не невеста, то тогда… "К сожалению, - продолжал Кендел, - мы больше уже не жених и невеста. Теперь она моя жена". А она засмеялась и поцеловала Кендела. Представляешь, прямо у меня на глазах!
Тут- уже и Плотовщик рассмеялся, мысленно представив себе Кряжа, стоящего перед ними на улице.
- А почему бы ей и не поцеловать его, своего мужа?
- Конечно, но все это вышло так неожиданно. Ну, потом я сказал: поздравляю вас, и я, мол, расскажу об этом ребятам. Представляешь, Кендел стал аспирантом в университете, а эта Ева действительно преподавательница математики и физики. Такая красивая! Потом он сразу же спросил о тебе. Я сказал о маме и о том, что еду к тебе сюда, в камыши. "Вот это и надо Дюле, - сказал он. - Передай ему от меня привет. А в школе я оставляю вас в хороших руках". - "Вы уже знаете, кто будет вместо вас?" - опросил я. "Да, более или менее знаю. Супруга Миклоша Кендела". Представляешь? Я чуть сознание не потерял. А она положила мне руку на плечо и сказала: "Все будет хорошо, Кряж, и скажи это Дюле Ладо и другим. Ведь Ладо - это Плотовщик?"
- Только этого не хватало! - с некоторым испугом сказал Дюла. - Она уже все знает! Надо было бы тебе захватить учебник по математике.
- А я захватил, - сказал Кряж. - Ой, какая птица!
- Цапля, - равнодушно махнул рукой Плотовщик. - Скоро ты их всех будешь знать. Ну, хватит терять время - нам ведь еще нужно будет наловить рыбы на ужин.
Об этом, очевидно, подумал и Матула, потому что они нашли его уже на берегу реки в обществе Серки. Собака, видно, собиралась броситься к Дюле, но, увидев незнакомого, замерла на месте.
- Кряж, возьми куриное крылышко и держи перед собой. Сейчас я представлю тебя Серке.
- Серка! Иди сюда! Собака взглянула на Матулу.
- Ну иди же, разве ты не слышишь? - подбодрил старик. Серка неохотно поплелся к мальчикам, но, не дойдя двух-трех шагов, остановился и заворчал:
"Этого, второго, я не знаю!"
- Иди сюда! - прикрикнул на него Дюла, а Матула улыбнулся. Серка же, поджав хвост, шагнул вперед.
- Кряж, протяни ему угощение.
Серка бросил быстрый взгляд на Кряжа, а потом уставился на крылышко. В глазах у него появился испуг, и он подошел еще ближе, хотя продолжал ворчать.
"Ну что же, от тебя, пожалуй, можно и взять", - подумал, наверное, Серка и осторожно взял зубами крылышко из руки Кряжа.
- А теперь погладь его, - скомандовал Дюла.
Серка ел и, разумеется, ворчал; однако его ворчание, скорее, напоминало довольное мурлыкание. Расправившись с крылышком, он слизал остатки жира с руки Кряжа.
- Вот мы и пришли, дядя Герге!
- Быстро вы приручили мою собаку. Ну, разбирайте вещи и приходите быстрее, потому что клев неважный. Дай бог втроем наловить чего-нибудь на ужин.
- Я привез жареную курицу.
- Она подождет. Лучше бы наловить рыбы.
- Мы сейчас, дядя Герге. Серка, пошли!
Кряжа дурманили запахи луга, кружили голову бесконечная ширь камышей и бескрайняя синь неба. Он осмотрел хижину снаружи и изнутри и восхищенно улыбнулся.
- Вот это да! - воскликнул он. - Здорово! - и облизнул губы. - А это точно, что дядя Герге наловит рыбы?
- Можешь быть спокоен, да и мы наловим. Сегодня я дам тебе свою снасть, а завтра мы сделаем тебе такую же удочку, как у Матулы.
- А я привез свою, Дюла. Я даже взял разрешение на рыбную ловлю.
- Ну и силен ты, Кряж! А молчишь. Мне же интересно!
- Ой, я и забыл про слойку с творогом! Мама наказала мне сразу же отдать тебе.
- Ладно, после ужина. А пока покажи удочку.
Друзья быстро собрали ее, и Плотовщик несколько раз взмахнул удилищем, точно забрасывая леску.
- Лучше, чем моя.
- Мне помог выбрать дядя Угрошди.
- Оно и видно. Серка, отойди от коробки, не будь нахалом!
- Плотовщик, а может, я дам ему кусочек?
- Дай, Кряж, ради дружбы, но помни, что тут все общее, и если ты захочешь дать ему два куска - пожалуйста. И если ты дашь из моей порции - это значит, ты даешь из своей.
Кряж дал Серке два куска слойки и сразу же завоевал его сердце. Пес положил голову Кряжу на колени и с такой преданностью посмотрел на коренастого паренька, словно хотел сказать:
"Можешь даже потянуть меня за уши, хотя я этого и не люблю".
Тут Кряж крепко обнял Серку, скрепив этим их дружбу.
- Да, отличная удочка! - снова сказал Плотовщик. - Только вот что: хватит вам с Серкой миловаться. Нас ведь ждет дядя Герге. Давай скорее распаковывай, что ты там еще привез.
- Меня дядя Угрошди собирал. Вот тут все, что я привез.
Дядя Угрошди был слесарем и жил в одном доме с семьей Пондораи. Он был председателем союза рыболовов "Посейдон" и пятьдесят лет занимался рыбной ловлей; по его мнению, тот, кто не принадлежал к числу рыбаков, вряд ли мог быть стоящим человеком.