Это было, конечно, преувеличением, но Дюла уже привык, что день для Матулы начинается, едва диск солнца выглянет из-за Шомодьских гор. Вечерняя же заря, хотя и не с такой определенностью, означала для старика наступление ночи.
Греб Кряж, и Матула заметил, что сила у него есть, но только расходуется она не на лодку, а вся уходит в воду.
- Ну да ничего, - добавил он. - Научишься и ты. Вот Дюла уже почти научился. Почти уже… Дай-ка весло, Кряж. - Тут старик виновато взглянул на мальчика. - Дюла все время тебя так называет. А знаешь, Бела, у меня в детстве тоже было прозвище: "Матиська". Я, видишь ли, малость шепелявил и небольшую мотыжку называл матиськой. Можешь звать меня так, если хочешь.
Кряж ничего не ответил, только облизнул уголки рта. Матула греб так, что лодка неслась по воде, словно стрекоза по воздуху, только гораздо ровнее.
Солнце уже оторвалось от земли, но все еще оставалось пурпурным, его лучи окрасили в багрянец старые деревья Терновой крепости. Ребята вытащили лодку на берег и привязали. Матула пошел вперед. Когда они вышли на лесной холм, он остановился.
- Взгляни-ка, Кряж, на этот дуб!
В лесу было тихо, как в большой пустой церкви.
Прошлогодняя листва заглушала их шаги; сквозь редкие просветы в густой листве лилось червонное золото солнечного сияния.
Они шли медленно, не разговаривая, потому что в воздухе словно колыхалось чистое дыхание пробуждающегося дня, и даже стук дятла о кору, казалось, не нарушал тишины.
- Вот, пожалуй, здесь. - Матула остановился там, где они в прошлый раз обедали. - Вот здесь была стена. Дай-ка кирку, Дюла.
Матула вонзил ее в землю и срезал плотный слой дерна. Потом начал копать. Вскоре лопата звякнула, ударившись обо что-то.
- Камень! Вот и стена!
- Она, - кивнул старик. - Я же говорил, что она должна быть где-то здесь.
От перевернутой земли пахнуло такой странной затхлостью, словно из норы или дупла. Через час отчетливо обозначилась серая каменная кладка. Матула не копал вглубь: вспарывая дерн, он лишь продвигался вперед, за ним работали лопатами ребята, и теперь уже в черном перегное ясно определились контуры стены.
Матула отложил кирку.
- Ну, теперь видите, а? Вот и поработайте. Я вернусь домой этак часика в два. Об обеде не беспокойтесь. Ну, а коли золото найдете, вот рюкзак..
- А почему бы и нет, дядя Герге?
- У этих бедняков и железа-то не было, не то что золота. Они ведь из-за того и дрались, что кто-то постоянно вывозил отсюда все. То татары, то турки, то немцы, чтоб им пусто было! Правда, и мы сами в том виноваты. Вот, ройте здесь, рядом со стеной. - И Матула ткнул киркой в землю, так что та даже содрогнулась, словно подтверждая слова старика.
Мальчики остались вдвоем. Теперь они работали уже медленнее, потому что нелегкая работа несколько умерила лихорадку кладоискательства. Они все чаще подолгу стояли, опершись на рукоятку лопаты, с удовольствием вдыхая прохладу, приносимую ветерком из леса. Однако остатки стены обнажались все больше и больше. Теперь взгляду открылись крупные камни кладки, среди которых попадались и кирпичи.
- Выходит, кирпич уже и тогда был? - спросил Кряж. Плотовщик укоризненно взглянул на друга.
- Они существовали еще три тысячи лет назад, Кряж. Или ты не помнишь, как нам на истории рассказывали, что в древности были народы, которые писали на глиняных табличках и потом обжигали их. В то время венгры еще кочевали где-то в Азии.
- Наверное, я не был на том уроке, - предположил Бела. - Что-то этого не помню.
- Ты просто спал, Кряж. Я видел крепость в Шомло, вышеградский замок короля Матяша, они наполовину сложены из кирпича. Причем у него вид, будто он совсем новый. Брось-ка кирку и давай отгребем землю от стены. Вот тут.
Теперь ребята трудились медленно, продуманно. Землю отбрасывали далеко, чтобы она не мешалась потом под ногами, и сами не заметили, что опускаются все глубже и глубже, а стена рядом с ними все больше обнажалась.
- А не перекусить ли нам? - спросил, выпрямившись, Плотовщик, и Кряж тут же отбросил лопату.
- Я тоже проголодался, хотя рыть здесь легко, - сказал он. - Сразу видно, что землю сюда когда-то натаскали.
К этому времени утреннее безмолвие леса уже нарушилось. Покрикивали галки, со стороны камышовых зарослей доносился клекот коршуна, а от легкого ветерка тихим шепотом заговорили старые деревья.
Это было такое утро, о котором Бела Пондораи и Лайош Дюла Ладо будут вспоминать даже на склоне лет. Но никогда они не смогут ни рассказать, ни описать, чем, собственно, было так по-особенному замечательно это утро. Ведь и солнце не светило ярче обычного, и лес был таким же в этот день, как и сто лет назад. Ветер то поднимался, то утихал, а в небе плыли ватные кораблики облаков. То там, то здесь стучали дятлы, точно забивая гвозди в гроб августа, а выброшенная ребятами земля, казалось, дышала затхлостью разрытой старой могилы.
Ребята ели молча, даже не сознавая, что едят. Потом молча завернули оставшуюся еду и снова молча сидели, будто ожидая чего-то.
Иногда они даже внимательно вглядывались в тенистую чащу леса, точно из-за исполинских стволов должен был кто-то появиться: раненый витязь, закованный раб, само прошлое, в котором было столько крови и горя и так мало радости…
Освобожденные от земли камни тоже дышали, их обдувал ветер, и камни тоже будто предавались воспоминаниям.
- Ну давай, Плотовщик. Раз уж мы начали, надо продолжить. Давай, я теперь буду работать киркой, а ты лопатой.
Кряж разрыхлял землю, а Плотовщик выгребал ее. Спустя некоторое время кирка вновь ударилась обо что-то твердое.
- Слышишь, опять стена!
- Сейчас увидим, вот только очистим от земли.
- Кирпич, - сказал немного погодя Кряж, - кирпич, но поставленный на ребро.
- Один кирпич. Наверное, случайно попал туда.
- Нет, Дюла, на нем известка.
Они работали молча и напряженно. Им без особого труда удалось освободить кирпичную кладку от земли, и тогда они увидели, что это свод. Кряж подпрыгнул, и раздался глухой гул.
- Слышишь? - остановился Кряж. - Под ним пустота. Возможно, подвал!
- Может быть. И не прыгай, пожалуйста. Еще провалишься. Сначала отчистим.
- Да что ты, Плотовщичок! По таким камням смело можно прыгать. В старину умели строить. Смотри!
И Кряж высоко подпрыгнул, желая доказать прочность каменного свода. Однако, когда его ноги опустились на кирпичи, он почувствовал, что кладка шатается.
- Дюла-аа!! - завопил Кряж и вместе с киркой исчез под осыпавшимися кирпичами. Снизу донесся еще какой-то грохот, дробный стук падающих камней, потом все стихло.
Дюла с побелевшим лицом уставился на черный провал, и в глазах у него померкло. Ему казалось, что сердце вот-вот выпрыгнет у него из груди.
Губы дрожали, он пытался что-то крикнуть, но звуки застревали в горле.
- Плото-оовщи-иик!.. - глухо донеслось снизу.
- Ой, Кряж, не шевелись… - с трудом вымолвил Дюла.
- Что?
- Я говорю, не шевелись, иначе на тебя обрушится все остальное. Ты цел?
- Кажется. Но как мне отсюда выбраться? Вот только лоб..
- Что - лоб?
- Весь в крови.
- Я же говорил тебе: не прыгай!
- И еще с пальцем что-то… Не то вывихнул, не то сломал… Плотовщик испуганно молчал; Кряж же, не услышав ответа, также испуганно воскликнул:
- Ты что, ушел?!
- Бела, ты что, спятил? Как ты мог подумать, что я уйду. Да мне даже двинуться страшно. Еще на тебя свалюсь.
- Не свалишься, потому что остальная часть свода, по-видимому, крепкая. Ее держат корни и земля.
Тут Дюла, дрожа от страха, подполз к зловещей дыре и заглянул в нее.
- Где ты? - слабым голосом спросил он.
- Здесь, в углу.
- Я тебя не вижу, Кряж. Я сейчас сбегаю за веревкой. Только ты, пожалуйста, не двигайся! Слышишь?
- Ты не сможешь меня вытащить, а карабкаться по канату я не очень-то умею.
- Я разыщу дядю Герге.
- Это было бы хорошо, а что мне пока здесь делать?
- Ты пока хорошенько осмотрись. Только будь осторожен, чтобы на тебя еще что-нибудь не обвалилось. Прошу тебя, Кряж, будь осторожен. А я мигом!
Плотовщик отполз от провала и, только когда встал на ноги, почувствовал, насколько он ослабел от страха.
- Я бегу, Кряж! - крикнул он своему другу и побежал, однако ноги не сразу послушались его, а стали повиноваться только после нескольких шагов. Дюла бежал, а старые деревья с удивлением смотрели на него; потом стали перешептываться - ведь они не раз видели, как на этих холмах люди бежали сломя голову, спасаясь от беспощадных преследователей. И точно так же, как тогда, в шепоте деревьев глохли предсмертные крики сражавшихся, так и теперь в нем пропадало шуршание прошлогодней листвы под ногами мчавшегося Дюлы.
Дюла не чувствовал усталости, хотя бежал уже по берегу. Он мчался напрямик через камыш, даже не пытаясь найти проторенную тропу, впрочем, он, пожалуй, и не нашел бы ее. Все его мысли сосредоточились на Кряже, сидевшем сейчас в темном подвале и ожидавшем его.
"А вдруг обрушится вся стена? - при этой мысли Дюла припустился еще быстрее, но такой темп оказался ему не по силам. - Нет, теперь уже больше ничего не обрушится", - успокоил он себя и решил, что следует хладнокровно обдумать положение.
"Выдержит ли веревка Белу? И сумею ли я один вытащить его? А если нет, то к чему можно прикрепить веревку? Матула! Тут сможет помочь только Матула, и никто другой. Но где сейчас старик? А я и ружье оставил около обвалившейся стены… Может, нужно было бы сразу выстрелить раз-другой? Старик услышал бы. Он ведь не сказал, что пойдет в деревню. Да, он этого не говорил".
"Итак, - решил Дюла, - первым делом я принесу из хижины веревку и топор, он тоже может пригодиться, и оставлю их на берегу, у дороги, ведущей в деревню. Потом побегу по этой дороге, так как старик мог пойти только по ней. Если же не найду его, бегом вернусь назад и буду стрелять до тех пор, пока Матула не придет. Если же и это не поможет, придется сбегать к дяде Иштвану, просить у него помощи".
- Эх, Кряж, дорогой Кряж, и зачем только понадобилось тебе прыгать?
Дюла бежал прямиком через кусты ракитника, как преследуемый охотниками зверь. Рубашка у него на спине вся взмокла от пота; он даже не замечал, что острые ветки, того и гляди, могут выколоть ему глаза.
Когда он выбрался из кустарника, навстречу ему бросился, радостно залаяв, Серка, однако он тут же притих, почуяв страх и нервное возбуждение Дюлы. Собака побежала впереди Дюлы, который уже еле держался на ногах; в ушах у него гудело, сердце бешено колотилось, хотя основания для страха и волнений больше уже не было: возле хижины сидел Матула и преспокойно закусывал салом.
- Дядя Герге!
Нож замер в руке у Матулы.
- А где Бела?
- Дядя Герге. Бела в яме!
- Обвалилось что-нибудь?
- Нет, но, словом, он в яме. - Плотовщик нисколько не стеснялся того, что слезы обильно заструились у него по лицу. Его нервное напряжение внезапно разрядилось. - Дядя Герге, пойдемте!
- Он сказал что-нибудь, после того как провалился?
- Конечно! Он сказал, что у него лоб в крови и палец не то сломан, не то вывихнут. Он сам выбраться не может.
Матула срезал с корочки остаток сала и отрезал ломтик зеленого перца.
- И сейчас он там, в темноте, - добавил Дюла.
Это только снаружи кажется, что там полная темнота, - заметил Матула. - Под обрешетиной веревка и топор. Бери-ка их под мышку. Все будет хорошо.
Плотовщик только сейчас пришел в себя.
"Все будет хорошо!" Но сейчас он был способен испытывать только страшную усталость.
"Все будет хорошо!" - сказал Матула, и по напряженным до крайности нервам Дюлы словно стал растекаться целительный бальзам доверия и спокойствия.
Время, наверное, подошло к полудню. В воздухе звенели и жужжали мириады жучков, прославлявших солнце; рядом с погасшим костром лежал Серка, высунув язык, - чувствовалось, что и ему очень жарко; издалека доносился птичий гомон, и Плотовщик всем своим существом ощущал: "Все будет хорошо! Ведь так сказал Матула, а он никогда не бросает слов на ветер".
Когда Дюла встал, ноги у него подгибались. Он свернул в кольцо веревку, сунул под мышку топор, а Матула закрыл складной ножик.
- Ты, Дюла, иди вперед и бери с собой Серку. Я догоню вас. Собаке полезно будет прогуляться.
Плотовщик кивнул Серке и направился к берегу, а Матула сложил в кошелку все, что, по его мнению, могло пригодиться.
"Палец-то Кряж навряд ли сломал, - подумал он. - Скорее уж вывихнул. Ну да ладно, посмотрим. Черт возьми, кто бы мог подумать, что там подвал?"
Плотовщик тоже думал о Кряже, правда, теперь уже не с таким волнением.
"Что он сейчас, бедненький, делает?" - задал он себе вопрос, на который никто не сумел бы ответить, а тем более Серка, даже не подозревавший, что он сейчас - член спасательной экспедиции.
"Как он, наверное, ждет нас!" - вздохнул Плотовщик, хотя это было всего только предположение.
Когда Дюла отполз от провала и побежал за помощью, Кряж некоторое время чувствовал себя очень неуютно и прикидывал, каково ему придется, если Матула появится только к вечеру. Однако он не долго размышлял об этом, потому что глаза его привыкли к темноте, и, как следует оглядевшись, он пришел к выводу, что большой беды не произошло. Кисть левой руки у него, правда, сильно распухла и один палец стал торчать как-то в сторону, но особой боли это ему не причиняло. Зато когда он дотронулся до лба, то даже вскрикнул: "Ой!" На лбу вздулась шишка величиной с куриное яйцо и кровоточила.
"И чего ради я вздумал прыгать?"
Однако на сей вопрос никто не ответил, и Кряж принялся исследовать землю возле старой трещины в кладке.
"Что это? - удивился наш храбрый Кряж, наткнувшись на какой-то предмет, похожий на острый камень. - А, да это же кирка!"
Кряж поднял ее, но подумал, что очень-то махать киркой здесь вряд ли стоит, потому что, того и гляди, еще что-нибудь свалится на голову, вот тогда и утешайся тем, что в старину хорошо строили!
Однако в земле можно было копаться и одной рукой, и постепенно желание отыскать клад пересилило обуявший его вначале страх.
Кряж стучал киркой то тут, то там; это занятие все больше и больше увлекало его, хотя под ударами кирки дробились и осыпались камни, одни побольше, другие поменьше. Но вот попалась ручка какого-то черепичного сосуда.
"Эх, если бы весь сосуд! И полный золота!" - вздохнул кладоискатель.
Время от времени Кряж поглядывал на светлое отверстие над головой и прислушивался. Но если не считать робкого солнечного лучика, лишь шепот леса проникал в яму, где пахло, как в склепе, во всяком случае, так казалось Кряжу, который никогда еще не бывал в склепе да и не стремился попасть в эти подземелья, хранящие человеческие останки. И все же он был уверен, что только там может быть такой запах.
Земля, мрак и корни совместно трудились тут несколько столетий, и вот сейчас, когда сюда проникли свет и тепло, запахи разложения сразу набрали силу. Кряж это выразил восклицанием: "Ну и воняет же, чёрт побери!" Однако, сколько он ни искал, пока ничего найти не мог.
"Скорее бы уж Плотовщик вернулся!"
И он снова продолжал рыться в земле, хотя болела рука и саднила шишка на голове.
"Может, еще придется и к врачу идти! И чего ради я вздумал прыгать?" - снова подумал Кряж с горечью. Потом он присел на корточки, достал кошелек и сосчитал деньги. В кошельке хранились также трамвайный проездной билет и расписка за полученное белье.
"Мама до смерти перепугалась бы, если бы узнала! Теперь ей, бедняжке, самой приходится разносить белье по домам". Кряж почувствовал угрызения совести, хотя и Будапешт, и мама, и трамвай казались сейчас очень далекими.
В лесу подала голос сойка, но ее крики доносились откуда-то из- далека: ведь Кряжу казалось, что он брошен в темницу, как оно, собственно, и было.
И тут его взгляд остановился на стене.
Там висело какое-то ржавое кольцо, наглухо вделанное в стену, и Кряж понял, что действительно этот подвал когда-то служил тюрьмой. Однако время, невидимое и неосязаемое время, съело железо, и когда Кряж взялся за кольцо, оно легко поддалось и вышло из стены вместе с крюком.
"Это уже кое-что! - подумал Кряж. - Плотовщик обрадуется, когда увидит". И он начал тереть кольцо, сбивая плотный слой ржавчины.
Стена больше ничего интересного не представляла, поэтому Кряж, снова взявшись за кирку, начал переворачивать землю; теперь он уже тщательно рассматривал каждую щепотку земли и щебня.
В результате он обнаружил круглую металлическую пуговицу с ушком, сломанную пряжку, какую-то железную пластину, которая вполне могла быть когда-то ножом или куском сабли> и ветхий вонючий лоскут, тут же рассыпавшийся: наверное, клочок какой-то давно сгнившей одежды.
"А может, это было одеяло узника?" - подумал Кряж. Впрочем, от самого узника не осталось и следа, о чем, правда, Кряж нисколько не жалел, ибо возможность натолкнуться на человеческие кости его нисколько не прельщала.
"Вероятно, он вышел на волю", - порадовался за узника мальчик и даже не подумал, что в заточении здесь мог находиться только турок. Сейчас Кряж считал его своим товарищем по несчастью, турком ли был узник, или венгром - все равно: плен, заточение одинаково ужасно. Кряж видел сейчас в своем далеком предшественнике по заточению не турка, а человека, лишенного солнечного света, прикованного цепью к стене и не имевшего никакой надежды на то, что вот-вот придут Плотовщик и Матула.
"А наверное, уже полдень", - подумал Кряж и, посмотрев в отверстие, убедился, что солнце стоит прямо над головой и от его зноя вековая сырость мрачного подвала курится паром.
Рука у Кряжа разболелась сильнее, и все же он продолжал шарить киркой по земле. Снова кирка звякнула о что-то как раз тогда, когда, словно гром из поднебесья, сверху прозвучало:
- Кряж! Мы здесь с дядей Матулой. Как ты себя чувствуешь?
Рука болит. Но зато я нашел литую пуговицу, обломок сабли и железное кольцо, к которому был прикован узник. И еще ручку от какого-то кувшина. А где дядя Герге?
Он делает для тебя лестницу: срубил небольшое деревцо и оставил на нем сучья; так что ты легко по нему поднимешься. А пока поищи еще немного. Может, найдешь что…
И Кряж нашел шар от булавы, несколько обломков железа разной величины, но, надо признаться, энтузиазм археолога в нем как-то угас, и наибольшую радость ему принес голос Матулы:
- Привяжи к веревке кирку и то, что нашел. Сначала их вытащим.
Когда это было сделано, в яму опустили ствол дерева с обрубленными лесенкой сучьями: по этой лестнице Кряжу предстояло подняться вверх.
- И обвяжись веревкой под мышками, чтобы не упасть, если соскользнешь.
Бела Пондораи никогда не забудет, как он вылезал из этой ямы! Держаться он мог только одной рукой, да сучья были не слишком удобными ступеньками.