* * *
Наступила осень.
Из дымных харьковских окраин рабочих глянул суровый и строгий Октябрь, глянул задымленным главой и - расцвел в пороховом дыму невиданно красными лозунгами.
Сверкнул солнцетканными прожекторами и гаркнул мощно, взрывчато:
- Да здравствует власть рабочих, крестьянских и солдатских депутатов!
И звонкоголосьем ринулось:
- Да здрав - ству-ет!
В один из октябрьских тревожных дней проснулся Мишка от грозовых выбухов, сотрясающих рамы дома.
Сбросил Мишка с лежанки ноги, вскочил.
- Чего? - забормотал он с просонья.
А мать по комнате прохаживается в беспокойстве, пальто одела, повязалась платком по старушечьи, - в глазах тревога свернулась.
- Ты, Мишенька, сегодня уж не ходи, на телеграф-то!..
- Чего?
- А так, неладно у нас в городе!
- Что неладно-то?
- И сама не знаю что. А только ходить тебе на службу - не след!
- Ерунда, - произнес Мишка и "ерунда" почему-то басом сказал, а потом почувствовал себя большим и серьезным.
Быстро натянув на плечи подбитое ветром пальто и всунув ноги в стоптанные сапоги, Мишка выскочил на улицу и вприпрыжку побежал по гулким и промерзлым тротуарам.
В воздухе носилось что-то особенное, необычайное.
Улицы были пустынные, засоренные. Изредка, с воем и хрипом летели приземистые авто, набитые вооруженными людьми, скакали горбатые грузовики с матросами и пулеметами и следы их поднимались пылью, мусором, лохмотьями вчерашних дней.
Мишка голову до ушей втянул, руки глубоко в карманы засунул, нажал "педали", и закружил в проулках быстрым, скорострельным шагом.
Центр города - стальные трели сыпал, по улицам и крышам лай металла катался и где то глухо и тяжело вздыхала гулкая медь.
- Большевики… большевики… большевика… Стучало в висках у Мишки и почему-то хотелось крикнуть, захохотать, бежать и плакать…
* * *
Привокзальную площадь запрудили автомобили. На автомобилях - матросы, пулеметы, красные флаги, с автомобилей - речи - горячие, страстные.
- Да здравствует…
- Не толкайся рыжий!
Толпа, окружившая автомобили, ревела от криков и ругани, вплетая в речи ораторов шум, рев и рукоплескания.
Сунулся Мишка поближе - послушать большевистские речи, - не пролез: тискался, да неудачно. Махнул рукой и двинул в контору.
Двери раскрыты настежь, на полу сорные кучи. В конторе тишина пустыни - мертвая и сонная.
Из аппаратов ленты выползли, упали испещренные на пол и навертели у стульев, белые кружева с фиолетовой вышивкой.
Бумаги беспорядочно раскиданы по столам и пол покрыт синим снегом телеграфных бланков.
В углу настойчивый клопфер выбивает спокойно и методично, точно горохом сыпет, однообразное:
Хрк… Хрк… Хрк… Хрк.
- Харьков зовут, - метнулся было Мишка к аппарату, но, услышав в соседней комнате шум голосов, кинулся туда.
- Что-то будет теперь? - подумал он, протискиваясь в двери комнаты, набитой людьми.
В маленькой дежурной комнате шло экстренное собрание чиновников привокзальной почты и телеграфа. Сквозь сизые туманы табачного дыма можно было различить форменные тужурки юзистов, морзистов и бодистов.
В сизом тумане плавает вздрагивающий голос начальника конторы, распертый колючим бессилием злобы:
- …А до тех пор… Мы не должны приступать к работе… Мы присягали временному правительству. Мятеж поддерживать мы не должны и не можем… Необходима твердость и решительность…
- Как скоро кончится все это?
- Мне думается - неделя, полторы. Вернее всего - несколько дней.
- Значит…?
- Значит, до появления правительственного приказа о начале занятий, мы свободны.
- Что ж, дома недурно посидеть, - сказал кто-то, когда чиновники чинно начали выходить из комнаты. И кто-то засмеялся:
- Ну, вот, слава богу, и мы дожили до забастовки!
Увидев бросающих телеграф чиновников, Мишка остолбенел.
- А как же аппараты? - хотел он крикнуть, но почему то удержался.
- Пусто… Хоть бы Ваську найти! - И где он делся?
Бросился Мишка вниз, но и там никого не было - почтовое отделение щурилось подслеповато пыльными окнами и жутко молчало.
Железные двери наглухо замкнулись засовами и в коридорах вытянулась сухая, молчаливая пустота.
II.
Утром долго раздумывал Мишка - идти или не идти.
Решил пойти:
- Спросить Сахарова и Ваську… Главное узнать - будут ли они работать?..
…Вокзальная почта была открыта.
У распахнутых настежь дверей стояло два матроса с наганами за поясом, с бомбами и с короткими карабинами за плечами.
Шикарные брюки - клеш, казалось, заслонили собою все телеграфное помещение от Мишкиных взглядов.
- Ку - у - да прешь? - заорали вооруженные.
- На службу!.. Куда еще?
- Ишь ты, - улыбнулись матросы - выходит, что ты не саботаж, а форменный братишка революции… Ну, молодец… Нашим будешь!.. Ну, сыпь, братишка, сыпь…
В коридорах - пустота вчерашняя, и только из внутренних комнат доносился слабый и невнятный шум голосов, да слышны где-то в коридорах чьи-то гулкие шаги, - тяжелые, претяжелые…
Мишка кинулся быстро в дежурку:
- Кто то есть!
Влетел, распахнул дверь и -
- Ба-а, Сахаров?!.
Действительно, в комнате за большим столом сидел тот, кого так настойчиво искал в эти дни Мишка.
На столе стоял пузатый чайник, равнодушно пускающий пар пачками, жались одна к другой новенькие жестяные кружки и грудой высились куски хлеба и сала.
И тут же - около: на подоконниках, на стульях, на диванах - ворохами сваленные груды винтовок, а на полу - спящие в повалку незнакомые Мишке вооруженные люди.
Глянул Мишка на Сахарова и обомлел.
Не узнать почтальона Сеньку.
За поясом - два нагана, через плечо лента с патронами.
- Ишь ты… - только и мог прошептать от зависти Мишка..
Сахаров в упор смотрит, чай потихоньку прихлебывает из кружки и улыбается глазами:
- Ну?.. Пришел, говоришь?
- Пришел!
- Будешь работать?
- А ты?
- Что я? - Сахаров взглянул на Машку строго и внушительно, - да знаешь ли ты, кто я теперь такой?
- Кто?
- Начальник привокзальной почты!
- Ты?
- Я!
- Ф-р р-р - брызнул Мишка, надулся до багровости, потом не выдержал и снова забился в припадочном смехе. - Ну, и брякнет же такую несуразицу… А где у тебя мундир, манжеты и глаже?
- Дурак, - обиделся Сахаров, - что ж я шучу что ли?.. Глаже, да крахмале это у человека существует для прикрытия грязноту души, а нам - оно не нужно…
- Да ты ж телеграфного дела не понимаешь! - не сдавался Мишка.
- Вот дурень. Заладила сорока про Якова. Говорю тебе - я начальник почты, значит - точка и тире… Не веришь - спроси у них, когда проснутся, а тебя я назначаю начальником телеграфа и политконтролером.
Мишка подумал и согласился.
- А ты мне наган дашь? - спросил деловито новый начальник телеграфа.
- Наган?… Да я тебе не то что наган, но и даже смитвесона прицеплю. О! Держи!
Мишка нацепил тяжелый Смит-Вессон к поясу - не годится: до самых колен достает, да и тяжел слишком.
- Не подходит. - разочарованно протянул он, возвращая револьвер Сахарову, - ты его лучше возьми себе, а мне наган дай!
Сахаров достал из-за пояса наган и протянул его Мишке:
- На, да смотри, носи его с честью, как и надлежит политконтролеру!
Мишка засунул за пояс наган, поддернул слезающие от тяжести револьвера штаны и спросил решительно:
- А кто эти… буржуи?
- А вот вся эта сволочь, которая против, - спокойно ответил Сахаров, прихлебывая маленькими глотками горячий чай.
- А ты… большевик или нет?
- Я-то?… А как ты думал - буду я буржуем под хвост смотреть?
- Выходит, что и я большевик, - задумался Мишка, но, вспомнив о Ваське, спросил быстро:
- Слушай, а ты не можешь назначить Ваську моим помощником?
- Могу!
- Ну, так назначай скорее!
- Назначаю - сказал Сахаров и налил себе в кружку какой-то бурды, напоминающей кофе.
III.
Васька осмотрел наган хозяйственным оком, прицелился в старого кота, спокойно свернувшегося у печки и спросил деловито:
- А патроны у тебя есть?
- Есть!
- Где ж ты их раздобыл?.. Свистнул?
- Не глупи, - сказал Мишка, припомнив, что так очень часто говорил ему - Мишке - дежурный чиновник, - я не раздобыл и не свистнул, а как я теперь начальник телеграфа и политконтролер, то мне его дали большевики, а тебя я назначаю своим, помощником… Одевайсь, быстро, пора и на работу, малыш ты эдакий!
Наверное, в другой бы раз Васька обиделся за "малыша", но так как он торопился, то это оскорбление проскочило у него между ушей.
- Ну, ну… быстро, быстро!
Васька заторопился. Надевая в одну руку пальто, другою он за сундуком уже шарил, в поисках шапки и, одеваясь, опрашивал:
- А мне дадут наган?
- Дадут! Одевайсь! - торопил Мишка.
* * *
На телеграфе явились к Сахарову и вытянувшись по солдатски - каблуки к каблукам, руки по швам - спросили:
- Ну, а что мы теперь будем делать?
- Известно что! Вы будете принимать и передавать телеграммы, а я стану марками торговать в кассе. Очень даже просто!
- Идет, - сказал Мишка, - и пошел в аппаратную. В аппаратной Мишка с важностью сел за стол дежурного по телеграфу и, сделав широкогостеприимный жест, буркнул - прошу садиться…
Васька хотел сесть непременно на стол, рядом с большущей чернильницей, но Мишка этого никак уж не мог допустить.
Мишка сделал зверское лицо, нахмурился тучей и постучал по столу наганом:
- Не глупить у меня!.. Слышишь?
Потом устроили небольшое совещание и совместно выработали план работы на ближайшее время.
На первых порах решили принимать все телеграммы, а передавать только "большевистские".
Решив, приступили к работе.
Собрали в кучу все телеграммы, отложили в сторону большевистские, а все остальные порвали и бросили в корзину.
* * *
Через три дня дела пошли на полный ход. Сахаров продавал марки и многозначительно посматривал из маленького окошечка на снующую по конторе публику.
Васька принимал телеграммы, Мишка передавал их по назначению.
Иногда Васька приносил огромный пук телеграмм и уныло советовался:
- Глянь-ка, Миш - вот эта.
"Жив здоров целую телеграфируйте как вы Гусев".
- Ну?
- Я думаю изничтожить!.. Наверно гусь буржуйский!
- Порвать - говорит Мишка - дальше!
- "Поздравляю днем ангела" - читает Васька.
- Порвать… Буржуйская!
- "Маня выехала Москву"
- Рви!
- "Почему нет писем беспокоимся Зина мама.
- Рви!.. Ишь ты - беспокоимся? Это большевики, видать, беспокоят их…
Однажды за такой передачей их застал Сахаров:
- Что это вы рвете?
- А буржуйские телеграммы!
- Как буржуйские?
- А очень просто: приносят тут разные в шляпах и в манишках - так мы… рвем такие!
- Что вы делаете? - схватился за голову Сахаров.
- А думаешь то, что они сообщают, по твоему очень интересно?
- Да это… это, - растерялся Сахаров, - это, знаете, что? - и вдруг крикнул на всю аппаратную дико, нечеловечески, - не сметь больше… чтобы все передавать. Слышите? Ведь вы же черт знает, какую контру подкладываете под революцию… Как же возможно такое?.. а?..
- Что ж ты кричишь? - спокойно спросил Мишка, - если бы у нас штат был, тогда бы можно все передавать, ну а если мы вдвох с Васькой, - так как ты думаешь - можем мы справиться или нет? Своих телеграмм не успеваем отправлять, а тут еще буржуйские… Штат надо увеличить!
Сахаров подумал и сказал:
- Хорошо, приму меры!
IV.
Однажды поздно ночью на телеграф пришел вооруженный матрос и спросил:
- Кто здесь комиссар?
Мишка спал в дежурной комнате; матроса принял Васька. Он величественно пригласил матроса "присесть в креслу" и сдвинул ухарски фуражку на левый бок.
- Комиссара нет. Есть политконтролер у нас. А в чем, собственно, дело?
- Сюда придет сейчас Антонов-Овсеенко, - ответил матрос, - так пусть тут приготовят провода для прямого соединения с Кремлем… Понял?
Матрос встал, поддернул штаны и, сплюнув, направился развалистой походкой к выходу.
- Сичас… Сичас - забормотал Васька - это мы, пожалуйста, с большим нашим удовольствием!
И кинулся будить Мишку.
- Вставай!.. Вставай!.. Сичас Антонов-Овсеенко придет!
- Куда придет?
- Сюда!
- Ну?
Мишка вскочил и протер глаза кулаками.
- Антонов - с седьмой линии?
- Он самый! Сейчас матрос приходил!
Мишка испугался.
- Ф-ф-у-у!
Этот Антонов, по мнению Мишки, был самым отчаянным человеком.
Представлял он его не иначе, как в виде здоровенного детины с рыжими волосами, вооруженного с головы до ног; даже из ушей у него выпирали наганы, а под пальто, наверное, были спрятаны и пулемет и маленькая пушка.
- Я боюсь, - малодушно сознался Мишка.
- Я тоже!
- Бежим домой!
- Бежим!
Но было уже поздно.
В дверях показалась фигура высокого человека в желтой дохе, с нахлобученной на голову большой меховой шапкой, из под которой поблескивали огромные очки.
- Кто здесь политконтролер?
- Я, - сказал нерешительно Мишка, приподнимаясь с дивана.
Человек в дохе улыбнулся и протянул ему руку:
- Очень приятно!.. Я - Антонов-Овсеенко!
- Вы? - чуть не крикнул Мишка, - такой… такой…
Да он совсем не страшный - мелькнуло в голове у Мишки.
Антонов устало повел головой.
- Мне нужен человек, который мог бы передать несколько слов в Москву. У вас есть телеграфисты - большевики?
- Нет, - огорченно вздохнул Мишка, - у нас есть только одна сволочь - а потом, приподнявшись на носки, произнес храбро:
- Я вам могу передать все, что нужно… Не хуже телеграфиста передам!
- Да-а? - нерешительно протянул Антонов - впрочем, все равно… Где это?..
- Передают-то? А вот - прошу за мною!
Мишка провел Антонова через пустую аппаратную в заднюю комнату, где помещался аппарат Юза и открыл электричество.
- Присаживайтесь, где-нибудь… мы это мигом в один секунд… Москву вам!.. да?
Мишка вскарабкался на высокий табурет и завязил руки в белых клавишах:
- Ну?.. Вас с Кремлем, значит?
- Да, пожалуйста!
- Есть! - и тонкие пальцы засновали быстро и размеренно по клавиатуре.
Аппарат завыл, застучал, выбросил из щели длинную, узкую ленту, выскакивающую из нутри ровными скачками.
- Москва… Москва… Москва - шумело в проводах и в тысячевёрстное пространство скользил по проводам уверенный вызов маленького телеграфиста:
- Москва… Москва… Москва..
Через полчаса Мишка откинулся назад, блеснул радостно глазами и сказал толстым голосом:
- Готово… Можно начинать!
- Готово? Кремль у вас?
- Кремль держу… давайте!
Антонов придвинул стул к аппарату, вытащил из кармана портсигар и протянул его Мишке.
- Курите…
Мишка хоть не курил, однако папиросу из вежливости взял и даже зажигалку вынул с фасоном.
Антонов открыл свой маленький блок-нот, глянул в него боком - закрыл. Обвел глазами усталыми помещение и остановился взглядом на маленьком телеграфисте.
И долго, долго смотрел он, как раскуривает Мишка, и глаза его - под огромными, очками - затянулись влажными пятнами.
- Ну, - сказал Мишка, передвигая ухарски папиросу в уголок рта.
- Вы соединены с Кремлем?
- Да… с Кремлем!
- Попросите к аппарату тов. Троцкого!
- Попросите к аппарату тов. Троцкого. - сыпит Мишка, а в душе - кошки скребут:
- Эх, мамка, посмотрела бы ты сейчас на твоего Мишку!
* * *
…тюрьмы разгружены… всего… необходимо пересмотреть.
… срочные распоряжения…
Переговоры продолжались полчаса.
На прощанье Антонов крепко пожал Мишкину руку, высыпал на клавиши Юза папиросы и" портсигара и поднялся:
- Наклеете весь разговор на бумагу и принесете мне… сами! Вы знаете, где я нахожусь?
- Знаю!
Антонов надвинул глубже шапку, запахнулся в широкие полы дохи и медленным шагом вышел из помещения.
Не успел он и двери захлопнуть за собой, а Васька - тут, как тут:
- Ну что?.. Ну, как?
- До-о-обрый! Папиросами угощал и попрощался за руку. Совсем не страшно. Ну, ты…
- Васька! Выйди, пока!..
- Чего?
Мишка нахмурился, сдвинул брови и произнес значительно:
- Все, что я передавал здесь, останется между нами - мною, Троцким и Антоновым, и ты не должен знать, о чем переговоры шли - мал еще.
- Ладно! - согласился Васька, хотя по лицу его было видно, что такое недоверие здорово зацепило его. - Ты только скажи мне, что там говорил Троцкий в рассуждении буржуев?
- Ну, не вертись тут, - хмуро оборвал его Мишка, - тут революционное дело, государственная тайна, можно сказать, а он вертится. Выдь-ка за дверь, да присмотри там за порядком!
Васька надулся, рассердился, но вышел.
А Мишка, наклеив ленту на чистые телеграфные бланки, и, отдав кое-какие распоряжения своему заместителю, двинул на седьмую линию.
* * *
Ночь темная. Пути жуткие.
Платформы - глухие, пустынные.
На все платформы - одно желтое пятно - один бессонный фонарь станционный.
Идет Мишка, спотыкается, рукою наган нащупывает, а сердце лижут холодные языки страха.
- Стой! - вынеслось из темноты угрожающе и следом за окриком брякнул затвор.
- Свой!
- Кто свой?
- Политконтролер вокзальной почты!
- Пропуск?
- Постоянный!
- Куда?
- На седьмую!
- Пожди - не пройдешь! С постоянным не пройдешь на седьмую!
- Чего не пройдешь?
- Не пройдешь, говорю, без пропуска! Особый надо!
- Да мне Антонова немедля надо… Срочное дело!..
- Пожди!
- А ну тебя к черту! - рассердился Мишка и полез под вагон.
Сзади оклик, другой и следом - выстрел.
Глухой.
Перронный.
Но выстрелов по ночам много, выстрелы теперь в городах, все равно, что кашель прохожих и к выстрелам привыкли.