Глава четырнадцатая
В понедельник анкеты не появились - или Нэлка не смогла, или я все же не сумел ее очень сильно попросить. Надо было, видно, конфет купить или шоколадку!.. Появились они во вторник вечером. Вручая мне тяжелую, перехваченную шпагатом стопу бумаг, отец с довольной улыбкой проворчал, что мало мне отвлечь от работы главного инженера, так я еще и пол-управления мобилизовал. Листы, плотные и остро пахнущие нашатырным спиртом, были четко заполнены темным текстом, написанным чертежным шрифтом: вопросы - слева, место для ответов - справа. Молодец, Нэлка! Ух, какая молодчина!
Я так и отнес кипу в школу - не развязывая. От волнения глаза Васькины еще больше углубились и там, в глубине, расширились: видно, он только сейчас вполне оценил нешуточность нашей затеи. На первой же перемене комсорг торжественно раздал анкеты. Я бы мог еще дома отделить себе листы, но мне хотелось получить их принародно. И я получил и гордо сел рассматривать.
Напомнив, что анкета анонимная и что никого не вздуют и не потащат к директору ни за какие ответы, Забор объявил, что надо немедленно избрать комиссию из трех человек, штаб будущего форума, который будет изучать анкетные результаты. Девчонки тотчас выдвинули меня. Прослышав, что я целую дамам ручки, они прямо ошалели от восторга, улыбались, любезничали, всем я понадобился, только и слышно: "Эп!" да "Эп!" Надо было еще в первом классе поцеловать какую-нибудь Марусю - и был бы все десять лет счастливчиком! Или, наоборот, пропал бы, потому что девчачья любовь сводилась к выдвижению в начальство. Так что я не только влетел в комиссию, но и оказался ее председателем.
Проглядев анкеты, Шулин растерялся:
- Эп, а вот эти-то куда, в Черемшанку отсылать?
- Долго. Пусть тетка с дядькой заполнят.
- Да плевать они хотели!
- А ты объясни, что это важно.
- Объяснишь им!.. Слушай, Эп, приди-ка ты лучше сам и объясни. Они тебя случают. Да и мне поможешь, а то тут, смотри сколько понаворочено! "Способный ли ты?" А почем я знаю?
- Неужели не чувствуешь?
- Мало ли что я чувствую!
- Вот и напишешь.
- Нет, Эп, ты приди!.. А это что? "Мужской или женский пол умнее и развитее?" Мать честная!.. Мы же о девчонках и пацанах спрашивали!
- Это мы с Васькой обобщили!
- Сдурели! - воскликнул Авга. - Они обобщили, а мне отдувайся! Что я вам, академик?
- С тебя, балда, не научный трактат спрашивают, а личное мнение! Правильно или неправильно - все равно, лишь бы это были твои собственные мысли!
- Нет, Эп, ты приди.
- Ладно, приду… Да! - крикнул я, вскакивая. - Чтобы завтра же вернуть заполненные анкеты, иначе к субботе мы не успеем их проанализировать! - Во мне уже заговорил председатель комиссии. - И чтобы никаких отговорок!
- Значит, придешь? - не успокаивался Шулин.
- Приду. И, может, не один.
Я решил познакомить с Авгой Валю. Надо же когда-то размыкать наше одиночество, а то Валя и моих друзей почему-то избегает и со своими не сводит, даже провожать себя до дома не дает. Нам, конечно, и одним хорошо, но иногда тянет в общество.
И вот часов в пять, когда мы с ней отзанимались по английскому, я предложил прогулку в Гусиный Лог. Валя слышала об этом районе тот же миф - что там рассадник хулиганства, - но согласилась.
Мы отправились.
Солнце палило уже целую неделю. Тысячи тонн влаги унеслось в небо, у заборчиков высыпала травка, деревья и кусты окутались зеленой дымкой, и вообще природа, по-моему, перескочила из зимы в лето.
Асфальт кончался на следующем перекрестке вместе с нашими домами, и от него как будто начиналась деревня, откуда по утрам доносилось петушиное кукареканье. Здесь когда-то, в конце девятнадцатого века, родился наш город, и здесь постепенно умирал его старый облик. Через это деревянное поселение, изгибаясь коромыслом, тянулась к реке древняя булыжная мостовая, с проплешинами гравия, бетона или просто с ямами. Справа от мостовой и залегал Гусиный Лог - овраг, забитый домами. Через каждые шагов сорок в него врезались узкие улочки. С края, где лог только набирал уклон, домики стояли вольно и даже с огородиками, а дальше огородики сходили на нет, домики сближались. И всюду глухие заборы, прорези почтовых ящиков в них и таблички о злых собаках. Посреди улочки - промоина, забросанная шлаком, битым кирпичом, дырявой обувью и прочими отбросами. Ниже - круче, домики лезли на сваи и друг на друга, сеням уже не хватало места, и два дома иногда объединялись общим тамбурчиком: одному он подвал, другому - чердак. Не хватало места и заборам. И вообще улочка исчезала, это были просто как попало и куда попало ведущие ступеньки, сглаженные водой. Где-то там, на самом дне, протекала срамная, полупомойная Гусинка, птичий курорт. Что и когда загнало сюда и спрессовало людей в этой яме, не знаю. Город уже перешагнул ее: правее нашей улицы через лог перемахнул огромный, на всю ширину проспекта мост, за оврагом уже сахарились отделанные мраморной крошкой панельные дома и вырисовывался железобетонный скелет чего-то гигантского. Снизу, от реки, на Гусинку наступают, загоняя ее в трубы и замывая лог землесосами, но все это очень медленно, а пока - вот…
Валя держалась за мою руку и не о чем не спрашивала. Мы постояли у ступенек, хмуро-сосредоточенно поозирались, попринюхивались и вернулись немного назад - Авгина родня жила чуть выше, но тоже в тесноте. Маленький домик под толем, тополек между забором и окном да балка от калитки до сеней вдоль завалинки - и весь двор, а в полуметре, за штакетником, звенел тугим проводом и давился лаем чужой пес. Мы тихонько вошли в крохотные сени, целиком занятые тремя мешками картошки, ступили в кухоньку и чуть нечаянно не нырнули в открытое подполье, где трепетал бледный свет и откуда вырывалась веселая песня Шулина:
Нам электричество
Глухую тьму разбудит,
Нам электричество
Пахать и сеять будет,
Нам электричество
Заменит всякий труд:
Нажал на кнопку - чик-чирик! -
Все тут как тут!
Мы заглянули вниз. Подполье было вырыто пирамидой и не глубоко. На земляной приступочке горела свеча. Шулин, закутавшись в фуфайку мотал головой в такт словам, отрывал от картошки ростки и швырял ее в ведро, привязанное к веревке.
Нас электричество
От голода избавит,
Нас электричество
Продуктами завалит,
Нам электричество
Даст водки с колбасой:
Нажал на кнопку - чик-чирик! -
И ты уже косой!
Я знал, что в следующем куплете электричество заменяло пап и мам, и, чтобы не рассекречивать этого дела, решить сорвать Шулину концерт и потянул за веревку.
- Э-э-э! - завопил Авга, судорожно хватая ведро.
- Антракт! - пробасил я.
- Эп, ты?
- Я.
- Сдурел, мать честная! - громыхнул Шулин. - Ты же напугал меня, как этот!.. Фу, аж руки затряслись!
- Не ругаться: у нас дама.
Авга ухватился за край люка и, кряхтя, подтянулся, как на турнике. Увидя Валю, он вдруг разинул рот, качнулся и свалился вниз. Но тут же, улыбаясь, появился опять, рывком сел на пол и охлопал грязные руки.
- Познакомьтесь, - сказал я не совсем уверенно. - Это Валя. А это Август, мой друг.
- Август? - переспросила Валя.
- Да! - со смаком подтвердил Шулин и царски простер руку. - Тридцатый год правления Октавиана Августа считается первым годом новой эры!.. Новой эры не обещаю, но могу спорить, что во всех школах города Август - я единственный!
- Пожалуй! - согласилась Валя.
- Да и Аскольды на дорогах не валяются! - напомнил я.
- Точно, имена у нас аховские! - сказал Авга. - А это хорошо, что вы пришли. Только знаете что, займитесь чем-нибудь с полчасика, а? Я тут еще маленько повожусь. До тетки надо картошку перебрать. Мешка полтора осталось.
- А есть во что переодеться? - спросила Валя.
- Зачем?
- Поможем императору Августу перебрать картошку!
- Да бросьте вы!
- Да-да, Октавиан, давай тряпки! - сказал я.
Видя, что мы настроились решительно, Авга охотно отыскал нам кое-какую одежду. Валя шмыгнула в горницу, а я нетерпеливым кивком спросил Шулина: ну, мол, как моя знакомая? Авга лихо выставил большой палец и тут же вопросительно дернул подбородком: мол, кто такая и откуда. Я сделал торжественный жест: дескать, спокойнее, не все сразу. Путаясь в длинном подоле и оттопыривая излишнюю ширину пояса, где уместились бы еще мы с Авгой, появилась Валя и, еле сдерживая смех, покружилась перед нами. В этом стареньком цветастом платье она была так по-домашнему мила, что у меня защемило сердце… Авга же, хохоча нахлобучил нам еще кепки, и, словно беспризорники, мы сошли вниз.
У стены мерзко застыли ползущие вверх толстые бледно-фиолетовые ростки. Пламя свечи колебалось, в глубине шатались таинственные тени, резко пахло плесенью.
Хозяева прозевали переборку картошки: она уже сморщилась, одрябла и сильно проросла, сплетясь в один комок. Мы дружно захрумкали ростками и застучали картошинами по ведру. Валя сказала, что впервые сидит в подполье. Шулин заметил, что разве это подполье, вот у них, в Черемшанке, подполье так подполье - дворец, а не жалкая яма, там каждому овощу свой этаж и свой отсек. И пошел, пошел говорить, рассказывать про деревенское житье-бытье, и все Вале: приглянулась она ему, видно. И пусть, я рад.
Накопился мусор, Авга вылез, отнес бак с ростками куда-то на улицу, наверно, в ту же промоину, потом сел на корточки у люка и с широкой улыбкой, забавно перекосив голову, стал любоваться нами.
- Ты чего? - спросил я.
- Да уж больно вы сейчас на моих братцев и сестриц похожи, прямо вылитые. Ряженые и смешные. Так бы и не выпускал вас из подполья! - любовно заключил он.
- Август, - тихо спросила Валя, - а у вас дома все по месяцам названы?
- Только двое: я да телка Апреля, серьезно ответил он. - Остальные - кто как. Семья здоровая! Уйдем на Лебяжье болото - косить ли, по ягоду, - деревня как вымрет.
- Лебяжье болото?
- Ага.
- Хм, странно… - протянула Валя. - У вас Лебяжье болото, а у нас Лебединое озеро.
- Где это?
- В оперном.
- А-а, ну так в оперном!.. То сказочка, а то правда. Там феи, да принцы, да музыка волшебная, а у нас - о-о!.. Сядем на покосе перекурить, а из кустов - лось, вот с такой мордой-сапогом! А батя его матюгом как шуганет - только треск пойдет! Вот вам вся музыка и все феи! По правде всегда грубее… Я сегодня письмо от Райки получил. Помнишь ее, Эп?
- Райку-то, еще бы!
- Не письмо, а комедия. Хотите прочитаю?
- Ну-ка, - сказал я.
Иногда Шулин прямо завораживал меня - и я говорить начинал его словечками и с его интонацией, и слушал, по-шулински разинув рот. Я вообще какой-то переимчивый: что-нибудь да перехвачу у человека, который мне нравится, и порой ловлю себя на том, что вот проскользнуло отцовское, вот Васькино, а вот Авгино, и лишь от мамы ничего, кажется, не взял - неужели я ее мало люблю? И хорошо, если перенятое химически соединяется с моим кровным, а вдруг это простая смесь, как монеты в копилке, - стоит меня толком вытрясти, и я смертельно опустею?..
Авга принес конверт, сколупнул с него какие-то крошки, вынул листочки и, свесив ноги в подполье, стал читать:
- "Дорогой брат Август, Пишет тебе Рая. Во-первых строках своего письма сообщаю, что все мы живы и здоровы и желаем тебе того же самого. Правда, мама прихворнула маленько животом, но потом поправилась, а папка вчера снова напился, пришел и начал табуретки ломать. Которая из листвяка никак не ломалась. Он ее и на пол кидал и о порог бил, а потом принес топор. Мама с Петькой на руках выскочила в окно и спряталась у Сучковых. Папка бегал искать ее, но не нашел, а только топор потерял. А мы с Галкой залезли под кровать и давай реветь. Он вытащил нас. Лицо у него было в крови, он был в одних кальсонах и начал делать ласточку и велел нам держать ему руки и ноги. Но ласточка у него не получалась, он все падал и ругался, а потом упал на кровать и заснул. А утром чинил табуретки. У меня за год будет две тройки, остальные четверки. А как у тебя? Приезжай скорей, нынче будет много земляники. Я такая же: все хохочу, хохочу и сама не знаю над чем. Если у тебя есть красивые фантики, то вышли. Костя их копит и все время возле сельпо бегает. Но фантики у нас некрасивые или конфеты совсем без фантиков. Привет дяде Ване и тете Кате. Пока до свидания. Рая".
Авга замолчал и некоторое время задумчиво глядел на свечу, потом сунул листы в конверт и вздохнул:
- Вот такие у нас феи и принцы!..
Ни слова не говоря я выдрал, как из кошмы, пучок картошки и, медленно очищая, стал бросать в ведро. Валя присоединилась ко мне, потом спрыгнул и Шулин. Потихоньку мы снова разговорились, но ни о деревне, ни о письме больше не заикались, хотя делающий ласточку дядя Степа, окровавленный и в кальсонах, не выходил у меня из головы.
Глава пятнадцатая
Тетя Катя и дядя Ваня пришли в тот момент, когда мы, покончив с картошкой, выкарабкивались из подполья. Тетя Катя охнула, всплеснула руками и, суетясь, заприговаривала: ой, да кто же это у нас, да сколько помощничков, да сейчас она рыбы нажарит - как чуяла, полную сумку с аванса купила. Сиял и дядя Ваня, мужичок - кожа да кости. Авга познакомил хозяев с Валей, тетя Катя долго не выпускала Валину руку, все повторяя, что очень-очень радехонька, что девчата не заглядывали к ним, почитай с прошлого года, когда Петьку в армию проводили, что Август все робеет и что дай бог делу наладиться.
Или Авга когда-то нажужжал своим родным обо мне что-то хорошее чересчур, или еще по какой причине, но относились ко мне в этом доме слишком хорошо, так что даже неловко порой бывало, точно меня, как Хлестакова, принимали тут не за того и заблуждение это вот-вот разъяснится.
Валя заняла рукомойник в углу кухни, а мы с Авгой, налив из кадки полведра, вышли сполоснуться на крыльцо. Шулин напился через край и отдуваясь, сказал:
- Валя, значит? Снегирева?.. Я ее где-то видел, кажется. - Авга коротко хохотнул: - Тетя Катя шумнула посудой, а сама потихоньку спрашивает, мол, чья девчонка-то? Я кивнул на тебя. Она: "Так и думала, - говорит. - Где, - говорит, - тебе такую заиметь!" Ох, уж эти кумушки! - Он плеснул мне на руки. - А я-то думал - все, ты с той Ленкой закрутишь, у Садовкиных-то!
- Тише, балда!
- Молчу, как рыба об лед! - прошептал Авга. - А чего ж ты сиротой прикидывался?
- Да мы всего семь дней знакомы.
- А-а!.. Славная снегириха!
- Чш-ш! Дай-ка! - Я весь ковш ухнул Авге за шиворот, но он, черт, только блаженно закряхтел.
На печи уже шипела в двух сковородах камбала. Валя, переодетая, сидела в горнице за круглым столом, который едва помещался между кроватью, диваном и шифоньером. На белой свежей скатерти с еще не расправившимися сгибами стояли колбаса, соленые огурцы и холодная картошка в мундире. Тетя Катя принесла какую-то темную, с тряпичной пробкой бутылку, при виде которой у дяди Вани дернулся кадык, вытерла ее передником, спросила, не попробует ли кто из нас самогонки, и, убедившись, довольная, что никто, налила две стопки. Счастливо глянув на нашу троицу и сказав "ну", хозяева выпили. Тетя Катя выпила легко и празднично, а дядя Ваня как сморщился после глотка, так с минуту не мог расправить лица и вдохнуть. Потом зажевал огурцом и прошамкал:
- Меня вот что интересует. Вот вы друзья нашего Августа, и вот вы мне скажите начистоту: дотянет он десятилетку или нет?.. Только в глаза глядите!
- Дотяну-у! - уверил Авга.
- Не у тебя спрашиваю! - отрезал дядя Ваня. - Ты, я знаю, наплетешь сейчас семь верст до небес и все лесом. Болтун в отца! А я вот хочу умных людей послушать!
- Не только дотянет, дядя Ваня, но и закончит вполне прилично, - серьезно ответил я.
- Прилично? Вот ведь и вам успел напылить! - разочарованно сказал дядя Ваня, махнув рукой.
- А вы сомневаетесь? - спросила Валя.
- И очень даже, дочка!
- А почему? - удивился я.
- Да кто когда из Шулиных кончал десять классов? Кто?.. Я со Степаном - нет, тетя Тая - нет, тетя Маша - нет. Ну, нас-то со Степаном, положим, война подкузьмила. Возьмем молодых! Твои братья Венька и Витька - нет, мой Петька - нет, тети Таины обе дурехи - стрелочницы, тети Машин Семка еще не подрос, но и так видно - оболтус. Ну, никого! Бог не дал!
- Вот с меня и начнется, - сказал Авга.
- Эх, начинатель! Петр Первый!
- Август Первый, дядя Ваня! - поправил Шулин.
- Ага, вот дядьку поддеть ты мастак!
- Нет, правда, дядя Ваня, вот увидишь, как за мной из Лебяжьего болота косяк грамотных Шулиных вылетит! - примирительно-добродушно воскликнул Авга. - Ты у меня еще значок пощупаешь, когда я после института прикачу к тебе инженером-геологом! Ты мне еще бутылочку за это поставишь!
- Геолог! - усмехнулся дядя Ваня, оставшись, кажется, довольным речью племянника. - Какой ты геолог, когда я тебя уже десять раз просил накопать у Гусинки червей, а ты…
- Я тебе трижды накапывал! И они протухали. Даже сейчас вон тухлые под крыльцом стоят!
Я чувствовал, что тетя Катя вот-вот вмешается в разговор, не потому, что не о том говорят, а потому, что обходятся без нее. И она вмешалась:
- Постыдились бы людей, споруны! Да и мне ваша ерунда надоела. Молчи, старый! Как выпьешь, так начинаешь. Какое наше дело! Кончит - хорошо, нет - работать пойдет! Наше дело вот - накормить да обстирать!
- Работать - другой оборот! - оживился дядя Ваня, потянулся было к темной бутылке, но тетя Катя на лету отвела руку, и он опять куснул огурец. - Вот я и говорю Августу: не майся, говорю, а иди в рабочий класс! К нам! И будешь хозяином жизни!
- Да какой ты рабочий? - сказала тетя Катя. - Какой хозяин? Горе луковое! Умеет гвозди бить - и на том спасибо! Рвался, правда, лет двадцать назад в настоящие рабочие, переживал, бегал, читал что-то, а потом все выдуло.
- Ну-ну, мать! - придержал дядя Ваня.
- Что ну-ну то?.. Теперь, Август прав, тебя и на рыбалку не вытуришь, хоть и река под боком. Вон старик Перышкин два раза на дню бегает и каждый раз - по ведру!
- Старик Перышкин - бездельник, а я…
- Молчи уж! А вы, ребятки, учитесь, накачивайте головы! Голова, она никому не мешает, ни рабочему, ни инженеру. Голова - сама по себе ценность. С ней хоть куда!
- Ты, мать, не сталкивай поколения!
- А ты, поколение, ешь лучше! Нечего один огурец мусолить. И так гремишь костями! - выговорила тетя Катя и придвинула дяде Ване колбасу. - И вы ешьте, ребятки!
Воспользовавшись затишьем, я сказал, что и у нас есть к ним важный разговор. Они со смешным вниманием подобрались, и я пояснил дело с анкетами.
- Исполним! - твердо сказала тетя Катя. - Для вас-то, господи, что угодно исполним!
- Можете даже фамилию свою не подписывать, если будет неловко, - заметил я.
- Нет, зачем же? Все подпишем, как надо, по-людски! Чего нам прятаться? Подпишем, не беспокойтесь!
Появилась рыба, под которую дядя Ваня снова выпил, а затем несколько раз некстати включался в нашу беседу, потом махнул рукой, сказал, что лучше посмотреть телевизор, повалился с табуретки на кровать и мигом захрапел.
- Авга, - шепнул я, - всю анкету посмотрел?
- Всю.
- Много затруднений?