Ребята рассказали, что и откуда, и, в свою очередь, поинтересовались, те ли это книги, которые в свое время похитили в музее фашисты.
- Те, - вздохнул Анциферов, - да не все, малая толика. - Спохватился и стал горячо благодарить ребят за находку.
Ребята ушли довольные, но не отмахали и тридцати шагов, как их догнал Анциферов. В руках запыхавшийся директор держал клочок желтой бумаги.
- Вот, - сказал он, - в книге нашел. Может быть, ваше? - сунул бумажку Спартаку и умчался, роняя и ловя на бегу очки.
Взглянув на бумажку, командир Спартак, по словам начальника штаба, повел себя странно. Во-первых, как будто побледнел. Во-вторых, ни слова не говоря, спрятал клочок в командирский планшет. В-третьих, видя, что сгорающие от любопытства спутники не спускают с него глаз, подозрительно огляделся и похлопал по планшету:
- Никому ни слова. Здесь адрес "Суда Мазая".
Ребята сейчас же пристали:
- Покажи…
- После, - строго сказал командир Спартак. - У нас сегодня что?
- Тренировки по специальностям, - сказал начальник штаба Игорь и добавил: - В десять тридцать.
Командир Спартак посмотрел на часы. Было без десяти десять.
- Примешь командование вместо меня, - сказал Спартак и выразительно посмотрел на Нину. - А у нас с комиссаром дело. Вернусь, расскажу.
В десять тридцать батальон был в сборе. Пришел Орел и удивился, что командует Игорь, а не Спартак.
- Смирно, равнение на середину! - крикнул Игорь и полетел к Орлу докладывать.
Орел, выслушав рапорт начальника штаба о готовности батальона к тренировкам по специальностям, спросил, где командир Спартак и комиссар Нина.
- Командир Спартак и комиссар Нина, - выпалил Игорь, - напали на след "Суда Мазая" и…
Дальнейшего командующий Орел не слышал. Батальон, сломав строй, как туча навис над своим начальником штаба и забросал его градом вопросов:
- Как напал? Когда? Где они? Куда ушли? Почему нам ничего не сказали?
Тренировки по специальностям были забыты. Всем им, стрелкам и связистам, санитарам и саперам, поварам и разведчикам, не терпелось схватить шапку в охапку и во главе с боевым командиром Спартаком кинуться в леса, в луга, к черту на кулички, чтобы наконец узнать о Мазае то, что они давно хотели узнать: кто он? Один или вместе с другими творил свой правый суд над оккупантами? И если не один, то кто они, его товарищи? Как жили и боролись? И живы ли они? А если нет, как погибли?
Злость как огонь охватывает батальон. Злость на командира Спартака и комиссара Нину. Где они? Неужели решились без них?.. Нет, об этом лучше не думать. Такое предательство просто недопустимо.
Над вышкой кругом ходит голубь. Первым его замечает дежурный и кричит вниз:
- Голубь командира Спартака!
Начальник штаба Игорь с проворством черепахи карабкается вверх, на смотровую площадку вышки. Вот и она. А вот и голубеграмма, которую, заманив голубя в западню, успел снять дежурный. Начальник штаба Игорь читает и, негодуя, спешит вниз. Командир Спартак один - нет, не один, а с "этой противной девчонкой", что больше всего злит Игоря, - отправился по следам Мазая. Интересно, как воспримет его голубеграмму батальон? Начальник штаба Игорь спускается и читает: "Приказ № 12. г. Наташин. Обнаружен след "Суда Мазая". Принимаю решение вместе с комиссаром Ниной идти по следу. Временное командование батальоном возлагаю на начальника штаба Игоря Мотяшова. Командир батальона С. Журавлев".
Батальон, как бомба, взрывается от негодования. В глазах у юнармейцев гнев и возмущение. Вот тебе и командир Спартак! Они ему так верили, а он взял и присвоил себе то, что принадлежало всем, - приключение, один отправился туда, куда должен был повести всех, - по следам "Суда Мазая".
- Долой! - заорали юнармейцы. - Не хотим Спартака командиром, хотим Игоря.
Игорь зарделся, польщенный доверием.
Командующий Орел поднял руку, призывая к спокойствию.
- Подождем старшую вожатую и посредника, - сказал он, - соберем штаб и решим.
И пока батальон "бунтовал", послал за нами.
Когда мы сошлись все вместе - я, Орел и Зоя Алексеева, - "бунт" был в разгаре. Дежурный и часовые, побросав посты, "бунтовали" вместе со всеми.
- До-лой!.. До-лой!.. До-лой!.. - орали юнармейцы, кто сидя, кто лежа, кто чуть не стоя на голове.
Наше появление только усилило их гнев. Крики стали громче.
Зоя Алексеева, длинная и тощая, подняла руку. Ноль внимания. Старшая вожатая усмехнулась и, глядя прямо в орущие рты ребят, стала быстро-быстро о чем-то рассказывать. Гримасы радости у нее на лице, как узоры в калейдоскопе, сменялись гримасами боли. Испуг уступал место ликованию. А она все говорила, говорила, говорила… И в конце концов гнев, владевший юнармейцами, уступил место любопытству. Всем вдруг захотелось услышать, о чем таком говорит старшая вожатая, чему то радуется, то печалится? Шум стих так внезапно, что Зоя Алексеева не сумела вовремя остановиться, и до слуха всех отчетливо донеслось:
Как ныне сбирается вещий Олег Отмстить неразумным хазарам…
Ну да, она читала Пушкина. Поняв это, батальон какое-то время ошалело молчал, а потом разразился хохотом.
Одураченные редко сердятся на тех, кто их одурачил. Чаще всего смеются сами над собой.
- Внимание! - Зоя Алексеева махнула рукой и будто подкосила смех. - Кто за то, чтобы долой Спартака? - спросила она в наступившей тишине и первой подняла руку.
Легкая, без борьбы победа никогда не радует победителей. Юнармейцы думали, старшая вожатая будет их уговаривать, спорить с ними, переубеждать, а тут вдруг - на тебе - не хотите командиром Спартака? - не надо. Я тоже не хочу и голосую вместе с вами.
- Ну что же вы? - нетерпеливо крикнула Зоя Алексеева. - Долой так долой…
Она точно рассчитала. Быстрая, без борьбы победа не будет принята "журавлями". И умышленно вызвала "огонь на себя", с легкостью согласившись на отставку командира. Знала, именно эта легкость - мол, не хотите, не надо - обидит "журавлей" и заставит их задуматься. Да, они против командира Спартака, да, они за то, чтобы "долой" его из командиров, но, в конце концов, не так уж он им и безразличен, зачем же ей, старшей вожатой, так легко соглашаться с ними? Ишь ты: "долой так долой", какая быстрая. Подумать не даст. Нет уж, не подумав, они не станут голосовать. Не подумав и не поговорив с самим командиром Спартаком. Вот поговорят, тогда и решат, что делать.
- Та-ак, - протянула старшая вожатая, видя, что ни одна рука не поднимается. - Выходит, одна я против?.. Сами "долой" кричали, а как до дела дошло…
- В сторону, - перебил ее командующий Орел и, шутливо погрозив юнармейцам, добавил: - Как в той истории с Петей. Ну Снежка, приток Десны, сами слышали, курице по колено. Может, и так, не знаю. Никогда не видел, чтобы куры речку мерили. Они ведь воды как огня боятся. А надо вам знать, что Петя, хотя и не курица, тоже воды боялся. Ребята в воду, а он нет - сидит на берегу и песочком забавляется. А солнце печет, аж листья на деревьях лопаются. Ну и пусть печет, думает Петя, он не лист, не лопнет. Жалко ребятам Петю. И чего не купается? Зовут из речки: "Петя, иди сюда". А Петя в ответ: "Не могу, мамка сказала: если утонешь, домой не приходи". Сам в сторону, а на мать сваливает.
Смех вспыхнул, как порох, и тут же погас, потому что все мы, как-то вдруг сразу, увидели бегущего к вышке Чернякова внука. Тарас бежал, помогая ноге костылем, и кричал. Не разобрать, что кричал, но, судя по тону, что-то очень тревожное. Юнармейцы, вскочив, насторожились, как птицы. Еще миг - и они, сорвавшись с места, понесутся навстречу товарищу.
- Батальон! - крикнул Орел командирским голосом и как пришил всех к земле. - Слушай мою команду… Поротно стройся!..
Тарас на какое-то время был забыт. Лава юнармейцев забурлила, растекаясь по своим местам, и, когда Тарас приблизился, застыла в аккуратных квадратах рот. Сто двадцать юнармейских глаз устремились на летописца батальона. Таким расстроенным они еще никогда не видели злюку Тараса.
- Товарищ командующий, - голос летописца прерывался от волнения, - разрешите обратиться?
- Обращайтесь, - командирским голосом разрешил Орел.
- Я не могу вслух, - потупившись, чуть слышно проговорил Тарас.
Орел наклонил голову. Я и Зоя Алексеева сделали то же самое.
- Что-нибудь случилось? - Голос у Орла сразу стал другим - теплым и добрым.
- Да, - чуть слышно ответил Тарас. - Дед узнал о Мазае…
- Узнал о Мазае? - сразу насторожившись, переспросил Орел.
- Да, - вздохнул Тарас, - от меня. А я - от командира Спартака.
Батальон тревожно гудел, заинтригованный происходящим. Не следовало долго испытывать его терпения. Понимая это, Орел ускорил допрос.
- Ну узнал, ну и что? - нетерпеливо спросил он. - Дед что?
- Взял ружье и убежал в Зарецкий лес, - ответил Тарас.
- Почему в Зарецкий? - тут же уцепился Орел.
- Не знаю, - Тарас пожал плечами. - Я рассказал про бумагу, что в книге нашли, а он как застонет… Потом спросил, у кого бумага. Я сказал, у командира Спартака. Он сперва к нему сбегал. А мать сказала, что командир Спартак в лес ушел. Дед вернулся, взял ружье и снова убежал.
- В Зарецкий лес? - спросил Орел.
- Да, - ответил Тарас.
- Но почему в Зарецкий? - спросил Орел. - Он разве сказал?
- А?! - спохватился Тарас. - Когда ружье брал, бубнил: "Ведьмин брод… Ведьмин брод…" Он всегда вслух, о чем думает, говорит.
Орел задумался. Стоял и думал, положив руку на плечо Тараса. И никто - ни я, ни Зоя Алексеева, ни Тарас, ни шесть десятков юнармейцев, замкнутых железной дисциплиной в квадраты рот, - не решился, пока он думал, побеспокоить командующего. Понимали, что были свидетелями той особой командирской минуты, когда командир сам, не советуясь ни с кем, на свой собственный страх и риск, на личную свою ответственность должен принять решение.
- Юнармейцы! - Голос у командующего дрогнул. - Наши товарищи, командир Спартак и комиссар Нина, попали в беду. По полученным сведениям, - он кивнул на Тараса, - им грозит опасность. Кто хочет отправиться на выручку товарищей в Зарецкий лес, три шага…
Какой там три! Не три, а все десять шагов вперед сделали роты, прежде чем Орел командирским голосом успел крикнуть:
- Отставить!!!
Роты нехотя вернулись на исходные позиции.
- Это не игра, - грустно сказал Орел. - Это опасно. Кто не понимает, не должен выходить из строя. Три шага вперед, марш!
Он мог не сомневаться в этом. Они вышли все. А нас, то есть меня и старшую вожатую Зою Алексееву, и вызывать не надо было. Мы присоединились ко всем и стали на правом фланге. Но нас тут же вызвали на "военный совет".
ПРОИСШЕСТВИЯ НА ВЕДЬМИНОМ БРОДЕ
Командующий Орел был строг и немногословен. Его строгость, вызванная сознанием грозящей опасности, передалась и нам. Отныне, как в бою, наши отношения определялись формулой "приказ - действие".
- Вы, - командующий Орел посмотрел на меня, - назначаетесь командиром второй роты. Вы, - командующий Орел посмотрел на старшую вожатую Зою, - назначаетесь командиром третьей роты. Сам я буду командовать первой. Оружие получите на марше. Берите роты - и на западную опушку Зарецкого леса бегом марш…
- Есть! - сказал я, вытягиваясь.
- Есть! - сказала старшая вожатая Зоя, тоже вытягиваясь, но я по ее лицу видел, что этим дело не окончится. В отличие от меня, она не служила в армии и не привыкла выполнять команды без рассуждения. Поэтому, сказав "Есть!", тут же поинтересовалась: - Скажите, пожалуйста, оружие это… про которое вы сказали?..
- Я сказал, - Орел насупился, - что оружие вы получите на марше. Выполняйте приказание.
Старшая вожатая вспыхнула и повернулась ко мне, ища сочувствия: с чего это Орел стал вдруг таким невежливым? Но взгляд мой был безучастным, и до нее дошло: я на стороне "невежливого" Орла. В таком случае, может быть, она не права? Но в чем? В том, что обратилась к командующему с расспросами? Наверное, в этом. Тут такое дело, а она - "Скажите, пожалуйста…". Нашла время! Надо сейчас же загладить оплошность!
- Есть! - крикнула Зоя, всем своим видом изъявляя готовность по первому слову командующего броситься в огонь и в воду.
- Кругом! - скомандовал Орел, и мы, повинуясь команде, повернулись, как два флюгера, и побежали к своим ротам. А командующий Орел поднялся на вышку и стал куда-то звонить. Я видел это, когда вел роту мимо.
От вышки к реке идти было легко, под уклон. Вот и мост впереди. 1 оглянулся и невольно замедлил шаг. Орлу, идущему впереди первой роты, было трудно. Маленький, круглый, он дышал, как сом, широко хватая ртом воздух. "Годы… война", - подумал я и, жалея командующего, замедлил шаг. Третья рота, довольная нашей заминкой, пронеслась мимо. Моя сердито загудела.
- Вперед! - нагоняя нас, сердито прикрикнул командующий. - Ползете, как черепахи…
И как кнутом подстегнул… "Вперед! Вперед!" - загалдели юнармейцы, обрадовавшись предлогу размять ноги. "Пожалел на свою голову", - подумал я, торопясь догнать третью роту.
И мы ее догнали. У самого моста. Но не потому, что бежали быстрей, а потому, что третьей роте просто некуда было от нас убежать. Мост был запружен. По нему с инструментом в руках вразнобой - по мосту в ногу нельзя! - шли "цапли". Впереди, рядом с Юлькой, сутулясь, но держа бравый вид, шел Марк Иванович. В руке вместо палки маленькая, с длинным черенком, лопата, похожая на древнюю секиру, на груди… Сперва я подумал, что на груди у Марка Ивановича на алой ленте висит зеркальце. Как амулет у дикаря. Но ведь Марк Иванович не дикарь, зачем же ему, старому учителю, украшать свою грудь амулетом? Но вот солнечный зайчик, игравший в зеркальце, скользнул в сторону, и я увидел то, что он мне мешал видеть: компас! На груди у Марка Ивановича, как медаль на ленте, висел самый обыкновенный компас.
Меня осенило: компас… азимут… четвертый день каникул… "Цапли" идут по следу, указанному братом агронома… Как я мог забыть об этом? Впрочем, забудешь, когда у "журавлей" такая беда!
Пока мы спешили к мосту, чтобы перейти его и углубиться в Зарецкий лес, я о чем только не передумал. Черняк! Что мы знали о нем? Что он до войны - советский служащий. Во время войны - партизан. Но не странно ли, что "никто другой, кроме самого Черняка, не мог ни печатно, ни устно заверить ни одного его партизанского подвига, хотя сам Черняк и печатно и устно не раз заверял в этом читателей "Наташинских известий" и участников торжественных собраний, встреч, слетов и сборов. Правда, есть одно, решающее, свидетельство - комбата Орла, которому Черняк помог ворваться в Наташин. Но тогда, если он патриот, если жизнью рисковал, чтобы помочь своим, почему о Мазае "слыхом не слыхивал, видом не видывал", как он всякий раз отговаривается? Почему скрыл черную тетрадь с приговорами "Суда Мазая"? Не оборотень ли он, двуликий Янус, служивший и нашим и ненашим? Сперва ненашим, когда пришли фашисты, а потом нашим, когда фашистов турнули из Наташина.
"Суд Мазая"… Уж не был ли он, Черняк, как-то причастен к нему, может быть, даже в качестве обвиняемого? Иначе зачем скрыл черную тетрадь - единственное вещественное доказательство существования "Суда Мазая"? Единственное, как он думал. И вдруг, оказывается, не единственное. В руки юнармейцев - он узнает это от внука Тараса - попадает схема расположения партизанского отряда "Суд Мазая", спрятанная и забытая им в одной из украденных фашистами древних книг. Что он делает? Вооружается и спешит в Зарецкий лес, чтобы помешать своему разоблачению. Мало ли что могут найти юнармейцы на месте стоянки партизан Мазая!
Ах как я был далек от истины, рассуждая таким образом, - далек и в то же время очень близок к ней.
Увидев нас, командир Юлька подобралась и отдала салют. Командиры рот сделали то же самое. И старый учитель Марк Иванович тоже. И когда отдавал салют, мне показалось, перестал даже сутулиться.
По обычаю, рядовые юнармейцы приветствовали друг друга речевкой.
- Всем, всем доброе утро! - звонко прокричали "цапли".
- Всем, всем доброе утро! - без всякого воодушевления, вяло отозвались "журавли", а самые нетерпеливые еще и накричали на "цапель":
- Проходите!..
- Не задерживайте!..
- Мост давайте!..
- Улитки несчастные!..
Этого Юлька стерпеть не могла. Велела комиссару вести батальон дальше и подошла ко мне с жалобой на нетактичность "журавлей".
- Мы не улитки, - язвительно начала она. - Мы люди. По данным науки, вот уже целый миллион лет. И если "журавли" не знают этого…
Ни один мускул не дрогнул на моем лице, хотя Юлькина острота требовала по меньшей мере улыбки.
- Они знают это, - хмуро сказал я, - но те, у кого беда, не выбирают выражений.
- Беда? - Юлька насторожилась, как птица, почуявшая опасность. - С кем?
Я рассказал.
Юлька даже не задумалась.
- Мы идем с вами! - крикнула она и бросилась вслед за своим батальоном.
Она догнала его и остановила. Объяснила, в чем дело, и скомандовала:
- Кругом!
Батальон не шевельнулся.
Юлька рассердилась и прибавила восклицательных знаков:
- Кругом!!!
Батальон не шевельнулся.
Юлька растерялась. Неужели это те самые мальчишки и девчонки, которые всегда и во всем ее слушались, безоговорочно выполняли все ее приказы? Да, те самые. А слушались, потому что им интересно было соглашаться, выполнять приказы и чувствовать себя настоящими солдатами, переживать настоящие приключения. Вот и сегодня у них тоже приключение: тайна азимута, которую им предстоит разгадать. А тут вдруг брось все и сломя голову беги кому-то на помощь. Дудки, не побегут, неинтересно. "Журавли" - вон их сколько! - сами справятся. И не командуй, командир, "Кругом", а командуй, командир, "Вперед". Так оно лучше будет. Юнармейцев не обидишь и уважение сохранишь.
Плевала она на такое уважение. Никогда своих не бросала - всегда все вместе и никогда врозь, - а тут бросит. Потому что они только за самих себя, а она за всех. За всех, кому трудно, за всех, кто в беде, за всех, кто нуждается в ее помощи - свой он или чужой.
- Батальон, внимание… - Голос у Юльки грустный и негромкий, но тишина мертвая и ее хорошо слышно. - Кто со мной… вперед… - роняет она слова, - шагом… - Юнармейцы, не шелохнувшись, с улыбкой наблюдают за Юлькой. И Юлька окончательно понимает - они не с нею, и повышает голос: - Отставить. Временное командование батальоном возлагаю на начальника штаба. На-право! Шагом, марш!
Повернулась и убежала.
Бежала и не видела, как из строя батальона, так и не выполнившего ее команды, вышел старый учитель Марк Иванович, гордо вскинул седую с черными смолинками голову и, помогая себе палкой-лопатой, бодро засеменил следом.
Бежала и не видела, как весь батальон, поколебавшись с секунду, снялся с места и бросился догонять своего командира. Оглянулась только тогда, когда услышала топот у самого уха. Улыбнулась и понеслась как на крыльях догонять успевших перевалить через мост "журавлей".