- Да, конечно, я помогу тебе, - пообещал он, намурлыкавшись вволю.
- Вот и хорошо, - облегченно вздохнул Малыш. - А я так испугался, что думал, будто…
- Неужели я не помогу тебе, - повторил Карлссон. - Я все время буду петь и подбадривать тебя. Хейсан, хоппсан, послушай-ка! И работа у тебя будет спориться!
Малыш не очень-то был в этом уверен.
Не так уж много довелось ему заниматься в жизни уборками. Конечно, он обычно убирал свои игрушки, и маме приходилось напоминать ему об этом каких-нибудь раза три-четыре, ну, не больше пяти раз, и он тут же принимался убирать игрушки, даже если ему это казалось обременительным и абсолютно ненужным. Но убирать у Карлссона - дело совсем другое.
- С чего мне начать? - поинтересовался Малыш.
- Ну и глупый же ты, работы тут всего ничего, начнем с ореховых скорлупок, - важно заявил Карлссон. - А генеральная уборка нам ни к чему, ведь я все время слежу за чистотой и никогда не запускаю комнату. Прибери немножко! Наведи красоту! Чтобы все блестело!
Ореховые скорлупки валялись на полу среди апельсиновых корок, и вишневых косточек, и колбасных шкурок, и клочков бумаги, и обгоревших спичек, и прочего подобного мусора, под которым не было видно пола.
- Есть у тебя пылесос? - поразмыслив немного, спросил Малыш.
Заметно было, что Карлссону этот вопрос не понравился. Он недовольно взглянул на Малыша:
- Я вижу, тут кто-то просто лентяй! У меня есть лучшая на свете швабра и самый лучший на свете совок для мусора. Но некоторым лентяям, видите ли, подавай пылесос! Уж не для того ли, чтобы увильнуть от работы? - Карлссон фыркнул. - Да захоти я только, у меня была бы хоть тысяча пылесосов. Но я не такой лентяй, как некоторые другие. Я люблю усердно трудиться, но и хорошенько поразмяться тоже!
- И я, - оправдывался Малыш, - но… Да и вообще, у тебя ведь нет электричества, чтобы пользоваться пылесосом.
Он вспомнил, что домик Карлссона был совершенно лишен всяких современных удобств. Там не было ни электричества, ни водопровода. У Карлссона была лишь керосиновая лампа, чтобы освещать комнату по вечерам, а дождевую воду он брал из бочки, стоявшей возле угла его домика.
- Да и мусоропровода у тебя нет, - заметил Малыш, - хотя он-то тебе больше всего и нужен.
- Как, разве у меня нет мусоропровода? - удивился Карлссон. - Да что ты об этом знаешь! Давай мети пол, а я покажу тебе самый лучший на свете мусоропровод.
Малыш, вздохнув, взял в руки половую щетку и принялся за работу.
Карлссон лежал, заложив руки под голову, и смотрел, как трудится Малыш. И очень довольный его работой, запел песенку, точь-в-точь как обещал Малышу:
Кто работал целый день,
Кто не знает слова "лень",
Тот умеет веселиться,
Отдохнуть и порезвиться.
- Лучше не скажешь, - произнес Карлссон, зарываясь в подушку, чтобы было еще удобнее. Потом он снова запел, а Малыш все подметал и подметал комнату. В самый разгар работы Карлссон сказал:
- Пока ты все равно занят уборкой, мог бы сварить мне чашечку кофе.
- Я должен сварить тебе еще и кофе? - спросил Малыш.
- Да, заранее благодарен, - вежливо поблагодарил его Карлссон. - Хотя мне не хочется доставлять тебе лишние хлопоты. Правда, надо всего-навсего разжечь огонь, принести немного воды и сварить кофе. Ну, а пить кофе я уж, так и быть, буду сам.
Малыш невесело глянул на пол; никак не скажешь, что он навел там хотя бы малейшую красоту.
- А ты не можешь сам сварить кофе, пока я подметаю? - предложил он Карлссону.
Карлссон тяжело вздохнул.
- Интересно, как здесь на севере становятся такими ленивыми, как ты? - спросил он. - Раз чад все равно занят уборкой… Неужели так трудно сварить заодно еще и немножко кофе?
- Нет, конечно, - робко ответил Малыш, - хотя, если бы я сказал все, что думаю…
- Но ты этого не скажешь, - прервал его Карлссон. - Не трать на это время. Постарайся лучше услужить тому, кто из сил выбивался из-за тебя, пылесосил тебе уши и не знаю что еще…
Малыш отложил в сторону половую щетку. Взяв ведро, он выскочил за водой. Вытащив из штабеля дров несколько поленьев, он запихнул их в камин и начал разжигать огонь.
- Я не привык к такой работе, - оправдываясь, сказал он. - А ты не сможешь… ну хотя бы огонь разжечь?
- И не мечтай, - ответил Карлссон, - будь я на ногах - тогда другое дело, я бы показал тебе класс, научил бы растапливать очаг. Но раз я сейчас лежу на диване, что бывает крайне редко, ты не вправе требовать, чтоб я еще обслуживал и тебя.
Малыш все понял. Он попытался еще разок, и тогда в очаге внезапно затрещали дрова и зашумел огонь.
- Загорелось! - воскликнул довольный Малыш.
- Вот видишь! Всего-навсего немножко энергии - и порядок! - поучал его Карлссон. - А теперь поставь кофе на огонь, возьми маленький красивый подносик, достань несколько булочек и можешь подметать, пока кофе не сварится.
- Ну, а как кофе… ты уверен, что будешь пить его сам? - ехидно спросил Малыш.
Иногда он мог быть и довольно ехидным.
- Спрашиваешь?! Кофе я буду пить сам! - заверил Карлссон. - Но ты тоже можешь выпить маленькую чашечку. Сам не знаю, почему я такой гостеприимный!
И когда Малыш наконец подмел пол и сгреб совком все ореховые скорлупки, и вишневые косточки, и клочки бумаги, и выкинул их в большое мусорное ведро Карлссона, они уселись на край диванчика и стали пить кофе. Попивая кофе, Малыш и Карлссон съели много-много булочек. А Малыш, сидя на краю диванчика, думал, как хорошо ему рядом с Карлссоном, хотя и нелегко наводить у него красоту.
- Где же этот твой мусоропровод? - спросил Малыш, проглотив последний ломтик своей булочки.
- Сейчас покажу! - сказал Карлссон. - Забирай с собой мусорное ведро - и пошли. - Он первым спустился на мостки. - Вот где! - показал он на водосточную трубу.
- Как так… Что ты придумал? - спросил Малыш.
- Спускайся к трубе, - приказал Карлссон. - Это и есть самый лучший на свете мусоропровод.
- Неужели я должен выбросить весь этот мусор на улицу? - спросил Малыш. - Так, наверное, делать нельзя.
Карлссон рванул к себе мусорное ведро.
- Сейчас увидишь! Иди сюда!
Высоко подняв ведро, он бросился бежать по крыше. Малыш испугался. Подумать только, вдруг Карлссон не сможет остановиться, когда домчится до водосточной трубы!
- Стой! - закричал Малыш. - Стой!
И Карлссон притормозил свой бег. Но не раньше, чем оказался у самого края крыши.
- Чего ты ждешь?! - закричал Карлссон. - Иди сюда!
Малыш сел на крышу и стал осторожно скользить вниз к водосточной трубе.
- Самый лучший в мире мусоропровод… Высота падения двадцать метров, - заявил Карлссон и быстро опрокинул содержимое мусорного ведра в трубу. По лучшему на свете мусоропроводу пронесся вниз на улицу обильный поток вишневых косточек, ореховых скорлупок и клочков бумаги и свалился прямо на какого-то важного господина, который шел по тротуару с сигарой в зубах.
- Ой! - воскликнул Малыш. - Ой-ой-ой, смотри, все высыпалось ему на голову!
Карлссон пожал плечами:
- А кто его просил сунуться прямо под мусоропровод? В самый разгар генеральной уборки!
Малыш все равно очень расстроился.
- Да, но ореховая скорлупа, наверно, угодила ему под рубашку, а вишневые косточки - в волосы! Разве это приятно?!
- Пустяки! Дело житейское! - сказал Карлссон. - Если у тебя самая большая неприятность в жизни - это несколько ореховых скорлупок на рубашке, можно только радоваться!
Но непохоже, что господин с сигарой искренне радовался тому, что с ним случилось. Сверху было видно, как он отряхивался, а потом они услыхали, что он зовет полицейского.
- И как это некоторые умеют скандалить по пустякам! - возмущался Карлссон. - Да, благодарности не дождешься! А ведь если вишневые косточки пустят корни у него в волосах, там вырастет маленькое красивое вишневое деревце. И когда он сможет целыми днями разгуливать, собирая вишни на голове, есть их и выплевывать косточки.
Но полицейский на улице так и не появился. Господину с сигарой пришлось так и пойти домой - с ореховыми скорлупками и вишневыми косточками.
Карлссон и Малыш стали карабкаться по скату крыши наверх, к домику Карлссона.
- Вообще-то мне тоже хочется выплевывать вишневые косточки, - сказал Карлссон. - Раз ты все равно занимаешься уборкой, можешь заодно достать мешочек с вишнями, он висит в домике на потолке.
- Думаешь, я дотянусь до потолка? - спросил Малыш.
- Полезай на верстак, - посоветовал Карлссон.
Малыш так и сделал, а потом Карлссон и сидели на крылечке, ели сушеные вишни и плевали косточки в разные стороны. Косточки с веселым стуком скатывались вниз по крыше.
Начало смеркаться. Мягкие теплые осенние сумерки спускались на все крыши и на все дома. Малыш придвинулся поближе к Карлссону. Было так уютно сидеть на крылечке и выплевывать вишневые косточки. А темнота все сгущалась и сгущалась. Дома внизу совершенно преобразились, стали мрачными и таинственными, а под конец совершенно черными. Казалось, кто-то большими ножницами вырезал их из черной бумаги и только наклеил сверху вместо светящихся окон несколько четырехугольничков из золотой бумаги. Все больше и больше светящихся четырехугольничков появлялось теперь на всей этой черноте, потому что люди начали уже зажигать свет. Малыш попытался сосчитать освещенные окна; сначала их было всего три, затем стало десять, а затем много-премного… Там, за окнами, можно было видеть, как расхаживают в своих комнатах люди, занимаясь разными делами. И можно было без конца задумываться и представлять себе, какие эти люди и почему они живут именно там, а не где-нибудь, в каком-нибудь другом месте.
Но задумывался над этим только Малыш, Карлссон же нисколько не задумывался.
- Должны же они где-нибудь жить, эти несчастные людишки, - сказал Карлссон. - Не у всех же есть домики на крыше. И не все могут быть лучшим в мире Карлссоном.
КАРЛССОН РЕТИРУЕТ ФРЁКЕН БОКК
Пока Малыш трудился в гостях у Карлссона, его мама была на приеме у врача. Это отняло гораздо больше времени, чем она рассчитывала, и когда она наконец вернулась домой, Малыш преспокойно сидел у себя в комнате, разглядывая почтовые марки.
- Привет, Малыш! - воскликнула мама. - Ты, как всегда, занят марками?
- Да, - ответил Малыш, и это была чистая правда.
О том, что буквально несколько минут тому назад он был наверху, на крыше, он говорить не стал. Конечно, мама умная и понимает почти все. Но он не был абсолютно уверен в том, что она все правильно поймет, если он скажет: "А я снова побывал на крыше!" Малыш решил вообще ничего не говорить о Карлссоне. По крайней мере, сейчас. И не раньше чем вся семья соберется вместе к обеду. Вот будет великолепный сюрприз за столом! Да и вообще мама почему-то была не очень веселой. Между глаз у нее залегла морщинка, которой обычно там не было. Малыш задумался, почему она появилась.
Потом вернулись домой все остальные и сели обедать. Они сидели вместе за столом - мама и папа, и Буссе, и Беттан, и Малыш и ели голубцы, а Малыш, как обычно, выбирал из капусты мясной фарш, потому что саму капусту терпеть не мог. Он любил только начинку, завернутую в капустные листья. Но у его ног под столом лежал Бимбо и ел все подряд, все что попало. Малыш свернул капустный лист в маленький липкий пакетик и сунул его Бимбо.
- Мама, скажи ему, чтобы он так не делал, - тут же наябедничала Беттан. - А не то Бимбо станет таким же невоспитанным, как Малыш.
- Конечно, конечно, - сказала мама. - Конечно, конечно!
Но казалось, она даже не слышит, что говорит ее дочь.
- Меня, по крайней мере, заставляли есть все, когда я была маленькая, - сказала Беттан.
Малыш показал ей язык:
- Вот как? А незаметно, чтоб это пошло тебе на пользу!
- Внезапно на глазах у мамы выступили слезы.
- Не ссорьтесь, пожалуйста, - попросила она. - Я не в силах это слышать.
И тут же раскрыла тайну, почему она такая невеселая.
- Доктор определил у меня малокровие. "Страшное переутомление", - сказал он. Я должна уехать и отдохнуть… Просто не знаю, что делать!
За столом воцарилась мертвая тишина. Долгое время никто не произносил ни слова. Какая печальная новость! "Мама больна, это, в самом деле, печально", - так думали они все. "И ей надо уехать, а это еще хуже", - думал Малыш.
- Хочу, чтобы каждый день, когда я возвращаюсь из школы, ты стояла бы на кухне в переднике и пекла булочки, - сказал Малыш.
- Ты думаешь только о себе, - строго одернул его Буссе.
Малыш прижался к маме.
- Да, а не то и булочек не поешь, - продолжал Малыш.
Но мама даже не слышала, что он говорил. Она разговаривала с папой:
- Раз так получилось, необходимо найти помощницу по хозяйству.
Папа с мамой были очень расстроены. И за обедом в тот день было вовсе не так уютно, как всегда. Малыш понял: надо что-то сделать, чтобы стало немножко повеселее; а кто, кроме него, может это устроить?
- А сейчас отгадайте веселую загадку, - сказал он. - Отгадайте, кто вернулся к нам обратно?
- Кто?.. О, надеюсь, не Карлссон? - спросила мама. - Неужели на нас свалилось еще и это несчастье?
Малыш с упреком взглянул на нее:
- Я-то думал, что новость веселая и вовсе он не несчастье.
Буссе расхохотался:
- Ну и жизнь теперь пойдет в нашем доме. Мамы не будет, а будет Карлссон, да еще экономка в придачу, которая будет свирепствовать как ей вздумается.
- Не пугай меня, - сказала мама. - Подумать только, если она увидит Карлссона, что тогда?
Папа строго взглянул на Малыша:
- Вообще ничего не "будет". Экономка не должна ни видеть Карлссона, ни даже слышать про него. Обещай нам это, Малыш.
- Карлссон летает куда ему вздумается, - ответил Малыш. - Но я обещаю не рассказывать о нем.
- Ни одной живой душе, - продолжил папа. - И не забывай, о чем мы договорились.
- Ладно, ни одной живой душе не скажу, - обещал Малыш. - Разве что только фрёкен в школе.
Но папа покачал головой:
- Фрёкен ни в коем случае! Абсолютно! Ни при каких условиях!
- Тс-с-с! - прошептал Малыш. - Тогда я и экономке не стану рассказывать. Ведь с ней, наверное, придется еще хуже, чем с Карлссоном.
Мама вздохнула.
- Неизвестно еще, сможем ли мы найти экономку, - сказала она.
Но уже на другой день она поместила объявление в газете. И одна-единственная экономка откликнулась на него. Звали ее фрёкен Бокк. А через несколько часов она пришла, чтобы получить работу. Малыша же угораздило именно в тот самый день схватить воспаление уха, и ему хотелось быть как можно ближе к маме. А лучше всего - сидеть у нее на коленях, хотя он, вообще-то говоря, был уже слишком большой для этого.
- Когда воспаление уха, то можно, - сказал Малыш, залезая к маме на колени.
Тут в дверь и позвонили. Это явилась фрёкен Бокк. Малышу не позволили больше сидеть на коленях у мамы. Но все время, пока фрёкен Бокк находилась у них в доме, он вертелся рядом с маминым стулом, прижимаясь больным ухом к ее руке, и время от времени, когда в ухе особенно стреляло, тихонько стонал.
Малыш надеялся, что фрёкен Бокк будет молодая, и красивая, и добрая, примерно как фрёкен в школе. Но оказалась она пожилой и решительной дамой. Она была высокой и дородной, с несколькими подбородками. А еще у нее были такие злые глаза, что Малыш испугался. Он сразу почувствовал, что она ему не по душе. Это, разумеется, почувствовал и Бимбо, потому что лаял на нее изо всех сил.
- Вот как, здесь есть собака, - сказала фрёкен Бокк.
Мама забеспокоилась.
- Вы не любите собак, фрёкен Бокк? - спросила она.
- Нет, люблю, но только если они хорошо воспитаны.
- Не знаю, так ли уж хорошо воспитан Бимбо, - смущенно заметила мама.
Фрёкен Бокк энергично кивнула головой:
- Но если я решусь пойти к вам в экономки, то у меня щенок будет воспитан хорошо. Мне и прежде приходилось заниматься собаками.
Малыш искренне надеялся, что она не решится пойти к ним в экономки. Как раз в эту минуту у него стрельнуло в ухе, и он не смог удержаться, чтобы не застонать. Правда, совсем немножко.
- Да-да, собаки, которые лают, и малыши, которые хнычут, - сказала, скривив рот, фрёкен Бокк.
Ей, вероятно, казалось, что это шутка, но Малыш счел ее слова не очень-то веселой шуткой и тихонько произнес как бы про себя: "А еще у меня ботинки скрипят".
Услышав эти слова, мама покраснела и поспешно сказала:
- Надеюсь, вы любите детей, фрёкен Бокк, не правда ли?
- Да, только если они хорошо воспитаны, - сказала фрёкен Бокк, вперив взгляд в Малыша.
И мама снова страшно смутилась.
- Не знаю, так ли уж хорошо воспитан Малыш, - пробормотала она.
- Но у меня он будет хорошо воспитан, - сказала фрёкен Бокк. - Подождите немного, мне ведь приходилось заниматься и детьми.
Малышу стало страшно. Ему было так жалко всех детей, которыми занималась прежде фрёкен Бокк. А теперь он и сам станет таким ребенком; не удивительно, что у него был испуганный вид.
Мама тоже, казалось, призадумалась. Погладив Малыша по голове, она сказала:
- Что касается этого ребенка, то здесь гораздо лучше действует приветливость.
- Однако я заметила, что это не всегда помогает, - сказала фрёкен Бокк. - Дети нуждаются также в твердой руке.
Затем фрёкен Бокк решительно высказалась по поводу того, какое жалованье она хотела бы получать, и решительно заявила, что ее следует называть "домоправительницей", а не "экономкой". И с этим вопросом было покончено.
Тут папа как раз вернулся из конторы, и мама представила ему фрёкен Бокк:
- Наша домоправительница, фрёкен Бокк!
- Наша домокозлючка, фрёкен Бокк! - воскликнул Малыш.
Затем он поспешно выскочил в дверь. За ним по пятам, дико лая, мчался Бимбо.
Назавтра мама уехала к бабушке. Все плакали, когда она уезжала, а больше всех - Малыш.
- Не хочу оставаться один с Домокозлючкой! - всхлипывал он.
Но случилось так, как и должно было случиться, ведь Буссе и Беттан после полудня долго еще оставались в школе, а папа не возвращался домой раньше пяти. И ежедневно много-много долгих часов придется Малышу один на один сражаться с Домокозлючкой. Поэтому он и плакал.