- А тебе, ясное дело, и в голову не приходит, что моя бабушка любит меня еще больше, а? Тебе, ясное дело, и в голову не приходит, что она как кинется на меня и давай обнимать, пока у меня лицо не посинело. А все потому, что она меня так любит. Тебе это и в голову не приходит, да? Но могу подтвердить, что у моей бабушки самые железные в мире кулачки, и люби она меня хоть на сто грамм больше, я не сидел бы здесь с тобой - она бы меня просто-напросто придушила.
- Вот это да! Здорово же твоя бабушка обнимается! - восхитился Малыш.
И хотя бабушка Малыша никогда не обнимала его так крепко, все же она наверняка любила его и всегда была добра к нему. И Малыш постарался внушить это Карлссону.
- Хотя она может быть и самой надоедливой на свете, - немного подумав, добавил Малыш. - Вечно ворчит, что надо переменить носки, что нельзя драться с Лассе Янссоном, и все такое в том же роде.
Карлссон отшвырнул в сторону теперь уже пустую тарелку.
- А тебе, ясное дело, и в голову не приходит, что моя бабушка еще надоедливее твоей, а? Тебе, ясное дело, и в голову не приходит, что она заводит будильник и вскакивает от его звонка в пять часов каждое утро только для того, чтобы успеть как следует наворчаться? А главное, чтоб я сменил носки и не дрался с Лассе Янссоном?
- Ты знаешь Лассе Янссона? - изумленно спросил Малыш.
- Нет, к счастью, не знаю, - ответил Карлссон.
- Так почему же тогда твоя бабушка говорит, что… - продолжал удивляться Малыш.
- Потому что она самая приставучая бабушка на свете, - объяснил Карлссон. - Дошло до тебя наконец?! Ты знаешь Лассе Янссона, так как же ты смеешь говорить, что твоя бабушка самая надоедливая на свете? Ну уж нет, уж я-то, к счастью, знаю свою бабушку: она может нудить целый день, чтоб я не дрался с Лассе Янссоном… Хотя я никогда не видел этого парня и от всей души надеюсь, что мне никогда не придется его увидеть.
Малыш раздумывал. Чудно все это. Не очень-то ему нравилось, когда бабушка надоедала ему, а теперь вдруг оказалось, что ему словно бы надо подстегнуть Карлссона, убеждая, что его, Малыша, бабушка еще нуднее, чем она есть на самом деле.
- Правда, правда, стоит мне хоть чуть-чуть промочить ноги, как она начинает уже приставать, чтоб я сменил носки, - горячо уверял Малыш.
Карлссон кивнул:
- А тебе, ясное дело, не приходит в голову, что это моя бабушка хочет, чтоб я без конца переодевал носки, а?! Тебе, ясное дело, не приходит в голову, что стоит мне выйти из дому и влезть в лужу, как она уже несется, как спринтер, через весь поселок и нудно бубнит: "Смени носки, милый Карлссон, смени носки…". Такое тебе не приходит в голову, а?!
Малыш помедлил с ответом:
- Да, такое, пожалуй, может случиться…
Карлссон прижал Малыша к спинке стула, а сам, подбоченясь, встал перед ним.
- Не-ет, ты этого даже представить себе не можешь. А теперь послушай, я расскажу тебе, как все было. Я вышел из дому и влез в лужу… Дошло до тебя, а? И веселился вовсю. И вдруг, в самый разгар веселья, ко мне, как спринтер, несется бабушка и орет на весь поселок: "Смени носки, милый Карлссон, смени носки!"
- А что ответил ты? - спросил Малыш.
- А вот что: "Никогда я этого не сделаю, никогда, потому что я самый непослушный внук на свете". И поэтому я удрал от бабушки и залез на самую верхушку дерева, чтобы меня оставили в покое.
- Наверно, она растерялась, - сказал Малыш.
- Сразу видно, что ты не знаешь моей бабушки, - сказал Карлссон. - Бабушка помчалась следом за мной.
- И залезла на самую верхушку дерева? - удивленно спросил Малыш.
Карлссон кивнул:
- Тебе, ясное дело, и в голову не приходит, что моя бабушка умеет лазать по деревьям, а?! Да, представь себе, если ей приспичит, чтоб я сменил носки, она куда хочешь влезет, на любую вершину. "Смени носки, милый Карлссон, смени носки", - нудила она, залезая на ветку, на которой сидел я.
- Ну, а ты что? - спросил Малыш.
- Я? А что я мог поделать! - вздохнул Карлссон. - Пришлось переодеть носки. Иначе бы от нее не отделаться. Я сидел высоко, на самой верхушке дерева, на маленькой жалкой ветке и с опасностью для жизни переодевал носки.
- Ха-ха, все-то ты врешь! - сказал Малыш. - Откуда у тебя на дереве взялись носки?
- А ты вовсе не так глуп, как кажешься, - заметил Карлссон. - Так, по-твоему, у меня не было носков, чтоб их переодеть?
Задрав штанины, он выставил свои толстые ножки-колбаски в полосатых носках.
- А это что? - возмущенно спросил он. - Может, это не носки? Два носка, если зрение мне не изменяет. А разве я не сидел на ветке и не менял до одури носки, да так, что напялил левый на правую ногу, а правый на левую? Может, этого не было? Чего только не сделаешь, чтобы угодить моей старенькой бабушке!
- Да, но от этого твои ноги, наверное, суше не стали, - сказал Малыш.
- А разве я это говорил? - спросил Карлссон. - Говорил?
- Да, н-но т-тогда… - начал заикаться Малыш, - т-тогда в-выходит, т-ты м-менял н-носки з-зря!
Карлссон кивнул:
- Теперь-то ты понимаешь, кто самая приставучая бабушка на свете? Твоя бабушка пристает к тебе потому, что это просто необходимо, если внук такой отпетый злодей, как ты. Моя же бабушка - самая приставучая, потому что пристает ко мне совершенно зря. Можешь ты наконец вбить это в свою несчастную черепушку, а?
Но не прошло и минуты, как Карлссон, хохоча во все горло, слегка пихнул Малыша.
- Хейсан-хоппсан, Малыш! - сказал он. - Чихать нам на наших бабушек, давай как следует позабавимся! Я так думаю!
- Хейсан-хоппсан, Карлссон! Я тоже так думаю! - согласился Малыш.
- А тебе не подарили новую паровую машину? - деловито поинтересовался Карлссон. - Помнишь, как нам было весело, когда мы взрывали ту, первую? Тебе не подарили новую, чтоб ее взорвать?
Но машину еще не подарили, и Карлссон, похоже, был очень этим недоволен. К счастью, его взгляд упал на пылесос, который позабыла в комнате Малыша мама, когда недавно убирала комнату. Негромко вскрикнув от радости, Карлссон подбежал к пылесосу и включил его.
- Отгадай, кто самый лучший на свете пылесосчик?
И он начал пылесосить изо всех сил.
- Если я не наведу вокруг чистоту, я просто сам не свой, - объявил он. - А всю эту грязь просто необходимо убрать. Какое счастье, что вам достался лучший на свете пылесосчик.
Малыш знал, что мама тщательнейшим образом пропылесосила всю комнату, и сказал об этом Карлссону, но тот лишь презрительно расхохотался.
- Женщины не умеют обращаться с такими машинами, это, пожалуй, всякий знает. Нет, вот как надо! - вскричал Карлссон, принимаясь пылесосить одну из тонких белых занавесок, да так, что она тут же с легким шелестом наполовину въехала в пылесос.
- Ой, прекрати сейчас же! - закричал Малыш. - Занавеска слишком тонкая! Не видишь разве, она всасывается в пылесос… Прекрати сейчас же!
Карлссон пожал плечами.
- Пожалуйста, если тебе хочется жить в грязи и беспорядке! Мне-то что, - сказал он.
Не выключив пылесоса, он начал тянуть и вырывать из него занавеску. Но тот не желал выпускать свою добычу.
- Попробуй только не отдать! - пригрозил пылесосу Карлссон. - Ведь ты имеешь дело с Карлссоном, который живет на крыше, - лучшим перетягивальщиком каната.
Рванув занавеску изо всех сил, он вытащил ее из пылесоса. Но она была уже совсем черная и к тому же немножко рваная.
- О, погляди, на что похожа занавеска, - с несчастным видом сказал Малыш. - Посмотри, она совсем черная!
- Вот-вот, и, по-твоему, такую занавеску не надо пылесосить! Ах ты, маленький грязнуля! - возмутился Карлссон.
Он погладил Малыша по голове.
- Не расстраивайся, из тебя все-таки может выйти отличный парень, хотя ты такой грязнущий. Вообще-то, возьму-ка я да и пропылесосю тебя немного… А может, твоя мама уже сделала это?
- Нет, она, правда-правда, этого не делала, - ответил Малыш.
Тут Карлссон подошел к нему, готовый кинуться на Малыша с пылесосом.
- Да, ох уж эти женщины, - вздохнул он. - Пропылесосить всю комнату и забыть самую грязную вещь на свете! Давай-ка начнем с ушей!
Малыша никогда раньше не пылесосили, но теперь он понял, что это такое: ему было так щекотно, что он хохотал во все горло. Карлссон пылесосил его исключительно аккуратно - и уши, и волосы, и вокруг шеи, и под мышками, и на спине, и на животе, пропылесосил он и ноги, вплоть до самых ступней.
- Вот это и называется "генеральная уборка", - заявил Карлссон.
- Если бы ты знал, как мне щекотно! - сказал Малыш.
- Да, за это тебе нужно бы заплатить мне особо, - потребовал Карлссон.
Потом Малышу захотелось устроить "генеральную уборку" Карлссона.
- Чур, теперь мой черед! Иди сюда, я буду пылесосить твои уши!
- Незачем, - осадил его Карлссон. - Ведь я мыл их в сентябре прошлого года. Здесь найдется кое-что погрязнее.
Оглядевшись по сторонам, он обнаружил на столе почтовую марку Малыша.
- Всякие бумажки валяются у тебя повсюду и засоряют комнату! - сказал он.
Не успел Малыш помешать, как он всосал Красную Шапочку в пылесос.
Малыш пришел в страшное отчаяние.
- Моя марка! - завопил он. - Пылесос засосал Красную Шапочку, этого я тебе никогда не прощу!
Карлссон выключил пылесос и сложил руки на груди.
- Прости! - попросил он. - Прости этого маленького человечка за то, что он добрый, услужливый и чистоплотный, за то, что он хочет сделать все, что в его силах. Прости его за это!
Казалось, он вот-вот заплачет!
- Ничего не поделаешь, - дрожащим голосом сказал он. - Все равно никогда никакой благодарности не услышишь… Кругом только ругань да ругань!
- О! - воскликнул Малыш. - О, не огорчайся! Но понимаешь, Красная Шапочка…
- Это что еще за дряхлая красная шапочка, про которую ты тявкаешь? - спросил Карлссон.
Он уже не плакал.
- Ну та, что нарисована на марке. А это моя самая лучшая почтовая марка.
Карлссон молча стоял, погруженный в раздумья. Но вдруг глаза его заблестели, и он лукаво улыбнулся.
- Отгадай, кто самый лучший на свете выдумывальщик игр? И отгадай, в какую игру мы станем играть? В Красную Шапочку и Серого Волка! Мы вообразим, будто пылесос - это Серый Волк, а я охотник, который приходит и вспарывает ему брюхо, и раз - бах, оттуда вылезает Красная Шапочка.
Он стал усердно озираться по сторонам.
- Нет ли у тебя где-нибудь топора? Такие вот пылесосы - твердые, как железо!
Топора у Малыша не было, и он очень этому обрадовался.
- Можно ведь открыть пылесос и сделать вид, будто вспарываешь брюхо Серому Волку.
- Если хочешь схалтурить, тогда да, - важно рассуждал Карлссон, - но это не в моих правилах так поступать, когда я вспарываю брюхо волкам. И поскольку в этом жалком доме нет самого необходимого, придется нам, верно, только сделать вид…
Он кинулся животом на пылесос и стал кусать ручку.
- Дурак! - кричал он. - Зачем ты проглотил Красную Шапочку?
Малыш подумал, что Карлссон еще не вышел из детского возраста, если играет в такие детские игры, но все равно смотреть на это было забавно.
- Без паники, малютка Красная Шапочка! - орал Карлссон. - Надевай свою шапку и галоши, потому что сейчас ты у меня выйдешь на волю!
И в ту же минуту Карлссон открыл пылесос, а все содержимое его вывалил на ковер. Получилась огромная серая куча отвратительной пыли.
- Ой, тебе надо было вывалить это все в бумажный мешок, - расстроился Малыш.
- В бумажный мешок… так написано в сказке, да? - спросил Карлссон. - Там написано, что охотник вспорол брюхо Волку и вывалил Красную Шапочку в бумажный мешок? Разве так там написано?
- Не-а, - ответил Малыш, - ясное дело, нет…
- Ну и молчи тогда! - распорядился Карлссон. - Попробуй только выдумать что-нибудь, чего нет в сказке! Я тогда с тобой не играю!
Больше ему ничего не удалось произнести, потому что от окна потянуло сквозняком и метнувшаяся с пола куча пыли ударила ему в нос.
Он чихнул. Чихнул прямо в кучу пыли. Крохотный кусочек бумаги взлетел и опустился у ног Малыша.
- Погляди, это Красная Шапочка! - закричал Малыш, поспешно поднимая маленькую запыленную марку.
- Вот как я работаю всегда, - с довольным видом сказал Карлссон. - Стоит мне только чихнуть, - и все уже в порядке! Может, хватит скандалить из-за Красной Шапочки!
Малыш, ужасно радуясь, смахнул пыль со своей любимой марки. Тут Карлссон снова чихнул - и целая туча пыли вновь взметнулась с пола.
- Отгадай, кто самый лучший чихальщик на свете? - спросил Карлссон. - Стоит мне чихнуть, и вся пыль снова уляжется на пол. Подожди, сейчас увидишь!
Но Малыш уже ничего не слышал. Теперь ему хотелось только одного: наклеить в альбом свою марку.
А посреди тучи пыли стоял Карлссон и самозабвенно чихал. Он чихал и чихал, а когда начихался вволю, почти вся куча пыли была сметена с пола.
- Видишь, и никакого бумажного мешка не надо, - сказал Карлссон. - Теперь вся пыль лежит на своих обычных местах. Главное для меня - порядок во всем. Если я не наведу вокруг чистоту, я просто сам не свой!
Но Малыш смотрел только на свою почтовую марку. Наконец-то он ее наклеил! Какая она красивая!
- Может, пропылесосить тебе уши еще раз? - заботливо спросил Карлссон. - Ты ведь ни фига не слышишь!
- Что ты сказал? - спросил Малыш.
- Ну, я сказал: уж не думаешь ли ты, что только я один должен изнурять себя работой, пока не натру на руках мозоли. Я ведь без конца убирал твою комнату. Так, может, тебя не очень затруднит слетать со мной на крышу и прибрать мою?
Малыш отшвырнул альбом с марками в сторону. Слетать наверх на крышу… Ни о чем в мире он больше не мечтал! Всего один-единственный раз он был там наверху, у Карлссона, в его маленьком домике на крыше. В тот раз мама устроила ему веселенькую жизнь и вызвала целый пожарный корпус, чтобы снять его оттуда.
Правда, это было давно, и теперь он гораздо старше; он - уже большой мальчик и может вскарабкаться на какую угодно крышу. Хорошо бы знать, понимает ли это мама? Однако спросить у нее разрешения он не мог, так как ее не было дома. А может, лучше и не спрашивать?
- Ну как, летишь со мной? - спросил Карлссон.
Малыш еще раз подумал.
- А если ты уронишь меня во время полета? - спросил он.
Видно было, что Карлссона это ничуть не испугало.
- Подумаешь, - сказал он. - На свете ведь так много детей! Одним ребенком больше, одним меньше, разница невелика. Пустяки! Дело житейское!
- Я тебе - не дело житейское, и если я свалюсь…
- Без паники! - сказал Карлссон, погладив его по голове. - Ты не свалишься вниз. Я буду держать тебя так же крепко, как держит меня моя бабушка. Правда, ты всего-навсего маленький грязный мальчишка. Но все-таки ты мне по душе. Особенно после того, как выдержал генеральную уборку и все прочее. - И он еще раз погладил Малыша. - Да, чудно, но ты мне все-таки по душе, хотя ты всего-навсего маленький глупый мальчишка! Вот подожди, прилетим на крышу и я обниму тебя так крепко, что у тебя посинеет лицо. Не беспокойся, я обниму тебя не хуже моей бабушки!
Он нажал кнопку на животе, моторчик включился, и Карлссон крепко обхватил руками Малыша. Вылетев в окно, они оказались в небесной синеве. Разорванная занавеска медленно колыхалась, словно хотела сказать им "до свидания".
ДОМА У КАРЛССОНА
Маленькие домики, примостившиеся на крыше, бывают по-настоящему уютны, особенно такие, как домик Карлссона. В домике Карлссона - окна с зелеными ставенками, есть и маленькое крылечко, а может, это мостки, на которых так замечательно удобно сидеть. Там можно сидеть по вечерам и глядеть на звезды или днем - попивать сок, заедая его пряниками. Если, конечно, они у тебя есть. Ночью там можно спать, если в домике слишком жарко, а утром, когда проснешься, можно увидеть, как вдалеке, в Эстермальме, над крышами домов восходит солнце. Да, это в самом деле очень уютный домик, так удачно примостившийся между дымовой трубой и глухой стеной, что он едва заметен. Если только, разумеется, не угораздит тебя наткнуться на него прямо за дымовой трубой. Но по крыше редко кто ходит.
- Здесь наверху все совсем по-другому! - воскликнул Малыш, когда Карлссон опустился вместе с ним на крылечко домика.
- Да, к счастью, - ответил Карлссон.
Малыш огляделся по сторонам.
- Сколько тут всяких крыш и разных разностей, - сказал он.
- Много километров крыш, - уточнил Карлссон, - по которым можно гулять и озорничать сколько влезет.
- А ты думаешь, мы тут тоже будем озорничать? - живо спросил Малыш.
Он вспомнил, как интересно было в прошлый раз, когда они с Карлссоном озорничали на этой крыше.
Но Карлссон строго посмотрел на него:
- Отлыниваешь от уборки, да? Сначала я чуть не надорвался, пытаясь навести у тебя хоть какой-нибудь порядок, чтобы тебе после всего этого разгуливать тут и озорничать весь остаток дня. Ты на это рассчитывал?
Малыш вообще ни на что не рассчитывал.
- Я охотно помогу тебе убрать домик, если это нужно, - сказал он.
- Ну хорошо, - согласился Карлссон.
Он открыл дверь, и Малыш вошел в домик самого лучшего в мире Карлссона.
- Пожалуйста, - снова повторил Малыш, - раз нужно, то…
Тут он смолк на некоторое время и застыл на месте, между тем как глаза его становились все больше и больше от удивления.
- …раз нужно, то… - наконец вымолвил он. В домике Карлссона была всего одна комнатка. В этой комнатке стоял верстак, чтоб и строгать на нем, и есть, и ставить туда разные штучки-дрючки. И еще был там диванчик, чтобы и спать на нем, и прыгать до одури, и прятать в нем вещи. А еще два стула, чтобы на них сидеть, и ставить на них разные предметы, и залезать на них, если нужно что-нибудь запихнуть в шкаф. Но это все равно не получилось бы, потому что шкаф и без того был битком набит вещами, которые не могли стоять на полу или висеть на гвоздях, вбитых в стены, потому что там и без того было множество других предметов и вещей… огромное множество! Был там у Карлссона и открытый очаг со всякой кухонной утварью, расставленной по краям железной решетки, на которой можно готовить еду. Наверху, на кухонной полке, также виднелось множество всяких штучек-дрючек. А вот на потолке не висело почти ничего. Разве что коловорот и мешочек орехов, да пугач и клещи, да пара домашних туфель, и еще рубанок, и еще ночная рубашка Карлссона, и мочалка для мытья посуды, да кочерга и маленький чемоданчик, да еще мешочек сушеных вишен… А больше ничего.
Малыш долго-долго молча стоял на пороге, оглядываясь по сторонам.
- Ну что, съел? Язык проглотил? Здесь немало вещей, не то что у тебя внизу; там едва ли найдется хотя бы несколько.
- Да, правда, вещи здесь есть, - согласился Малыш. - Понятно, что тебе хочется заняться уборкой.
Карлссон бросился на диванчик и удобно там разлегся.
- Ошибаешься, - сказал он. - Я вовсе не хочу заняться уборкой. Этого хочешь ты… после того как я положил столько трудов у тебя внизу. А то нет?
- Ты что, совсем мне не поможешь? - удивился обеспокоенный Малыш.
Карлссон облокотился на подушку и замурлыкал так, как мурлыкают кошки, со всеми удобствами развалившись на диване.