Карлссон, который живет на крыше (Пер. Л. Брауде и Н. Белякова) - Линдгрен Астрид 18 стр.


Все семейство - разумеется, кроме Малыша - считало, что Карлссон - самая несносная, самая взбалмошная, самая избалованная, самая наглая и вороватая тварь, какая только есть на свете. Но в последнее время все они начали понемногу привыкать к нему. Карлссон им уже почти что нравился, а самое главное - они поняли: Малышу он нужен. Ведь Буссе и Беттан были гораздо старше Малыша, а ему был нужен друг, раз у него не было брата или сестры такого же возраста. Правда, у него была собственная собака, удивительное существо по кличке Бимбо, но даже этого было мало - Малышу нужен был Карлссон.

- Мне кажется, что и Карлссону тоже нужен Малыш, - говорила мама.

Но все-таки папа и мама с самого начала хотели, чтобы существование Карлссона было обставлено как можно большей тайной. Они понимали, какой поднимется шум, если, например, о нем узнают на телевидении или еженедельные газеты начнут писать статьи типа: "Карлссон у себя дома".

- Ха-ха-ха! - воскликнул однажды Буссе. - Вот был бы смех, если бы довелось увидеть Карлссона в "Журнале недели" нюхающим букет алых роз в гостиной или где-нибудь еще.

- Ну и дурак же ты! - сказал тогда Малыш. - У Карлссона нет гостиной. У него есть только одна маленькая неприбранная комнатушка, и никаких роз там нет.

Буссе тоже это знал. И он, и Беттан, и мама, и папа однажды - всего один только раз - были на крыше и осмотрели домик Карлссона. Они влезли на крышу через чердачный люк, которым пользовался трубочист, и Малыш показал им домик Карлссона за трубой, совсем рядом с брандмауэром соседнего дома. Мама чуточку испугалась, когда поднялась на крышу и увидела оттуда улицу. У нее слегка закружилась голова, и ей пришлось схватиться за трубу.

- Малыш, обещай мне, что никогда не поднимешься сюда один, - сказала она.

Прежде чем обещать, Малыш немного подумал.

- Ладно, - под конец сказал он, - я никогда не поднимусь сюда один… хотя я, быть может, иногда прилечу сюда с Карлссоном, - немного погодя совсем тихо добавил он.

Если мама не слыхала эти слова, пусть винит себя. Да и вообще, как она могла даже требовать, чтобы Малыш никогда не навещал Карлссона, Она, верно, никакого понятия не имела о том, до чего весело может быть в маленькой неприбранной комнатушке Карлссона, где столько разных штучек-дрючек.

"Но теперь, ясное дело, все кончится, - с горечью подумал Малыш, - а все из-за этих дурацких журналистов".

- Скажи Карлссону, пусть остерегается, - сказал папа. - Ему надо на некоторое время прекратить свои полеты по округе. Вы можете играть в твоей комнате, где никто его не увидит.

- Но если он начнет буйствовать, я выставлю его вон, - предупредила мама.

Она поставила Малышу тарелку с кашей на кухонный столик, а Бимбо тоже положили немного каши в его плошку. Папа попрощался и ушел в свою контору. И тут выяснилось, что маме тоже надо пойти в город.

- Я только сбегаю в туристское бюро узнать, не предложат ли нам какую-нибудь интересную поездку. Ведь у папы скоро отпуск, - сказала она, поцеловав Малыша. - Я быстренько вернусь.

И Малыш остался один. Один с Бимбо, со своей кашей и со своими мыслями. И с газетой. Она лежала рядом на столике, и время от времени он искоса заглядывал в нее. Под статьей о Карлссоне была красивая фотография большого белого парохода, который прибыл с визитом в Стокгольм и стоял теперь на якоре в Стрёммене. Малыш смотрел на пароход. О, как он был красив! Малыш охотно поглядел бы на такой пароход и поплавал бы на нем по морю!

Он пытался смотреть только на пароход, но взгляд его все время устремлялся к этому противному заголовку:

ЛЕТАЮЩИЙ БОЧОНОК ИЛИ ЧТО-ТО ДРУГОЕ?

Малыш в самом деле был огорчен. Ему нужно было как можно скорее поговорить с Карлссоном, хотя и не стоило его сильно пугать. Кто знает, вдруг Карлссон возьмет да и улетит и никогда больше не вернется. Малыш вздохнул. Затем нехотя сунул в рот ложку каши. Не глотая эту кашу, а как бы пробуя, он держал ее за щекой. Малыш был маленький, худенький мальчик с плохим аппетитом - таких ведь на свете немало!

Он вечно сидел, ковыряясь в тарелке. Чтобы поесть, ему нужна была целая вечность.

"А из всей еды каша - особенно невкусная, - думал Малыш. - Может, она станет немного вкуснее, если посыпать ее сахаром?" Он взял сахарницу, но в тот же миг услышал жужжание моторчика под кухонным окном и - ж-ж-ж-ж - в кухню влетел Карлссон.

- Хейсан-хоппсан, Малыш! - воскликнул он. - Кто твой лучший друг на свете? Отгадай! И почему он прилетает именно сейчас? Отгадай-ка!

Малыш быстро проглотил кашу, которую держал за щекой.

- Мой лучший друг на свете - это ты, Карлссон! А почему ты прилетел именно сейчас?

- Отгадай с трех раз! - сказал Карлссон. - Потому что я скучал по тебе, маленький глупый мальчишка. Или потому, что меня угораздило залететь сюда по ошибке, а, собственно говоря, мне надо было облететь вокруг Кунгстрэдгордена, или же потому, что я почувствовал запах каши! Отгадай-ка! Это только от тебя и требуется.

Лицо Малыша просветлело от радости.

- Потому, что ты скучал по мне? - робко попытался отгадать он.

- А вот и нет! - возразил Карлссон. - И на Кунгсан мне вовсе не надо было, так что нечего тебе и гадать.

"Кунгсан, - подумал Малыш, - о, туда Карлссону абсолютно нельзя летать, да и ни в какие другие места, где полным-полно народа. Его могут там увидеть, это надо ему наконец объяснить!"

- Послушай-ка, Карлссон, - начал было Малыш, но тут же замолчал, потому что внезапно увидел: вид у Карлссона - недовольный. Он угрюмо смотрел на Малыша и строил гримасы.

- Прилетаешь сюда голодный как волк, - сказал он, - а кое-кому ставят стул и тарелку на стол, повязывают нагрудничек, как младенцу. И накладывают целую гору каши, и говорят, что надо съесть ложечку за маму, ложечку за папу, ложечку за тетю Августу…

- А кто такая тетя Августа? - с любопытством спросил Малыш.

- Понятия не имею, - ответил Карлссон.

- Ну тогда, верно, нечего тебе и есть за ее здоровье, - сказал, расхохотавшись, Малыш.

Но Карлссон не смеялся.

- Вот как! И это говоришь ты! Значит, по-твоему, надо умирать с голоду только потому, что тебе не довелось узнать всех теток на свете, которые, может, сидят себе и киснут где-нибудь в Тумбе или Тутарюде, или еще где-нибудь.

Малыш поспешно вытащил тарелку и предложил Карлссону самому взять себе каши из кастрюли. По-прежнему чуть угрюмый, Карлссон стал накладывать себе кашу. Он черпал и черпал из кастрюли, а под конец указательным пальцем стал скрести дочиста вдоль краев, чтобы там уже ничего не оставалось.

- Золотая у тебя мамочка, - сказал Карлссон, - жаль только, что она такая ужасная скупердяйка. Много каши ел я в своей жизни, но никогда мне не давали ее так мало.

Высыпав всю сахарницу себе в кашу, он принялся за еду. Несколько минут на кухне слышалось лишь чавкание, которое раздается, когда кто-нибудь с невероятной быстротой ест кашу.

- К сожалению, на ложечку, чтобы съесть ее за тетю Августу, каши не хватило, - сказал Карлссон, вытирая рот. - Но я вижу, что здесь есть еще булочки! Без паники, только без паники, милая тетя Августа, сиди себе преспокойно в своей Тумбе; а я вместо каши могу слопать за твое здоровье пару булочек. А может, три… или четыре… или пять!

Пока Карлссон ел булочки, Малыш сидел и ломал голову над тем, как лучше всего предупредить Карлссона. "Может, дать ему самому прочитать статью", - подумал Малыш и, чуть колеблясь, протянул статью Карлссону.

- Взгляни на первую страницу, - мрачно сказал он.

И Карлссон так и сделал. С большим интересом взглянул он на первую страницу, а потом приложил маленький пухленький указательный палец прямо к фотографии белого парохода.

- Ай! Ай! Вот снова корабль, который перевернулся, - сказал он. - Одни беды и несчастья! Беды и несчастья!

- Фу, ведь ты держишь газету вверх ногами, - сказал Малыш.

Он уже давно подозревал, что Карлссон не очень-то хорошо умеет читать. Но Малыш был добрый и отзывчивый и не хотел никого огорчать, а меньше всего Карлссона. Поэтому он не сказал: "Ха-ха! Ты не умеешь читать!", а только перевернул газету с фотографией парохода правильно, так, чтобы Карлссон мог увидеть: никакого несчастья с пароходом не случилось.

- Но здесь написано о других бедах и несчастьях, - сказал Малыш, - послушай, ты должен послушать!

И он прочитал Карлссону вслух о летающем бочонке и маленьком ужасном шпионе, которого следует поймать, и о вознаграждении, и обо всем, обо всем.

"Дело только за тем, чтобы доставить его в редакцию нашей газеты и получить деньги", - заключил он и вздохнул.

Но Карлссон, вместо того чтобы вздыхать, начал ликовать.

- Ха-ха! - закричал он и несколько раз весело и усердно подпрыгнул. - Ха-ха! Маленький ужасный шпион все равно что пойман. Звони в редакцию газеты и скажи, что я доставлю этот бочонок уже после полудня!

- Что ты собираешься делать? - испуганно спросил Малыш.

- Лучший на свете ловильщик шпионов! Отгадай, кто это? - спросил Карлссон, гордо указывая на себя. - Нижеподписавшийся Карлссон - вот кто! Когда я примчусь с моей огромной мухоловкой! А если этот маленький, ужасный шпион будет летать по всему Васастану, я поймаю его еще до вечера в мухоловку, будь спокоен… а вообще-то, есть у тебя какой-нибудь чемодан, куда могут поместиться эти десять тысяч?

Малыш снова вздохнул. Похоже, будет еще труднее, чем он думал. Ведь Карлссон ничего не понял.

- Милый Карлссон, неужели ты так и не понимаешь, что летающий бочонок - это ты, они хотят поймать тебя, понял?!

Карлссон прямо-таки захлебнулся от восторга и подпрыгнул. В горле у него что-то булькнуло, словно он внезапно поперхнулся.

- Летающий бочонок! - заорал он. - Ты называешь меня летающим бочонком! И после этого я должен быть твоим лучшим другом! Фу!

Он потянулся, желая, по возможности, стать чуточку длиннее, и одновременно изо всех сил постарался втянуть живот.

- Ты, может, не обратил внимание, - высокомерно сказал он, - что я - красивый, весь такой умный, в меру упитанный мужчина в цвете лет! Может, ты этого не заметил, а?

- Конечно, Карлссон, конечно, Карлссон, - запинаясь произнес Малыш. - Но я ведь не виноват в том, что они пишут в газетах. Это они тебя имеют в виду, можешь не сомневаться.

Карлссон сердился все больше и больше.

- "Дело только за тем, чтобы доставить этот предмет в редакцию газеты!.." - горько вскричал он. - Предмет! - орал он. - Кто-то называет меня предметом! Да я так дам ему между глаз, что у него нос отвалится!

Он сделал несколько мелких, угрожающих прыжков в сторону Малыша. Но этого ему как раз и не следовало делать, потому что теперь разъярился Бимбо. Бимбо не мог позволить, чтобы кто-то так возмутительно рычал на его хозяина.

- Нельзя, Бимбо, на место, не тронь Карлссона! - скомандовал Малыш, и Бимбо отстал.

Он только поворчал немного, давая Карлссону понять, что он о нем думает.

Карлссон отошел от Малыша и сел на скамеечку, мрачный и надутый: сейчас к нему лучше не подходить.

- Раз так, я не играю, - сказал он. - Я больше не играю, раз ты такой зловредный, обзываешь меня "предметом" и науськиваешь на меня своих свирепых ищеек!

Малыш был в отчаянии. Он не знал, что ему делать и как говорить.

- Я ведь не виноват в том, что они пишут в газетах, - пробормотал он.

Он замолчал. Молчал и Карлссон, сидя с надутым видом на своей скамеечке. В кухне стояла удручающая тишина.

И тут Карлссон неожиданно расхохотался. Вскочив со скамеечки, он игриво толкнул Малыша в живот.

- Если я даже и предмет, - сказал он, - то, во всяком случае, - самый лучший на свете. Предмет, который стоит десять тысяч крон, ты подумал об этом?

Малыш тоже начал смеяться. Как здорово, что Карлссон снова повеселел!

- Да, в самом деле, - в полном восторге сказал Малыш, - ты стоишь десять тысяч крон, не многие, верно, столько стоят.

- Никто на всей земле не стоит столько, - заверил его Карлссон. - Такой, например, маленький предмет, такой карапузишко, как ты, больше ста двадцати пяти крон ни за что не стоит! Спорим!

Нажав стартовую кнопку, он ликующе взмыл ввысь и с радостными криками сделал несколько кругов почета вокруг люстры.

- Ха-ха! - кричал он. - Вот летит Карлссон, который стоит десять тысяч крон! Ха-ха!

Малыш решил плюнуть на все. Ведь на самом-то деле Карлссон не был шпионом! И полицейские не могут схватить его только за то, что он - Карлссон. Внезапно он понял: ведь мама и папа боялись вовсе не этого. Они, понятное дело, страшились, что Карлссона нельзя будет дольше держать в тайне, если на него начнется охота. Однако Малыш не верил, что Карлссона может постигнуть какая-нибудь беда.

- Ты не бойся, Карлссон! - сказал он ему в утешение. - Они ничего не могут сделать тебе только за то, что ты - есть ты!

- Нет, Карлссоном имеет право быть каждый, - заверил его Карлссон. - Хотя пока что на свете есть всего лишь один-единственный - маленький, хорошенький, в меру упитанный экземпляр.

Они опять перебрались в комнату Малыша, и Карлссон в нетерпеливом ожидании стал оглядываться по сторонам.

- Нет ли у тебя какой-нибудь паровой машины, которую можно взорвать, или чего-нибудь другого, что может здорово грохнуть? "Буду веселиться я с раннего утра…", а иначе я не играю, - указал он.

Но в тот же миг, увидев кулечек, лежавший на столике Малыша, он, словно ястреб, набросился на него.

Мама положила туда кулечек вчера вечером, а в нем лежал большой красивый персик, и этот персик тут же мелькнул в пухленькой ручонке Карлссона.

- Мы можем поделиться, - быстро предложил Малыш.

Он ведь тоже любил персики и понимал, что нельзя медлить, если он хочет получить хотя бы кусочек.

- Охотно, - сказал Карлссон. - Мы поделим так: я возьму персик, а ты кулечек. Тогда тебе достанется самое лучшее, потому что, имея кулечек, можно веселиться и озорничать сколько хочешь.

- Э, нет, спасибо! - отказался Малыш. - Мы разделим персик, а потом, пожалуйста, можешь забирать кулечек.

Карлссон неодобрительно покачал головой.

- Никогда в жизни не видал такого прожорливого мальчишку, - сказал он. - Ну да ладно! Как хочешь!

Чтобы разделить персик пополам, нужен был нож, и Малыш побежал на кухню, принести его. Когда он вернулся с ножом, Карлссона уже не было. Но Малыш внезапно обнаружил, что тот сидел, спрятавшись под столом, и оттуда доносилось усердное чавканье, словно кто-то в безумной спешке доедал сочный персик.

- Послушай-ка, что ты там вообще-то делаешь? - обеспокоенно спросил Малыш.

- Делю персик! - ответил Карлссон.

Послышалось последнее жадное причмокивание, и тут же из-под стола вылез Карлссон; персиковый сок стекал у него с подбородка. Протянув пухлую ручонку к Малышу, он дал ему шероховатую рыжевато-коричневую персиковую косточку.

- Я всегда хочу, чтобы тебе доставалось все самое лучшее, - сказал он. - Если ты посадишь эту косточку, то у тебя вырастет целое персиковое дерево, усеянное персиками. Признайся, что я - самый добрый на свете и даже не скандалю, хотя мне достался всего лишь один-единственный маленький паршивый персик!

Но не успел Малыш в чем-нибудь признаться, как Карлссон ринулся к окну, где в цветочном горшке цвела ярко-розовая герань.

- И раз уж я такой добрый, я помогу тебе посадить это дерево.

- Стой! - закричал Малыш.

Но было поздно. Карлссон уже вырвал из горшка герань с корнем, и не успел Малыш помешать, как он выкинул цветок в окно.

- Ты просто - дурак, - начал было Малыш, но Карлссон не слушал его.

- Целое большое персиковое дерево! Подумай сам! На своем пятидесятилетии ты сможешь каждому предложить на десерт по персику! Разве это не замечательно?

- Да, но еще замечательней будет, когда мама увидит, что ты вырвал и выбросил ее герань, - сказал Малыш. - Подумай сам! А если какому-нибудь старичку на улице она свалилась на голову, как по-твоему, что он скажет?

- Что он скажет? "Спасибо, дорогой Карлссон, - заверил Малыша Карлссон. - Спасибо, дорогой Карлссон, за то, что ты вырвал герань, а не выкинул ее вместе с цветочным горшком… что так понравилось бы чокнутой маме Малыша".

- Вовсе бы ей не понравилось, - запротестовал Малыш, - с чего ты это взял?

Карлссон уже сунул косточку в цветочный горшок и энергично засыпал ее землей.

- Нет, понравилось бы, - возразил Карлссон, - твоей маме только и надо, чтобы герань хорошенько сидела в горшке, тогда она довольна. А то, что это опасно для жизни маленьких старичков, которые плетутся по улице, до этого ей дела нет. "Одним старичком больше, одним меньше - дело житейское, - говорит она, - только бы никто не вырвал с корнем мою герань".

Карлссон пронзительно смотрел на Малыша.

- Ну, а вышвырни я сейчас еще и цветочный горшок, куда бы мы в таком случае посадили персиковое дерево? Ты подумал об этом?

Малыш вообще ни о чем не думал и не мог ничего ответить. Когда Карлссон впадал в такое настроение, беседовать с ним было трудно. Но, к счастью, настроение его менялось каждые четверть часа. Вдруг он издал смешок, напоминавший довольное кудахтанье.

- Кулечек-то у нас остался, - сказал он. - С кулечками можно веселиться как угодно.

Малыш этого прежде вроде бы не замечал.

- А как? - удивился он. - Что можно делать с кулечком?

У Карлссона загорелись глаза.

- Самый колоссальный на свете хлопок! - воскликнул он. - Ха-ха, какой хлопок! Именно это я сейчас и сделаю!

Взяв кулечек, он быстро исчез с ним в ванной комнате. Умирая от любопытства, Малыш последовал за ним. Ему ужасно хотелось знать, как получится самый колоссальный в мире хлопок.

Карлссон стоял, склонившись над ванной, и наполнял кулечек водой из-под крана.

- Ты - дурак, - снова сказал Малыш. - Разве можно наливать воду в бумажный кулечек. Неужели ты этого не понимаешь?!

- Ну и что! - сказал Карлссон, сунув готовый лопнуть пакет под нос Малыша.

Мгновение он подержал его так, чтобы Малыш видел: разумеется, можно наливать воду в бумажный кулечек. Потом он, зажав кулечек в руке, помчался назад в комнату Малыша.

Малыш, терзаемый дурными предчувствиями, ринулся за ним. И в самом деле, Карлссон свесился из окна так, что видны были лишь его пухлый задик и короткие, пухлые ножки.

- Гоп-гоп-тра-ля-ля! - кричал он. - Смотри вниз, потому что сейчас раздастся самый колоссальный в мире хлопок!

- Стоп! - воскликнул Малыш и быстренько высунулся из окна.

- Нет, Карлссон, нет, не надо! - в страхе закричал он.

Назад Дальше