И вдруг молнией мысль сверкнула: а может, предок его о том самом "святом водолазе" спрашивает…
- Значит, всё только начинается, - очень-очень задумчиво проговорил прапрадед, намеком подтвердив неясную догадку Кита. - Завидую я тебе, пацан! Такое увидишь…
- Что?! - спросил Кит, почувствовав мелкий бег мурашек между лопаток.
- Сам не знаю… - так же неясно усмехнулся прапрадед. - Это как тебе нельзя рассказывать нам про твое будущее, так и мне про то, кто когда-нибудь придет к тебе. Только ничему не удивляйся.
- А я и так уже ничему не удивляюсь, - обиженно ответил Кит, ясно поняв и этот намек предка - на то, что про всяких "святых водолазов" лучше не спрашивать.
Тем временем, свечка зажглась, а на столе появились банка тушенки, большой темный чайник, три вилки, три стакана и три кусочка хлеба.
По ходу, Кит успел окинуть взглядом комнатку военных времен. Здесь были сундук, украшенный металлическим плетением, одна решетчатая кровать - видно, Колина, - коврик с оленем над нею, небольшой сервантик, небольшой письменный стол, полочка с книжками над нею и еще фанерная этажерка, тоже до предела загруженная книжками… Была печка-буржуйка с трубой в окно, очень похожая на ту, что Кит видел на барской дачке в 1918-ом… Да, и еще большие часы-ходики на стене тикали, качая маятником. С потолка свисал широкий абажур без лампочки. От этого бесполезного абажура и был отодвинут к окну обеденный стол со скромной скатёрткой.
- Эту убери. - Петр Андреевич отдал свою вилку сыну. - Сейчас наш путешественник должен наестся… А ты подберешь. - И осторожно спросил Кита, осматривавшего комнату: - Вы там, небось, уж повольготнее живете? Отец-то кто у тебя?
- Художник… - почувствовав неловкость, ответил Кит.
- Вон оно как! В интеллигенцию Демидовы подались! - без осуждения хрипло хохотнул прапрадед. - Знаменитый?
- Не очень… - почему-то с облегчением ответил Кит.
- Ну, ничего. Ты-то точно прославишься в будущих веках, - подбодрил его прапрадед. - Налегай, давай, рубай! Ешь, сколько влезет. Надо впрок… А мы свое после победы наверстаем. Точно, сын?
- Ага… - кивнул Коля и гулко сглотнул слюну.
- Извиняй, чай холодный у нас, сейчас не разогреешь, - сказал прапрадед.
Надо прямо и без всякого преувеличения признать: этот скромный ужин военного времени при свечке на сундуке показался Киту куда роскошнее того званого праздничного обеда в помещичьей усадьбе Веледниково - обеда, с которого и началось его, Кита, знакомство с прошлым, так сказать, натурализация в нём! И тушенка с куском жесткого ржаного хлеба показалась Киту куда вкуснее какого-то консоме и последовавшего за ним фаршированного перепела…
Кит честь знал: умял половину и решительно отодвинул банку:
- Всё! Это Коляну… ему витамины нужны.
- Ну?! - вскинул брови Петр Андреевич.
- Ну да… чтобы потомки крепче были.
- С тобой, праправнук, не поспоришь, - оценил прапрадед точный расчет потомка. - Слышь, сын, налетай. А мы с Никитой Андреичем пока делом займемся.
Он тяжело поднялся из-за стола и пошел в другую комнату, жестом предупредив Кита, чтобы за ним не ходил.
Там он возился минут пять, словно что-то на ощупь разыскивал или доставал из каких-то тайников, потому как там тяжело двигалось, а потом постукивало и захлопывалось… Тем временем, Кит запивал холодным чаем изжогу и старался не смотреть, как его прадед по-собачьи смачно уплетает тушенку, скребя вилкой по стенкам консервной банки.
Петр Андреевич вернулся, остановился на пару мгновений, взглянул коротко и строго на обоих своих потомков - ближнего и дальнего - и пошел к сундуку. Он передвинул свечу на середину, грозно сел и поманил к себе Кита.
- Садись, - сказал он Киту, когда тот подошел.
Кит аккуратно сел по другую сторону огня.
- Ну… доставай, - почти торжественно сказал прапрадед.
- Что?! - не понял Кит.
Предок посмотрел на Кита совсем строго. И Кит тут же уразумел: прапрадед знает, что за штуку волей или неволей привез с собой праправнук. Но откуда он это знает?!
Вопрос застрял в горле, и Кит молча достал из внутреннего кармана джинсовой куртки обе половины таинственного браслета, по семейной легенде созданного тем самым предком Кита, который теперь так вот просто сидел рядом с ним, по ту сторону огонька свечи…
- Он самый! Сходится! - явно подавляя волнение, проговорил Петр Андреевич.
- Бать! Мне можно посмотреть? - чуть не захныкал Коля Демидов.
- Оттуда смотри! - отрезал его батя. - А то еще башку оторвет… и не будет у тебя никаких потомков.
И хитро подмигнул Киту.
- А вы как же? - смекнул Коля.
Петр Андреевич ответил сыну так, что тот только рот разинул и оцепенел:
- А нам уже не страшно. Мы тут как в танке…
И тут же велел Киту:
- Надевай… Знаешь как?
- Знаю, - кивнул Кит и произвел с браслетом соответствующую манипуляцию - так, чтобы все-таки Коляну видно было.
- Не сильно работает, да? - по-деловому спросил Петр Андреевич.
- На мне, вообще, никак… - честно признался Кит и как бы в доказательство повертел рукой. - А у папани очень даже не слабо.
- Значит, у папани твоего, художника, работает, - вздохнув взволнованно, проговорил Петр Андреевич и прищурился. - Но у него тоже не в полную силу. Так, побаловаться только, да?
- Ну, как сказать…
Вообще-то, Киту стало обидно за папу: тот ведь уже раз так "побаловался", что весь мир спас, отогнав прочь подземный флот маркшейдера Вольфа… того самого, великого и ужасного Максимилиана Вольфа, который, кстати, должен был приходиться и самому Петру Андреевичу чуть ли не дедом… если, вообще, не отцом! До Кита это только сейчас дошло - и он забыл про всякие обиды. Ведь получалось, что Демидовы - это какая-то "левая" фамилия… и Петр Андреевич должен скрывать жгучую тайну своего происхождения, ведь тот самый маркшейдер Вольф маячит у него прямо за плечами… И это значит… А вдруг Петр Андреевич на самом деле на стороне Вольфа. И Кит оцепенел, не зная, что и подумать!
- Так и скажи, - весомо проговорил Петр Андреевич и…
…и достал из внутреннего кармана пиджака… что?! Точно такие же половины браслета.
Киту совсем жутко стало.
- Это ведь тот же… - выдавил он из себя. - То есть вот этот же, да?
- Точно! - кивнул Петр Андреевич. - Я свою работу за версту узнаю. Другого я не делал.
- Так ведь так нельзя! - простонал Кит, ужасаясь даже не представимым последствиям того, что в одной точке пространства-времени один предмет встретится с собой же, привезенным из будущего.
Петр Андреевич снова вздохнул глубоко и задержал дыхание… а потом шумно выдохнул и покачал головой.
- Когда нельзя, но очень нужно, то можно, - вывел грандиозный вселенский закон Петр Андреевич Демидов. - У нас сейчас исключительное чрезвычайное положение. Меня предупредили, что от этого конец света не случится. Потом-то, в свое время, он, конечно, случится. Но не сейчас. Так что ты не трусь, знай. Считай, это нарочно в разных временах такое предостережение распространяли про то, что нельзя…
- Это те, которые за вами приходили? - рискнул нажать Кит.
- Не за мной, а ко мне, - подняв указательный палец, строго и веско уточнил Петр Андреевич и сверкнул глазами. - Ты особой разницы не видишь, а для нас она есть. И очень большая… Давай руку.
Кит протянул через огонек свечи левую пуку, на запястье которой красовался вроде бы ни чем не примечательный браслетик свинцового оттенка.
Петр Андреевич примерился: одну половинку своего - вроде как "первого" - браслета он поднял над рукой Кита, а другую стал подводить снизу, будто хотел сличить эти половинки с теми, что уже были соединены на руке Никиты.
- Закрой-ка гляделки на всякий случай, - хрипло велел прапрадед и бросил сыну, так и сидевшему у стола: - Тебя тоже касается. Закрой глаза!
Кит повиновался… Несколько мгновений он пробыл в полной тьме и неизвестности.
И вдруг как полыхнет! Как обдаст лицо жаром… И тут же словно раскаленными щипцами схватило запястье! Кит так сразу и вспомнил те жуткие щипцы, что остались на крыше. Он вскрикнул и отдернул руку.
- Село! - услышал он радостный и взволнованный, опять же, с прокуренной хрипотцою, шепот прапрадеда. - Теперь гляди.
Кит открыл глаза. Запястье еще пощипывало, но боль от ожога быстро затихала…
Она, боль, словно проникала в глубину запястья, остывая и щекоча саму кость. А никакого браслета на руке не осталось! На его месте виднелся только красноватый ободок. И он щипал.
- А где… - недоуменно пробормотал Кит.
Вид Петра Андреевича - лицо его и не только - поразили Кита. Лицо прапрадеда краснело так же, как и обод ожога на руке Кита, лоб весь был усеян крупными каплями пота. Одна капля, собирая по пути другие, уже катилась к переносице, а еще одна, поблескивая, - по виску. И весь Петр Андреевич как бы подрагивал вместе с пламенем свечи.
- Ловкость рук и никакого мошенничества! - отчаянно весело, как сапер на минном поле, смахивающий с мины остатки земли и пошучивающий сам с собою, проговорил Петр Андреевич, показал и потер руки.
Руки его тоже подрагивали.
- Он теперь внутри… в тебе… в руке твоей. Я в институтах не учился, я ученых объяснений этих чудес в решете не знаю. Мне говорили… про какую-то "чёрную дыру". Вот это и есть вроде того: при соединении одного и того же предмета из разных времен… да не простой болванки, а вот такого, какой сделал я… всё его вещество устремляется к центру, в точку… и там преображается, что ли… Я-то что, я ведь простым пролетарием на фабрике патефонных игл честно тружусь… Еще до революции пацаном начинал. И вон как с Гражданской без важной части тела вернулся, так туда же…
- Патефонных игл?! - изумился Кит.
- А что… Тоже важный труд, - гордо ухмыльнулся Петр Андреевич. - Без него, без иголок моих народу и не потанцевать. А вот когда победим, тогда-то уж потанцуем, попляшем в волю! Все патефоны запустим!
Грандиозная… но еще более таинственная и необъяснимая картина мира стала складываться в голове у Кита, в его нейронах-крокозябрях… И оседала волнением в его невидимой и недоказуемой душе.
Как в той сказке: иголка в яйце, яйцо в утке, утка в сундуке… Так и с "граммофонами времени". Выходило, что дело не столько в особом преобразователе звуковых волн, который придумал великий изобретатель князь Януарий Веледницкий. Выходило другое: что и тут ничего бы не срослось без таинственного таланта клана-рода Демидовых воздействовать на вещество. Знал ли князь Януарий, что граммофонные и патефонные иглы, необходимые для путешествий во времени, проходили через руки простого… да совсем не простого пролетария Петра Демидова?!
- Бать, посмотреть-то можно теперь?! - прямо взвыл Коля Демидов.
- Ну, подходи. Хоть и не поймешь, - пренебрежительно позвал сына Петр Андреевич.
Коля подбежал со стулом. Кит показал ему ожог-браслет на запястье.
- ЗЭкано! - восхитился прадед.
- Ты теперь осторожней, левой-то рукой, - опасливо покосившись, предупредил Петр Андреевич… и снова повертел грозными рабочими ручищами. - Мои-то, вон, только вилки да ложки без трудов и усилий гнули… А ты теперь одной левой можешь больших бед натворить, коли с силой не совладаешь. Береги для дела… когда скажут.
- Ложки гнули? Как Ури Геллер? - Догадки Кита складывались одна за другой.
- Фокусник, что ли? - нахмурившись, спросил Петр Андреевич. - Имя какое-то цирковое…
- Типа того, - кивнул Кит.
- Только у меня без всяких фокусов получалось, - словно оправдываясь, ответил Петр Андреевич. - Так и знай. Я за деньги не выступал никогда. Совсем таился. Я еще до революции к одному батюшке… попу то есть ходил, он меня отчитывал, думал, что бес во мне есть, он и гнёт гвозди да вилки. А потом сказал, что это просто дар особый с рождения. Не от беса, как пить дать. Для особой надобности. А пока иглы свои точи - и довольно. Тогда простится. Мы такого рода… что ж теперь поделаешь. Поп-то мне так и сказал тогда: полезешь на люди, в цирк, на целковые разменяешь небезопасный дар свой, тогда точно - бес в тебе, и это он тобой водит.
- Ты, бать, в Бога, что ли, веришь? - с удивлением спросил Коля, похоже, впервые узнавая об отце много всего, ночь чудес и откровений у них с батей случилась.
- Так это было еще до того, как партия большевиков порядок в нашенской части света навела и Бога отменила. Я тогда еще не старше тебя был, - почему-то охрип Петр Андреевич еще сильнее, хотя говорил все тише и тише, и вдруг прикрикнул на отпрыска: - На ус наматывай, а рот на замок.
- Не сомневайся, батя, - выгнул грудь колесом Коля Демидов. - Как в могиле, бать!
- "Не сомневайся", - хмыкнул Петр Андреевич. - Я-то не сомневаюсь, пока ты просто по крышам скачешь… А теперь выйди-ка. Постой на шухере. А в могилу рано, запомни. Тебе еще вот деда Никитиного родить надо.
Про то, что рано в могилу, - завет отца Коля Демидов выполнит.
Конечно, прадед был рад постоять для своих в темноте на шухере, но он медлил. Видно было: опасается, что еще что-нибудь интересное пропустит, чудо какое-нибудь.
- Иди-иди, на фокус-покус позовем, - сомнительно пообещал батя. - Нам не столько глаза, сколько чужие уши ни к чему. Глазам теперь-то мало кто верит.
- Так, может, в ту комнату вам… - догадливо посоветовал Коля.
Отец только сверкнул на сына глазами - и тот сразу выскочил из комнаты в коридор.
Петр Андреевич пододвинулся ближе к потомку и стал мощными своими пальцами, вернее жесткими ногтями выбивать дробь на крышке сундука… а сам заговорил.
- Я ведь только по-настоящему и поверил, что это - ты, когда браслетка села… а не рванула тут так, как фугаска… Хотя оно понятно, что рвануть не могло, раз ты из будущего прибыл, такая ведь у времени хитрая арифметика, да? - горячо зашептал прапрадед прямо Киту в лицо, давя табачным перегаром.
Кит догадался: покраснел и вспотел прапрадед, и потряхивало его по одной причине - от волнения и даже пережитого ужаса - а вдруг все-таки аннигилирует, иным словом, рванёт на всю Солнечную систему! - а вовсе не от прошлой выпивки, не было ее… Это - во-первых. А во-вторых, барабанил он звонко по сундуку для того, чтобы создавать звуковые помехи. Значит, перестал бояться одного, а начал страшиться другого. Но желание узнать что-то важное было сильнее страха.
- Типа того, - кивнул Кит.
- У тебя-то еще впереди большие дела. Может, и не увидимся больше, - теперь от напряжения и волнения лишь подрагивая веками и покашливая, шептал прапрадед. - О будущем тебя не спрашиваю. Главное про него - и так понятно, слава Богу. Но о прошлом, может, скажешь пару слов, чтоб мне, инвалиду, не томиться? Может, знаешь что-нибудь… Но коли и тебе сказали, что - военный секрет, то так и скажи. Как-нибудь перетерплю до смерти. Мы-то, как умрем, так и всё узнаем там, а?
- Я и сам мало знаю, - ответил Кит, покусав губы, когда предок напирал на него, допытываясь…
Ему самому страшно хотелось допытаться, кто же всё-таки приходил к предку, из какой реальности.
- Но откуда мы родом, откуда мы такие взялись, тебе уже известно? - прямиком спросил Петр Андреевич.
Такая тяжесть легла на сердце Киту! Не говорить же прямо сейчас, весной сорок второго года, предку - простому москвичу, рабочему человеку с редким даром, - что по отцовской линии… то есть чуть ли отец его родной - не кто иной как, быть может, самый злодейский на свете немец… ну, после Гитлера и прочих страшных гадов в мундирах с черепами и молниями.
- Ну, вроде бы мы от какого-то… типа, великого изобретателя, - неуверенно проговорил Кит. - Только он скрывался от всех. У него самый большой… ну это, талант был, и он боялся, что его заставят создавать оружие. Какое-нибудь самое страшное.
- Так это мне знакомо, - с облегчением заметил дед и даже немного отстранился от Кита, как будто был очень доволен его ответом. - Только скрыться некуда, далеко не убежишь…
Он подумал немного… и стал стучать по сундуку пальцами другой руки, правая устала.
- Чует мое сердце, что я и есть его родной сын, - вдруг с воодушевлением и чуть ли не в полный голос проговорил Петр Андреевич.
Гулко и пугливо бухнуло сердце у Кита, и мурашки пробежали по спине: вот он, что ли, еще один момент истины…
- Я ведь подкидышем рос, - признался Петр Андреевич. - Меня ведь подкинули, вообрази, прямо на паровоз под парами… да, отцу моему новому Андрею Никифорычу. Машинистом он был… С запиской какой-то загадочной… и, подумай, с пачкой ассигнаций, тех еще. Это ж в самом конце еще прошлого века случилось, в последний год… вот считай когда. И от Москвы далече. Под Ревелем. Это уж мне отец на смертном одре признался. А только, что в той записке было, и почему он меня в приют не отдал, так и не открыл… Правда, они до меня с матерью бездетными были. И деньги потом из разных мест долгое время приходили… я уж вырос на них. Видать, от того изобретателя, как разумеешь?
- Наверно, от него, - кивнул Кит и не выдержал. - У нас еще легенда есть…
Кит замолк, заколебался…
- Ну! - строго велел прапрадед.
Теперь Кит наклонился ближе к недальнему родичу, сглотнул всухую и сказал:
- Вроде из Германии он родом был…
Петр Андреевич совсем не удивился и не отшатнулся. Только собрался весь, свел брови.
- Так и думал, - мрачно и мужественно кивнул он. - Вот оно. Сходится. Немец, значит… Только матери потом копились одна за другую наши, да?
И вздохнул, опустил плечи.
- Ох, какая война у нас, Никита… - с болью вздохнул он. - Ох, какая большая. Тройная война!
- Как это, "тройная"?! - изумился Кит.
- Одна вот здесь. Сам видишь. Огромная. Народная… с немцами нынешними бьемся, - железно чеканил Петр Андреевич. - И нам с тобой - это особо тяжкий груз. А другая-то - еще огромнее… хоть, может, без таких страданий и крови, как ныне… да только огромнее, понимай как знаешь. Там она вся! В ней, как понимаю, смысл и судьба не то, что страны нашей… и даже шара земного, а всего мироздания решается.
И обоими указательными пальцами указал вверх и немного в стороны, как бы охватывая этим простым углом весь невидимый сейчас небосвод.
- …и разобраться в ней, кто враг, а кто свой, немыслимо живому человеку, никакого размаха ума не хватит, - добавил Петр Андреевич, поводил взглядом по дощатому потолку, словно выискивая что-то, и шумно, безнадежно выдохнул.
Там, на потолке, как бы секретничали огромные тени прапрадеда и праправнука…
- Это точно, - искренне и безоговорочно согласился Кит.
- …Не разберешься, пока в третьей войне врага не отыщешь и не победишь его, - подкинул предок новую загадку.
- Это какого? - осторожно спросил Кит, видя, что прапрадед ждет вопроса.
- Какого - сам должен определить, - вроде как и не ответил прапрадед, хотя и сказал свои слова очень веско. - А война-то эта - здесь.