- Знаю, - ответил дядюшка с обычной грустной улыбкой, пересекая черту смерти. - Уже кого-нибудь отправили?
- Пока вроде нет. Но я предупредил!
Дядюшка открыл дверь и вошел в опочивальню. У окна, приникнув лицом к стеклу, стояла принцесса. Подушки и покрывала были разбросаны по полу. Пуфики и скамеечки валялись, перевернутые вверх тормашками. Принцесса стояла в любимой ночной рубашке с синими, в цвет глаз, дракончиками. Она ее берегла, надевала нечасто, и все это значило, что принцесса была в полном нерасположении духа. Сегодня от дядюшки потребуется максимум выдержки и хладнокровия.
- Милая девочка, которая разбросала подушки и покрывала и которая перевернула пуфики и скамеечки, еще не оделась.
Дядюшка подошел к девочке и положил руку ей на плечо.
- Дядюшка, я не хочу одеваться. Я хочу завернуться в покрывало и весь день просидеть у окна. Вот у этого.
Она не поворачивала головы, разглядывая пелену дождя за стеклом.
- В какое покрывало хочет завернуться моя милая девочка?
- Ты знаешь, - принцесса вздохнула. - В которое висит у камина. На стене в Верхней зале. Дядюшка, прикажи. Пусть его принесут, и я в него завернусь. А потом пусть принесут чашку горячего шоколада, с булочкой. Я буду сидеть у окна и смотреть в дождь.
- Девочка, боюсь, сейчас ничего не получится. Во всяком случае, до обеда.
- Почему, дядюшка, почему? - Тар-Агне захныкала. - Почему принцесса не может завернуться в покрывало, приказать себе чашку горячего шоколада и посидеть весь день у окна? Такой замечательный дождь. И даже не принцесса, а уже королева. Ведь так, дядюшка? Ты говорил.
- Милая девочка. Покрывало, о котором ты говоришь, на самом деле не покрывало, а династический гобелен. Ему пятьсот лет. Подумай об уважении к своим предкам, которые его берегли. Они не заворачивались в него, и он провисел до сегодняшних дней.
- Вот провисел, и я теперь завернусь! Не заворачивались - значит, им было не холодно и не грустно. Почему я теперь не могу завернуться?
- Потому что в гобелены не заворачиваются, - дядюшка прижал принцессу к себе. - Сейчас мы умоемся, потом мы оденемся, потом прикажем чашку горячего шоколада, потом выйдем на аудиенцию.
- Никуда мы потом не выйдем! - принцесса захныкала еще сильнее. - Опять они будут говорить глупости и грозиться! Вот они надоели! Дядюшка, давай их отправим на плаху.
- Обязательно, моя хорошая. Но только после того, как умоемся, оденемся и позавтракаем.
- Шоколадом с булочкой, - вздохнула Тар-Агне.
Дядюшка отвел девочку в умывальную, где сдал на руки пухлой старушке, которая нянчила девочку с ее первого дня в этом мире. На какое-то время хныканье перемешалось с плеском воды и кряхтеньем насчет гадких зубных порошков, противного мыла (которое всегда лезет в глаза) и тому подобных превратностей жизни, когда умываешься. Перешли из умывальной в каминную, где уже был накрыт к завтраку стол - любимая чашка, любимое блюдце и любимая ложечка. Принесли шоколад в старинной серебряной шоколаднице и булочку, в которую принцесса сразу вонзила жемчужные зубки.
- Какая вкусная булочка! Дядюшка, пусть нашего повара пока не отправляют на плаху. Очень вкусная булочка! - прихлебнув шоколад, принцесса зажмурилась. - Какой вкусный, какой замечательный шоколад! Пусть нашего повара пока не отправляют на плаху, дядюшка.
- Хорошо, моя маленькая. Наш повар варил тебе каши с тех пор, когда ты еще не умела ходить. Он тебя очень любит, и мы не будем его отправлять на плаху.
- Да! - воскликнула девочка. - Пока не будем.
Она с аппетитом жевала булочку и прихлебывала шоколад. Когда с завтраком было покончено, а принцесса вытерла губы и руки, дядюшка приступил к тяжелейшему.
- А сейчас, моя хорошая, нам нужно будет надеть пелерину и выйти к послам.
- Ну-у... - засиявшие во время завтрака глаза угасли. Дядюшке показалось, что в комнате стало темнее, и сердце его сжалось. Он вздохнул сдержанно.
- На улице все равно идет дождь, ты не погуляешь даже во дворике. Даже если мы возьмем зонтик, самый большой зонтик, ты все равно вымокнешь, поверь мне.
- А я не собираюсь гулять и мокнуть, дядюшка, - захныкала принцесса опять. - Ни в садах, ни во дворике. Я хочу сидеть у окошка и смотреть в дождь. Так здорово в дождь сидеть у окошка, и чтобы камин трещал. И с шоколадом, и с булочкой.
- Конечно. И после обеда ты сможешь этим заняться. Но сейчас нам нужно пойти в Приемную залу и послушать, что скажут послы.
- Но ведь после обеда дождь может закончиться, - принцесса заплакала. - А послы подождут, если им что-то нужно.
Единственное, чего дядюшка не переносил, - слез племянницы, хрустальных капель, от которых глаза становились еще синее, еще пронзительнее. Он подошел к ней, обнял за плечи, прижал к себе, повторил:
- Нам нужно пойти в Приемную залу и послушать, что скажут послы.
- Ну пусть, - Тар-Агне шмыгнула носом и утерла кулачком глаза, - пусть тогда мы их послушаем, а потом прикажем отправить на плаху, всех. Ладно, дядюшка?
- Обязательно, моя девочка, - дядюшка мягко вытолкнул принцессу из кресла. - Обязательно.
* * *
В Приемной зале терпеливо ждали. Позолоченные послы расхаживали по сияющему паркету и разглядывали красивый лепной потолок. Рукоятки ятаганов зловеще отсвечивали багряным золотом.
Появилась принцесса. На ней было пышное платье, пелерина, корона с сияющими драгоценностями. Короне было полтысячи лет. В свое время ее сделали именно для таких случаев - когда какому-нибудь не взрослому еще монарху нужно было показать, что он тоже не лыком шит. Этой короной перепользовалось немало предков Тар-Агне, и каждый остался ею доволен. Принцессе она шла особенно: в ней были такие замечательные, такие удивительные сапфиры! И они как раз добывались в том крае, который прибыли отбирать злые послы.
Принцесса, не отвечая на приветственные поклоны, забралась в тронное кресло (надо признать, высоковатое), оправила пелерину, нахохлилась. Вперед выступил главный посол и что-то протараторил, протягивая бумагу, скрепленную огромной печатью.
- Что он сказал, дядюшка, что он сказал? - завертела головой принцесса.
Подошел переводчик.
- Он говорит, чтобы мы отдали им Восточные горы. Нахал, да?
- Ух, какой гадкий! - воскликнула девочка. - А почему? Спроси у него, спроси!
Вопрос был переведен, ответ получен.
- Он говорит, что ваши предки овладели этими территориями незаконно. У него есть все документы, вот они тут... Глупец, да?
- И что они собираются делать? Если мы им не отдадим, Восточные горы? Спроси у него, спроси!
- А что спрашивать, - сказал переводчик презрительно. - Они объявят войну.
- Войну?! - вздрогнула принцесса. - Настоящую?! Спроси у него, сейчас же!
Посол, выслушав вопрос принцессы, сперва озадачился, затем снова затараторил.
- Нет, каков негодяй! - переводчик схватился за голову.
- Что он сказал, что он сказал?
- Он говорит, что у наших восточных границ уже сосредоточено войско. Огромное войско, несколько миллионов человек с ятаганами.
- Замолчи, замолчи, замолчи! - закричала принцесса и даже вскочила с кресла. - Дядюшка, как же так? Несколько миллионов ятаганов! Это же такая страшная куча! Откуда у них может быть столько? Они у них в государство не влезут!
- Моя девочка, ятаганов бывает гораздо больше. Увы, но он говорит правду. Вчера на Государственном совете начальник разведки доложил мне об этом. Тебе, моя милая, нужно сказать, что мы должны изучить документы. Что мы будем думать - неделю.
- А может, отправить его на плаху? - предложила принцесса. - Тогда и думать не надо.
- Видишь ли, - сказал дядюшка мягко, - здесь думать все равно придется.
- Ну вот, опять думать, - принцесса вздохнула и снова забралась в кресло. - Хорошо, дядюшка. Я тебя очень люблю и поэтому прикажу ему подождать.
- Да, моя девочка. Только тебе нужно ему предложить подождать, ни в коем случае не приказывать.
- Это почему же?! - воскликнула девочка, и огонь синих сапфиров сверкнул с огнем синих глаз. - Я принцесса! Я даже королева, ведь ты говорил, дядюшка? Почему я не могу приказать?!
- Моя милая, - дядюшка тоже вздохнул. - Давай поговорим об этом потом и не здесь. Да и вообще, мы об этом сколько раз уже говорили.
- Да, и что, опять, что ли? Не хочу, не хочу, не хочу разговаривать! Хочу приказывать! А то какой толк королевой быть?
- Хорошо, - кивнул дядюшка. - Прикажи ему подождать неделю.
- Скажи им, - засверкала принцесса сапфирами, оборачиваясь к переводчику, - что я приказываю подождать неделю.
Переводчик протараторил по-восточному. Послы переглянулись и покивали.
- А ты ему правду сказал? - принцесса обеспокоенно заерзала в кресле. - Ты сказал, что я так приказываю?
- Нет, - засопел переводчик. - Я просто сказал, что мы должны изучить документы.
- И не сказал, что я приказываю?! Опять обманули! - принцесса застучала кулачками по подлокотникам кресла. - Дядюшка! Почему? Почему вы опять меня обманули?! Ты же ведь согласился! Не надо было соглашаться тогда!
Дядюшка, который с самого начала опасался, что сегодняшний случай не обойдется без жертв, только сказал:
- Девочка, мы все-таки с тобой поговорим... Потом.
- Опять потом, опять говорить! Не хочу говорить, не хочу. Надоело!
Принцесса спрыгнула с кресла, топнула и повернулась, чтобы умчаться.
- Ты куда, моя девочка? - спросил дядюшка кротко.
- Скажи им, что я ухожу и буду учить их дурацкий язык. Когда выучу, пусть приходят, я сама все расскажу, правду. А вы все - и ты, дядюшка, тоже - гадкие, гадкие, гадкие обманщики!
И принцесса умчалась.
Воцарилось молчание. Послы с тревогой ожидали официального разъяснения.
- Что говорить? - спросил переводчик невозмутимо.
- Правду, - дядюшка с грустной улыбкой обернулся к послам.
- Ладно, - согласился переводчик, подумав. - Скажу так. Королева Тар-Агне удалилась в библиотеку, где будет учить их язык, чтобы иметь возможность разговаривать напрямую. И что я отправляюсь на пенсию.
Он затараторил.
* * *
Вслед за этим произошла возмутительная история. Подбегая к опочивальне, принцесса со всего лету треснулась лбом о дверной косяк. Грохот раздался такой, что стражники у дверей сначала даже бросились врассыпную. Корона слетела на пол и, сверкая синим огнем, прозвенела по холодным плитам. Принцесса влетела в опочивальню и кинулась на кровать, растирая ушибленный лоб.
- Ой-ой-ой! - стонала она, врываясь в подушки. - Ой, как больно! Ой, как ужасно! Дядюшка! Нянюшка! Лучше бы я осталась в Приемной! Нет, я правильно сделала, правильно, правильно... Ой, как больно... Ой, как ужасно... Дядюшка! Нянюшка! Ой-ой-ой!
Искры в глазах не гасли, звон в ушах не стихал, голова гудела, как колокол над воротами Замка.
Прибежала нянюшка. Послали за дядюшкой и за лекарем. Дядюшка молча осмотрел шишку и отошел в угол, в расстройстве оглядывая сцену трагедии. Лекарь предложил массу современных средств, но нянюшка принесла пузырек с вонючей мазью, которой всегда спасала непоседливую принцессу от ушибов и ссадин. Тар-Агне была раздета и уложена на кровать. Шишка была обработана мазью. Дядюшке и переживающим стражникам было предложено удалиться. Лекарь остался с нянюшкой, дежурить у изголовья кровати. Девочка, с примочкой на голове, кряхтела, стонала, хныкала, вздыхала и плакала.
По Замку пронесся слух: принцесса расшибла голову и скоро умрет. В опочивальню прибежал поваренок: требовались разъяснения, как поступать с обедом, который уже ароматно дымился на кухне. Получив нужные распоряжения ("Корочку хлеба... И полчашечки шоколада... Если я не умру"), поваренок умчался обратно, и старый повар вздохнул с облегчением. Обед был подан как требовалось. (Правда, не обошлось без тарелки овощного супа и пучка зелени, которую старик всегда покупал лично, в секретном месте.)
Когда дядюшка решился заглянуть в опочивальню, принцессы там не было: ее увели в каминную, где она заканчивала обедать. Нянюшка, лекарь и повар стояли рядом и с благоговением наблюдали, как принцесса доедает ароматный суп и догрызает пахучие зеленые хвостики. На голове у нее торчала примочка, из-за которой прическу пришлось распустить, и волосы свободно падали по плечам.
Настало время менять примочку. Принцессу пересадили ближе к пылающему очагу. Она завертелась, пытаясь увернуться от нянюшки, которая накладывала примочку. Лоханка с примочкой стояла рядом, на специальном столике (принесенном по распоряжению лекаря). Нянюшка - пухлая, в чепчике, в переднике, в многочисленных юбках - суетилась вокруг несчастной.
- Ой-ой-ой, нянюшка! Ведь оно щиплется! - ныла Тар-Агне. - Ой-ой-ой, ведь оно щиплется, щиплется, щиплется!
- Тар-Агне! - нянюшка рассердилась. - Сядь смирно и не верти головой. Схлопотала увечье, а лечиться за тебя будет дядюшка? Повернись и не дергайся.
Принцесса зажмурилась и обернулась к старушке. Нянюшка шлепнула примочку на шишку.
- Ай! - Тар-Агне взвизгнула и подпрыгнула. - Оно холодное! Оно щиплется! Такое холодное и так щиплется, что я точно умру, наконец!
- Не вертись! Нашалила - теперь сиди с лекарством, несносная безобразница.
- Я не нашалила! Оно само! А ты нет, чтобы меня пожалеть, - ругаешься! Ты не любишь меня вообще! А я играла у тебя на коленях! Какой сегодня ужасный, горький, тяжелый день! Сначала не дают посидеть у окошка и посмотреть в дождь. Потом не позволяют приказать гадким послам, чтобы убрались. Потом мучат примочками. Если хочешь, чтобы я быстрее поправилась, отпусти меня на кровать. Я полежу, и все заживет, и не мучь меня своими примочками. Все меня обманывают, хотят отобрать Восточные горы, ждут моей смерти.
- Ты шалунья, Тар-Агне! Видишь, что получается, если не слушаться взрослых. А послушайся дядюшку, не сидела бы сейчас с примочкой, - увещевала нянюшка, утирая пухлые розовые щечки белоснежным платочком.
- А почему он запретил мне приказывать, нянюшка? Я ведь даже ведь королева?! Хочу - приказываю! Не хочу - не приказываю! Скажи ему, нянюшка, пусть он не запрещает приказывать.
- Скажу, скажу. Только ты слушайся и не заставляй меня волноваться.
- Это все он виноват! Запретил отправить послов на плаху. Я так и знала, что не успею. О-о-о, как мне противно. Пусти меня, нянюшка, я пойду и прилягу. У меня трещит в голове, звенит в ушах и мерцает в глазах. Я скоро умру.
- Надо слушаться взрослых! - снова рассердилась нянюшка. - Теперь твоя голова превратится в распухший пузырь, и ты не заметишь, как нам объявят войну глупые люди. О государстве хотя бы подумала, если себя не жалеешь.
Нянюшка собрала лечебные принадлежности и уплыла прочь. Лекарь, замешкавшись на минуту, также покинул каминную.
- Девочка, иди отдыхать, - дядюшка подошел к креслу, где горевала принцесса. Он погладил ее по голове, она прижалась к нему.
- Дядюшка... Почему жизнь - такая противная штука? Почему все так гадко?
- Болит, моя девочка?
- Ужасно! - принцесса потрогала примочку. - Хоть бы умереть скорее.
- Иди отдыхать.
Дядюшка снял племянницу с кресла и отвел в опочивальню. Там он проследил, чтобы девочка улеглась, завернулась, и закрыл окно занавеской - чтобы стало темно, уютно и сонно.
- Обещай, что сразу уснешь.
- Откуда я знаю... А вот кто сделал такие двери - пусть отправят на плаху. Обещай.
- Обязательно. Я прикажу, чтобы их раздвинули на три шага. Отдыхай.
Дядюшка погладил племянницу по распущенным волосам и тихо вышел из комнаты.
* * *
Голова болела, звенела, гудела - заснуть было невозможно. Принцесса ворочалась, ворочалась, ворочалась, примочка в конце концов свалилась и испачкала атласную подушечку. Тар-Агне сползла с кровати, положила примочку на столик, добрела до окна, просунулась в занавеску. Прижалась разбитым лбом к холодному стеклу.
- Здорово, - прошептала она. - Вот так и буду сидеть. Пока не умру.
Потом она вдруг подумала, что умирать ей, в сущности, рано, а прогуляться можно. Прошла к гардеробной, выудила накидку, туфельки, облачилась и вышла в маленький внутренний дворик.
Там было здорово. Дождь недавно закончился. По небу плыли пухлые клочья с серыми брюшками. Сонный ветер дул совершенно не холодно. Сад был напоен свежайшим ароматом зелени и цветов, радостных после дождя.
Тар-Агне решила, что умирать действительно повременит, и зашагала по аккуратным дорожкам. Цветы по сторонам так пахли, так благоухали, что голова стала проходить. Принцесса бродила, внюхивалась в аромат и наконец донюхалась до того, что голова загудела уже по-другому - от запахов.
Тогда Тар-Агне присела на скамеечку рядом с дверьми и стала разглядывать небо. Мокрые рваные серые облака плыли так низко, что проглотили верхушку Башни.
Стояла звонкая тишина, какая всегда бывает в маленьких двориках, где капли после дождя сочно хлюпают с листьев в лужицы у корней. Ветер стих совершенно. Тар-Агне завернулась в накидку - лохматую, мягкую, теплую, и ей было славно (насколько может быть славно с такой шишкой на лбу). Она оглядывала свой дворик, замшелые мокрые стены и крыши вокруг.
Вдруг откуда-то справа хлопнуло. Принцесса вскочила и стала всматриваться сквозь листья, унизанные жемчугом капель. Определенно, там справа кто-то упал со стены!
- Ай! - воскликнула девочка в восторженном ужасе. - Кто-то ко мне крадется! Кто-то хочет ко мне проникнуть! А я тут умирать собралась!
Она подхватила полы накидки и побежала на звук. Пробравшись сквозь листья, вымокнув под водопадом капель, она прибежала к стене и увидела мальчика, который как раз поднимался с мокрой земли. За спиной у мальчика висела на ремешке лютня. Мальчик поднял глаза на принцессу и замер.
- Ты кто? - спросила принцесса, изо всех сил стараясь казаться суровой. - И зачем ты падаешь со стены, когда у тебя лютня? Ты можешь ее сломать!
- Ничего с ней не будет, - сказал мальчик. - Видишь, она даже не испачкалась.
- Ты не сломал себе ногу?
- Нет, а что? Почему я должен был ее сломать? Да и вообще, я падал вниз головой. Тут уж скорее сломать шею. А что?
- Дядюшка запрещает мне прыгать со стен. Говорит, я могу сломать ногу, и тогда мне вообще не разрешат вставать с кровати.
- А тебе не нравится лежать в кровати?
- Ненавижу. А тебе что, нравится? В кровати нужно спать, и больше там делать нечего. А зачем ты ко мне упал? - принцесса, наконец, решилась подойти ближе. - Рассказывай, только честно.
- Я пришел посмотреть, умерла ты или не умерла, - мальчик взглянул принцессе в глаза, бездонно-синие здесь, в полумраке под мокрым деревом.
- А зачем я тебе нужна? И почему ты думаешь, что я должна умереть?
- Люди говорят, - сказал мальчик, - что тебя пристукнули дверью послы с востока. Чтобы не тратиться на войну.
- Мало ли что говорят, - разозлилась принцесса. - Так бы они меня и пристукнули, когда я прикажу отправить их всех на плаху. А зачем тебе здесь, у меня, лютня?
- Она всегда со мной. Я не могу ее оставлять.
- И спишь с ней?
- Конечно, - мальчик погладил ремешок на плече. - С чем же еще?