* * *
Крепкие руки схватили Малыша за лодыжки и дёрнули вниз. Он свалился в кучу сухих листьев, чудом не переломав крылья: умудрился упасть вниз животом, спружинив руками.
– Ты думал, мы тебя не узнаем? Переоделся и всё? Глупец! Фея всегда можно узнать по крыльям.
Кто-то просунул руки ему подмышки и дёрнул завязку. Крылья отлетели в сторону. Малыша за плечи рывком перевернули на спину.
– Э-э-э… Ты не Фест? Ты не Фест! Ты кто?
Над Малышом изумлённо навис фей с волосами, своей перепутанностью напоминавшими заброшенное фейское гнездо, и рыжими усами, свисавшими из-под его носа до носа Малыша. Сантиметров тридцать усы, не меньше.
– Пф, Пф, – Малыш сдул щекотавшие кончики усов со своего носа. – Малыш я.
Хваткая фея ослабла, Малыш стряхнул его руки со своих плеч и сел.
– Где этот негодяй Фест?
Фей смотрел на него злыми жёлтыми глазами. Малыш невольно глянул вверх. Рыжеусый фей тоже повернул голову.
– Эге-гей! – крикнул Фест, круживший над ними. – Это ты, Вирт? Неужели я вижу тебя на земле? Наконец-то ты нашёл повод на неё опуститься! И как всегда, ошибся! Ты хоть в чём-то не ошибался в своей жизни? Тебе нужен я! Попробуй взлететь с земли, а не с дерева, если ещё не разучился.
Вирт не разучился. Из положения сидя он, вытянувшись как кошка, прыгнул вверх метра на два, заработал крыльями и, продолжая ускоряться, понёсся к Фесту. Малышу, например, для взлёта требовался длинный разбег.
Драка феев в воздухе у неподготовленного гнома способна вызвать морскую болезнь. У Малыша на первой минуте закружилась голова, на второй его затошнило. Феи по кругу гонялись друг за другом, то Фест за Виртом, то Вирт за Феем. Их целью, как понял Малыш, служили крылья. Ну да, подлететь так, чтобы дать по морде, практически невозможно, а любая попытка борьбы кончится падением обоих. Они резко разворачивались, пытаясь зайти противнику в тыл. Вот Вирт почти схватил крыло Феста, но тот, перевернувшись, нырнул вниз, успев лягнуть Вирта ногой в живот. Вирт, отлетев, заложил петлю и спикировал за Фестом. Фест резко затормозил, распахнув крылья, и Вирт, по инерции пронёсся дальше. Теперь уже Фест догонял его. Он успел дотронуться до чёрного в жёлтых пятнах крыла Вирта, когда одно из его собственных самодельных крыльев хрустнуло, не выдержав напряжения воздушного боя. Фест падал, вращаясь, как кленовое семя. Там, где он врезался в землю, в воздух взметнулись сухие листья. И тишина, только какой-то тонкий звук. А, понятно, это кричит Малыш.
* * *
– Мы тебя изгнали, и запретили появляться в нашем городе!
Малыш и Фест сидели, привалившись спиной к тому самому дубу, который рос возле дома Феста. Руки им не связали, но крылья отобрали. Видимо, это фейский аналог связывания рук. Перед ними выхаживал Вирт. За Виртом стояли четверо феев, ещё трое сидели на дереве, на нижних ветвях. Малыш подумал, что, случись у них в деревне драка, на неё сбежались бы посмотреть все, кто может ходить. Кто не может ходить – приполз бы. Феи и на самом деле потеряли интерес к чему-то кроме полётов.
– Как ты смел вернуться? На что надеялся? На прощение? Нет прощения тем, кто тянет нас с небес на землю. Тебе нравится жизнь червяка? Ну что ж, у тебя будет время ею насладиться. Ты лишаешься крыльев! Навечно!
Вирт воздел руки к небу, окружавшие его феи одобрительно загудели.
– Не понимаю, – шепнул Малыш Фесту, – что они носятся с этими крыльями? Ну, забрали. Ты же можешь новые сделать.
– Милый Малыш, крылья – это символ, как я и объяснял. Если собрание феев лишает кого-то крыльев, их могут даже не отбирать. Это символическое лишение. Таких случаев было немного, но никому из лишённых крыльев не удалось после этого взлететь. А они пытались, и не раз. А потом зачахли и умерли от тоски по полёту.
– А этот у вас главный, что ли?
– Вирт? Да. Вроде того. Он сам себя назначил, а остальным всё равно.
– Ну а теперь ты, – Вирт, заложив руки за спину, под крылья, подошёл к Малышу. – Кто ты такой? Я тебя не знаю. И почему на тебе были крылья этого отступника? А на нём, – Вирт даже не посмотрел в сторону Феста, – самодельная гадость? Ни один фей в здравом уме не отдаст другому свои крылья. И никто не возьмёт чужие. Впрочем, он давно уже лишился рассудка. Что ты скажешь о себе?
– Говори, не бойся, – шепнул Малышу Фест.
Малыш глубоко вздохнул, немного задержал воздух в лёгких, и выдал:
– Я скажу о себе, что я не фей.
– Что? Ты действительно умалишённый. А кем же ты себя считаешь?
– Я гном.
Малыш посмотрел в глаза Вирта.
После нескольких секунд молчания феи согнулись от хохота. Вирт всхлипывал и вытирал слёзы.
– Вот это ты нас насмешил! Я знаю феев которые считают себя птицами, и в ответ на любой вопрос свистят и чирикают. И мы не держим их за сумасшедших, мы называем их замечтавшимися. Но чтобы фей вообразил себя гномом? Настолько потерять разум невозможно. Мы оценили твою шутку, а теперь скажи правду. Нам нужно принять решение.
Малыш поёрзал:
– Но я и правда гном.
– Шутка, повторенная дважды, не смешна. Если ты не ответишь, мы сочтём это неуважением. Ты и так появился здесь в очень сомнительной компании, подумай о своей судьбе, прежде чем ещё что-то сказать. Иначе и ты можешь лишиться крыльев.
Вирт оглянулся на своих спутников, те загомонили:
– Да, да, так его.
– Вирт, а чем, по-твоему, фей отличается от гнома? – Фест подтянул к себе ноги и начал вставать.
– Сиди! Ты не достоин разговора со мной, но раз уж я вижу тебя сегодня в последний раз, я отвечу. Чтобы расставание было приятнее. Всем известно, что фей – это разумное существо с крыльями. Это высшее существо. А эти твои мифические гномы – червяки, ползающие по земле.
– Ну что ж, крылья ты у меня отобрал, и не даёшь подняться. Я подвернул ногу, у меня болит колено. Ещё чуть-чуть, и мне придётся ползать. Как ты считаешь, я превратился в гнома?
– Если гномом называть что-то отвратительное, то ты давно им стал.
– Вирт, подумай, если ты ещё на это способен. Крыльев нет. Я на земле. Как можно понять, что я фей?
– Ну… – замялся Вирт, – я же знаю, что крылья у тебя были…
– А он? – Фест положил руку на плечо Малыша. – Если бы он пришёл сюда пешком?
– Но он прилетел!
– Вот именно! – обрадовался Фест. – Перед тобой юноша, он вполне разумен, он умеет летать. Если я докажу, что он гном, самый настоящий, а следовательно, гномы существуют, ты изменишь своё мнение о них?
– Если ты докажешь, что он гном, я подарю ему свои запасные крылья! – Витр захохотал, остальные феи тоже. – Хотя, о чём это я, зачем гному крылья!
Снова общий хохот.
– Ну что ж, – Фест начал подниматься, – надеюсь, тебе недалеко за ними идти.
* * *
Толстый сидел на табуретке из оникса и, замерев, смотрел на коротышку на золотом троне. Сейчас всё откроется. И гномы в кожаных штанах, и старичок в пиджаке работали здесь на кого-то и заставляли работать других.
– Да не знаю я, кто меня нанял, – Серёжа выглядел смущённым. – Не спрашивал я. Сначала испугался, потом не до того стало. Но не гномы. А так, вроде нас, две руки, две ноги, голова одна, только чуть, может, повыше, и одёжа на них странная.
– Какая странная?
– Да поаккуратней нашей будет, непонятно как пошита. Вот, – он подёргал свой пиджак за отвороты. – Они подарили. Вроде как знак отличия. Вот, смотри, строчечки, это ж как они умудряются так мелко шить? И ровненько так!
Старичок погладил свою униформу. Пиджак был мятый и засаленный, но он явно им гордился. И носил, не снимая.
– И не спрашивай, мил гном, – продолжил он, – не знаю, кто такие, самому страсть как любопытно, но, чую, лучше у них не допытываться, добром это не обернётся. Да что мы всё о других да о других, – старичок хлопнул себя по коленям, – давай лучше выпьем, закусим, о нас с тобой поговорим. Ты наливай себе морсику, вон кувшинчик стоит. Картошечки накладывай, не стесняйся, оголодал, небось.
Толстый, который никогда в таких случаях не стеснялся, навалил себе полную тарелку.
– А что у вас тут, кстати, кормят так мерзопакостно? Баланда эта рвотная. Как будто ею кто-то уже стошнился.
– А что делать? – Серёжа пожал плечами. – Что делать, если работников столько? Не успевают харчи с поверхности подносить. Что есть, тем перебиваемся. В тесноте, как говорится, а также в темноте, но не в обиде.
– Уай, ы э иэкар?
– Чего?
Толстый проглотил горячую картошку.
– Слушай, ты же директор, главный здесь, да? Ты не знаешь, что в пещере творится? Как это не в обиде? Не знаешь, что гномы голодают? Не знаешь, как их сюда гонят насильно целыми деревнями? А чего ты, – Толстый вскочил, ему в голову пришло простое и гениальное решение проблемы, – чего ты всех не отпустишь? Ты директор, отпусти гномов – и всё!
– Ихе-хе!
Старичок Серёжа снова захихикал, болтая ножками.
– Ну, ты точно моих шибанутых не на много умнее! Ну, сам посуди, как я могу их отпустить? Нету у меня такой власти. На то и охрана, чтобы никто не ушёл. А охрана не мне подчиняется, а им. – Серёжа показал пальцем на потолок. – Меня же и самого никто не отпустит, ихе-хе!
Что смешного, в том, что его самого не отпускают, Толстый так и не понял.
– Значит, и ты здесь вроде пленника?
– Ага, вроде. Птичка в золотой клетке.
Старичок окинул взглядом блестящий драгоценными камнями зал и снова захихикал:
– Птичка я, воробушек маленький, ага.
– Ну а давай тогда вместе что-нибудь придумаем. Обманем их как-нибудь. А?
Толстый подошёл к трону и взялся за подлокотник.
– Я тут, знаешь что на кухне устроил… тебе, кстати, не рассказывали?
– А как же, рассказывали. И не один раз. Знатно ты устроил.
Толстый, довольный, опустил голову, будто бы стесняясь похвалы.
– Вот именно об этом я и хотел с тобой поговорить, мил гном. Ты от креслица-то моего отойди, отойди.
Старичок дрыгнул ножкой.
– Ты, в общем, прекращай это. Прекращай свои штучки. И других не подговаривай.
– Как это? – не понял Толстый. – Зачем прекращай?
– Затем, что работа стоит. А нам золото добывать надо. Понял?
Старичок Серёжа из доброго хихикающего дедушки вдруг превратился в злобного карлика. Толстый вздрогнул и отскочил от трона.
– Ты это что, ты с ними, что ли?
– Ну а с кем ещё, милок, подумай сам?
* * *
Серёжа снова стал добрым дедушкой, объясняющим внуку, как устроена жизнь.
– Я там что имел? Наверху. Кузницу? Да. Маленькую да грязную. И работал, не разгибаясь. А здесь? Ну ты посмотри! Это же хоромы! И все боятся! Значит, уважают. Я тут, понимаешь, самый главный, – Серёжа наклонился вперёд. – В другом месте мне бы никогда такого не обломилось. И не обломится. И вот что. Я ж тебя по делу позвал, а не лясы точить.
Коротышка откашлялся.
– Становись-ка ты моим помощником. С рабочими, ты, я вижу, ладишь, только ладишь пока не в ту сторону. Ты их подзуживаешь не работать, а надо наоборот, чтобы за ту же еду работали в два раза больше. Понял, как тебе повезло? С предложением с моим? Раз в жизни такое бывает!
Серёжа съехал на край кресла, с трудом дотянулся до Толстого и похлопал его по плечу.
– Жить тебя здесь, рядом пристрою, в коморочке, под лестницей, маленькой, но, ничего, уютной. Еда вот такая же будет, с моей кухни, лопай от пуза. А вечерами будем этими болванами в кожаных штанах играть: твоя команда против моей, кто кого дубинками перелупит. Ну что, берёшься?
Толстый сидел, ковыряя в тарелке. Старичок-директор продолжал уговаривать его, расписывая волшебную жизнь своего заместителя. Толстый кивал, потом начал медленно подтягивать к себе всё, что было на столе. Мерно кивая, он тихо и спокойно складывал за пазуху остатки картошки, помидоры, огурцы. Грибную солянку он сунул прямо в горшке. Хорошо, что она остыла, и живот не обжигала, а грела. В отличие от холодных мокрых огурцов.
– Эй, а ты что делаешь-то там? Ты куда это тащишь?
– Ты не волнуйся, дедушка, тебе вредно, ты сиди, я пойду.
– Как пойду? Куда? Я тут, значит, соловьём заливаюсь, а он жрёт, ещё и со стола ворует! Наглец! Да я тебя, знаешь, что могу! Да я тебя в самую дальнюю, самую тёмную камеру посажу! Цепями прикую! Заживо там сгниёшь, никто не узнает, где могилка твоя. Будешь там на одной воде сидеть, пока не согласишься!
Вот до этого момента у Толстого, пожалуй, была возможность дать себя уговорить и согласиться стать помощником Серёжи. Пока он не кинул в старичка горшком с солянкой. В голову не попал, попал в спинку трона, зато облил директора, начиная с головы, заканчивая сандалиями. Пиджак промок полностью. Директор визжал, зовя охрану, а с каждого уха у него свисало по опёнку на длинной ножке.
Когда Толстого волокли в самую дальнюю, самую тёмную камеру, он вдруг пожалел, что не согласился. Можно же согласиться только для вида, а на самом деле помогать гномам, пользуясь новыми возможностями.
Но поздно. Его замуровали. Дверь камеры заперли на ключ, а ключ проглотил гном в фартуке и со зверской рожей. Теперь он никогда отсюда не выйдет.
* * *
Феи хохотали, держась за животы. Кто-то свалился на землю, и дрыгал ногами, лёжа на боку.
– Можно, я всё-таки встану? – Фей поднялся. – Вирт, послушай внимательно. Давай зайдём с другой стороны. А как бы ты, встретив, узнал гнома?
– Где бы я мог встретить гнома? Во сне?
– Да хоть и во сне. Ответь, пожалуйста.
Вирт задумался:
– У гнома нет крыльев.
– Этому требованию он соответствует. Попробуй забыть, что он летал. Он летал на моих крыльях, своих у него нет. Ещё?
– Ну… Гномы, они… Они… А, они живут под землёй! Поэтому они и червяки, – Вирт сплюнул.
Малышу порядком надоело, что его обзывают червяком, он хотел вскочить, но Фест его придержал:
– Подожди немножко. Скажи, Вирт, я часто с тобой соглашался?
– Ты? Да никогда!
– А сейчас соглашусь. Да, гномы живут под землёй.
– Ну почему только под землёй? – возмутился Малыш.
– Тише, потерпи. Вирт, ты можешь представить фея, поселившегося в норе?
– Нет. Это невозможно. Совершенно непредставимо.
– А ты можешь представить фея, способного выкопать подземное жилище? Руками?
– Фест! Моё терпение истекло! Сейчас ты будешь изгнан, и я буду вспоминать об этом дурацком разговоре как о снятом с ноги тесном ботинке. Наконец-то это прекратится!
Вирт и феи снова расхохотались.
– Ещё минуту твоего внимания. Считай это последним желанием приговорённого. Малыш, вставай.
Фест протянул ему руку и помог подняться.
– Вот перед вами, – Фест положил ладони ему на плечи, – тот, кого вы приняли за фея. А теперь он докажет, что он гном. Давай Малыш, копай.
Это и был их план. Когда они договаривались, Малыш поначалу отнекивался, он стеснялся копать напоказ. Но Фест убедил его, что это единственный способ что-то доказать упрямым до дубовой твёрдости феям.
Гномы, как вы знаете, копают очень хорошо. Если гному лялечного возраста дать совочек и посадить в песочницу, через час его придётся доставать со дна глубокой ямы. Ну а Малышу и совочек не нужен. Когда он остановился, до верхнего края норы он даже не мог допрыгнуть. Сверху, тёмными силуэтами на фоне светлого кружочка неба на Малыша смотрели феи. Смотрели молча.
– Малыш! – крикнул Фест. – Диаметр достаточный? Тебе хватит для размаха?
– Да, как договаривались! – крикнул в ответ Малыш.
– Тогда подожди немного.
Сверху доносились обрывки слов, Фест и Вирт о чём-то спорили. Минут через пятнадцать над краем ямы показалась голова Феста.
– Держи. Это запасные крылья Вирта. Он проспорил.
На Малыша спланировали два крыла, связанные вместе ремнями для крепления их на спине. Бело-красные, полосатые. Малыш поймал и тяжело вздохнул. Только бы получилось!
Минут через пять его возни с завязками феи увидели такое, что никогда не могли представить. Не потому, что не хватало воображения. Никто и не пытался это представлять. Никогда. Ни за что. Это так же невозможно, как ходящие деревья и поющие камни. Пришелец по имени Малыш только что на их глазах вырыл глубокую нору. Он доказал, что гномы не мифические, а вполне реальные существа. При этом совсем не дикие, и ничем, кроме отсутствия крыльев, от феев не отличающиеся.
И вот он поднялся из норы на крыльях. Он взлетел.
Как будто червяк-гусеница превратился в бабочку.