После ужина мне удалось перекинуться лишь несколькими словами с матушкой. Ей всемилостивейше позволили оставаться при Мелли, так как сестренка хворала, но Роза и Дина все время после полудня трепали лен и были так же измождены, как Нико и я.
Я закрыл глаза и поклялся самому себе, что мы не останемся здесь ни на один день дольше необходимого. Как только Мелли станет лучше, пусть Благотворительный Приют управляется без нас.
Те, кто в черном
Есть здесь кто-нибудь, кто может управляться с пилой и молотком?
Нико слегка толкнул меня в спину.
- Что молчишь?
Я замешкался.
"Не знаю, стоит ли заявлять здесь о себе, показывать свои умения, да и Нико придется в одиночку надрываться в тростниковом лесу". Эта мысль серьезно обеспокоила меня.
- Что бы там ни было, хуже, чем рубить тростник, быть не может. Скажись!
Нико попросту вытолкнул меня вперед, и тот, кто задавал вопрос, невысокий мужичок с доской в руке, увидел меня.
- Номер?
- Восемь - Е - десять.
- Ты плотничал?
- Бывало!
- Здорово! Шагай тогда на Серебряную улицу, к Мессиру Аврелиусу. Им надо расширить ворота тележного двора.
Он дал мне плоскую деревянную дощечку с гербом Заведения Дракониса - двуглавым драконом. С одной стороны дощечки было углубление, залитое воском.
- Отдай Мессиру эту дощечку. Если он будет доволен твоей работой, то поставит в воске свою печать, и ты вернешься с ней сюда.
Я повертел дощечку в руке. Где эта Серебряная улица? Узнаю у прохожих.
- Удачи тебе и успеха! - пожелал Нико. - Увидимся вечером!
- Да, увидимся!
"Ему-то куда больше, чем мне, нужна удача", - подумал я, надеясь, что он проведет этот день, не отрезав себе большой палец и не подравшись с надзирателем.
Когда я шел по улицам Сагислока, я заметил немало людей, которые, как и я, носили серую одежду Заведения. Они убирали конский навоз, либо носили туда и сюда ящики, либо драили лестницы домов. Один раз я увидел даже маленькую тележку, запряженную, словно лошадьми, двумя людьми в сером. В тележке восседал разодетый в бархат горожанин, дружелюбно здоровавшийся с другими горожанами в бархате. Меня он и не заметил, будто я был каким-то привидением. Да и сам я не замечал в первый день фигуры работающих в сером. Шелк, парча и серебряные пряжки больше бросались в глаза.
- Простите… - обратился я к женщине, что вела за руку маленького мальчика. - Где мне найти…
Она как ни в чем не бывало прошла мимо, и когда ребенок обернулся и хотел остановиться, она потащила его за собой и выругала так, будто он хотел залезть в грязь.
Она либо была грубиянка, либо ужасно торопилась. А может, и то и другое. Ну что ж, к счастью, на улице были и другие люди. Как, к примеру, два пожилых человека, что толковали меж собой. Я остановился и учтиво подождал, пока в их беседе наступит перерыв, но они делали вид, что не замечают меня. Их глубоко увлекла болтовня о ценах на холст в разных частях страны.
- Слышал я, коли отправиться с караваном прямо в Кампану, цены там низкие, аж десять марок за аршин полотна, - сказал один из них, размахивая своей тростью с серебряным набалдашником, чтобы подчеркнуть весомость своих слов.
Второй кивнул и начал шарить в кошеле, висевшем у него на поясе.
- Простите, - извинился я. - Но…
- Да. Да, да! - сказал тот, что с кошелем. - Вот тебе скиллинг. Однако же убирайся отсюда. Я-то полагал, что люди из Заведения не смеют клянчить милостыню.
Он бросил мне медный скиллинг. Я невольно подхватил его. Но тут же ощутил, как кровь горячо прилила к моим щекам, и уже совершенно точно знал - лицо мое стало краснее вареного рака.
- Не нужен мне твой скиллинг, - в ярости произнес я и швырнул монету ему под ноги.
Болтовня о ценах на холст прекратилась. Но хоть я и поторопился уйти, мне все равно были слышны их возмущенные замечания.
- Ну, слыхана ли такая наглость! - воскликнул один. - Ему мало одного скиллинга!
- Особенно как подумаешь о том, что теперь, когда у нас есть Заведение, нужды клянчить милостыню ни у кого нет! - произнес другой. - Но всегда найдется какой-нибудь бессовестный олух!
Поумнев от оскорбления, я в следующий раз задал вопрос тому, на ком была такая же серая рубашка, как на мне, и этот человек рассказал мне, как найти Серебряную улицу и дом Мессира Аврелиуса.
То был каменный дом со сверкающей черной входной дверью, с дверным молотком, отлитым в виде головы льва. Он так сиял, что я едва осмелился коснуться его. Я ведь уже понял, что серая рубашка делала меня одним из презреннейших в городе. Но ведь сюда мне поручили явиться, так что я поднял львиную голову и постучал.
Служанка отворила дверь.
- Чего тебе? - спросила она. - Господина дома нет, а мы ничего не заказывали.
Я показал ей деревянную дощечку.
- Тут что-то с воротами тележного двора.
- А, вот к нам кто… - ответила она. - Обойди дом, я отворю тебе с черного хода и впущу в кухню.
Она закрыла дверь, не дожидаясь ответа. Я зашагал вдоль дома, пока не добрался до открытых ворот и не прошел через них во двор.
- Теперь вниз! - окликнула меня девушка.
Кухня находилась в подвале, но даже там окна были застекленные, так что все равно гуда прекрасно проникал яркий свет.
- Будешь ждать, пока вернется господин! - сказала служанка. - Он объяснит тебе, что делать. Хочешь чашку чая? И ломоть хлеба? На подносе фру осталось немного от завтрака.
- Да, спасибо! - ответил я. Здесь, к счастью, было все по-другому, не то что в тростниковом лесу…
- Меня зовут Инес! - молвила служанка. - А тебя?
- Давин!
- Ты новичок, разве не так? Я тебя в Заведении не встречала!
Ее карие глаза с любопытством смотрели на меня.
- Мы прибыли позавчера. - ответил я.
- Вот как. Значит, ты еще не привык к этой жизни.
- И не стану привыкать, - сказал я, удивляясь тому, сколько злобы накипело в моей душе, стоило мне подумать о Приюте. - Мы останемся здесь всего несколько дней.
- Все так говорят. Но скажу тебе честно, приятель, эту рубаху… скинуть ее трудно!
- А сколько носила свою ты?
- Четыре года.
- Четыре года?
Я никак не мог себе представить, как кто-то… Спать на этой несчастной деревянной полке! Четыре года?!
Она пожала плечами.
- Здесь не так богат выбор, разве не так? Тебе показывали твою доску должника?
- Мою - что?
- Ну, так я и думала! В этом Заведении никаких подарков не получаешь!
- Это я уже понял! Я трудился в тростниковых зарослях почти два дня!
- Да, и это они также красиво отметили на одной стороне расчетной доски. А на другой стороне записана та сумма, которую ты должен им за еду и пристанище, и за баню, и за одежду. И она немного больше. Не намного. Лишь на столько, чтобы ты наверняка не смог оплатить долг.
- Вон что! Я надрывался, как… Мы нарубили кучу этого несчастного тростника, нагрузили им уйму паромов доверху. Это стоит куда дороже, чем нары и капля ячменной каши.
- Только Заведение решает, что сколько стоит. И твой труд, и ячменная каша!
- Они ведь ни слова не сказали об этом, когда мы прибыли.
- Так они не дураки. Они всегда очень приветливы с новенькими. В самом начале!
- Да, но ведь это надувательство!
- Добро пожаловать в Сагислок! - только и вымолвила она.
- А что будет, если взять и попросту уехать?
- Они называют это воровством, - ответила служанка. - Если они тебя догонят и схватят, то посадят в Сагис-Крепость.
- А это что такое?
- Да ты и вправду новичок, а? - Лицо у нее было такое, будто она никак не могла представить себе человека, слыхом не слыхавшего о Сагис-Крепости. - Это…
Но дальше она ничего не успела сказать. Хлопнула дверь, и чьи-то ножки, топая и спотыкаясь, быстро сбежали по ступенькам. Еще задолго до того, как маленькая девочка оказалась в кухне, мы услыхали ее плач, громкий и обиженный.
- Он ударил меня, Инес, он ударил меня!
Бархатные бантики в светлых локонах, алое бархатное платьице с белым кружевным воротником и серебряными пуговками на плечиках. Ясное дело, господское дитя!
- Ну, ну! - успокаивая девочку, произнесла Инес. - Можно поглядеть?
Девочка вытянула вперед ручку. По всей ладошке разлилось красное пятно.
- Он ударил меня линейкой! Ненавижу его!
Слезы полились по ее пылающим щечкам.
Седовласый мужчина в черном плаще спускался по лестнице быстро, но без суеты.
- Не желает ли маленькая фрекен немедленно вернуться в классную? - сказал он. - Она даже не начинала еще учить текст предписания.
- Нет! - закричала маленькая фрекен, - Ты глупый старикашка, и от тебя воняет! Ненавижу тебя!
От него и вправду исходил не очень-то приятный запах - сладковатый, чуть затхлый, будто от подгнившего сена. Но он не собирался обсуждать это с девчонкой - сверстницей Мелли. Он задыхался от гнева.
- Ну, это уж слишком…
Он круто повернулся, чтобы выйти из кухни, но в дверях, преградив ему путь, стояла женщина в алом бархатном платье, почти таком же, как у девочки, только взрослого фасона.
- Местер Рубенс, - спросила она, - что здесь происходит?
- Я отказываюсь, - прошипел он. - Я не останусь здесь ни одной минуты! И тогда увидим, кого вы сможете нанять, чтобы учить это маленькое чудовище!
- Этого нам не хватало! - воскликнула фру. - Что она сейчас натворила?
- Дерзость! Строптивость! Невнимание! Неслыханная наглость!
- Он ударил меня! - воскликнула девочка и протянула ручку матери.
- Ну вот! Местер Рубенс, разве от битья будет толк?
- Не желаете ли вы, фру, наставлять меня в педагогике?
- Нет! Нет! Разумеется, нет…
- Это дитя не поддается обучению. Мятежна! Такова ее натура, да, говорю откровенно, изъян характера. Там, где надлежит быть естественной женской покорности, я нахожу лишь бунтарство и дикость!
Естественная женская покорность? Вот бы ему познакомиться с Мелли! Или с Диной! Или с мамой!
- Ей просто не хватает брата, Маркуса, - попыталась объяснить ему фру. - Я поговорю с ней. Завтра будет лучше!
- Как угодно! Но без меня! За сим требую отставки! - Он холодно поклонился матери и зашагал вверх по кухонной лестнице.
- Да что ж это такое! - в третий раз воскликнула фру. - Вы, Местер, не можете бросить ученицу! Мы можем… я уверена, что мой муж охотно заплатит больше!
Но Местер Рубенс не дал себя остановить.
- Речь не о деньгах! - резко выговорил он. - Речь о почтении!
И он промаршировал в дверь за последней ступенькой кухонной лестницы и захлопнул ее за собой.
Женщина постояла какой-то миг, потерянно глядя вверх, на лестницу. Затем, опустившись на скамью, разразилась слезами.
- О, Мира! - вскричала она и прижала к себе девочку. - Что ты натворила!
- Он ударил меня, мама! - неуверенно произнесла Мира. - Мама, ты не плачь!
Я никак не мог понять, почему мать так отчаянно плачет. По мне, так пусть бы почтенный Местер Рубенс шел на все четыре стороны.
- Я ведь говорила тебе, Мира, девочка моя! - пробормотала фру, прижимаясь к волосам ребенка. - Ты должна быть милой и учтивой и постараться выучить предписание. Иначе они придут и отнимут тебя у меня!
Тут девочка, всхлипнув, снова горько заплакала.
- Я не хочу этого, мама! Я не хочу, чтобы меня увели черные люди!
- О, моя малышка, сокровище мое!..
- Что за черные люди? - спросил я.
Фру подняла глаза и тут только заметила меня.
- Кто ты?
- Меня зовут Давин. - Я и не думал представляться как номер восемь - Е - десять. - Я пришел расширить ворота тележного двора. Что это за черные люди, которых боится Мира?
Какой-то миг у нее на лице было написано, что говорить о своих бедах с человеком в сером неприлично. Но я думаю, она была слишком несчастна, чтобы промолчать.
- Они называют это Постановлением о Всеобщем Образовании, - горько вымолвила женщина. - Но это скорее безобразное скудоумие под видом учебы. Дети горожан, все до единого, должны пройти годичное испытание знаний и умений. Если они его не выдержат, то… то их посылают в школу. - Она прижала ребенка к себе. - Они уже забрали Маркуса. Я не хочу терять и Миру тоже.
У меня в голове зашевелилась неясная мысль…
- Сколько времени остается до этого испытания?
Слезы вновь покатились по щекам фру.
- Одна неделя, - глухо ответила она. - О, Мира, почему ты не могла быть просто милой, послушной девочкой?
Я глубоко вдохнул.
- Мой двоюродный брат умелый учитель… - начал было я.
Трудно было убедить ее, что человек в сером может помочь ее ребенку. Мысль о том, что люди из Заведения могут вообще читать и писать, никогда не приходила ей в голову, и если бы она видела какой-то другой выход, она едва ли пошла на это. Но в конце концов мы договорились, что я сейчас же приведу Нико.
"Как бы там ни было, - подумал я, - он хотя бы выберется из тростниковых зарослей".
Инес проводила меня до дверей.
- Ты умеешь бороться с трудностями, - восхищенно сказала она. - А он, твой двоюродный, он и вправду смыслит в таком деле?
- Да, - ответил я.
- Здорово! - обрадовалась она. - Мира порой бывает дряньчугой, чертенком, но ты бы видел Маркуса в последний раз, когда он был дома! Нельзя так обращаться с детьми!
Когда мы в тот вечер вернулись в Приют, Нико попросил меня поглядеть доски должников всего нашего семейства. И вправду все сошлось. Мы все вместе задолжали уже восемь марок меди. Не много, конечно, но все-таки больше, чем мы в силах заплатить.
- Можно подумать, они заглянули в наш кошелек, прежде чем записать эту сумму, - сказал я Нико.
Он задумался.
- Возможно, они так и поступили. В первый же день, пока мы были в бане.
- Это место - ловушка, - с горечью произнес я. - Они принимают тебя с распростертыми объятиями, а потом ты у них в капкане.
В ближайшие дни Нико и я каждое утро шли на Серебряную улицу: я - расширять ворота тележного двора, Нико - чтобы втемяшить нужные слова в упрямую голову Миры.
В погожий день он обычно выходил ко мне во двор с хлебом и сыром или тем, что было припасено для нас у Инес на обед.
- Ну и чудеса! Чему они учат детей! - сказал как-то Нико. - Смотри, чего они хотят, чтоб она списала и зарубила себе на носу!
Он протянул мне листок пергамента, исписанный витиеватыми буквами.
- Ох, будет быстрее, коли ты прочитаешь мне это вслух, - пробормотал я.
Нико искоса взглянул на меня.
- Ты уверен, что мне не стоит поучить тебя чтению? - спросил он. - Уметь читать - это здорово, и нам незачем рассказывать кому-либо об этом.
- Я умею!
- Да, я знаю. Но если ты не станешь читать время от времени, кончится тем, что ты все забудешь!
- Ну, читай же наконец, Нико! - сказал я. - Ты успеешь сделать из меня писаря в другой раз!
- Тебя? Писарем? - Нико усмехнулся. - Не думаю! Какой из тебя писарь! Если в тебе и есть что-то от писаря, то очень немного!
- Ну, читай же эту бумагу! - попросил я и смахнул крошки с рубахи.
Он разгладил бумагу и стал читать:
"Кто владетель страны? Артос Драконис.
Каков Князь Артос? Отважен, мудр и справедлив.
Чего желает Князь Артос? Благоденствия горожан.
Чего желают горожане? Служить Князю Артосу.
Кто те, что не служат Князю Артосу? Недруги.
Каково приходится недругам Князя? Ужасно худо.
Какого рода эти недруги? Внешние и внутренние.
Что постигнет внешних недругов? Князь одолеет их страхом, мечом и кровью.
Кто такие недруги внутренние? Предатели.
Какова кара за предательство? Смерть!"
Нико замолчал.
- И такому обучать шестилетнюю девчонку! Не так уж удивительно, что ей трудно запомнить все это.
- Это они и хотят вдолбить ей в голову?
Он кивнул.
- Иначе ее отошлют в школу, которую держат люди, коих они называют Местеры Обучения - Наставники.
- Черные люди!
- Да, они носят черные плащи. И Мира смертельно их боится. Ведь она видела, как люди в черном забирали ее старшего брата.
- И что - все согласны с этим?
Нико покачал головой.
- Вообще-то, в Сагислоке многие совершенно добровольно посылают своих чадушек к Наставникам. А иначе не получить выгодную должность или же дозволение торговать швейным товаром, а то и чем-то другим, от чего можно разбогатеть… Да, когда деваться некуда, поневоле пойдешь учиться в одну из школ Дракониса.
- Он все рассчитал, этот Князь Артос! Ты что-нибудь знаешь о нем?
Нико скорчил гримасу и быстро огляделся вокруг. Конюх был занят тем, что вытирал досуха одну из вьючных лошадей, он не обращал на нас внимания. Мы были людьми в сером, а он был не из них - он стоял на ступеньку выше.
- Вообще-то, - ответил Нико, - он приходится мне дедом. А как иначе, раз он отец моей тетки.
- Твоей тетки? Ты имеешь в виду даму Лицеа? Мать Дракана?
- Вот именно!
- Нико, ты ведь помнишь Вальдраку?
- Да, еще бы! Спасибо!
- Он родич Князя Артоса? Кем он ему приходится?
- Насколько я могу высчитать, он - его внук. Так что не стоит болтать слишком громко о том, что Вальдраку убил ты.
Я смотрел на бумагу, где было написано все о внешних и внутренних врагах, о страхе, о мече и о крови.
- Здесь все написано как раз так, как я и думал, - сказал я.
Доносчик
Я обнаружил вдруг, что насвистываю на ходу. Не так уж громко, чтоб народ оборачивался мне вслед, а так - тихонько свистел себе под нос. Все представлялось теперь чуточку светлее, чем раньше. Мелли почти перестала кашлять, я вот-вот закончу расширять ворота, и Мессир Аврелиус похвалил меня и сунул пять скиллингов - "это тебе", так он сказал. Ведь он и без этого платил за мою работу Заведению. Но самое лучшее: он посулил и Нико двадцать марок серебра, если Мира выдержит испытание. Двадцатью марками мы откупимся от Заведения, а может, еще и останется, чтоб нам не побираться в следующем городе, куда направимся.
- Теперь она справится, - сказал я Нико. Он шел рядом со мной.
- Знаешь, - ответил он и говорил уверенно, - Мира отвечает мне без запинки. Но я все равно думаю, что это дикая нелепость - заставлять детей зубрить такую белиберду. Это значит, выставлять на посмешище самих себя.
- Только бы выучила! Двадцать марок! Эти деньги могут все спасти. Все исправить…
- Она знает!
Я стал чуть громче насвистывать. В глубине души я уже потихоньку радовался тому, что покину этот Приют и Сагислок. Мы решили отправиться на юг, в долину, к Кампане. В то место, где тень Князя Артоса не так зловеще нависала над страной. В ясный погожий день можно было видеть в Сагислоке Сагис-Крепость, где он жил, в горах на другом берегу озера.