- Зайдите ненадолго в дом, - пригласила нас Инес. - Сегодня вернется домой Маркус. Господин поехал за ним, а фру от радости ног под собой не чует.
Мы уселись в кухне и вместе с Инес позавтракали остатками с господского стола. Прошло совсем немного времени, когда мы услышали стук башмачков Миры, спускавшейся вниз по ступенькам.
- Нико! - воскликнула она, кинувшись чуть не в объятия к нему. - Спой песенку про лягушку.
Нико улыбнулся.
- Если вы, фрекен, соблаговолите выслушать!
- Если я что?
- Если скажешь, что я должен спеть!
- Да, скажу!
И тогда Нико запел лягушачью песенку. Я хорошо знал ее, там говорилось о мудрой лягушке, что обманула аиста, но Нико переделал ее так, что аист между стишками задавал вопрос: "Кто владетель страны?" - и маленькая лягушка, квакая - ква-ква, отвечала: "Артос Драконис!" и так далее.
"Ну и ну, значит, вот как он заставил маленькую строптивую фрекен учить уроки, - подумал я. - Но дело не только в этом, Нико детей любит, это сразу видно. А вот Местер Рубенс любит себя".
- Мира? Мира, где ты?
- Она здесь, мадам, - воскликнула Инес. - Пришли Нико и Давин.
- О, это хорошо! - ответила мадам Аврелиус, спускаясь вниз по лестнице. - Я хочу видеть тебя, Мира.
Мира послушно спрыгнула с колен Нико и завертелась что твоя маленькая балерина. Сегодня она была в черном бархатном платьице с накрахмаленным белым воротничком, он доставал ей до ушек. Мадам Аврелиус поправила воротничок и сняла пылинку с черного платьица.
- Они еще не вернулись? - взволнованно спросила она. - Не дело приезжать слишком поздно, это и вправду нехорошо!
В тот же миг во дворе послышалась конская поступь.
- Папа! - сияя от радости, крикнула Мира. - Папа и Маркус! - Она кинулась к двери и, рванув ее, закричала: - Папа, мы здесь, внизу!
Вошел Мессир Аврелиус. Он также был нарядно одет - в коричневом бархате с серебряными застежками. Рядом с ним шел мальчик девяти-десяти лет, светловолосый, как и сестра, но так коротко постриженный, что казалось, будто он лысый. Вид у него был не по-детски строгий и серьезный.
- Маркус! - Мадам Аврелиус потянулась к мальчику и прижала его к себе. - Малыш, сокровище мое, как тебе жилось?
На несколько коротких мгновений маленькая застывшая фигурка уступила ее объятиям. А потом он высвободился из них.
- Замечательно, мама! - ответил он.
- Лучше, чем в последнее время? Ты кажешься бледным, сокровище мое!
- Мне было великолепно, мама!
Почему слова его звучали так, будто он лгал? Быть может, потому, что они были слишком взрослыми для его детского рта.
Инес вытерла руки о фартук и пошла к нему с протянутыми руками.
- Иди сюда, дряньчужка! - сказала она. - Иди, я тебя обниму!
Она явно ждала, что он побежит ей навстречу. Но он лишь взглянул на нее, и холод его взгляда заставил ее резко остановиться.
- Мне не пристало общество подобных тебе! - сказал Мессир Маркус.
И когда я увидел лицо Инес, застывшее, оскорбленное, меня охватило желание схватить этого маленького поганца Принца Сказал-и-Баста и всыпать ему по первое число.
Да только выдрать надо было не его. За то время, что прошло с тех пор, как Инес видела его в последний раз, кто-то вдолбил мальчишке, что обитатели Заведения не стоят и доброго слова.
Сам Мессир Аврелиус был ошеломлен.
- Маркус! - сказал он. - Почему бы тебе не поздороваться с Инес.
Но мальчик лишь оцепенело держал руки по швам, словно боялся, что они сломаются, если он протянет их вперед. А Инес быстро отвернулась и начала возиться с чашками с утреннего стола.
- Все равно! - сказала она. - Коли молодой господин здороваться не желает, пусть так и будет. Мне это безразлично. Работы у меня невпроворот!
Лицо Маркуса застыло, как маска. А что творилось в его душе?
- Это моя маленькая умная ученица! - произнес Мессир Аврелиус и поднял Миру так, чтобы поставить ее на кухонный стол. - Какая ты красивая! Ну, могу я послушать тебя?
Нико слегка кивнул Мире, и девочка выпалила скороговоркой весь поток заученных слов: "Кто владетель страны? Артос Драконис. Каков Князь Артос…" и так далее. Ничуть не мешкая, не спотыкаясь на каждом чудном слове.
- Великолепно! Она знает урок! - воскликнул гордый отец. - Но почему она в самом конце говорит "ква-ква"? - чуть тише спросил он Нико.
- Эх… тебе, Мира, пожалуй, надо вообще выбросить это "ква-ква". Вряд ли тот, кто проверяет, знает эту песенку.
- Маркус! - сказал Мессир Аврелиус. - Вот человек, что давал уроки твоей сестре. Благодаря ему мы сможем еще один год держать ее дома.
Маркус обратил свой холодный взгляд на Нико. Его лицо по-прежнему ничего не выражало, и все же враждебностью веяло от его щуплой фигурки. Была ли тому виной серая рубашка Нико или он просто завидовал, ведь ему пришлось побывать в школе, меж тем как его избалованная младшая сестренка наверняка туда не попадет?
Мессир Аврелиус, похоже, не обратил внимания на холодность сына. Некоторое время он разглядывал Нико, а затем протянул ему руку как ровне.
- Спасибо тебе, - поблагодарил он. - Должен признаться, у меня были сомнения по поводу затеи моей супруги взять тебя Мире в учителя, но теперь я стыжусь этого. И когда Мира через несколько часов сдаст экзамен, я сдержу свое обещание.
Все семейство Аврелиус отправилось в путь. А Нико впервые разволновался. Тем более что в ближайшие часы ему нечего было делать, кроме как сидеть в кухне у Инес и кусать ногти. Мне было легче, меня по-прежнему ждала работа на тележном дворе, так что некогда было томиться и думать.
В конце концов там не осталось больше ни единого неровного края, чтобы отточить или обстругать его, ни одной стружки, которую бы я не вымел.
А они все не возвращались с испытания… Я пошел на кухню, где Нико уже начал ходить взад-вперед.
- Она все знает! - бормотал он. - Я уверен, она знает!
- Ну и присядь! - посоветовал я. - Глядя на тебя, можно схватить морскую хворь!
Он сел. И тут же начал барабанить правой рукой по краю стола.
- Разве это возможно, перезабыть все, что учил? - осторожно спросил я. - Ты думаешь, она как увидит чужих, так и язык проглотит?
- Чего пристал? - прошипел Нико. - Что я, ясновидящий?
"И как же это вышло, - подумал я, - что наше будущее ни с того ни с сего целиком и полностью зависит от того, как шестилетняя девчонка сдаст бессмысленный экзамен?"
- Спокойно, Нико! - посоветовал я. - Если сорвется это, придумаем что-нибудь другое!
Он уставился на меня:
- Если сорвется - они схватят бедную девочку, оторвут ее от дома и родных и устроят с ней то же самое, что уже сделали с другими детьми, с ее братом. Ты видел его?! Это уже не ребенок, это призрак. Если ты думаешь, что я обливаюсь холодным потом из-за двадцати марок, ты ни черта не понял!
Мне стало ужасно совестно из-за того, что я думал только о деньгах.
За окошком послышались шаги, но это не были шаги возвращающегося семейства Аврелиус. Топот солдатских сапог - вот что это напоминало.
Мы услышали, как отворяется входная дверь. Стук множества солдатских каблуков раскатился над нашими головами.
Я почувствовал вдруг, как у меня засосало под ложечкой.
- Нико! - прошептал я. - Кажется, дела наши плохи! Думаю, надо сматываться.
Он по-прежнему неподвижно сидел у стола.
- Чего нам бояться? - спросил он. - Мы ничего дурного не сделали.
Инес горько засмеялась.
- И ты думаешь, это кого-нибудь интересует? Здесь, в городе, люди в сером всегда виноваты, пока правда не доказана.
Раздались шаги на лестнице, ведущей в кухню.
Я вцепился в Нико и поднял его на ноги.
- Теперь пошли!
Наконец-то он ожил. Я отворил дверь черного хода, ведущую во двор.
И уткнулся прямо в животы нескольких стражей в мундирах. Уж эти-то хорошо знали: в лисьей норе не один выход!
За нами множество стражей вломились в кухню вместе с мадам Аврелиус и Маркусом. Фру была мертвенно-бледна, а Миры с хозяином дома, казалось, и след простыл.
- Который? - спросил старший из стражей.
- Вот этот! - ответил Маркус, указав на Нико. - Это тот серый, что отравил ум моей сестры!
Судилище
Они волочили нас по городу. Руки наши были скованы, и в голове не укладывалось, что несколько часов назад я шел по этим самым улицам и насвистывал.
- Зачем ты полез? - прошипел Нико. - Затем тебе непременно надо было затеять драку?
Над правым глазом у него виднелась ссадина, и тоненькая струйка крови, извиваясь, сбегала по лицу.
"Хорошенькая благодарность!" - подумал я и ответил:
- Я хотел помочь тебе!
- Да, а что теперь будет с твоей матерью? С девочками? Кто позаботится о них?
- Они нас отпустят, - сказал я, задыхаясь. Мне как следует треснули по ребрам, и я еще не пришел в себя. - Мы ведь ничего дурного не сделали!
- Конечно, только заехали головой старшему стражу!
Да, возможно, я полез драться, не подумав. Но когда двое солдат держат тебя за руки, остается только голова, и когда старшой бросился на Нико, я не выдержал. А Нико даже не сопротивлялся. Он пытался лишь отговариваться от вины, пока старшой не взревел, что мол, "нечего тут терпеть серых наглецов". А потом стал избивать Нико. И вот тогда я ударил его головой. Старшой схватился за нос и взревел еще сильнее. Один из стражей потянулся было ко мне, чтобы ударить, но мне удалось увернуться, так что удар пришелся мимо. Стол опрокинулся, и чаши с кружками, звеня, посыпались на каменный пол. Осколки горшков брызнули во все стороны. Несколько мгновений, и в кухне воцарился дикий кавардак. Стражи попытались схватить меня вновь, а я вертелся ужом, чтобы меня не забили насмерть. Нико тоже начал отбиваться, но солдат было шестеро, так что никакого сомнения в том, чем все это кончится, не было. Они повалили меня на разбросанные по полу осколки и сковали мои руки за спиной. Старшой с расквашенным носом сорвал злость, сильно пнув меня по ребрам. Нечего сомневаться - одно из них сломано.
И вот мы шли по городу со стражами по сторонам, а знатные граждане Сагислока оборачивались и глазели нам вслед. Нико прав! Я был глуп! Потому что, если они запрут нас обоих на несколько недель или нас ждет другое, то, что они делали с людьми в сером, с теми, кто пытался сопротивляться. Ну и кто тогда позаботится о матушке и девочках?
Они заперли нас в подвальной камере ратуши. Окошек там не было вовсе, а они даже не дали себе труда оставить нам такую малость, как свеча. Узенькая полоска света пробивалась под дверью, вот и все!
- У тебя все цело? - спросил Нико.
- Видать, ребро сломано, - пробормотал я. Они не расковали мне руки, так что я даже не мог ощупать себя. - А как ты?
- Цел как будто! - ответил он. - Не о чем говорить!
- Как по-твоему, сколько нам здесь сидеть?
- Понятия не имею! Даже не знаю, судят ли серых, как горожан, прежде чем они выплачивают иную пеню.
Мы оба немного помолчали, и, сдается мне, мысли Нико были не веселее моих.
- По-прежнему не понимаю, - произнес наконец он.
- Что?
- Почему они нас схватили?
- Что?
- Почему они нас арестовали, что мы натворили?
Я устало вздохнул:
- Ты ведь слышал его! Его, этого маленького бледного крысенка! Маркуса! Человек в сером не смеет играть в Местера Наставника. И переделывать предписание Дракониса в лягушачью песенку тоже. Откуда мне знать?
- Ну да, этого никто не знает. Даже Мессир Аврелиус не знал.
- Думаешь, им не все едино?
Сидеть в подвальной камере было негде, разве что на полу, а он был усыпан гравием, грязным и холодным. Я попытался прижать колени к груди, чтобы согреться, но это отозвалось болью в ребрах.
Всякий раз, стоило мне пошевелиться, эти злосчастные оковы грохотали так, что я ощущал себя вьючным ослом либо цепным псом. Во всяком случае - не человеком.
Я слышал, как Нико двигался во мраке. Он ходил. Взад-вперед! От одной стены к другой.
- Ну свечу-то они могли нам дать! - сказал он, и голос его прозвучал хрипло и незнакомо. - Почему мы должны сидеть здесь во мраке и даже не видеть, где мы!
Я, по правде говоря, не понимал, какая тут разница. Мы сидели в голой, холодной подвальной камере под ратушей. Что там видеть? Но Нико - другое дело. Для него это было важно. И тут меня осенило: Нико не впервые заперт в острожной дыре. Я ведь хорошо это знал, только забыл. Впервые, когда Дина встретила Нико, он сидел в подвале в Дунарке, обвиненный в убийстве своего отца, своей невестки - жены старшего брата - и маленького племянника! Если бы Дина и мама в тот раз не помогли ему, палач отрубил бы Нико голову. И конечно, Нико трудно не думать об этом. Мрак в тюремном подвале Сагислока наверняка не отличался от темноты подвала в Дунарке.
Я пытался думать о другом, о том, что сказать ему, чтобы Нико стало легче. Я бы мог сказать: "Наверно, все уладится!" или что-то в этом роде, но как раз сейчас было нелегко притворяться, будто я сам верю в это.
Они пришли за нами. Я не знал, сколько прошло времени, следить за временем в темноте было немыслимо.
- Пошли! - резко приказал один из стражей.
Я с трудом поднялся. Это нелегко, когда руки скованы за спиной. Я бы долго возился, но страж схватил меня за руку и вытащил в проход. Я зажмурился; свет от окна в конце прохода ослеплял после этого мрака.
Они протащили нас двумя лестничными маршами выше, а затем в зал с высокими узкими окнами. На возвышении, поднятом на несколько локтей, сидели мужи в черных мантиях. Я не знал, были ли то Наставники или какие-то другие чиновники.
На полу перед мужами в черных мантиях стоял Мессир Аврелиус. Он не был в оковах, но ясно: и он призван к ответу.
- Сознается ли он, что использовал лжеучителя, к тому же еще обитателя Благотворительного Заведения, как наставника своей дочери? - спросил один из мужей, сидевших на возвышении.
- Да, мой господин Местер Судья, признаюсь! - ответил Мессир Аврелиус. - Но не со злым умыслом. Я ведь не подозревал…
- Незнание не есть извинение, Закон ясен, и долг гражданина - знать его. Только Местеру Наставнику, облеченному полномочиями Князя, позволено обучать наших детей.
Где-то в зале раздался шепот, и я обратил внимание, что на балконе, тянувшемся вдоль короткой стены зала, стояла целая толпа слушателей.
Местер Судья бросил проницательный взгляд вверх на балкон, и голоса смолкли. Потом он поднял судейский жезл - большой тяжелый предмет, украшенный вензелями и алыми шелковыми кистями, и огласил приговор:
- Мессир Аврелиус присуждается к пене в сто марок серебром. А его ребенка отправляют к Местерам Наставникам в Сагис-Крепость.
- Нет! - застонал Мессир Аврелиус. - Деньги - да. Я охотно заплачу их, но Мира…
Судья поднялся и строго поглядел сверху вниз на Мессира Аврелиуса.
- Обвинение может прозвучать как кощунство, как оскорбление княжеского имени, Мессир. Знает ли он, какова кара за это?
- Смерть. - Голос Мессира Аврелиуса был едва слышен.
- Именно! Ему должно одуматься, заплатить пеню и радоваться. Следующий обвиняемый!
- Мой господин, Местер Судья…
- Да?
Ясно, что Местера Судью не подобает прерывать.
- Двое в сером…
- О да! Шесть лет принудительных работ в Сагис-Крепости! Следующий!
Шесть лет! Шесть лет?
- Разве нам не позволят сказать?! - воскликнул я.
Ясное дело, нет!
Страж отвесил мне такой удар по затылку, что у меня почернело в глазах.
- Простите меня, господин Местер Судья! - извинился он. А мне прошипел: - Заткнись, пес ты этакий, а не то я тебе череп проломлю!
Вид у Местера Судьи был такой, будто он обнаружил у себя в тарелке какую-то гадость.
- Удалить их из зала! - велел он. - И нынче же вечером отослать в Крепость.
Страж крепко схватил меня за плечо, заставил повернуться кругом и подтолкнул в сторону двери.
И вот тут-то я увидел его, наверху, среди любопытствующих зрителей. Сецуан! Я был уверен: это он! Эти черные как смоль густые волосы и глаза, походившие на глаза Дины. Он стоял и смотрел на меня долгим взглядом. Но тут человек, сидевший перед ним, поднялся, и внезапно Сецуан исчез. Но он был там! Я был уверен в этом. И он хотел, чтобы я увидел его. "Сецуана видишь только тогда, когда он сам этого хочет".
Но зачем? Чтобы позлорадствовать? Чтобы я сошел с ума от страха: что он теперь сделает с Диной и другими, когда меня не будет в Сагислоке, чтобы защитить их?
Что ж, ему все удалось.
"Матушка! - подумал я. - Дина, Мелли и Роза! Стражи ведь не отошлют нас без прощания с вами".
Но они отослали!
Уже в тот самый вечер они вывели нас из подвала, посадили в лодку вместе с бедняжкой Мирой, и мы поплыли в Сагис-Крепость.
Рассказывает Дина
IV. Перевал
Шесть лет
Трепать лен было тяжело, а тут еще и от пыли задыхаешься. Болели руки, спина, и вскоре я кашляла так же надрывно, как Мелли.
- Может, мы здесь последний день, - сказала в утешение нам мама. - Вот вернутся Нико и Давин с деньгами, и мы заберем свою хорошую одежду и уйдем отсюда.
Мне едва хватало сил ждать. День черепашьим шагом подвигался вперед.
Но в тот вечер за ужином ни Давин, ни Нико так и не появились.
- Где же они? - в тревоге спросила я.
- Быть может, семейство Аврелиус пригласило их отужинать, - ответила мама. - Отпраздновать…
Но по глазам я видела, что она тоже беспокоится.
У меня было желание в этот же вечер тайком прошмыгнуть в мужское отделение и хорошенько их поискать, но я не посмела.
Наверняка придется платить пеню, если тебя поймают, а это нам не по карману, из-за этого мы не сможем уйти из Заведения. Так что я всю ночь в полудреме пролежала на деревянных нарах, и мысли мои были полны тревоги, пока я не задремала.
Во время завтрака за столом по-прежнему не было ни Давина, ни Нико.
- Где же они? - шепнула я маме.
- Не знаю, - ответила она. - Придется спросить.
Мы пошли в контору - в тот дом, где в первый день нас внесли в списки на досках Заведения.
- Простите! - обратилась матушка к служителю. - Я не понимаю… Мой сын и мой племянник, мы не видели их после вчерашнего завтрака.
Он раздраженно посмотрел на нее, словно все это его не касалось. Глаза матери были опущены, но она решила получить ответ во что бы то ни стало.
Он вздохнул.
- Номера? - резко спросил он.