Так Янка оставила за собой массу религиозных культов. Жители одной планеты считали её богом, и верили, что она будет заглядывать к ним раз в тысячу лет, чтобы проверить, как у них дела. Жители другой планеты верили отдельно в нос и отдельно в глаза. Причём самые впечатлённые верили ещё и в каждую ноздрю по отдельности. А на третьей планете всё кончилось самоуничтожением. Население разделилось на два лагеря: одни говорили, что огромные глаза, заглянувшие на их планету, голубые, другие – что карие. Они так скандалили, что разбудили мирового змея, до этого мирно дремавшего на дне океана. Он так разозлился, что сожрал всю планету, от чего лопнул сам.
Но Янка, к счастью, этого ужаса уже не видела, она успела уйти в соседнюю галактику, где встретила гигантскую черепаху. Раза в три больше размером, чем средняя планета. На её панцире стояли четыре слона, а на их спинах лежало что-то вроде круглого пирога.
– Это же плоский мир! – догадалась Янка.
Она знала, когда-то люди верили, что Земля плоская и лежит то ли на слонах, то ли на китах.
– Надо же, – удивилась Янка, – это что, и правда так бывает?
К ещё большему её удивлению черепаха, маша ластами, подлетела к какой-то щели в темноте, если в темноте бывают щели. По крайней мере, звёзды там не светили. Черепаха подгребла к ней боком, и сбросила с себя плоскую землю, попав ею точно в щель. Слоны тоже чуть туда не попадали, они цеплялись за панцирь не только ногами, но и хоботами. Что-то это Янке напомнило. Черепаха спланировала чуть ниже, если в космосе есть верх и низ, и пару раз провернула ластами рукоятку, которую Янка до этого момента принимала за огромную, но тусклую звезду. Послышался стук, скрежет, судя по звуку, что-то запрыгало, и из круглого чёрного отверстия в космической черноте, расположенного ниже рукоятки, выкатилась вполне себе круглая планета. Янка аж закашлялась. Больше всего это походило на автомат, бросив в который монету, можно получить круглую жвачку или маленький мячик. Черепаха, подгоняя новую планету мордой, куда-то её покатила.
– Ставить на место, – решила Янка.
* * *
Постепенно ей стало надоедать путешествие. Поговорить не с кем, все, кто попадаются, слишком мелкие. Черепаха большая, но она оказалась неговорящей, как и полагается черепахе. Даже величайшим открытием, тем, как на самом деле появляются планеты, поделиться не с кем.
Янка решила вернуться назад, в Солнечную систему и там попытаться как-нибудь наладить контакт с Землёй. А что? Она станет очень полезной. Самый большой лесной пожар может погасить одним плевком. Тонущие корабли – вытаскивать сачком. А ещё она сможет запускать спутники! Точно! Ракеты больше не нужны! Она будет их брать, осторожно, чтобы не раздавить, и закручивать по орбите. Надо только придумать, как с людьми общаться. Слышать она их не способна, как мы не способны слышать микробов, которые орут нам, чтобы мы не смели мыть руки перед едой. Ну, ничего, они что-нибудь придумают. Вот, например, вариант: писать огромные слова на песке какой-нибудь пустыни, какую не жалко испортить.
Янка так замечталась, что не заметила протянувшейся к ней руки. Хоп! И она уже на ладони. На ладони? Мамочка! Это какая же должна быть ладонь, чтобы она на ней поместилась!
Ну, вот такая ладонь и была. А к ладони прилагалась рука. К руке – плечо. К плечу – туловище. К туловищу – голова. К голове – рот. И эта рука в этот рот её несла. Её поймал ребёнок, совсем маленький. То есть, совершенно гигантский, но по человеческим меркам ему не больше года.
– Да откуда же берутся такие дети! – возмутилась Янка.
Но откуда они берутся, это сейчас не главное. Главное, такие дети берут всё что видят и тащат себе в рот.
– Брось, брось меня, – закричала Янка, – я не мытая!
Ребёночек в ответ улыбнулся, показав два имеющихся зуба.
"Ну, хоть не загрызёт, – подумала Янка, – но заслюнявит до смерти!"
– Мама! – заорала она.
– Что такое? – послышался голос. – Сёмочка, что ты там опять подобрал? Сколько можно повторять: не ешь каку.
"Сама ты кака!" – хотела крикнуть Янка, но решила не вмешиваться в воспитательный процесс.
– Ой, это ещё что такое? Сёмочка, отдай.
Огромные пальцы вытащили её из чуть менее огромных липких пальчиков малыша.
– И откуда же ты здесь взялась?
На Янку строго смотрели огромные глаза.
– Ну, я шла, шла, – начала объяснять Янка.
– Это понятно, что шла, – перебила её космическая мама, – я спрашиваю, откуда ты здесь взялась, вся такая нарядная? С какой планеты?
– С Земли, – пискнула Янка.
– С Земли?
Космическая мама хмыкнула и почесала в затылке:
– Координаты помнишь?
– Янка помотала головой.
– Ох, ты ж! – вздохнула космическая мама. – Такая большая девочка, а домашнего адреса не знает. Сказала бы я пару слов твоим родителям. Не могут заставить ребёнка выучить адрес – нечего отпускать одну по космосу шляться. Разводят беспризорников на нашу голову.
Янка покраснела. Ей стало стыдно за свою необразованность.
– Ладно, сейчас в атласе посмотрю, что мне, сложно, что ли? Посиди здесь.
Рука посадила Янку на астероид.
Через половину космического часа космическая мама вернулась.
– Ага. Нашла. Далеко же ты забралась. Ладно, что делать, верну тебя домой. Может, и моего Сёмочку кто-нибудь так же вернёт, когда вырастет и превратиться в такого же оболтуса, как его папаша.
Огромные пальцы осторожно взяли Янку поперёк туловища.
* * *
– Ну и вот. Вернулась.
Фёдор доедал уже вторую порцию мороженого. Слушал он заворожённо, даже затаив дыхание, но есть ему это почему-то совершенно не мешало.
– А размер? – уточнил он.
– Ну, видишь же, – Янка развела руки. – Она меня к Земле поднесла, я ей Москву из космоса показала, она меня раз – и поставила прямо на Красную площадь. Я потом только сообразила, что уменьшилась. Ну, то есть, унормальнилась. А что, как, почему, даже не успела спросить.
– Да уж, – Фёдор поёжился.
– Ты чего?
– Да вот думаю. Если огромные пальцы могут нас раз – и на землю поставить, то они могут нас раз – и с Земли схватить. Ну, страсть ты рассказала, теперь буду всё время на небо смотреть, вдруг там что-то такое появится.
Фёдор пошевелил пальцами.
– Не переживай! – Янка похлопала его по плечу. – – Я же ничего плохого никому не сделала. Ну, разве что с парочкой материков проблемы, а так, нормально.
– Ага, нормально.
Фёдор тщательно выскребал пластиковую коробку из-под мороженого, которая ещё недавно была коробкой с мороженым.
– Ой!
Он заметил большое жирное пятно у себя на груди.
– Обляпался.
Фёдор начал пальцем соскребать мороженое с рубашки, тщательно палец облизывая и даже выгрызая что-то зубами из-под ногтя.
– Тьфу, – Янка состроила гримасу, – не свинячь. Иди, замой под краном.
– Не свинячь. Хе!
Фёдор усмехнулся.
– Был тут, кстати, у нас тут случай со свиньями. Вернее, у нас там был.
– Это ты кого свиньями назвал? Себя с Толстым?
– Свиней я свиньями назвал, – обиделся Фёдор. – Ну и Клавдия с Марком тоже отличились.
– О! Я и забыла про них.
Янка, лежавшая до этого на кровати, внимательно села.
– И что они?
– Ну и вот…
4
– Сволочи! Ненавижу…
Клавдия сидела в луже из жидкого свиного помёта.
– Моя королева! Вы не ушиблись?
Марк смотрел на неё из-за забора, но попыток подойти и помочь не делал.
– Пошёл вон! Идиот!
Клавдия по давней привычке стукнула кулаком. Вот только рядом не было не то что ручки трона, но даже кривого стола из неструганых досок. Клавдия лупанула по свинячей жиже, окончательно себя забрызгав.
– Моя королева! – воскликнул Марк упавшим голосом и начал медленно отступать.
Нет, как верный бывший подданный он, конечно, должен был броситься королеве на помощь. Но и королева должна держать себя в рамках бывших приличий. Служить ругающейся куче свиного навоза он не нанимался.
– Я за водой! Воды принесу, умыться! – крикнул Марк убегая.
– Сволочь! – поблагодарила его Клавдия, а брошенная ему вслед свиная какашка не пролетела и метра.
– Ничего, я смогу. У меня получится.
Клавдия зачерпнула горсть помёта и медленно растёрла по голове.
* * *
Примерно за год до этого феи переселились в лес из фейской квартиры. Переселению предшествовало свержение Клавдии, самозваной, но всеми признанной королевы, её секретарём и советником, Марком. Которого самого тут же свергли.
Свергали его Августа, фея-крёстная, Машка, фея горячей воды, Степан, фей на подхвате, Фёдор, фей холодильника и Янка, работавшая тогда в фейской квартире зубной феей.
Клавдию, как успевшую, пусть недолго, но пострадать от тирании Марка, наказывать за безобразия и притеснения феев не стали, и позволили переехать в лес со всеми. Она построила себе избушку на дальней поляне и спокойно, втайне, в тишине и на свежем воздухе, начала готовиться к новому захвату власти.
А Марка фея-крестная приспособила пасти гномьих свиней. Со словами:
– Хочет этот шибздик конспиративный, чтобы вокруг него строем ходили, пусть сперва на чушках потренируется.
* * *
Феи, сбежавшие из квартиры, поселились возле гномьей деревни. В городе лесных фей, которые жили на деревьях, им не понравилось.
– Не буду я жить на дереве, как макака голозадая, – шипела фея штор фею домашних тапочек, – как хочешь, так и строй эту, как её? Как они её называют? Избу? Да, избу. И чтобы со всеми удобствами!
– Да какие же тут удобства? – блеял фей домашних тапочек. – Велюровая моя, здесь нет горячей воды. И даже холодной. Вообще! Я всю деревню этих землероек обошёл, ни в одной избе нет.
Фея штор коротко, но увесисто на него глянула.
– Хорошо, хорошо, тюлевая моя, – фей аж присел, испугавшись того, что начал перечить подруге, – у нас будет, у нас всё будет!
– Тьфу, к медведям жить уйду, – сплюнул он, стоило фее штор отойти в сторонку. – Чтобы ни одна зараза меня не спрашивала, где здесь тёплый сортир.
По первому времени феи бегали к своим соседям, гномам, за каждой мелочью. Выросшие в благоустроенной квартире, они понятия не имели, как устроена деревенская жизнь. Гномы только радовались: каждый час как цирк приехал.
В первый же вечер фей выключателей сначала гномов огорошил, а потом довёл до истерики, растерянно выспрашивая, почему люстра улетела, и как её вернуть. Да, такая яркая, жёлтая, круглая, вон туда свалилась. А когда ему дали свечку, он долго пытался включить её как фонарик.
Получив картошку на семена, феи умудрились почистить её, порезать, пожарить, упаковать в пакетики, зарыть, вырыть, съесть, и пойти хвастаться к гномам:
– Какой у нас хороший урожай. Только мы не поняли, почему картошку нужно сначала зарывать в землю, почему нельзя съесть сразу?
Осенью фей горячих батарей, когда по ночам уже начали прихватывать морозы, спросил:
– А когда здесь включают отопление?
Ему объяснили, что отопление здесь печное, когда хотят, тогда и включают. На вопрос "как?" какой-то гном, не подумав, хмуро буркнул:
– Берёшь и поджигаешь, тупилка городская.
И фей батарей радостно поджёг свой дом. Всего же сгорело четыре дома, потому что он, согрев замёрзшие ладони, успел поделиться открытием с соседями, пока гномы его не поймали и не заткнули рот брюквой, чтобы он перестал советовать.
А Марку было ещё хуже. Квартирные феи картошку в клубнях, то есть целиком, хотя бы видели. А также морковку, апельсины и яблоки. Ну и прочие растения. Что не мешало им думать, что они растут в холодильнике. А вот куриц они видели только четвертинками. Молоко – в пакетах, а не в коровах. Свинину – в вакуумной упаковке, в виде бекона и ветчины.
* * *
Лежавшие в луже грязные от хвостиков до пяточков свинки радостно улыбались новому свинопасу. Марк, упёршись правой рукой в стену свинарника, левой себе в колено сосредоточенно блевал.
– И мы, мы, это, это… И мы это едим! – хрипел он, не на выдохе, а на вдохе, в перерывах между приступами.
Хрюшки согласно хрюкали. Тошнота с новой силой выворачивала Марка наизнанку.
А всё потому, что он спросил у феи-крёстной, за шиворот приволокшей его к свинарнику:
– Что это?
Понимаете, он спросил: "что это?", а не "кто это?". По уши занятый дворцовыми интригами, свиней он не видел даже на картинках.
– Это? – усмехнулась Августа. – Это, сатрап недоделанный, котлеты, – показала она, – вот это колбаса, которая в чёрных пятнах, зовут Зойка, а вот там ветчина лежит, хрюкает. Мясо это, свинина, понял, вождь авторитарный? Свинина в виде свиней. И ежели они у тебя за лето в два раза не потолстеют, я тебя самого на холодец пущу. Усёк, диктатор марионеточный?
Марк свёл, наконец, в своей голове образ сосиски с источником сосисок. Грязным, вонючим и хрюкающем. И его затошнило. Чем он и развлекал себя и свиней до самого вечера. Никто ещё в гномьей деревни не начинал карьеру свинопаса с пятичасового марафонского блевания.
Очнувшись утром, Марк попытался сбежать. Куда угодно. Сказать: "куда глаза глядят", нельзя – после вчерашнего глаза у него совершенно не глядели. Но был выловлен Августой на подходе к пастбищу, и возвращён на рабочее место с помощью волшебной палочки. Волшебной палочкой на этот раз служил выломанный в ближайших кустах дрын. Свиньи приветствовали Марка радостным хрюканьем, чем доказали своё интеллектуальное превосходство. Он ещё надеялся от работы свинопаса как-то отвертеться, а они уже поняли, что к этому странному двуногому, который еду не в себя складывает, а наоборот, из себя достаёт, им придётся привыкать.
– Ладно, – сказал Марк, задумчиво потирая голову после вдохновляющих подзатыльников феи-крестной, – ладно. Ну, а в самом деле? Чем они, эти благородные животные, – он сделал широкий жест в сторону настороживших уши свиней, – чем эти, не побоюсь сказать, млекопитающие, хуже феев?
Свиньи с энтузиазмом хрюкнули.
* * *
Марк не просто так столько времени был советником королевы, и сам, пусть на один день, стал королём. Большинство придворных действительно были хуже свиней. Жрали так же, хрюкали, нажравшись, так же, в грязи валялись так же, но ещё старались друг друга толкнуть, ущипнуть и всячески нагадить, до чего ни одна честная свинья не додумается. Она если и нагадит, то беззлобно, и не на тебя, а рядом.
И благородными животными свиней Марк не так просто назвал. А для самомотивации. Одно дело – он пасёт грязных вонючих хрюшек. Другое дело, он возглавляет стаю благородных животных. Чувствуете разницу? Марк сразу почувствовал. Его согнутая унижением спина распрямилась, высохшая грязь с придворного мундира отлетела, под ней даже пара орденов обнаружилась.
Свиньи, до этого привычно валявшиеся в грязи, медленно, одна за другой поднимались на ноги. Тех, кто лежал отвернувшись, пихали в спины. Тем, кто непонимающее вертел головой, что-то тихо хрюкали в ухо. Постепенно они собрались у забора, глядя на Марка, как ему показалось, преданными глазами. Марк откашлялся и обратился к свиньям с речью.
– Э-э-э… Животные! – начал он. – Я обращаюсь к вам, животные, потому что…
Несколько свиней начали разворачиваться к нему спиной. Парочка легла. Марк пожевал губы.
– Свиньи! – попробовал он начать по-другому. – Гхм, гхм. Свиньи!
Легла уже половина стада. Ещё несколько вернулись к любимому занятию – рыться пятачками в навозе.
Марк сжал кулаки. Его лицо покраснело. Он, опытный царедворец, понимал, что нужно сделать, но заставить себя было непросто. Наконец он собрался с духом.
– Уважаемые свиньи! – ещё раз обратился он к своему стаду тихим сдавленным голосом.
Самый большой боров коротко хрюкнул.
Марк набрал в грудь воздуха.
– Уважаемые свиньи! – крикнул он.
Все свиньи повернулись к нему, те, кто лёг, начали вставать, боров хрюкнул два раза.
– Уважаемые свиньи! – уже уверенным голосом продолжил Марк. – Впрочем, нет, я не прав, что обращаюсь к вам так.
Свиньи вопросительно дёрнули хвостиками.
– Одно слово, из тех, что я сказал, лишнее.
Боров мрачно посмотрел на него исподлобья.
– И это слово – свиньи. Уважаемые, вот как я должен был обратиться к вам с самого начала.
Боров округлил глаза.
– Да, именно так. Отныне никаких свиней. Нет, в самом этом слове нет ничего плохого. Ведь этим словом называли таких прекрасных животных…
Боров хрюкнул.
– Простите, таких прекрасных существ, как вы! Но это слово испоганили. Вы не раз слышали, как эти ваши так называемые хозяева, гномы, обзывали свиньями друг друга. И когда они это делали? Когда поздравляли с днём рождения? Когда признавались в любви?
Свиньи синхронно покачали головами.
– Нет! Когда они хотели назвать кого-то грязным, неопрятным гномом. Разве это справедливо? Разве вы грязные живот… Извините, существа? Это не так!
Свиньи согласно закивали. Комья грязи с их голов посыпались в грязь.
– Поэтому я больше не произнесу этого запачканного слова: свиньи. Отныне вы…
Свиньи замерли.
– Отныне вы представители семейства нежвачных парнокопытных!
Челюсти нежвачных парнокопытных отпали. Самый большой боров от удивления сел на свою толстую задницу. Его глаза медленно наливались кровью. Ещё немного, и он полез бы через забор бить Марку морду.
– Спокойно, спокойно уважаемые! – замахал руками Марк, – это ваше научное название, я всего лишь хотел сказать, что так вас называют учёные, которые, между прочим, не чета этим малообразованным гномам!
Боров захлопнул пасть, но глаза его остались красными.
– А я буду назвать вас так: кабаны! Кабаны – так звали ваших далёких диких предков, которые держали в ужасе окрестные леса. Помните ли вы, что один дикий кабан мог сожрать за один присест троих волков, а ещё четверым – откусить хвосты?
Свиньи радостно захрюкали, подтверждая, что, конечно, помнят, хотя они не помнили ничего дальше вчерашнего корыта с ботвиньей.
– Помните ли вы, что два кабана могли завалить медведя? А три кабана – ещё и не дать ему встать?
Свинячье хрюканье начало переходить в восторженное повизгивание.
– Когда-то вы были хозяевами этого леса, – показал Марк на ближайший сарай, очевидно имея в виду, что доски, из которого он построен, выросли в лесу. – Так негоже вам подчиняться этим жалким гномам, которые только и думают о том, как сделать из вас котлеты! Вперёд, животные, и теперь я не боюсь сказать это слово, потому, что вы – животные, и этим вы должны гордиться!
Когда неистовый визг свиней, видимо, собравшихся немедленно идти валить медведей и не давать им встать, немного затих, Марк смог закончить речь:
– Но нам нельзя спешить. Мы должны тщательно подготовить наше освобождение. Верите ли вы в меня, кабаны?