Боров попытался отдать Марку честь своим парным копытом. Марк улыбнулся.
* * *
С тех пор свиньи ходили только по двое. Происходило это так: одна свинья выглядывала из-за угла дома, внимательно осматривала двор, и на полусогнутых, хотя куда уж – и без того коротких – ножках, перебегала к поилке. Настороженно оглядывалась, тихо хрюкала, и двор пересекала вторая свинья, на кончиках своих копытцев. Если бы у них были тёмные очки, они бы их надели.
Гномы смотрели на это с удивлением, но и только: мало ли что глупым тварям в голову придёт.
Беспокоиться стали только тогда, когда свиньи начали маршировать по деревенским улицам в колонну по четыре. Они шли, в ногу, хором хрюкая строевую хрюкалку. Хрю-хрю-хрю-ХРЮ. Хрю-хрю-хрю-ХРЮ. Смотрели строго перед собой. Занимали всю ширину улицы. Марк шагал следом, улыбаясь, посвистывая, помахивая прутиком, как стеком.
– Это они чего у тебя? – спрашивали у него гномы, чеша в затылках.
– Не беспокойтесь, любезные, свинки, которых вы мне поручили пасти, гуляют. От прогулок их мясо становится вкуснее. Стойловое содержание – это вчерашний день, не слышали?
– Неа…, – тянули ошеломлённые гномы.
– Правильно, откуда вам это знать, в вашей деревне.
– Ну да, – соглашались гномы, подавленные городским авторитетом.
Мясо у свиней, может быть, и становилось вкуснее от этих хрюмаршей, только проверить это у гномов не получалось. Когда кто-то заходил в свинарник с большим ножом и намереньем превратить свинью в запас мяса на зиму, его там встречала не одна свинья, а восемь. Они стояли дружно в ряд, оскалившись, опустив морды, рыли копытами землю, и тихо рычали. Оказывается, свиньи умели рычать. Гном, пятясь, выбирался из свинарника, возвращался домой, прятал дрожащими руками большой нож в кухонный шкаф и говорил жене:
– Что-то мне свинины не хочется. Наверное, я разлюбил свинину. Да, до сих пор ел, а прямо сейчас разлюбил. Вот. Я зимой лучше брюкву буду есть.
Жена, конечно, начинала скандалить, ругаться:
– Да я сейчас сама её чик – и всё, раз ты не можешь!
Но стоило ей с ножом в руках шагнуть за дверь, как её встречала свинья, сидевшая на крыльце с мрачной мордой.
– А? – говорила гномиха.
– Рррр! – говорила свинья.
– Да, дорогой, конечно, ты прав, будем есть брюкву, она гораздо полезнее для здоровья, чем свинина, – говорила гномиха, возвращаясь.
Заменить свинину зайчатиной тоже не получилось. Зайцы сбежали из окрестных лесов, когда свиньи начали на них охотиться. Ловить, конечно, не ловили, куда им зайца догнать, но бегали с таким визгом, что зайцы сочли за лучшее перебраться куда-нибудь подальше от этих сумасшедших хрюшек. Впрочем, Марк приказал прекратить охоту, после того, как пять самых храбрых и самых глупых хрюшек нашли медвежью берлогу. Медведь серьёзно пострадал: он не то, что до весны, до следующей осени из берлоги вылезти не мог – так нажрался свининой. А Марк наградил свиней бантиками на хвост за мужество, посмертно, и объявил героями. Но остальным таскаться к медведям запретил, сказал, что свиньи ещё не совсем окабанились, чтобы медведей драть.
* * *
Вот в это время в деревне и появилась Клавдия. После провалившейся попытки захвата Москвы Августа определила её в помощницы свинопаса, Марка, то есть.
– Давай, королева бескоронная, ёршик унитазный, поступай в подчинение свиному начальнику. Доверия тебе совсем нет, даже трёхногого поросёнка не дам тебе пасти. Ты его или голодом уморишь, или в статские советники произведёшь, от чего он сам окочурится. Поручить тебе могу только какашки свиные убирать, да и то сомневаюсь, справишься ли. Не начнёшь ли воровать, замок себе из них строить. А? Что ты там булькаешь, не слышу?
Августа легонько стукнула Клавдию по затылку волшебной палочкой. Ну, той самой, метра два длиной. Клавдия зашипела от боли и сказала громче:
– Ладно, ладно! Отстань, надоела.
– Это я тебе надоела? Ох, надо было тебя в пенёк превратить, теперь уже жалею, что ведьму Эмму послушала. Давай, приступай к трудовым обязанностям, осколок империи.
– В-в-в-в-ваше величество, – дрожащим голосом начал Марк, когда Августа улетела верхом на своей дубине, – как же я рад вас видеть!
– Рад? Видеть? Идиот! Как ты можешь радоваться тому, что я оказалась в этом свинарнике!? Или тебя именно это и радует? – по дворцовой привычке набросилась на него Клавдия.
– Что вы, ваше величество, я совсем не рад тому, что вы здесь!
– То есть, ты не рад меня видеть? Меня, твою королеву? Ты, мешок с огрызками, чучело пингвина облезлое, как ты смеешь!?
– Ва… ва… ва… – завякал запутавшийся Марк, не зная, что для него безопаснее: радоваться Клавдии, или огорчаться.
– Ладно, сядь. Не мельтеши. Что значит, некуда сесть? Ну, встань на колени. Да, в эту грязь и встань. Какого чёрта ты не прибрался перед моим появлением?
– Ваше величество, но ведь Августа сказала, что это вы, ваше величество будете теперь убирать эти… убирать эти…
Марк замялся, не зная, как бы потактичнее обратить внимание королевы на то, что она, мягко говоря, не во дворце:
– Эти поросёночкины какашечки.
Зря он это сказал. Клавдия ещё не простила ему попытку своего свержения, кстати, вполне удавшуюся. За окно фейской квартиры Марк её выманил и форточку за ней захлопнул. Это ещё ладно: то тебя свергают, то ты свергаешь, такова придворная жизнь. Но как он смел подумать, что она на самом деле будет убирать за его свиньями! Что она будет ему подчиняться! Она его из грязи когда-то подняла, она его обратно в грязь и загонит! Утопит! Раздавит! Он со своими вонючими свиньями из одного корыта баланду жрать будет!
Ну, положим, чтобы утопить и раздавить, Клавдия должна была сначала снять Марка крыши свинарника, куда он забрался от её визга с поразительной лёгкостью. А вот про вонючих свиней она зря сказала. Вонючие свиньи, которые изумлённо наблюдали, как их генерала ругала последними словами какая-то швабра, после упоминания о себе встали и окружили Клавдию. Самый большой боров толкнул Клавдию пятачком пониже спины.
– Я, типа, не понял, ты, типа, кто вообще такая? – прохрюкал он.
– Пошёл вон! – заорала Клавдия.
– Ты чё, в натуре, себе позволяешь? Ты чё на нашего главного кабана пасть раззявила? – прохрюкал боров.
– Уйди, животное!
Клавдия, пока ещё плохо понимавшая по-поросячьи, влепила борову пощёчину. Вернее, помордину. И ровно через пятнадцать секунд она лежала в центре свиного загона, рядом со свинарником, в луже, состоящей из того, что свиньи выпили и съели не далее, как вчера. А Марк суетился за забором, не решаясь войти и протянуть руку.
Каждая свинья после оскорбления главного кабана посчитала своим долгом или наступить на Клавдию, или ткнуть её совсем не мягким пятачком, и сейчас она отличалась от кучи свиного дерьма только тем, что могла разговаривать. Она стала такая грязная, что даже навоз брезгливо морщился и пытался от неё отползти. Марк убежал якобы за водой для умывания. Свиньи разошлись по своим делам. То есть – валяться в грязи.
– Ничего, я смогу. У меня получится.
Клавдия зачерпнула горсть навоза и медленно растёрла его у себя на голове.
* * *
Королевами просто так не становятся. И абы кто не становится. Королева – она не самая умная среди феев. И не самая красивая. Но она лучше всех феев знает, как стать главной. И как главной остаться, что сложнее. А если уж она с феями справлялась, то с какими-то свиньями…
Клавдия зачерпнула ещё одну горсть навоза и растёрла по плечам. Потом встала на четвереньки и пошла к свиньям, толкавшимся возле кормушки.
Королевой в гномьей деревне она стать не сможет. Даже главным свинопасом вместо Марка – вряд ли. Ну что ж, она пойдёт другим путём. Клавдия станет главной свиньёй.
– Ваше величество, я вам воду принёс, умойтесь, – жалобно крикнул Марк из-за забора.
– Хрю, – ответила Клавдия.
– Что? – не понял Марк.
– Да хрю же, идиот, – огрызнулась Клавдия.
– Ваше величество, я вас не понимаю, – окончательно растерялся Марк.
Клавдия с кряхтеньем разогнулась, встала на колени, на ноги, подошла к стоящему за забором с кувшином воды Марку.
– Хрю, – тихо сказала она, глядя ему в глаза.
– А? – рот Марка скривился, он начал стремительно пугаться.
– Хрю, – повторила Клавдия.
– Чт-т-то хрю? – решил уточнить Марк дрожащим голосом.
– Хрю – хрю, – объяснила Клавдия.
– Ва-ва-ваше величество, я вас не понимаю!
Марк начал паниковать. Клавдия, похоже, стала свиньёй. Но как её пасти, в свинском состоянии, он решительно не представлял. Хворостиной по юбке подгонять, или обращаться со всей вежливостью: моя королева, не хотите ли помоев? Клавдия тяжело вздохнула, вцепилась Марку в волосы, перетащила его через забор и свалила в лужу.
– Хрю, хрю, хрю, – повторяла она, тыча его мордой в грязь.
Свиньи смотрели на этот новый способ общения, не вмешиваясь. Это же не посторонний кто-то их кабана обижает, а свой человек, свинья.
Только самый большой боров подошёл к Клавдии и хрюкнул, что макать главного кабана мордой в грязи здесь никто, кроме него, большого борова, права не имеет. Так и сказал:
– Хрю.
– Ну, хрю так хрю, – вздохнула Клавдия, – давай-ка мы, хрю, за угол с тобой хрю-хрю.
Из-за угла она вернулась первой, самый большой боров шёл следом, тихо повизгивая, опустив уши, и распрямив дрожащую спираль хвостика.
– Ещё хрю вопросы хрю? – обернулась к нему Клавдия.
Взвизгнув, боров упал на спину, и задрал ножки в небо, показывая, что он сдаётся.
– То-то же. Я хрю во дворце и не с такими хрю. Они хрю у меня все как хрю по струночке хрю, – тихо проворчала Клавдия.
* * *
С тех пор Марк так же ходил со свиньями, но не с гордо поднятой головой, как главный кабан, а с растерянной и смущённой улыбкой. Вроде бы он свинопас, как был, так и остался, но его теперь никто особенно не спрашивает, и не он стадо ведёт, а он сам за стадом идёт. Да и то потому, что делать ему больше нечего.
Свиным стадом управляла Клавдия. К корыту, в которое свиньям наливали баланду и помои, она не подходила. Это к ней корыто пятачками подталкивали дежурные по кухне свиньи. Она лежала на спине, в грязи, ладонью черпала бурду из корыта, глядела в небо, и отдыхала душой:
– Красота! Практически дворец. Только придворные поприятнее.
По деревне свиньи ходили теперь не строем, в колонну по четыре, а как бы лениво прогуливаясь. Плотной толпой.
Гномам от этого легче не стало. И они никак не могли понять, чья же это худая грязная свинья, всегда неуклюже идущая впереди. Митрофан, деревенский староста, как-то наклонился к ней, протягивая руку, чтобы погладить:
– И чья же это у нас такая худая свинка?
Свинка подняла голову, посмотрела на него злыми глазами и отчётливо произнесла:
– Пошёл вон, холоп.
Митрофан с тех пор немного заикался, а рука у него тряслась.
К середине осени свиньи начали перебираться в дома. Не в свои, свинские, своих у них не было, а в гномьи. Получалось это так. Свинья сидела на крыльце, а когда её хозяева открывали зачем-то дверь, цепляла её пятачком, широко распахивала и заходила в дом. Скорее всего, её выгоняли:
– Кыш, кыш, куда лезешь, свинюка грязная!
Когда хозяева открывали дверь в следующий раз, свинья опять сидела на крыльце. А возле крыльца, полукругом, ещё свиней десять.
– А? – не понимал, что происходит гном.
– Хрю. – говорила свинья.
– Хрю! – хором повторяли сидевшие у крыльца свиньи.
Очень мрачно повторяли. Таким низкими голосами, что с крыши дома сыпалась соломенная труха.
– Э, заходи, – приглашал её понятливый гном.
Непонятливых свиньи долго гоняли по деревне, пока одна из них обустраивалась в новом жилище. Потом, конечно, разрешали вернуться. Должен же был кто-то показывать новому обитателю, что где лежит и доставать всё, что нужно, с верхних полок.
Потом к этой свинье приходили в гости друзья. Оставались ночевать. Оставались погостить. Нет, хозяев они не выгоняли, что вы. Но однажды хозяева сами решали перебраться в свинарник. Там и попросторнее, и не так воняет. А свинья, когда лужи ночью уже стали замерзать, однажды выходила из дома в накинутой на спину хозяйской шубе.
– Ваше величество, – как-то раз, поздней осенью, Марк обратился к самой худой свинье. – Ваше величество, – мялся он, – я уже не раз говорил вам, что вы гениальны.
Её величество хрюкнуло.
– Вы всегда остаётесь королевой. Даже… Даже… В этом окружении, – сказал он осторожно.
– Хрю? – покосилась на него королева.
– Ваше величество!
Марк упал перед ней на колени.
– Потому что вы настоящая королева, и будете ею всегда. И не это…
Он снова замялся.
– Не это окружение делает вас королевой, а вы делаете это… это окружение – свитой королевы.
Королева довольно хрюкнула.
– Но, ваше величество! Почему же вы… Почему же вы… Когда всё… Когда всё получилось…
Марк никак не решался сказать, что хотел.
– Почему же вы, когда всё получилось, продолжаете ходить на четвереньках?! – выпалил он. – Ваше величество, я наблюдал и за гномами, и за свинь… Простите, ваше величество, за вашими придворными. И вы, ваше величество, можете снова ходить на двух ногах! Ничего не изменится, они всё равно будут считать вас королевой. Почему же вы продолжаете ходить на четвереньках?
Марк затих и испуганно зажмурился. Если эти слова разозлили королеву, она могла приказать самому большому борову покусать его.
– Хрю, – сказала королева. – Хрю-хрю.
– Простите меня, ваше величество, – прошептал Марк, – я не понимаю.
– Когда я была королевой феев, – Клавдия говорила медленно, она отвыкла произносить другие звуки кроме Х, Р и Ю, – я ходила на двух ногах. Хотя могла бы ползать на четвереньках. И вы всё равно бы мне кланялись. Но королева должна вести себя подобающе. И сейчас мне подобает вести себя так.
Клавдия замолчала на минуту. Марк не решался нарушить тишину.
– К тому же мне хрю.
– Что, ваше величество? – прошептал он.
– Мне так удобнее, идиот!