Легко сказать - двигаться. Товлынг-лув завис в полуметре от поверхности земли и при попытке полететь запутался в ветвях ельника всеми восьмью крыльями. Пока выдирался - половину перьев в колючках оставил.
- Не можешь лететь - пешком пошли, - предложил Мир. - Кого-нибудь встретим.
- Ха, пешком, - проворчал Тове. - Это тебе можно пешком, а мне положено серебряные тарелки под копыта подкладывать, чтобы не оскверниться. Подложи - тогда пойду.
- Ай, какой нежный! Пошли без тарелок, это суеверие.
- Балда, а вдруг тарелки - это изоляторы? Вдруг это по технике безопасности надо, а то из здешней земли через копыта пройдёт какой-нибудь жуткий разряд смертоносного излучения…
- Серебро не может быть изолятором, оно хороший проводник, - вспомнил физику Мир.
- Это у нас на планете серебро проводник, а тут неизвестно что, - возразил Тове.
Мир только открыл рот сказать, что законы физики неизменны во всей Вселенной, как вдруг…
- И что это за чудо-юдо длинношеее у нас в парме объявилось? - спросил кто-то скрипучим голосом. - Гундыр, никак твой родственничек, тоже змей?
- Не-а, это какая-то другая порода, вишь, голова одна, - отозвался другой, побасовитее. - Разве что две головы ему оторвали в битве за Чердынь.
- Так то когда было, за столько столетий головы поди отрасли бы, - возразил первый. - Может, это петушиная лошадь?
- Ага! - обрадовался Мир. - Местные жители. Сейчас мне будут молиться, а тебе тарелки под ноги подкладывать.
Он откашлялся, проверил лингвотрансформатор и начал торжественную речь:
- Здравствуйте, уважаемые местные жители синоним аборигены! Я - Мир-суснэ-хум, седьмой сын бога Торума, присматривающий за миром, царь идущих облаков, и мой уникальный конь синоним лошадь Товлынг-лув рады приветствовать вас на планете Му-3 синоним Земля! Я спустился к вам с верхнего слоя атмосферы синоним небо, чтобы проверить, всё ли у вас хорошо. Можете мне молиться и наклоняться… то есть поклоняться. И не забудьте подложить под конечности синоним ноги моего коня серебряные диски для пищевых продуктов синоним тарелки. А то он без них осквернится напрочь.
- Вот обнаглел! - возмутился первый голос, и из кустов вышло странное существо. - Чтобы я, Вэрса, леший народа коми, поклонялся какому-то последнему сыну бога вогулов! Да я тебя так в парме заплутаю, что вовек не выберешься! И что такое синоним? Это особо неприличное ругательство? Так щас синонимом по башке-то и схлопочешь, ни одного синонима от тебя не останется, синоним тебя задери!
- Ой, извините, ошибка вышла, - растерялся Мир. - Мы к вогулам шли. А где они?
- Нету их, - сурово сказал Вэрса. - И валите отсюда, у нас своих забот полно.
- Да-да, я понимаю, если вы леший народа коми, то при чем тут вогулы, - закивал Мир, стараясь не сердить аборигена. - А где, кстати, эти самые коми?
- Нету коми, - еще более сурово сказал Вэрса. - И вогулов нету. И русских нету. Никого тут больше нету. Одни синонимы кругом шастают, чтоб их… уматывайте, синонимы драные.
- А может… - Мир аж задохнулся от неожиданной догадки. - Может у вас на планете произошла катастрофа синоним конец света, все люди погибли, и остались только вы? А может, мы сумеем помочь? А может…
- Валите отсюда, кому сказано!
- Погоди, Вэрса, - из кустов вылезли сразу три невероятных на взгляд Мира головы и обнюхали друзей. - Непонятно. Выглядят как человек и зверь, а пахнут оба как растения. А говорят, что боги. Боги не пахнут. Кто это?
- Мы едим только растения, - наврал Мир. - Поэтому мы растениями и пахнем.
- Ты прав, Гундырушка, - кивнул Вэрса, и глаза его стали жёсткими. - Ель-матушка, подержи немного этих двоих, а мы подмогу вызовем.
Ель быстро вцепилась иголками в одежду Мира и перья на крыльях Тове.
- А я читал, что у вас растения неразумные, - удивился Мир, не очень-то пугаясь - кто станет бояться родственников-деревьев.
- Да поумнее тебя, - огрызнулся Трёхголовый. - Вэрса, вызывай наших. И может, даже Перу-богатыря. А то посыплются, как в прошлый раз - одни не сдюжим.
Вэрса подошёл к дереву неизвестной Миру породы, поднялся на цыпочки и сказал в дупло будничным голосом:
- Внимание всем постам. В квадрате "тай-сизим" контакт. Не исключена возможность нашествия.
- Мы на грани провала, - шепнул Тове Миру.
Глава 6. Где у лошади принтер?
- Фу-фу-фу, человечьим духом пахнет, - из чащобы выдрался ещё один абориген неизвестной Миру разновидности - с длинным носовым отростком, крупными заострёнными зубными образованиями и излишне закругленным стеблем… то есть позвоночником. Абориген принюхался и разочарованно сказал:
- Нет, ошиблась я, не пахнет никаким человечьим духом. Ойя да ойя, опять эти инопланетяне што ли… да что за напасть такая, третий раз за месяц и всё в моём квадрате…
- Так в том-то и дело, Ёма, - кивнул Вэрса. - Выдают себя за Мир-суснэ-хума и Товлынг-лува.
- Здравствуйте, уважаемый абориген синоним местный житель Ёма, я - Мир-суснэ-хум, седьмой сын бога Торума, а это мой конь синоним лошадь Товлынг-лув, - подтвердил Мир.
Ёма захихикали:
- Я - Ёма, хи-хи… синоним баба Яга. А вы вруны. Али мне не знать Мир-суснэ-хума, сколько раз он в моей парме приземлялся, когда сюда ещё вогулы захаживали - за военной добычей, за красными девками, за сокровищами богатой Чердыни, а того пуще - за боевой славой да мужеской честью. И Мир-суснэ-хум с ними - когда просто глядит, когда и подмогнёт. Ух и хвастун, ух и болтун! А я что, я завсегда за наших, за коми воинов стояла, так иной раз чего и подколдуешь, чтобы у Товлынг-лува коленки подкосились али у самого Мир-суснэ-хума живот скрутило в разгар битвы. Кстати, о коленках - пятой ноги у Товлынга отродясь не было.
Потом глаза ее стали злыми:
- Если вы выдаёте себя за вогульских духов, то и накажут вас за самозванство вогульские духи, а мне, коми, сие невместно. Вэрса, отдай их менквам!
Из чащи тут же выдвинулось два огромных столбоподобных существа - остроголовые, мощные. Они ничего не говорили, но молчали красноречиво.
- Здравствуйте, уважаемые аборигены, - слегка дрогнувшим голосом сказал Мир. - Я - Мир-суснэ-хум, седьмой сын… э-э-э… синоним дочь…
Один менкв облизнулся. Второй тоже. Из-за его плеча выглянул подошедший третий.
- Минуточку! - возмутился Тове, забыв, что он по сюжету конь, и разговаривать не умеет. - Эти существа - деревья! Я же чувствую, что они деревянные! Так почему же они облизываются? Деревья не едят ничего, кроме солнечных лучей, воды и воздуха!
- Ишь ты, а наши менквы прожорливые, - ухмыльнулся Вэрса. - Менквов вырезал вогульский бог Торум из лиственницы. Он хотел людей сделать (вогулов, естественно), и менквы - первый вариант людей. Они получились большие, сильные и тупые. Торум их забраковал и вылепил второй вариант из глины. И оживил. Так образовались вогулы или, по-ихнему, манси. А менквы ушли в леса, одичали, жрут что ни попадя, даром что деревянные. Ничего, мы нормально ладим. А вас они съедят. Вот только Перу подождём, он разберётся. Так что хватит висеть в воздухе, пятиногий, приземляйся.
- Не могу, - возразил Тове. - Мне под копыта надо серебряные тарелки подставить. Без этого не приземлюсь, хоть аннигилируйте.
- Ани… аги… да где ж я тебе серебряные тарелки возьму? - развел руками Вэрса. - Много их тут находили, особенно южнее Чердыни, в Редикоре, так то когда было. Их из дальних стран привозили чудные чернобородые купцы, продавали вогулам за меха, за собольи шкурки. Вогульские жрецы покупали персидские блюда, чтобы когда Мир-суснэ-хум прилетит, подставить под копыта его коня, не дать осквернить о землю… Вогулы, что с них возьмёшь - нешто земля может осквернить, земля чиста и священна уж поболе, чем какая-то подозрительная небесная коняга. Потом историю с тарелками русские переделали в сказку про козлика Серебряное Копытце. И сейчас еще в земле лежат серебряные иранские блюда, да кто ж ведает, где. Вот если вспахать это место на петушиной лошади, то все клады откроются. Да где же взять петушиную лошадь?
- Петушиная лошадь - это суеверие, - возразил трёхголовый змей Гундыр.
- Так что опускайся, - подытожил Вэрса.
- Не буду, - заупрямился Тове. - Дело чести. Ой! Щекотно!
Раздался негромкий шмяк, и прямо между двумя передними и пятой ногами под брюхом Тове материализовался Пера-богатырь. Ругаясь непонятно, он вылез из-под коня и сказал:
- Понаставили тут скотину… нешто это хлев? Вэрса, почему у этой коровы пять ног? Я-то сперва думал, вымя такое длинное, а это нога! Сто раз говорил - мутантов не принимать! Да это и не корова… Даша, откуда ты взялась? Ты же в Сыктывкаре осталась!
Совершенно обалдевшая Даша держалась за ёлку, и вид у неё был такой, будто сейчас весь мир рухнет, только ёлка останется.
- Ты… ты меня спрашиваешь, откуда взялась? Это я тебя спрашиваю, откуда я тут взялась? - наконец обрела она дар речи. - Ты куда меня притащил?
- В лес за Чердынью, где обнаружены инопланетяне, - терпеливо пояснил Пера. - И я тебя с собой не звал, ты сама уцепилась. Ладно, смотри тихонько и не мешай.
- Ишь ты! Человек! - умилилась Ёма. - Живой! Мича коми нывка, красивая коми девочка! Ойя да ойя, сколько лет не видала!
- Человек, - принюхался Гундыр. - Пахнет, как царевна, а не как Иван-дурак. Али я царевен не нюхал. Значит, есть они ещё где-то, люди…
- Что за инопланетяне? - спросил Пера.
- Да мы бы сами справились, но третий раз за месяц заявились, и всё разные, - извиняющимся тоном сказал Вэрса. - Это уже нехорошая тенденция. Поговори с ними, Пера. И еще - у тебя случайно четырёх серебряных блюдец не найдётся? Этот упёртый конь косит под Товлынг-лува и желает приземляться только на серебряные тарелки.
Пера ошалело посмотрел на Тове:
- Ну и суперская зверюга! Золоченая лысина, пять ног, зеленая нашлепка над глазом… парень, а как ты там на спине умещаешься, среди этих крыльев?
- Плохо, - честно признался Мир, у которого уже всё тело чесалось, истыканное перьями крыльев. - Очень плохо. Синоним погано.
- Они всё время синонимами обзываются, - наябедничал Вэрса.
- А у меня линвотрансформатор так настроен, - объяснил Мир. - Подбирает слова с похожим значением - синонимы.
- Слезай и поговорим, - приказал Пера. - Уговор: ты всё расскажешь честно, и мы тоже. Если не согласен, два варианта: либо сражаешься со мной, либо сразу отдаю менквам. Если сражаешься, то тоже два варианта. Если ты проиграл, то всё в порядке, просто умираешь. Если выиграл, то отдаём менквам. Выбирай.
- Ух ты! - восхитился Тове. - Прямо алгоритм. Сейчас распечатаю.
От нажал копытом левой передней ноги на коленку пятой брюшной ноги. Раздалось жужжание, и откуда-то сзади из коня выехал свёрнутый в трубочку лист бумаги с распечатанным алгоритмом.
- Тове, ты куда принтер вмонтировал? - удивился Мир.
- А в задницу! - сказал Тове. - Там как раз место было, и выход для бумаги удобный.
Мир посмотрел алгоритм, просчитал вероятности.
- Ладно, расскажу, - решил он. - Только вы потом тоже про свои дела расскажете, а то мы уже запутались - кто кем кому приходится и что здесь происходит.
"Неужели я внезапно свихнулась?" - подумала забытая Даша.
Глава 7. Ромашки спрятались, поникли лютики…
Рассказ Мира о родной планете и экзамене на аттестат зрелости всем понравился. Ель как услышала про цивилизацию растении, так ветки разжала, иголки из ребят выткнула и фитоцидами побрызгала, чтобы заражения не случилось. Менквы одобрительно ухмыльнулись и отступили в чащу. Вэрса похохатывал и хлопал себя по коленкам, видимо, в знак одобрения.
- Ну что же, - сказал Пера. - Прикольная история. Мы тебе верим. Хоть инопланетяне, но нормальные. Мы тоже всё расскажем, но дело долгое, а уже вечер, все устали. Предлагаю переночевать в Чердыни. Там в музее уютно, посидим, поговорим, на ужин чего-нибудь спроворим, а, Ёма?
- Да конечно, батюшка, - обрадовалась Ёма. - Сейчас черинянь поставлю, пельменей налеплю.
Вэрса поёжился.
- Нечего кривиться, я же не в Редикор зову, а в благополучную Чердынь, - сказал Пера.
- В Чердыни тоже ортов много, - непонятно возразил Вэрса.
- Ну и что, ты ортов не выдывал что ли? В Чердыни они все с головами, это в Редикоре безголовые, - ещё более непонятно ответил Пера. - Пошли-пошли, нехорошо гостей в чащобе принимать. Опять же лучше им всё увидеть своими глазами.
- А коняга пятиногая на землю слезать не желает! - наябедничал Вэрса. - Требует серебряные тарелки под копыта.
- Так вы же признали, что не настоящие Мир-суснэ-хум и Товлынг-лув! - поразился Пера. - Зачем инопланетянину серебряные тарелки под копыта?
- Чтобы были, - сказал Тове. - Без серебряных тарелок мне невместно и не побоюсь этого слова - срамно! Во какие слова есть в моей "Лингве".
Он всегда был упёртый.
Раздался треск ветвей, и из леса опять вывалился менкв.
- Тове, тебя сожрут за упрямство, - заметил Мир.
- Я… это… типа того… - сказал менкв. - Вот…
Нагнулся со скрипом и положил на землю четыре серебряных блюда. Блюда горели белым огнём, на них всадники в восточных одеждах метали копья в диковинных хищников, охотники посылали стрелы в круторогих антилоп и изящных газелей, воины окружали узорчатые дворцы. Их сделали полторы тысячи лет назад в Персии, их выменяли в Чердыни на собольи шкурки и спрятали до пришествия Мир-суснэ-хума. На родине, в Иране, сохранилось шесть таких блюд, в Чердыни нашли более двухсот. Но Даша этого не знала и просто любовалась невиданной красотой.
- Ваще того, тарелки, - пояснил менкв, смущаясь от общего внимания.
- Спасибо, - сказал Тове. - Ты настоящий друг. Я так устал висеть в воздухе. Спасибо, товарищ.
И с облегчением опустился на четыре тарелки. Менкв совсем расцвел:
- Ты - вогул. Деревянный. Я - вогул. Деревянный. Мир, дружба. Мы вместе.
- Прекрасная речь, - развел руками Пера. - Лучшей политической программы я никогда не слышал. Наверное, наш менкв старый вогульский клад распотрошил для вас. Иранское серебро, надо же… Тове, а как ты на этой посуде передвигаться будешь? К копытам приклеишь?
- Жалко приклеивать, там картинки красивые, ещё попорчу, - отказался Тове.
- Тоже мне, проблема, - фыркнула Ёма, нагнулась и прошептала: "Силы тёмные, силы тайные, силы Камовы, силы Туновы, сделайте, как я велю: возьмите белое серебро, прицепите к конским копытам, охраните этого коня от безголовых ортов, от полночных духов, от Невидимых и Неназываемых…"
Тове шагнул вперед, и тарелочки вроде и не приклеились, но и не отвалились при ходьбе.
- Ладно, пошли уж, коли идём, - хмуро поторопил Вэрса. - Хотя лично мне в Чердыни ночевать не по нраву, я лесная душа.
- Ты-то, лесная душа, сквозь любую чащу просочишься, а гости наши все перецарапаются, - заметил Пера. - Тропку проложи что ли до Чердыни.
Вэрса пробурчал что-то, дунул между двумя ёлками: они расступились, вышла тропочка. По ней и побрели гуськом Вэрса, Мир, Тове, Ёма, Даша, Пера. Замыкающим шёл Гундыр, вытянув три головы в одной плоскости, чтобы меньше за ветки цепляться.
- Эй, а этот… который тарелки принёс, - оглянулся Тове. - Дружище, а ты с нами пойдёшь?
Менкв застеснялся и вопросительно поглядел на Вэрсу - мол, можно?
- Иди уж, раз приличные люди зовут, - махнул рукой леший. - Хотя приглашать менква в коми дом у нас, мягко говоря, не принято - дикий вогул трёхметрового роста, деревянный, глупый до остолбенения…
- Это называется расизм, - возмутился Тове. - Когда какую-нибудь нацию считают хуже других.
- Менкв не нация, а глупая дубина, - возразил Вэрса.
- Я тоже дубина, хотя и бесспорно умная, - сказал Тове. - Я же растение по вашим меркам, только разумное. Так что он - мой дальний родственник.
Менкв приосанился и показал Вэрсе язык. Язык тоже был деревянный и неошкуренный.
- А как тебя зовут? - спросил Тове менква. Тот поглядел непонимающе.
- У них нет имён, - пояснил Вэрса. - Они все просто менквы.
- Кошмар, - поразился Тове. - Так жить нельзя. Тебе надо красивое имя дать.
- Только короткое, длинное он не запомнит, - хмыкнул Вэрса.
- Лютик, - придумал Тове. - Тебя будут звать Лютик. У нас на планете есть такой жёлтенький цветочек, очень милый.
- У нас тоже, - удивился Вэрса. - Ну и лютик получился! Трёхметровый и в обхвате как две бочки!
- Лютик, - нежно сказал менкв. - Не менкв. Лютик.
И затопал позади Гундыра.
Глава 8. Труп Чердыни
Лес, а по-здешнему парма, подходил к берегу Колвы и к семи холмам, карабкался на склоны. Когда-то много веков назад люди пришли сюда, вырубили деревья, распахали поля, понаставили на семи холмах домов и домишек и назвали это Чердынью. Парма отступила, затаилась, но не теряла надежды. И вот теперь, когда люди покинули город, парма прыгнула вперед. Деревья занимали улицы, как солдаты - взятую столицу. Раздолбанный асфальт зарастал мухоморами, навек потухшие светофоры худыми скелетами торчали среди поросли ельника.
Даша шагала по тому, что когда-то было гордой Чердынью, и всеми своими клеточками чувствовала, что город умер. Глазницы выбитых окон в почти целых домах улицы Советской смотрели вдаль, за Колву. Хорошо, что они не смотрели на Дашу. Стемнело, но свет в окнах не зажёгся, но что Даша смутно надеялась. Целые дома чередовались с грудами битого кирпича. Мёртвая церковь стояла с проломленным куполом и с берёзкой на карнизе. В купол безнадёжно заглядывала звезда. Вторая церковь обгорела и потеряла две стены, а на колокольне - на просвет - чудился подвешенный колокол. Если прямо не глядеть, то боковым зрение видно, что висит колокол, а взглянешь в упор - нету, пуста колокольня. Вдоль обрушенного забора крались две тени, оставляя светящиеся синие следы - ну, это уж точно мерещилось. Оптический обман, да?
Даша отвлеклась на разглядывание теней, запнулась за что-то круглое и заорала, опознав череп. Какой-то мелкий, младенца что ли…
- Не верещи, это кукла, - обернулся Пера. - Кукольная голова отломилась. Люди уходили, ненужное выбросили.
Лысая пупсовая голова лежала в пыли на боку, кверху пластмассовым ухом. Дашка хотела её пнуть в отместку за пережитый страх. Но голова повернулась, ощерилась, нарисованные глазки сверкнули. Даша отскочила и схватилась за Перу.
- Это кино снимают, да? - дрожащим голосом спросила она. - Это же не настоящая Чердынь. У нас Ленка из класса в прошлые каникулы ездила на экскурсию "Соликамск-Усолье-Чердынь", так нормальный город был, она фотки показывала.
- Усолья уже тоже нет, - сказал Пера. - Соликамск ещё держится. Я всё расскажу, Даша, хотя я сам многого не понимаю.
- Чердынь развалилась за полгода? И нигде по телевизору про это не говорили? - упрямо не верила Даша. - Не может быть. Мы что, в какой-то плохой фантастике?
- Мы в будущем, - грустно сказал Пера. - И совсем недалёком. Ну, вот и музей, здесь поуютнее.