Я подскочил к нему, но было уже поздно. Затрещал фитиль, побежала искра… Я ринулся гасить, но меня держали железной хваткой. Я с воплями вырвался.
- Погасите, сумасшедшие!.. Спасите… спа… - Но тут мне сунули в рот кляп из платка.
Как видно, у них все было продумано.
- Не дергайся, уже поздно… считай, Теось, - буркнул Горбач, - при счете "семь" дадим ходу. При счете "десять" взорвется.
- Сумасшедшие… в постели… человек… - мычал я, но из-за кляпа ничего нельзя было разобрать.
три…
четыре…
ПЯТЬ…
ШЕСТЬ…
При счете "семь" они толкнули меня к двери, но так неудачно, что я споткнулся о половик и растянулся во весь рост. Теось и Горбач свалились на меня.
- Девять… десять… Мы погибли, не успеем! - взвыл Теось.
Уставившись на фитиль, я замер.
Фитиль догорел до конца, и вдруг… из бомбы потекла какая-то белая жидкость.
Теось и Горбач, онемев, смотрели друг на друга.
- Что это… не взорвалось, - побелевшими губами прошептал Теось.
- Что это там течет? - удивился Горбач. Они осторожно приблизились к бомбе.
- Что-то белое. - Горбач окунул палец в лужицу, понюхал и облизал. - Попробуй! - подставил он палец Теосю.
- Похоже на молоко, - сказал Теось. Горбач, вытаращив глаза, оторопело потирал лоб.
- Что теперь будет… - простонал он.
- Что с тобой? - забеспокоился Теось.
Горбач вскочил как ужаленный.
- Что будет… Я перепутал фляжки! Это отцовская фляжка с молоком…
- А отец, наверное, пошел с нашей бомбой на завод… - прошептал Теось.
- Бежим скорее! - крикнул Горбач и бросился к двери.
- Куда ты?
- На завод! Отец обычно греет молоко в печи. А вдруг взорвется?
Они умчались как сумасшедшие.
Я сидел за столом, подперев голову руками, и тяжело дышал. Не знаю, сколько времени я так просидел, как снова раздался стук в дверь. Но я не двинулся с места. Постучали еще раз, потом дверь тихонько приотворилась и появилось длинное бамбуковое удилище, а вслед за ним - толстячок в резиновых сапогах. В руках он держал ведерко.
- Можно? - вежливо спросил он.
- Нет… нет! - заорал я, вскакивая со стула. Вежливый толстячок, видно, не совсем меня понял.
Деликатно прикрывая за собой дверь, он нежно проворковал:
- Уроки готовишь… Только не отвлекайся, мой мальчик.
И в ту же секунду, не замечая этого, заехал мне в лицо удилищем. Я отшатнулся и схватился за лицо.
- Папа дом? - ласково спросил он. - Мы с ним должны условиться насчет рыбалки. В воскресенье…
Стиснув зубы, я замотал головой.
- А… он еще не вернулся, - просопел толстячок. - Ну ничего, я подожду. Ты только не отвлекайся, мой мальчик.
Я сел за книжки. Рыболов, видно, решил устроиться поудобнее. Он потянулся за стулом и, нечаянно зацепив длинным концом удилища занавеску, разодрал ее надвое.
Огорченный, он принялся поправлять занавеску и тут же другим концом удилища задел саксофон, который с грохотом покатился по полу. Я вскочил, чтобы поднять его, но добряк ласково удержал меня.
- Не отвлекайся, не отвлекайся, мой мальчик. Поднимая саксофон, он умудрился смахнуть удочкой с буфета хрусталь и несколько тарелок. Я пришел в ужас:
- Может быть, вам лучше поставить эту удочку куда-нибудь в угол?
- Ты совершенно прав, мой мальчик, - ласково согласился добряк, - я ее прислоню к стене.
Он бодрым шагом двинулся к стене, но по дороге зацепил люстру и разбил лампочку.
- Что вы наделали?!
- Не отвлекайся, мой мальчик, - просопел он, - сейчас я сменю лампочку.
Вывернув лампочку из ночника у постели пана Фанфары, он пододвинул к себе стул.
- Не надо! - крикнул я, предчувствуя недоброе. - Я сам вверну.
- Не отвлекайся, мальчик, - улыбнулся добряк.
С обезьяньей ловкостью он взобрался на стул, продавил сиденье, провалился и тут же вскочил. На плечах у него был обруч от стула. Я хотел ему помочь, но он запротестовал:
- У тебя уроки, не отвлекайся.
Громко сопя, толстяк выбрался из обломков и подставил себе второй стул, влез на него, стал на цыпочки. И не успел я опомниться, как он уже схватился за люстру.
Люстра угрожающе закачалась и рухнула. Раздался страшный грохот и треск. В воздухе мелькнули ноги толстячка, и воцарилась мертвая тишина.
Я бросился к нему на помощь, но при этом перевернул стол и залил чернилами книги и тетради.
Толстячок неподвижно лежал под обломками тяжелой люстры. Я подбежал и в отчаянии дернул его за руку. Он открыл глаза и пробормотал:
- Не отвлекайся, мой мальчик.
Я не знал, что делать. К счастью, раздался звонок. В комнату вошли два санитара с носилками.
- Где больной? От вас звонили в "скорую помощь"? - спросил первый санитар.
- Да. Этого пана придавило люстрой.
- А нам сообщили, что у вас кто-то болен тифом, - заметил второй.
- Нет, тут только этот больной, - сказал я, - пожалуйста, заберите его.
- Нет, тут должен быть кто-то с тифом, - уперся второй санитар.
Но первый только рукой махнул.
Они унесли рыболова.
Я сел на люстру и вытер лицо. Мне уже ничего не хотелось. Вдруг начали бить часы. Они пробили восемь раз, Я испугался, вскочил и выпрыгнул в окно. Теперь вы знаете все.
* * *
- Ты, наверное, шутишь, Марек, - сказал я. - Неужели это все так и было?
- Вот вы и удивляетесь. А сами обещали, что не будете удивляться.
- Что правда, то правда! - тяжело вздохнул я.
Приключение второе,
или Ужасные и невероятные злоключения Марека Пегуса в школе
В тот день я встретил Марека Пегуса у самой школы. Он стоял у ограды с карманным зеркальцем в руках и внимательно себя разглядывал.
- Ты что, любуешься собственным отражением? - спросил я.
- Ничем я не любуюсь, просто смотрю, не появились ли у меня седые волосы, - ответил он, не прерывая своего занятия.
- Не болтай глупости, - рассмеялся я. - Разве в твоем возрасте бывают седые волосы!
- Папа говорит, что от огорчений можно поседеть. Вот я и смотрю, нет ли у меня седых волос. Вы же знаете, как мне не везет. А сегодняшний день, пожалуй, был самым тяжелым днем в моей жизни. С утра - одни неприятности: дежурство, именины нашей руководительницы, переростки. А тут еще мое проклятое невезение…
- А что это за переростки?
- Да это наши второгодники, им бы надо быть в девятом, а может, даже в десятом классе, а они учатся вместе с нами в шестом. Они страшно сильные, глупые и злые. Теперь ясно?
- Ясно. Но ты все-таки расскажи все по порядку.
* * *
С утра я был очень веселый. Я всегда по утрам веселый, то есть, как говорит пан Фанфара, оптимистически настроенный. Размахивая мешком для ботинок, я влетел в класс и сразу же заметил, что Зюзя, Люля и Гжесек о чем-то шепчутся. Я подошел к ним:
- Что за секреты?
- У нас, Марек, большая неприятность, - сказала Зюзя.
- В чем дело? - бодро спросил я.
- Мы совсем забыли, что сегодня именины пани Окулусовой.
- И у нас нет ни подарка, ни цветов, нет даже цветной бумаги, чтобы украсить класс, - прибавил Гжесек.
- Забыли. Все забыли, - простонала Зюзя.
- А вот и не все, - я не забыл!
- Правда? - воскликнула Зюзя.
- У меня даже есть подарок!
- Врешь!
- Покажи!
- Где?
Они окружили меня со всех сторон.
- Здесь, - указал я на мешок.
- В мешке?
- Да, в мешке. Смотрите. - Я развязал мешок и вытащил щенка.
Весь класс пришел в восторг.
- Ох, какой смешной!
- Просто чудо!
- Покажи!
- Как его зовут?
- Тяпусь, - с гордостью ответил я.
- Тяпусь, Тяпусь!
- Мировой пес!
- Какой породы?
- Это бульдог, - сказал я, - ему только две не дели, и его нужно кормить из бутылки.
- Дай подержать.
- И мне!
- И мне!
Ребята вырывали щенка друг у друга из рук. Воспользовавшись этим, Тяпусь удрал и принялся бегать по классу. Ребята за ним. Наконец его настиг Гжесек.
- Давай сюда, - сказал и. - Надо его спрятать, а то еще удерет или нашкодит. Он ужасный проказник.
Я сунул щенка в мешок.
- Задохнется, - беспокоилась Люля. - Не волнуйся: мешок дырявый.
Я пошел на свое место и сунул мешок в парту.
В класс вбежал Чесек с красной повязкой дежурного на рукаве. Он нес два больших рулона цветной бумаги.
- Бумага! Бумага! - радостно закричали ребята. Казалось, все шло на лад. Подарок достали, бумагу, чтобы украсить класс, тоже, но злой рок, преследующий меня всюду, был уже начеку.
- Где Марек? - спросил Чесек. Я подошел.
- Марек, сегодня начинается твое дежурство, - сказал он. - Я и так лишний день отдежурил. Держи повязку.
Предчувствуя недоброе, я уныло нацепил повязку. Злой рок гнался за мной по пятам. Чем же иначе объяснить, что мое дежурство началось именно в день именин классной руководительницы? Физиономия моя вытянулась. Заметив это, Чесек похлопал меня по плечу:
- Брось расстраиваться. Всего какую-нибудь неделю! Как-нибудь отдежуришь.
- Да, но именины…
- Ерунда, - махнул рукой Чесек. - Щенка принес?
- ПРИНЕС.
- Где он?
- Засунул в мешок и спрятал в парту.
- Порядок. Следи только, чтобы он не удрал. А то при твоем невезении все может случиться.
- Я послежу.
- Ну и не вешай нос! Подарок есть, украсим класс цветной бумагой, и все в порядке. И поменьше думай о своем невезении. Начнешь думать, и все пропало.
- Да, - вздохнул я, - но ты же знаешь, какой у нас класс. А я… На меня и так всегда все шишки валятся. Да еще эти переростки. Ты ведь знаешь, на что они способны.
- Не бойся, - утешил меня Чесек. - Пани Окулусову все любят. Даже переростки. Она у нас молодец, увидишь, никакой заварухи не будет. Главное, чтобы прошел гладко первый урок с Пифагором да еще с Колорадо. Только не связывайся с переростками! Вот, пожалуй, и все. Да, чуть не забыл, помни о Папкевиче: он ест мел. А сейчас гони всех из класса! Будем делать гирлянды. Вот клей и ножницы. - Он вынул их из портфеля. - Нужно нарезать бумагу полосками… В два пальца шириной, потом склеить и скрутить. Гирлянды будут, как на балу.
- А зачем нам эти… гир… гирлянды? - спросил я, шмыгая носом.
- Гирлянды нужны. В седьмом - всегда гирлянды. А чем мы хуже?
- Ну ладно, гирлянды так гирлянды, - сказал я, смирившись, и принялся выгонять всех из класса.
Чесек мне помог, и все сошло гладко.
- А теперь за работу, - сказал Чесек. - Я только сбегаю к сторожу за молотком и гвоздями. Зюзя и Люля нам помогут.
Он выбежал из класса, а я принялся нарезать бумагу.
Однако не успел и выкроить первую полоску, как в класс вошел переросток Здеб. Одну руку он держал в кармане, а другой - с загадочной улыбкой поглаживал подбородок.
- Ты зачем явился? - строго спросил я.
- Тебя, видно, давно не били, - ощетинился Здеб, - когда ко мне обращаешься, говори "коллега".
Я решил с ним не связываться.
- Простите, коллега, забыл. Коллега так редко стал приходить в класс.
- Тепло, - зевнул Здеб, - да и скучно мне с вами, сопляками. Мое место в десятом классе. Понятно?
- Понятно, - вежливо ответил я. - Как печально, коллега, что вам, несмотря на солидный возраст, приходится посещать наш класс.
- Это все из-за проделок Пифагора и дира, - так Здеб называл директора. - Они меня всегда нарочно спрашивают именно то, что я не выучил. Ну, хватит. Не имею привычки откровенничать с сопляками. Ты новый дежурный?
- Да, коллега.
- ПОБРИТЬ МОЖЕШЬ?
- Побрить? - Я вытаращил глаза.
- Ведь сегодня именины пани Окулусовей, должен же я быть выбритым?
- Значит, коллега хочет, чтобы я его побрил?
- Дежурные всегда меня бреют, - пожал плечами Здеб. - Это входит в их обязанности. Ты что, не знал?
- Нет! Чесек ничего мне не говорил. А он тоже брил коллегу?
- Конечно, брил! - прикрикнул Здеб. - И довольно неплохо. Ну, давай быстрей, времени мало.
Здеб удобно развалился на стуле за кафедрой и развернул журнал "Панорама".
- Ладно… - пробормотал я, - а чем я брить буду?
- Прибор в ящике кафедры. Воду можешь взять из графина, если она свежая. Ну, начинай. Времени в обрез.
Я вынул из ящика бритву, мыло, мисочку, полотенце и беспомощно замер перед Здебом.
- Ну, что ты стал? - подгонял меня Здеб. - Завяжи полотенце!
Я завязал.
- Не так туго! Задушишь! - завертелся Здеб. Я поправил полотенце.
- Воду!
Я палил из графина поды в мисочку.
- Мыло!
Я намылил.
- Бритву!
Я схватил бритву и принялся его скрести.
- Стой!
Я остановился.
- Что таращишься? - крикнул Здеб. - Не видишь, что она тупая? Наточи.
- Как наточить?
- На ремне! Есть же у тебя ремень на штанах?
Я снял ремень и тут же почувствовал, что у меня падают штаны. Я подтянул их, но они снова сползли. Тогда, отчаявшись, я снял брюки, привязал ремень к ручке двери, как это обычно делает отец, и принялся точить бритву.
Здеб нетерпеливо поглядывал на меня из-за "Панорамы".
- Хватит! Брей! - скомандовал он.
Я поспешно натянул штаны и начал скрести бритвой подбородок Здеба. Вдруг Здеб подскочил на стуле:
- С ума сошел!
- Что случилось?
- Ты меня порезал, сопляк! Опять по лицу пойдут прыщи! Боже мой… Сколько крови! Ну, чего ты стоишь? Скорее вату! Перевяжи! Ай… истекаю кровью! - застонал он.
Я подбежал к аптечке, достал бутылочку йода и вату.
- Сейчас я коллегу перевяжу, - пролепетал я.
- Прыщи будут, - рыдал Здеб.
Я намочил йодом клок ваты и прилепил его к подбородку клиента. Здеб взвизгнул и вскочил со стула:
- Ой, мой подбородок! Что ты наделал, хулиган?
- Сма… смазал йодом.
- Что? Иод… Ну, погоди, я с тобой рассчитаюсь… Ой, мой подбородок… мой подбородок.
С громким ревом он выскочил из класса.
Я вытер рукавом лоб и вздохнул с облегчением. Но передышка была недолгой. С шумом распахнулась дверь, и в класс вбежала Буба. Здоровенная, на голову выше меня дылда, воображающая себя кинозвездой. У меня душа ушла в пятки. Я с ужасом смотрел на Бубу, а она медленно подошла ко мне и с кинематографической улыбкой нежно взяла за подбородок.
Я покраснел, по не посмел двинуться с места.
- Ты сегодня дежурный, Марочек? - ласково спросила она.
Я в испуге отшатнулся.
- Да. А тебе что-нибудь нужно?
- Догадайся сам.
- Понятия не имею. - Я отступил еще на шаг. Переросток Буба, заломив руки, стала в позу умирающего лебедя.
- Маречек сделает Бубочке маникюрчик, - прощебетала она.
Я остолбенел:
- Я - маникюр? Ты что, с ума сошла?
- Маречек так невежлив с маленькой Бубочкой. А если малютка его хорошенько попросит?
- Не валяй дурака, - со злостью оттолкнул я ее. - Тоже придумала.
- Ты не очень-то задавайся, - Буба обиженно выпрямилась, - а то как тресну! Сегодня именины пани Окулусовой, и я должна иметь шикарный вид.
- Но ведь пани Окулусова не разрешает покрывать ногти лаком, - попробовал отбиться я.
- Красный лак - гадость, - пожала плечами Буба. - Это сейчас не модно. Я признаю только перламутровый. Он не сразу бросается в глаза… И вообще это тебя не касается. Садись и делай, что велят.
- А я не стану! - закричал я. - Убирайся к черту, нам надо класс украшать. Понятно?
- Что… - нахмурилась Буба. - Ах ты, сопляк! Буба решительно толкнула меня к скамье.
Я хотел было улизнуть, но тут тяжелой поступью вошел в класс Пумекс II в боксерских перчатках. Он взглянул на нас исподлобья и скомандовал:
- Буба, мотай отсюда!
Он говорил в нос, а если Пумекс начинает гнусавить, это плохой знак.
- Не видишь, я делаю маникюр, - неуверенно улыбнулась Буба.
- Мотай отсюда! - не глядя на Бубу, повторил Пумекс II совсем гнусаво, а это уже означало, что дело принимает скверный оборот.
Прикусив губу, Буба собрала свои маникюрные принадлежности и ленивой походкой направилась к выходу. В дверях она обернулась и показала Пумексу II язык. Однако на Пумекса II это не произвело никакого впечатления. Он встал и смерил меня презрительным взглядом.
- Новый дежурный?
- Да, коллега.
- Ты не кажешься мне слишком умным. Знаешь, кто я? - грозно спросил он.
- Ко… коллега - переросток Пумекс, рекордсмен, - ответил я, чувствуя, что у меня подкашиваются ноги.
- Неточно. Я - Пумекс Второй. - Он глянул на меня, как удав па кролика. - Пумекс Второй, чем и отличаюсь от моего брата Пумекса Первого из одиннадцатого, который мне в подметки не годится. Повтори!
- Коллега - Пумекс Второй, чем и отличается от своего брата Пумекса Первого из одиннадцатого, который коллеге даже в подметки не годится.
- Хорошо! Подсказывать умеешь?
- Да, но…
- Я спрашиваю, ты умеешь подсказывать физиологическим шифром?
- Логическим… понятия не имею.