– А есть, чем зажечь? – усомнился Коля. Но в тот же миг тихонько затрещал и разгорелся желтый огонек
Щели теперь виднелись отчетливо. Было заметно, что многие камни в стене держатся непрочно. Коля вцепился в один, потянул. Камень размером с лошадиную голову гулко рухнул на остатки половиц. Девочка ойкнула и отскочила. Огонек заметался.
– Осторожнее, – строго сказал Коля. И потянул еще один камень. Тот упал с таким же гулом, а в стене открылась маленькая ниша.
В нише сидел тощий серый котенок. Он беззвучно открыл розовый рот.
– Бусенька! – Со всхлипом сказала девочка. Коля быстро взял у нее свечку. Девочка схватила котенка, прижала к груди. Он пискнул, вцепился в платье слабыми коготками и тут же притих. А через несколько секунд раздалось умиротворенное "Мр-р... мр-р..." Было похоже, что закипает маленький чайник.
Девочка гладила найденыша и всхлипывала, низко наклонив голову. Волосы опять упали вперед, закрыли лицо и котенка.
– Зачем же теперь плакать, – рассудительно сказал Коля, хотя у самого заскребло в горле.
Так прошла минута. Свечка потрескивала, и ее горячее сало падало Коле на пальцы. Наконец девочка откинула волосы.
– Идемте, – сказала она.
Коля двинулся назад, к знакомому окну.
– Не туда... – Девочка взяла его за ладонь и потянула в темноту. Свечка погасла. Но тут же темнота раздвинулась, открылся новый пролом. Они вышли на каменный тротуар. Девочка ладонью прижимала урчащего Бусеньку к груди. Потом улыбнулась и вскинула ресницы. На них блестели капли.
– Такое счастье, что я встретила вас. Вы спасли Буську...
– Да разве это я? Вы и без меня бы...
– Нет-нет, это вы... Как вас зовут?
– Николай... Коля. А вас?
– Оленька.
– Оленька, я провожу вас до дома.
– Что вы! Не надо. Я... мне совсем недалеко... Коля!
– Что, Оленька?
– Скажите правду: вы в самом деле чего-то боялись, гуляя ночью?
Он не смутился и сказал небрежно:
– Теперь это не имеет значения.
– Как знать! Сейчас не имеет, а завтра... опять... Коля, можно я сделаю вам подарок?
– Какой?
– Сделаю так, что вы больше ничего не будете бояться.
– Совсем ничего? – улыбнулся он, потому что, конечно же, это была шутка.
– Почти, – серьезно сказала Оленька.
Он кивнул, поддаваясь игре:
– Да, я хочу.
– Закройте глаза.
Коля, улыбаясь, закрыл. И слышал, как мурлычет котенок, как тихо дышит Оленька. Она тепло дунула ему в лоб.
– Вот так... Нет, не открывайте глаз! Сосчитайте до десяти. И потом уж откройте...
Коля послушно сосчитал. Медленно поднял веки. Оленьки не было. Нигде. Показалось только, что за углом дома стихли быстрые легкие шаги. Коля бросился туда, но там увидел лишь нагромождение ракушечных глыб. И отчетливо понял, что Оленьку не догонит, не найдет.
Но досады и печали не было. И... страха никакого не было. Совсем. Не было так, что Коля даже удивился: неужели это он обмирал недавно, шагая по пустой Екатерининской?
Насвистывая, Коля перешел площадь, оказался на Морской. Было красиво, лунно, даже сказочно. Было по-прежнему безлюдно, однако в этом безлюдье не пряталось никакой угрозы. Проходя мимо развалин, Коля знал, что в их черной пустоте нет никого и ничего. А если и есть какие-то трюмники или другие загадочные существа, то они безобидны, стесняются людей и никогда не вылезут наружу...
Коля поднялся по лестнице, вдоль которой стояли маленькие черные кипарисы. Оказался в переулке, где заборы были сложены из темного, пористого, как губка, камня. Прошел еще два квартала и – вот он, Косой переулок.
В лунном свете навстречу шла девочка. Это была Саша.
– Господи... Куда ты подевался? Я не знала, что и думать! – Саша часто дышала.
– А как ты догадалась, что меня нет? – снисходительно сказал Коля. Он чуял Сашино беспокойство, но оно казалось пустяком.
– Я... не догадалась, а увидела... Тетя Таня дала мне ключ и сказала: "Сходи, посмотри не забыл ли этот бездельник прикрутить лампу. Заснет, а лампа начнет коптить..."
"Не за лампу она боялась, а за меня", – понял Коля.
– И что было дальше?
– Я пошла, а замок открыть не смогла. Ключ такой... хитрый... Пошла к твоему окошку, чтобы взглянуть, и вижу – тебя на постели нет. И окно прикрыто еле-еле... Я так перепугалась.
– Отчего же? Вот глупая, – ласково сказал Коля.
– Может, и глупая, а... я же знаю, что бывают такие люди, лунатики называются. Когда полная луна, ходят, будто во сне, по крышам да по карнизам. Падают и разбиваются...
– Никогда они не разбиваются, на то и лунатики, – наставительно сказал Коля. – Да я и не лунатик, не бойся. Просто решил прогуляться вечером ради интереса... А ты перепугалась и пошла искать?
Саша опустила голову. Засопела и чуть ли не всхлипнула.
– Ну-ну, без сырости, – сказал Коля и взял Сашу за ладони. Они были холодные.
– Ты, небось, продрог, – прошептала Саша. – Одет еле-еле...
– Нисколько! Я и думать забыл про холод! А вот ты продрогла. Пальцы как ледяшки... – Он приподнял ее руки и жарко подышал на пальцы. – Теплее стало?
– Теплее...
"Саша, а я видел девочку и нашел ей котенка!" – чуть не сказал Коля. Но удержался. Потому что она сразу: "Страх какой,,,", и тогда придется щелкать по носу. К тому же ясно, что это не та девочка. Просто случилось удивительное совпадение. Хотя... если Женя Славутский станет снова рассказывать про барабанщика, Коля уже не будет думать, что это просто сказка.
– Пошли, – сказал он Саше. И они, держась за руки, двинулись к дому. Яркая луна смотрела на них с высоты.
– Коля, хочешь, я тебе рубаху сошью? – вдруг тихонько спросила Саша.
– Какую рубаху? – удивился он.
– Флотскую. С большим синим воротником. В таких иногда матросы ходят, которые с заграничных судов... Красиво так...
– Небось, мальчишки засмеют...
– Да с чего же? Над флотским ни над чем не смеются. Хоть над нашим, хоть над заграничным...
– Ну, сшей...
Они вошли во двор. На крыльце стояла Татьяна Фаддеевна.
– Нагулялся? – устало сказала она. – Вот и ладно... Сашенька, спасибо тебе, ты иди домой, спать пора. А мы поговорим...
В комнате Коля сразу сказал:
– А чего такого? Я решил погулять в ночных развалинах, чтобы прогнать из себя всякий страх. А то вы постоянно намекаете, что я трус.
– Видимо, не трус, раз не побоялся нарушить мой запрет и не стал лежать, как было велено... Ладно! Поскольку ты все равно не спишь, вернемся к дневным делам. Нам пора поговорить со всей ответственностью...
Коля был спокоен и внутренне весел. Оленька сказала правду: он и правда ничего не боялся. По крайней мере, в данный момент. И самой чувствительной тетушкиной кары не боялся тоже. Поэтому сказал беспечно:
– А может быть, лучше завтра? Иначе придется спать на животе, а я не умею...
Татьяна Фаддеевна стиснула пальцы.
– Ты можешь хоть на пять минут стать серьезным?!
А он разве не серьезен?
Татьяна Фаддеевна смотрела в темное окно.
– Я хочу сказать вот про что... Сядь. – (Коля быстро сел на постель). – Я... Борис Петрович... он сегодня... предложил мне стать его женой.
– Да? – скучновато сказал Коля.
– Да... и я не понимаю твоего молчания.
– Тё-Таня... – внутри у Коли предательски щекотались смешинки. – Я то при чем? Не мне же он предложил.
– Ты в самом деле несносный мальчишка, – скорбно сказала Татьяна Фаддеевна.
– Но почему? Я... просто не знаю что сказать. В чем тут новость? Все к тому и шло...
– Но сегодня он это сделал официально.
– А вы что ему сказали... официально?
– Я сказала, что посоветуюсь с тобой.
– Зачем?!
– Николя... Мы одна семья, это изменило бы всю нашу жизнь, и я считаю себя не вправе... если ты не согласен...
– Да согласен я, согласен!.. Только дайте одно обещание.
– Какое же?
– Что вы с доктором не станете отправлять меня в Симферополь, на пансион. Если окажусь вдруг тут не ко двору...
– Николя! Как у тебя поворачивается язык... такое...
– Обещаете не отправлять?
– Обещаю... хотя, наверное, следовало бы отправить. Борис Петрович никогда не позволит такого. По-моему, он к тебе слишком снисходителен.
– Он ко мне справедлив... А мы поместимся здесь втроем?
– Это ведь еще не сейчас... Вдова Кондратьева готова недорого уступить нам дом, и можно будет сделать пристрой для гостиной и ванной...
– Вот видите, вы уже все обдумали, – снисходительно сказал Коля. – Ой! У меня еще одно условие...
– Не слишком ли много условий, друг мой? – тетушка, видимо, обрела уже прежнюю уверенность.
– Не много! Летом вы позволите мне гулять босиком!
Татьяна Фаддеевна возвела глаза к потолку...
Катенька
Саша и правда сшила Коле рубашку с иностранным матросским воротником. Не сразу, а к лету.
Давно уже прошла Пасха, пробежал май – с густеющей зеленью трав, цветом акаций и еще каких-то южных деревьев. На дворе у Лазуновых два неторопливых каменщика пристраивали к дому помещение из широких брусьев инкерманского камня. В отношениях доктора и тетушки, кажется ничего не изменилось. Венчание было отложено до того срока, когда будет готова пристройка.
В конце мая Коля с Татьяной Фаддеевной съездили в Симферополь, и третьеклассник Вестенбаум сдал весенние экзамены. Не столь блестяще, как зимой, но все же успешно. А когда вернулся, Саша, смущаясь, протянула ему сверток:
– Вот... Помнишь, я обещала перед Пасхой...
Воротник был ярко-синий, с пристроченными по краям белыми тесемками. А на груди был такой же синий с белыми полосками галстучек. Коля вспомнил, что видел такую форму на матросах с голландского парохода, который весной приходил в Севастополь.
Рубашка оказалась в самую пору. Свободная, легкая. Носить ее с суконными штанами было глупо, и тетушка вместе с Лизаветой Марковной соорудила для Коли холщовые летние брючки длиною пониже колен. Вроде тех, что носили многие городские мальчишки. Только Тё-Таня еще украсила каждую штанину снизу двумя синими пуговками. Так, мол, гораздо приличнее. Коля возмутился – засмеют. Сошлись на том, что пуговки заменили трофейными английскими гудзиками с якорями. В общем, получился вполне морской наряд.
Коля натягивал этот костюм прямо на голое тело. Конечно, мальчику из приличной семьи полагалось носить еще нательную рубашку и нижние штанишки с кружевами. Но Коля с ужасом представил, как эти кружева увидят ребята, когда надо будет раздеваться перед купаньем. Нет уж, надо быть как все. Женька вон тоже... И босиком бегает, как остальные.
Увидев босого Женю Славутского, Татьяна Фаддеевна махнула рукой и больше не мешала племяннику "деградировать" окончательно.
Купались обычно за Артиллерийской бухтой, где Хрустальный мыс опоясывали галечные пляжи. Здесь было удобно. Девчонки и тетушки поблизости оказывались редко. А если поодаль, то и наплевать. Сбросил с себя все, кроме нательного крестика, и с разбега бултых в зеленую глубину. К медузам, юрким ставридкам и суетливым замшелым крабам.
Коля научился плавать еще в Петербурге, вернее на даче под Петергофом, у знакомых. Но то купание, в пресной и мутноватой балтийской воде, не шло ни в какое сравнение со здешним. Черноморская вода была плотной, держала мальчишек на плаву как рыбешек, и, казалось, утонуть в ней невозможно. Коля так и говорил Татьяне Фаддеевне в ответ на ее вечные опасения. И добавлял:
– Не могу же я ходить купаться с няней! Здесь без присмотра плавают и ныряют даже грудные дети. – Он, конечно, преувеличивал, но не очень.
Постоянное плескание в море было одной из главных радостей южного лета. Но ребята не забывали и о деле. О своей охоте за товаром для туристов.
Коля и Женя давно уже сплавили иностранцам барабанные палочки. По двугривенному за штуку. Получилось два рубля. Поделили поровну.
– Но ты ведь весной уже дал мне две палочки, – слабо сопротивлялся Женя. – Значит сейчас моих было только четыре.
– Весной был подарок, это не в счет. К тому же ты... ведь ты же отдал их барабанщику. Разве не так?
Женя не сказал, что не так. И больше не спорил.
Саша иногда ходила с мальчишками, собирала трофеи для продажи. Но не часто. Не девичье это дело копаться в оружейном мусоре. Там еще и кости человеческие встречаются до сей поры – страх такой... Ей нравились другие находки, те что говорили о давних веках. Коля тоже мечтал о трофеях античных времен. Не раз напоминал он Саше: когда пойдем в Херсонес? И та говорила, что, да, скоро пойдем, да все случалось как-то, что недосуг. То у нее дела по дому, то сам Коля шастает с ребятами по бастионам и траншеям.
Конечно, можно было пойти в Херсонес и с мальчишками, но у тех лишь одно на уме – набрать побольше того, что на продажу. Можно было сговориться с Женей, уж он-то все понимает. Но... хотелось с Сашей. Именно с ней, с одной. По крайней мере, на первый раз. Казалось, что именно она принесет удачу, и можно будет отыскать осколки амфор со сказочными рисунками. А то и целую вазу! Ох, да только ли в находках дело...
– Коля, на той неделе обязательно!
Но "на той неделе" в семействе Маркелыча случилось удивительное событие, и Саша несколько дней торчала у них в доме, помогая счастливой Настеньке.
– Ну, ты, что ли, поселилась там окончательно? – рассердился наконец Коля. Он "ухватил" Сашу у нее на крыльце, когда та опять торопилась к Ященкам.
Саша не обиделась, обещала примирительно:
– Завтра с утра пойдем обязательно. Как раз вторник, пустой день...
– Почему пустой?
– Ну... мы ведь и к Девичьей бухте пойдем тоже, а по вторникам да по четвергам и пятницам туда лучше всего.
– Что за бухта такая? – насупленно сказал Коля и стал царапать босой пяткой крыльцо.
– Ты разве не слыхал?
– Ничего я про нее не слыхал, – соврал Коля и смутился. Потому что он, конечно, знал про Девичью бухту от мальчишек, и Саша могла об этом догадаться.
Она, видно, не догадалась и тоже смутилась – от того, что приходится объяснять.
– Ну... маленькая такая бухточка, рядом с Песчаной. Среди обрывов спрятанная. Там по понедельникам, по средам и субботам купаются девчата. Потому и название такое.
– А... почему там? Далеко же... – неловко сказал Коля.
– Ну, почему... – вздохнула она. – Вам-то, мальчишкам, хоть где можно, никто на вас не глядит. А девочки... им надо укрытое место.
Коля опять почесал пятку о каменную ступень. А потом, чтобы скрыть смущенье, заметил небрежным тоном:
– Да разве бывают совсем укрытые места?. Наверно, сверху, на обрывы, все равно может кто-то подойти...
– Да кто? Случайных людей там не бывает, а здешние знают и не подходят, потому что есть же совесть-то... Ну, только вредные мальчишки иногда подбираются. Бессовестные, да?.. Девочки тогда сразу в воду или за камни. Да как завизжат! От такого визга хоть кто дёру даст!..
– Дураки... – бормотнул Коля, краснея, будто сам был замечен среди бессовестных мальчишек.
– Конечно, дураки. Ты же не такой, верно?.. А наши один раз тоже... Фрол да еще кое-кто с ним... Я тогда на них так разозлилась! А Федюне за это от деда перепало горячих. Ого как! Жаль только, что ему одному, а не всем... – Она засмеялось, и Федя почуял, что настоящей злости на мальчишек у Саши, кажется, нет. – Да ты небось от ребят слышал про тот случай...
– Ничего я не слышал...
Он опять врал. Эту историю он узнал в недавнем разговоре на дворе у Маркелыча.
А дело случилось такое. В прошлом году, за неделю до Ильина дня, Фрол предложил приятелям:
– Пойдем русалок наблюдать. А то скоро купанью конец, так и не поглядим.
"Наблюдать русалок" – это и значило подглядывать за девчонками у моря.
Пошли, кроме Фрола, Макарка, Ибрагимка, Федюня да еще двое ребят – не из постоянной компании Боцманского погребка, но знакомые. Просился и Савушка, да его не взяли.
Семилетний Савушка, оставшись посреди пустого двора, заревел. Вышла мать. Пожалела:
– Это почему же они, окаянные, без тебя пошли куда-то? Раньше всегда брали.
– Говорят, дорога дальняя. И говорят еще: "Рано тебе на русалок глядеть".
– Чего-чего?! – Матери, видать, про "русалочьи игры" было известно. – Ну-ка, говори толком!
Савушке бы смолчать да выкрутиться как-нибудь, а он от великой досады на "изменщика" Федюню (пускай знает, как бросать брата!) выложил ребячьи планы во всех подробностях. И не только матери, но и деду, который вышел и присел с трубкой на порог своей пристройки.
Мать всплеснула руками.
– Отец, ты только послушай! Вырос на нашу голову охальник! Ты уж его проучи за такое бесстыдство! – Это она о Федюне, конечно.
– А чего ж... Оно как водится... – покивал тот, окутавшись дымом. О взглядах знаменитого Пирогова на воспитание он не слыхал, но свои собственные взгляды у него были похожие.
Докуривши трубку, Евсей Данилыч не поленился, сходил на ближний косогор, где росли несколько одичавших вишен, и срезал подходящую для такого дела ветку. А после того опять сел на пороге – терпеливо поджидать старшего внука. Савушка между тем томился в доме, убеждая себя, что не сделал ничего худого: правду же сказал!
Когда Федюня наконец появился на дворе, дед спросил с ненастоящей ласкою:
– Ну-ка, сказывай, юнга, где гулял?.. Только не вздумай врать, мне и без того все ведомо.
Федюня сразу понял: и вправду "ведомо". Обмяк и хныкнул:
– А чего... Я и не хотел... Все пошли, и я пошел...
– У "всех" свои тятьки и деды, а у тебя – я. Потому – идем со мною.
И обмякший Федюня безропотно поплелся за дедом в его конуру. Тот пропустил его вперед, а Савушке (которого ноги против воли привели сюда же) велел с порога:
– Пока обожди тут.
Дощатая дверь неплотно прикрылась, и вскоре за ней прорезались несколько коротких воплей. Затем Федюня, придерживая штаны, вылетел на двор, мокрыми глазами яростно чиркнул по брату и умчался за дровяной сарайчик. Дед же с прежней ласкою поманил корявым пальцем присевшего от перепуга Савушку:
– Ступай теперь ты...
– Зачем?! За что меня-то?!
– А за ябеду, – охотно пояснил Евсей Данилыч, под мышки внося Савушку через порог. – Ябеда, она последнее дело. Зачем на Федора сказал?
– А ежели он худое задумал! – слабо брыкался бедный Савушка.