Первый особого назначения - Соколовский Александр Александрович 11 стр.


Степка и не знал, что красный уголок помещается тут же, в его собственном дворе, в подвальчике, рядом с входом в котельную. Спустившись по каменным ступенькам следом за Яковом Гавриловичем, ребята очутились в узеньком коридорчике, куда выходили две двери. На обеих висели громадные замки. Правая дверь вела в котельную, а у левой Яков Гаврилович наклонился, возясь с замком. Дверь заскрипела на ржавых петлях, подалась, и в лица ребятам пахнуло плесенью, пылью, сырой штукатуркой и той особенной затхлостью, какой обладают все заброшенные нежилые помещения.

За дверью была довольно просторная пустая комната с тремя грязными окнами, выходившими в асфальтовые ямы. Потолок был покрыт пятнами. На полу - мусор. На стенах свисали клочками старые обои. По углам - паутина. Две колченогие скамейки стояли вдоль стен, углами одна к другой, словно о чем-то шептались. В стене, напротив той двери, через которую вошли ребята, была еще одна, тоже с замком. Вид этой заброшенной пустой комнаты производил гнетущее впечатление.

- Целина! - воскликнул Яков Гаврилович. - Ну-ка, пройдемте, я вам материалы продемонстрирую. - Голос его в пустой комнате прозвучал громко и резко. Он быстро зашагал ко второй двери, и ребята молча двинулись за ним.

Замок на двери отпирался без ключа. Яков Гаврилович только один раз дернул, и дужка отомкнулась. За дверью оказалась другая комната, поменьше и поопрятней соседней. Тут, в углу, были свалены кучей какие-то бумажные мешки, тряпки, пакеты, стояли жестяные банки и ведра, лежали кисти на длинных палках и рулоны обоев.

- Вот тут - мел, - суетливо объяснял Яков Гаврилович, показывая на мешки и пакеты. - Тут - крахмал для клейстера. В банках - олифа, краска для полов и белила для дверей и рам… Ну, кисти, обои, бордюр, ведра… Одним словом, все, что надо.

Как только ребята увидели кисти, ведра и банки с краской, все тотчас же загорелись желанием поскорее взяться за дело. Кузя и Олег присели на корточки, читая надписи на этикетках; Таня отколупнула с одного из рулонов бумажную наклейку, чтобы посмотреть, красивы ли обои.

В этот момент в соседней, большой комнате послышался осторожный кашель.

- А вот и наш инструктор! - воскликнул Яков Гаврилович. - Вот и Тихон Фомич пожаловал!

В дверях появился сутулый старичок с каким-то свертком под мышкой. На нем был пиджак, застегнутый по-стариковски на все пуговицы, и потрепанные брюки, заправленные в высокие сапоги. Поглядывая на ребят настороженными хитрыми глазами, старичок пощипывал реденькую рыжеватую бородку.

- Доброго здоровья, Тихон Фомич. Ждем вас, ждем. - Яков Гаврилович кивком головы указал на Андрея. - Это жилец наш новый, Андрей Трофимович Голубев. Моряк-подводник, герой океанских глубин. А это - смена наша, юные пионеры. Тимуровцы. - И он с умилением потрепал свободной рукой по голове Мишку Кутырина, который сейчас же с неудовольствием стал приглаживать растрепанные волосы.

- Так, так, - проговорил Тихон Фомич, поклонившись Андрею и с недоверием взглянув на ребят. - Так, так…

Яков Гаврилович вдруг заторопился.

- Ну, я пойду, а вы тут приступайте. Если что понадобится, так прямо ко мне. Безо всяких…

Он убежал, еще раз потрепав по голове Мишку. Тихон Фомич не спеша положил на скамейку свой сверток, оглядел обшарпанные стены, потолок и с сомнением хмыкнул.

- Недовольны чем-нибудь, Тихон Фомич? - спросил Андрей.

- Недоволен, - кивнул старик. - Подстил-то где? Под обои газеты нужны. Обои без подстила не лягут.

- Ну-ка, Степан, - распорядился Андрей, - сбегай в домоуправление. Скажи насчет газет.

Степка помчался в контору. Якова Гавриловича там не было. Степке пришлось ждать минут пятнадцать. Наконец он пришел и, услышав просьбу, развел руками.

- Вот беда! Газет у меня нету. Ну, ладно, ладно. Завтра что-нибудь придумаем. Не сразу ведь стены оклеивать. Пока потолки побелите, газеты будут.

Когда Степка вернулся в красный уголок, там уже полным ходом шла работа. Посреди комнаты на полу стояли наполненные водой ведра, и ребята, обмакивая в них тряпки, намачивали старые обои на стенах, а потом отдирали их руками. Пропитавшаяся водой бумага отставала легко, целыми кусками. Тихон Фомич, пока Степки не было, успел переодеться. На нем теперь была старая, заляпанная краской гимнастерка, а на голове древняя кепка с потеками краски. Очевидно, все это было в свертке, который он принес.

- Газет нету, - сказал Степка Андрею. - Яков Гаврилович говорит, чтобы сперва потолки белили. А газеты будут…

- Много он понимает! - сердито фыркнул Тихон Фомич. - Газеты в первую очередь надо. Пока они сохнут, успеем потолки побелить.

- А что, братки, - громко сказал моряк, - неужели сами газет не достанем? Если дома поискать…

- Надо походить по квартирам, - предложил Костя. - Мы зимой в утиль бумагу собирали, много газет набрали.

- Правильно, - подхватил Олег.

- Вот и дело, - решил Андрей. - Вы идите за газетами, а мы тут за это время очистим стены.

Мишка, Олег и Костя пошли к двери. Степка взял оставленную Олегом тряпку и намочил ее в ведре. Он взобрался на скамейку рядом с Таней. Она улыбнулась ему. Он тоже улыбнулся и лихо шлепнул тряпкой по стене. И в тот же миг холодная вода противными ручейками заструилась по его поднятым вверх рукам, как по желобам, под рубашку.

- Чересчур намочил, - сказал Тихон Фомич, заметив его оплошность. - Отжать надо в ведро. Но недюже. Чтобы сырая была. И прикладывай легонько, за уголки пальцами придерживай.

Тихон Фомич не работал. Он похаживал по комнате, наблюдал за работой ребят и изредка давал советы.

Получаса не прошло, а Степка уже так наловчился сдирать обои, что они отставали от штукатурки целыми длинными полосами. Ладилось дело и у Тани, и у Оли, и у Женьки. До обеда ребята успели очистить от обоев все восемь стен - и в большой комнате и в кладовке: так все стали называть комнатушку, где хранились мешки, пакеты и банки с краской.

Время пролетело незаметно. Все удивились, когда Андрей сказал:

- Пора на обед. Уже два часа.

Тихон Фомич, услышав, что настала пора обеда, переоделся в пиджак, застегнул его на все пуговицы и сказал:

- Ну, я пойду. В четыре, что ли, зайти? Или уж до завтра подождем?

- Зачем до завтра? После обеда! - загалдели ребята.

- Значит, в четыре, - кивнул Тихон Фомич. Потом пощипал бородку и негромко спросил у Андрея: - А вы, извиняюсь, как же работаете - по наряду какому или за наличные?

- Мы, Тихон Фомич, работаем добровольно, без всякой платы.

- Без платы? - старичок явно был озадачен, - Ну да, ну да, - торопливо закивал он. - Понятно. Добровольцы, значит. - И все-таки снова спросил с недоверием: - Задание, что ли? По пионерской линии?

- И задания нам не давали, - ответил Андрей. - Сами взялись. - Он подмигнул ребятам, - В честь пионерской двухлетки.

- Ну да, ну да… - опять закивал Тихон Фомич. - Понимаю. - Он снова пощипал бородку. - Вы это скажите ребятам, чтобы переоделись. Похуже что-нибудь надели… А то как начнем белить… А я после обеда, значит, купоросцу принесу. У меня купоросец свой, особый сорт…

Андрей вытер руки о тряпку, помахал ими в воздухе, чтобы просохли, и оторвал лоскуток от обойного листа. Достав из кармана карандаш, он что-то написал на бумаге и сказал:

- Так вы, братки, оденьтесь после обеда попроще. А то хорошие рубашки да штаны мелом выпачкаете - дома попадет. Ну, а теперь до четырех обедать и отдыхать!

Когда ребята шумной ватагой высыпали из красного уголка, моряк прикрепил на гвоздике, торчавшем в дверной доске, записку. "Собираемся в четыре, - было нацарапано на бумаге. - Ушли на обед". Вероятно, эта бумажка была предназначена для Кости, Мишки и Олега, чтобы они не удивлялись, если вернутся и найдут дверь запертой.

Глава пятая

Вовка прослонялся без дела до самого обеда. Пошел было к монастырю, на пруды, но с полдороги вернулся - одному идти расхотелось. В раздумье постоял он перед черным входом в подвалы. Лезть туда без ребят было страшновато. Половина дня прошла в удручающей скуке, и после обеда Пончик остался дома. Из окна он видел, как торопливо прошагали куда-то Олег и Костя. В руках они несли толстые связки газет. Если бы вместо Олега с Костей шел кто-нибудь другой - Женька, Степка или Мишка Кутырин, Пончик непременно окликнул бы их из окошка. Но показываться на глаза Треневичу ему не хотелось. Проводив ребят тоскливым взглядом, Вовка вздохнул, достал с этажерки книгу и улегся на диван.

Больше всего на свете Пончик любил читать книжки про шпионов, как они скрываются, стараясь перехитрить советских пограничников, и как их все равно в конце концов ловят. Но сейчас у него под рукой не было ни одной такой книжки. Та, которую он взял, называлась "Легенды и мифы древней Греции". Все же это была книга про необыкновенные дела, и Вовка начал читать.

Ему не читалось. Герои легенд сражались с богами, убивали разных драконов, умирали сами. Все это показалось Пончику скучным. Его заинтересовал только рассказ о храбром Тесее, который вздумал убить чудовищного полубыка-получеловека - Минотавра. Минотавр этот жил в запутанном лабиринте. Никто не отваживался проникнуть туда, потому что назад выбраться было невозможно. А Тесей решился. Он взял с собой клубок ниток и конец клубка прикрепил у входа в лабиринт. Он шел, а клубок разматывался, и когда смелый Тесей победил Минотавра, он отыскал выход по нитке.

Вовка прочитал легенду и задумался. Надо было бы попробовать вот так же походить по подвалам с кем-нибудь из ребят. При помощи катушки ниток, пожалуй, можно забраться в самые дальние коридоры, где ни сам Вовка, ни другие ребята еще не бывали.

Вспомнив о ребятах, Вовка снова вздохнул.

Время тянулось медленно. Равнодушно тикали часы. Мама вымыла на кухне посуду, вошла в комнату и, увидев сына, который лежал на диване, испуганно всплеснула руками.

- Вовочка, ты, наверно, заболел! Сейчас же поставь термометр.

От скуки Вовка не стал спорить и послушно сунул себе под мышку градусник. Дожидаясь, когда пройдет десять минут, Вовка размышлял, что будет, если взять да и перестать ненадолго дышать. Изменится температура или нет? А если, наоборот, дышать часто-часто, как дышат собаки в жару?.. Он задерживал дыхание, потом принимался дышать учащенно, но температура все равно оказалась нормальной - тридцать шесть и шесть. Мать, пожав плечами, встряхнула градусник и стала одеваться. Она сказала, что на полчаса сходит к соседке, Федосье Дмитриевне.

В окна вползали голубоватые сумерки.

Пончик не выдержал и вышел во двор. Громадная рыжая луна выглядывала из-за крыши соседнего дома. Ей, наверно, тоже было тоскливо бродить по небу одной-одинешеньке. Пустынно. Звезды далеко. Только и развлечение, когда мимо пронесется какой-нибудь метеор или советская ракета…

Двор был пуст. Пончик побрел на улицу, надеясь встретить кого-нибудь из ребят. Но и на улице никого из них не было. Постояв немного у ворот, Вовка зевнул, поежился и пошел домой.

Проснувшись на другое утро, Пончик ощутил ту же одуряющую тоску, которая так цепко держала его, не отпуская, весь вчерашний день. Он почувствовал ее сразу, как чувствуют, просыпаясь и еще не открывая глаз, что на улице пасмурно и моросит дождь. И хотя солнце сияло в голубом небе, хотя в окна врывался бодрый шум проснувшегося города, ощущение тоски не проходило. Он вспомнил, как вчера прибежал к нему Степка, как стащил с него одеяло, как он со всех ног кинулся к Степке во двор, надеясь, что дело, для которого всех собирает моряк, окажется каким-нибудь интересным… Интересным? А почему же нет? Наверно, это очень весело - белить потолки и оклеивать стены. Можно взять да измазать краской кому-нибудь нос… Или приклеить к спине какую-нибудь нарисованную рожу, чтобы другие посмеялись… Конечно, не себе, а кому-нибудь еще - Мишке, например…

Вовка был не из тех, кто может долго что-нибудь обдумывать и переживать. Он неторопливо оделся, плотно позавтракал и побежал на улицу.

Где находится красный уголок, он не знал. Но, войдя во двор дома, где жил Степка, услышал знакомые голоса, доносившиеся из распахнутых подвальных окон. Он догадался, что вход в подвал, должно быть, и есть та крутая лесенка с каменными ступеньками, над которой написано "Котельная". Он стал осторожно спускаться по этой лесенке. Он заранее приготовил первую фразу, с которой задумал войти к ребятам. Он распахнет дверь и крикнет: "А вот и я, привет, друзья!" Получатся стихи не хуже тех, что сочиняет Женька.

Постояв с минутку перед дверью, из-за которой глухо доносились голоса, Пончик собрался с духом, распахнул дверь и в изумлении остановился на пороге. В этих веселых мальчишках и девчонках, с ног до головы перепачканных мелом, с красивыми газетными шапочками на головах, он не узнал своих товарищей. Нет, это были не они! И Вовка в растерянности опустился на скамейку возле двери.

Тут его заметили.

- Ты куда сел? - закричал Степка. - Сообразил тоже!

Пончик подпрыгнул, будто бы в тело ему впилась булавка. За ним, шурша, потянулся со скамейки приклеившийся к его штанам лист газеты.

Степкин возглас заставил всех обернуться.

- Глядите-ка, рыболов пришел, - сказал Женька.

Он стоял на лесенке-стремянке, держа в руках намазанную клейстером газету.

- Ага, пришел, - торопливо кивнул Вовка, позабыв отлепить от штанов бумагу. - Я к вам… Тоже хочу ремонтировать…

- Ну, что же, - сказал Андрей. - Раз пришел - становись на вахту.

- Становись, а не садись. Понял? - поучительно произнес Зажицкий, спрыгивая с лесенки и отрывая от Вовкиных штанов газетный лист.

Андрей поручил Вовке намазывать газетные листы клейстером. Двумя кистями уже орудовали Степка и Кузя, а третья была свободна. Однако Пончик, наверно, еще не совсем пришел в себя. Он взял кисть и принялся оглядывать побеленный потолок и стены, оклеенные наполовину газетами и похожие на громадную фотовитрину.

- Ну, что стоишь? - крикнул ему Олег, взбираясь на стремянку. - Ты сюда для чего пришел?

Вовка очнулся и с такой поспешностью обмакнул кисть в ведро с клейстером, будто бы его кто-то подстегнул.

Тихон Фомич показал Пончику, как надо правильно держать кисть, как надо опускать ее в ведро с клейстером, как наносить этот клейстер на бумагу ровными мазками. Вообще со старичком инструктором что-то произошло. От его степенности и снисходительной важности не осталось и следа. Он бегал по комнате, показывал, сам клеил и мазал кистью…

Второй мазок у Вовки получился лучше первого. А там и пошло. Он старался изо всех сил, будто бы решил во что бы то ни стало заслужить всеобщую похвалу. Газетные листы лепились на стены один рядом с другим. В верхнем ярусе работали Оля, Таня и Мишка. Костя брал с пола готовые, уже намазанные клейстером газеты и подавал их оклейщикам.

Пончик работал вдохновенно. Ему очень нравилось орудовать кистью. И он, точь-в-точь как вчера ребята, удивился и не поверил Андрею, когда тот объявил, что время обедать.

Когда ребята собирались уже уходить, в красный уголок заглянул Яков Гаврилович.

- Эге! - обрадованно произнес он, окинув взглядом стены и потолок. - Да вы тут и впрямь все мастера! Ай, молодцы! Да вам благодарность надо объявить. В стенную газету про вас написать… Куда там - в стенную! В нашу, районную! Я сам напишу. Лично. Это же прямо герои труда! Вас как же назвать? Команда или отряд?

- Называйте отрядом, - ответил Андрей. - Можете так и написать: пионерский отряд… Постойте, - вдруг воскликнул он, словно внезапно озаренный какой-то мыслью. - А в самом деле, отряд мы или не отряд?

- Ну, какой же мы отряд? - засмеялся Вовка. - Нас только на одно звено наберется.

- Подожди, подожди, - Андрей прищурился. - Воюют не числом, а уменьем. Слышал такие слова?

- Слышал, - сказал Женька. - Это Суворов говорил.

- Так что, если правда нам отряд организовать? А? - продолжал Андрей. - По-моему, это здорово будет.

- Конечно, здорово! - воскликнул Степка. - Скоро начнут ребята из пионерских лагерей приезжать!

- А мы будем штабом отряда! - подхватил Женька.

- Нет, конечно, это будет здорово, - решительно сказал Андрей. - Пионерский отряд во дворе! Будем принимать в него только тех ребят, кто сумеет в чем-нибудь отличиться. Тех, кто пройдет испытание. А? Совершит какое-нибудь полезное дело!

- А мы? - спросила Таня.

Назад Дальше