Персонал начал нервничать и уклоняться от визитов в палату-бокс. Но с начальством не поспоришь, кому-то всё равно приходилось выполнять работу. Взрослые, сильные, здоровые люди умели заставить себя подчиниться приказу. Но не умели подчинить себе свой страх перед неведомым и ненавидели его, тем самым только замыкая круг. Чем больше странного происходило вокруг Миль, тем больше рос интерес к ней со стороны учёных от разведки: за много лет им впервые достался действующий экземпляр. Но и неприятности перерастали в бедствие: низший состав, понимая, что начальство не отступит и будет жертвовать исполнителями ради результата, от всей души желал маленькой пленнице поскорее загнуться. Так что катастрофа приближалась неотвратимо.
Элементарные короткие замыкания, приводя в негодность всё, что работало на электричестве, повторялись раз за разом, чтобы испортить только что починенное или вновь установленное запасное оборудование. Заедало всё, что могло заесть - дверные замки, "молнии" на одежде, затворы на автоматах. Не осталось ни одного нетравмированного медика или охранника. Портилась, травя людей, пища. Лопались трубы. Билось стекло.
И только в боксе, где смирно лежала привязанная к кровати Миль, непонятным образом горел свет, было тепло и спокойно. Уцелело даже зеркальное окно, через которое за ней присматривали-подглядывали.
Уцелел и Пётр Данилович. Но отсутствие с его стороны негативных намерений и чувств объяснялось просто: он не желал и не мог желать плохого любимому объекту исследований, которым посвятил всю свою жизнь. Он и лягушек когда-то препарировал с нежностью, стараясь, чтобы они в его руках испытывали только те страдания, которых было никак не избежать. Сделать что-либо этой девочке он просто не успел.
Он без страха вошёл в бокс и уселся возле постели. Отчаянно скучавшая Миль с любопытством уставилась на блокнот в его руках: определённо явился поговорить. Ну-ну.
- Привет, маленькая ведьмочка. Буяним? - даже как-то весело поприветствовал он её. - Зачем же ты людей-то обижаешь? Ну, не можем мы тебя отпустить, очень ты нам интересна. Поговорим, а?
Надо же, открытым текстом. Миль кивнула.
Пётр Данилович склонил голову набок и спросил:
- Если я развяжу твои руки, ты ответишь?
Миль посмотрела на свои пальцы: мелкие уколы уже зажили. Она кивнула. Пётр Данилович отстегнул ремни, удерживающие её руки, и вручил ей блокнот и ручку. Миль потёрла запястья и не стала ждать вопросов:
"А что тут у вас происходит? И почему вы обозвали меня ведьмой? Только потому, что я не желаю обследоваться? Так я сразу предупредила: не надо во мне копаться, я не игрушка".
Пётр Данилович прочёл, высоко подняв брови:
- Хочешь сказать, ты непричастна к неприятностям на базе?
Миль кивнула и написала:
"Если бы я хоть что-то могла, я бы, конечно, тоже не была паинькой. Но сами подумайте: будь я такой сильной ведьмой, жила бы я в том подвале? Или вам кажется - мне там нравилось? Да и никогда бы вы меня не получили!"
Пётр Данилович помолчал, обдумывая её возражения. Походило на правду.
- Так что же творится на базе? Ты ведь не станешь отрицать, что это связано с тобой?
Миль весело улыбнулась, быстро черкая в блокноте. Пётр Данилович в нетерпении вытянул шею, как школьник, подглядывающий в тетрадку к отличнику.
"Связано, конечно. Это работает защита, установленная моей бабушкой. А уж она-то ведьмой была настоящей!"
- Была? - ухватился Пётр Данилович. - Её больше нет?
Миль помрачнела и так долго не отвечала, что мужчина заёрзал в кресле и тихо окликнул девочку:
- Мила… Что с ней случилось?
Миль ответила вопросом:
"Вы ведь потому и стали меня искать, что пропала моя бабуля? Так?"
Пётр Данилович не должен был отвечать, но мысленно плюнул на инструкции - контакт с объектом был важнее и в конце концов, это он вёл проект, ему и решать.
- Да, так. С тобой всё ещё неясно - ведьма ты или нет, а за ней мы присматривали постоянно, не плотно, конечно… В общем, когда она не пришла за очередной пенсией, агент сообщил об этом и мы стали проверять. Мы не нашли даже вашей квартиры.
Миль кивнула:
"Я тоже. Вышла в магазин за продуктами, вернулась - а квартиры нет. Я посидела, подождала у подъезда и пошла искать бабушку по городу. Не нашла. Деньги быстро кончились. В детдом я не хотела - мне бы там всё равно жизни не было. Если бы бабуля была жива, она бы меня давно разыскала. Значит, её нет. А теперь отправьте меня в детдом, хватит издеваться".
- Не так быстро, девочка. Базу мы восстановим…
Ммм… - выходит, всё так плохо? Миль против воли улыбнулась. Молодец, бабуля. Возможно, твоя защита ещё спасёт меня.
Петр Данилович эту улыбочку заметил:
- Это ведь не последняя такая база, перевезти тебя - невелик труд, - "…В самом деле, - подумалось ему, - неплохая идея, что зря время терять. Пожалуй, так и сделаем." А объекту сказал: - Мы с тобой, Мила, ещё не закончили. Ты расскажешь нам о твоей бабушке? Нет? Отчего же? Прости, конечно, но её ведь всё равно уже нет?
"Её, может, и нет. Но остались другие. И пусть у меня нет Дара, но совесть-то есть".
- Другие? Где они - другие? Твой народ бросил тебя. Это мы тебя искали! Мы тебя отмыли и вылечили!
"Меня не бросили, а потеряли. А вы меня не столько нашли, сколько украли! Вы же знаете все кланы! Почему не сообщили моим родственникам, не вернули? Мало вам неприятностей? Будет ещё хуже!"
Он прочёл, скомкал страницу, склонился почти к самому её лицу и прошипел:
- А как тебе понравится, девочка, если рядом с тобой, на соседнем столе, окажется твой почти брат, Сергей?
Миль вздрогнула, чуть отодвинулась, плюнула ему в глаза… и попала! Пока он утирался, набросала:
"Эффект будет тот же, а может, круче: я буду страдать за него сильнее, чем за себя, а вы пострадаете за всё, от чего буду страдать я!" И запустила в него блокнотом, поставив во вдвойне неловкое положение - на глазах у подчинённых он был вынужден подбирать разлетевшиеся страницы.
Призыв
Заклятие почему-то усилилось, больше не удавалось ни сделать Миль укол, ни подсунуть ей что-нибудь с едой или питьём. Ей не могли причинить даже ненамеренного зла, через вторые-третьи лица: страдала вся цепочка.
Жить было нестерпимо скучно. Помещение, где её содержали, не имело окон, кроме того, зеркального, прозрачного с изнанки. В закутке, лишённом двери, стоял унитаз, рядом с ним висела раковина с краном. Низенькая, девочке по пояс, перегородка отделяла от унитаза душевую. Свет никогда не гас. Как она поняла, это была мелкая, но изощрённая месть Пётра Даниловича. Люди к ней не заходили. Раз в несколько дней, пока Миль была в душе или на унитазе, дверной проём в санузел неожиданно закрывался минут на пять-семь, а когда открывался, пол в комнате оказывался влажным и чистым, а постель - перестеленной. На постели ожидал свежий комплект: бельё, пижама, полотенце. Рулон бумаги в санузле обновлялся сам собой.
Ей не оставили ни блокнота, ни ручки, и она не могла попросить учебники, карандаши, пряжу со спицами - что-нибудь, чтобы скрасить сводящее с ума безделье. Не было ни телевизора, ни радио: мстительность Петра Даниловича ещё не была утолена. В помещении стояла почти полная тишина, каждый звук являлся событием. От тишины в голове начинало звенеть, мерещились голоса, отзвуки… Понимая, что её намеренно сводят с ума, раскачивают психику, Миль устраивала себе вечера… или что там по распорядку дня… воспоминаний. Вызывала перед мысленным взором образ бабушки, воспроизводила их разговоры, перебирала в памяти прогулки, упражнения в блокировке и обнаружении ауры… Мысленно же плела Узлы Власти, воспроизводя этап за этапом. Оказалось, ей есть что вспомнить. А если прокручивать спектакли, фильмы и музыку - сцену за сценой, с голосами и интонациями актёров, как наяву, то время проходило не впустую.
Очень мучила мысль - что же стряслось, почему ничего не получается, даже то, что умела с самого рождения, не выходит. Внутри поселилась пустота, та самая, возникшая в момент… даже мысленно трудно было произнести это… В момент бабушкиной смерти - заставила она себя сказать. И повторила это столько раз, сколько ей было нужно, чтобы признать факт и смириться с ним. Чтобы не обманывать себя. Не надеяться на невозможное. Смерть - это окончательно. Это необратимо.
"Я ещё вижу тебя, закрыв глаза. Слышу твой смех. Чувствую тепло твоих ладоней на моих плечах. Но мы больше никогда не встретимся.
Ты ушла. А я теперь - немощная и пустая. Хоть бы что-нибудь шевельнулось внутри, засветилась бы хоть чья-нибудь аура…"
Там, дома, когда зеркало мутнело, она ведь видела эти вызовы. Теперь она в таком дерьмовом положении, что готова рассмотреть практически любое предложение. Однако она никого не интересует! А самой ей отсюда не выбраться.
"Бабушка, спасибо тебе! Если б не твоё заклятие, от меня б давно остались только рожки да ножки. Прямо так и вижу, как этот Пётр Данилович просто локти себе сгрыз от злости. Сколько он мог бы дать силы… Явно ведь созрел…"
Так думала Миль, рассеянно размазывая по столу маленькую лужицу пролитого чая. Живо вспомнились бабушкины уроки, и Миль просто так, не ожидая никакого эффекта, дохнула на чай. По поверхности пробежала мелкая рябь… И - показалось, конечно - на миг лужица помутнела… Нет, опять прозрачная. Миль замерла, задержав дыхание. Оглянулась на зеркальное окно. И попробовала ещё раз. Лужица помутнела! А пока она не прояснилась, Миль отчаянно позвала - мысленно, как же иначе:
"Помогите!! Я здесь!!" - первое, что пришло в голову.
Она повторяла призыв, пока хватало сил заставлять воду мутнеть. А хватило их, надо признать, совсем ненадолго. Да и поднос с посудой у неё вскоре забрали, и стол уехал в стену. Её так кормили: в стене открывалась ниша, из неё выдвигалась плоскость-стол, на котором и стоял поднос с едой. Через двадцать минут поднос скрывался в нише вместе со столом, ниша закрывалась. Хочешь - ешь, не хочешь - не ешь. Одно время Миль всерьёз обдумывала, не отказаться ли от еды: ну её на фиг, такую жизнь. Но пришла к выводу, что не дадут, станут кормить принудительно, что не только малоприятно, но и унизительно. И даже бабушкино заклятье будет в этом случае на их стороне.
Она понуро сидела на стуле, глядя в одну точку, когда краешком глаза уловила какое-то движение на периферии зрения. Медленно, боясь поверить, повернула голову - зеркало-шпион затягивалось белой пеленой.
Миль дёрнулась и чуть было не вскочила, чудом сдержав порыв. Не спешить. Не привлекать внимания наблюдателей. Встаём плавно. Идём со скучающим видом. "Смотримся" в ставшее матовым зеркало. И задумчиво проводим по нему пальцем…
Пелена растаяла. С той стороны на неё смотрел Юрий. Человека, подошедшего к нему откуда-то из глубины сумрачного зала, Миль видела впервые. Но ошибиться не смогла бы и в полной темноте: кожу по всему её телу немедленно вздыбило, за дыхание пришлось бороться, как учила бабушка - я это могу - вдох! Ещё вдох! Не сразу, но помогло. Она всё же отступила на шаг от зеркала - так было легче. Холод ещё пробегал судорогами по телу, но она уже могла его выдержать.
От Ксанда не укрылась её реакция на него, и он не счёл нужным скрывать своё удивление, но от вопросов воздержался. Просто кивнул ей учтиво, не отводя заинтересованного взгляда.
Юрий очень тихо сказал:
- Держись, племяшка. Помощь в пути.
И всё. Миль опять смотрела на себя. И ей не особенно нравилось то, что она видела.
Если до этого сеанса связи время для неё тянулось медленно, то теперь оно и вовсе сдохло. Путь, которым следовала обещанная помощь, был, видимо, не близок. Оставалось завязаться узлом и ждать, доверившись двоим людям, которым доверять хотелось меньше всего. И при этом не проявлять естественного в данном случае нетерпения, не менять поведения - другими словами, не напрашиваться на неприятности, чтобы не волновать своих гостеприимных хозяев, способных от избытка заботливости перепрятать гостью.
Сколько времени ждать? Дни? Недели? Никаких указаний. Значит, надо жить так, как будто никакого сеанса связи и не было, иначе свихнёшься. Спать. Есть. Мыться. Смотреть в потолок. Бродить по палате. Расплетать и заплетать косу. Опять спать, и побольше, так легче ждать…
И вот однажды её забыли покормить. Не то, чтобы ей нравилась здешняя кормёжка, но всё же хоть какое-то развлечение. А тут кормление точно пропустили. Насторожившись, она на всякий случай спряталась в душевой, за перегородкой, завернувшись в одеяло.
Мигнув, погас свет. И снова загорелся, но тускло, в полнакала. Мелко завибрировал пол.
Чутьё не подвело - сквозь стены в палату, где всегда царила гнетущая тишина, стали проникать звуки. Учитывая звукоизоляцию, за стенами, должно быть, ОЧЕНЬ шумели. Распознать характер шума не удавалось - девочка никогда не слышала звуков стрельбы и разрушений - но источник его явно приближался. Миль предусмотрительно сжалась в комок, подобрав ноги…
Внезапно заслонка ниши, в которую обычно подавалась еда, отлетела, и в её узкий проём заглянули весёлые молодые глаза. Звонкий озорной голос спросил:
- Кто-кто в теремочке живёт? Эй, малышка, ты где?
Миль робко выглянула из-за перегородки. Её тут же заметили:
- Ага, - и крикнули куда-то в сторону: - Есть! - а потом опять ей: - Па-аберегись!..
Миль нырнула обратно за перегородку. С грохотом разлетелась на куски дверная панель, и всё помещение наполнилось клубами пыли и обломками. Миль засыпало мелким мусором. Скрипя по осколкам, кто-то прошёл в душевую и остановился над ней.
- Не задело? - спросил тот же голос. - Пойдём домой, дитя из рода Аххар.
Миль подняла голову, сквозь облака пыли разглядела протянутые к ней руки. И потянулась навстречу.
Родственники
Кажется, в последний раз её брал на ручки отец. Она бы пошла и сама, но её не очень-то спрашивали - подхватили и понесли. Она не знала никого из пришедших за ней, но почему-то доверчиво ехала на чужих руках… или не совсем чужих? Ехала и в мечущемся свете ручных фонарей с удовольствием любовалась учинённым разгромом. Судя по всему, эту базу тоже придётся восстанавливать. А может, проще будет разобрать хлам и построить новую. И - господа, обратите внимание - самой Миль для этого даже не пришлось напрягаться. Хотя она была бы и очень не прочь приложить руки.
А вот и уцелевшие… Согнанный в стайку персонал, сцепив руки на голове, смирнёхонько сидел во дворе на куче мусора, который при наличии доли воображения опознавался как бывшее оружие. Под надзором всего одного очень хмурого мальчика-подростка, на вид лет шестнадцати, не больше. Заметив выносимую из развалин девочку, мальчик улыбнулся ей и кивнул. Миль нерешительно ответила. Мальчик снова повернулся к подопечным и посмурнел. Руки свои он держал как-то несколько на отлёте от тела, растопыренными пальцами вниз. И сидевшие к нему поближе в его сторону старались даже не глядеть. Они вообще все глядели в землю. Кроме… надо же, опять он выжил!
Пётр Данилович цепко, как в прицел, смотрел на уплывшую из его рук добычу. Хотя, кажется, радовался бы, что избавился: толку от неё - ноль, одна головная боль и убытки. Проезжая мимо, Миль сложила руки пистолетиком и имитировала выстрел. Криво улыбнувшись, он ответил ей: отнял ладони от макушки и на секунду поднял их над головой - "сдаюсь". Умеет проигрывать.
Мальчик-конвойный вступил в пантомиму, вопросительно кивнув на него - а хочешь, я это сделаю? Как ни зла была Миль на своего тюремщика, но испуганно помотала головой - нет! Мальчик снисходительно-понимающе усмехнулся - как хочешь.
А Пётр Данилович побелел, как штукатурка на его костюме.
А на улице-то почти лето! Светлая ночь конца весны, наполненная запахами почвы и зелени. С примесью гари и дыма. Разлитого бензина и отработанного топлива. И здорового мужского пота. И светло не только от луны, а ещё от горящих зданий и света автомобильных фар.
Миль поставили босыми ногами на тёплую крышку капота, в скрещенье лучей фар. И представили:
- Вот она, ребята. Прошу любить и жаловать. Внучка Марийсы, та, которую мы искали с августа. И, как оказалось, не мы одни.
Свет фар слепил глаза, Миль только угадывала большое количество народа. Стоять перед всеми в одной пижаме было не очень-то уютно, но, как и полагалось в таких случаях, она изобразила лёгкий книксен.
- Ну точно, школа Марийсы! - сказал кто-то, и за стеной света раздался дружный смех. Миль стояла, как на витрине, прикрывая глаза от бьющего в лицо света и старалась не рассердиться… как вдруг в спину ей словно сквозняком подуло. Резко обернувшись, она попятилась и свалилась бы, не успей её подхватить чьи-то руки.
- Вот и Владаров тоже не любит, - прокомментировал тот же голос, вызвав новый взрыв смеха. - Натуральная хиз-Аххар. А вы, как всегда, поспели вовремя, Ксанд.
Ксанд вышел из темноты на свет, подошёл к остряку и ответил с медленной улыбкой, не одному шутнику отбившей охоту веселиться насчёт Владара:
- Ваша наглость делает честь вашей смелости, юноша, - и с надеждой спросил: - Хотите что-нибудь добавить? - это был почти вызов, на который за много лет отважились ответить редкие единицы. - Нет? Искренне жаль… Ну, если нет, то я благодарю всех, кто успел прибыть сюда раньше. Думаю, пленница высоко оценила каждый миг свободы, подаренный ей вами.
Он полуобернулся к Миль и та, прижав к груди руки, поклонилась так признательно, как сумела. Сидя на чьих-то руках, это делать не очень удобно, но никто не усомнился: уж она оценила.
Ксанд развернулся к присутствующим:
- А теперь, думаю, нам пора доставить девочку к целителям. Лучшие из них сейчас в городе. Это неблизко, поэтому лучше поспешить. Юрий…
Стоявший до этого в тени Юрий подошёл к человеку, державшему Миль, и поманил её:
- Пошли?
Но тот прижал к себе девочку и отвернулся со словами:
- Минуточку. С какой стати у нас отнимают ребёнка нашего рода? Она - хиз-Аххар, и поедет домой, с нами! У нас есть свои целители, они и займутся ею!
Ксанд повернулся и неторопливо двинулся к нему, рассуждая на ходу:
- Хиз-Аххар она только по бабке. По деду она - хиз-Грай. Её родню по отцу рассматривать не стоит, так как он не из наших. А вот по присутствующему здесь брату её матери она - хиз-Владар, и его кровное родство - теперь самое близкое, - с каждым его неспешным шагом Миль всё сильней цепенела и боролась за дыхание. Заметив это, хиз-Аххар стал отступать, пока не упёрся в борт машины. Ксанд продолжал: - Будем спорить с Законом или передадим ребёнка под опеку дяди? И потом… никто ведь не запрещает родственникам навещать девочку или даже приглашать её погостить. Так?
- Так, - ответил хиз-Аххар. - Вот только как быть с тем, что она тебя не переносит, Владар?
Ксанд резко остановился. Отошёл на пару шагов. Миль вздохнула облегчённо.
- Да, действительно. Любопытный феномен, не правда ли. Ну, воспитывать её станет дядя, а я постараюсь не подходить на опасно близкое расстояние… шагов в пять, скажем, пока она не привыкнет. Уверяю вас, господа, места в нашем доме достаточно, чтобы не доставлять неудобства друг другу. И я всегда рад вас в нём принять. Как родственников моей двоюродной внучки. Если с этим всё…