- Я и не собирался ее трогать! - вдруг орет мэр. Я отшатываюсь. - Хватит зажиматься! Ни одна женщина в городе не пострадает, пока я президент! Неужели это так трудно понять?
Я вспоминаю солдат, которые били Коринн. И Мэдди, оседающую на землю.
- Пожалуйста, не трогайте ее, - шепчу я снова.
Он вздыхает и понижает голос:
- Нам от Коринн нужны только ответы. Те же ответы, что от тебя.
- Я не знаю, где они, - говорю я. - Она мне не сказала! Она вообще ничего об этом не говорила!
Тут я осекаюсь, и мэр это замечает. Ведь кое-что она говорила, так?
Она рассказала мне историю про…
- Ты что-то вспомнила, Виола? Поделишься? - спрашивает мэр, вплотную подходя ко мне с заинтересованным лицом.
- Нет, - быстро выпаливаю я, - нет, только…
- Просто что? - Его взгляд порхает по моему лицу, пытаясь прочесть мои мысли, хотя Шума у меня нет и быть не может. В какой-то миг я понимаю, насколько его это бесит.
- Я только припомнила, что первые годы после перелета она провела где-то на холмах, - вру я, сглатывая ком в горле. - К западу от города, за водопадом. Я тогда не придала значения этому разговору.
Мэр все еще пристально смотрит мне в глаза - долго-долго, - прежде чем снова начать расхаживать по залу.
- Самое важное тут вот что, - говорит он. - Взорвалась ли вторая бомба по ошибке? Может, она была лишь частью первой и детонировала позже по чистой случайности? - Он снова подходит вплотную ко мне. - Или все-таки нарочно? Чтобы пострадали мои люди, которые непременно должны были работать на месте взрыва? Чтобы отнять как можно больше жизней?
- Нет. - Я трясу головой. - Она не могла так поступить. Она целительница. Она не убила бы…
- На войне все средства хороши, - говорит мэр. - Потому это и война.
- Нет, - твержу я. - Нет, она не могла…
- Я знаю, что ты в это не веришь. - Мэр снова отворачивается и отходит. - Поэтому тебя и бросили.
Он подходит к маленькому столику рядом с его креслом и берет с него листок бумаги. Показывает мне.
На нем написана синяя буква "О".
- Что это такое, Виола?
Я пытаюсь сделать непроницаемое лицо.
- Первый раз вижу. - Я громко сглатываю и осыпаю себя проклятиями. - А что это?
Мэр сверлит меня взглядом, затем кладет листок обратно:
- Она с тобой свяжется. - Он разглядывает мое лицо. Я из последних сил скрываю чувства. - Да, - кивает он словно бы самому себе, - непременно свяжется, и, когда это произойдет, передай ей от меня несколько слов, пожалуйста.
- Я не…
- Скажи ей, что в наших силах немедленно остановить кровопролитие. Мы положим этому конец раз и навсегда, на Новом свете воцарится мир, и люди перестанут умирать. Передай ей это, Виола.
Он так пристально на меня смотрит, что я выдавливаю:
- Хорошо.
Он не моргает, его глаза как черные ямы, от которых невозможно оторваться.
- Но скажи ей и вот что: если она хочет войны, она ее получит.
- Прошу…
- Это все. - Он жестом велит мне встать и идти. - Возвращайся в свой лечебный дом и займись пациентами, если можешь.
- Но…
Он открывает дверь.
- Казнь сегодня не состоится, - говорит он. - В свете недавних террористических актов исполнение некоторых приказов придется приостановить.
- Террористических?..
- И, увы, я буду слишком занят устранением бардака, который учинила твоя госпожа, чтобы провести сегодня обещанный ужин.
Я открываю рот, но не могу проронить ни звука.
Мэр закрывает дверь.
Голова у меня кружится, когда я, шатаясь, бреду по дороге. Тодд где-то там, и я могу думать лишь об одном: сегодня мы не увидимся, я опять не смогу с ним объясниться, не смогу ничего ему рассказать.
Все из-за нее.
Да, да! Ужасно так говорить, но это она во всем виновата! Даже если она действовала из лучших побуждений, это ее вина. Из-за нее я не увижу Тодда. Из-за нее грядет война. Из-за нее…
Я снова подхожу к руинам на месте взрыва.
На дороге лежит четыре трупа, из-под белых простыней выползают лужицы крови. Ближе всего ко мне, за кордоном из солдат, валяется простыня, укрывающая юного солдата - моего случайного спасителя.
Я даже не знала, как его зовут.
И вдруг он умер.
Если бы она немножко подождала, если бы увидела, чего добивается мэр…
Но тут я вспоминаю ее слова: "Политика умиротворения, дитя мое. Скользкая дорожка, имей в виду".
Но эти трупы…
И смерть Мэдди…
Юноша, который меня спас…
И избитая Коринн, которой не дали лечить…
(ох, Тодд, где же ты?)
(что мне делать? как поступить правильно?)
- А ну, пошла! - рявкает на меня солдат.
От неожиданности я подскакиваю. Я торопливо шагаю дальше, а потом перехожу на бег.
Тяжело дыша, я влетаю в опустевший лечебный дом и хлопаю дверью. На дороге стало еще больше солдат и патрулей, чем раньше. На крышах стояли мужчины с винтовками, они внимательно за мной наблюдали, а один грубо свистнул, когда я пробегала мимо.
Теперь к радиобашне точно не пробраться.
Пытаясь отдышаться, я постепенно сознаю, что в этом доме я теперь единственная, кто хоть как-то может помочь больным. Многие более-менее здоровые пациентки последовали за госпожой Койл, и как знать… может, именно они подложили те бомбы. Но в доме осталось больше двадцати больных, и каждый день поступают новые.
А целительница из меня… словом, хуже в Нью-Прентисстауне еще не бывало, это точно.
- На помощь! - шепчу я.
- Куда все подевались? - с порога спрашивает меня миссис Фокс. - Никто меня не кормит, лекарств не выдают…
- Простите, - выпаливаю я, хватая ее судно. - Накормлю вас, как только смогу.
- Силы небесные! - восклицает она, таращась на мою спину. Я выкручиваю шею и вижу на спинке халата огромное красное пятно - кровь того солдатика.
- Ты цела? - спрашивает миссис Фокс.
Я снова смотрю на кровь, но отвечаю лишь:
- Сейчас принесу вам поесть.
Остаток дня проходит как в тумане. Санитарки и повара тоже ушли, и я из последних сил пытаюсь приготовить на всех еду, а потом разнести ее по палатам и узнать, какие лекарства кто принимает. Хотя всем очень хочется знать, что происходит, они видят, как я кручусь, и стараются мне помогать.
Наступает ночь. Я выбегаю из-за угла с полным подносом грязной посуды и вдруг вижу Коринн. Она стоит у входа, одной рукой держась за стену.
Я бросаю поднос и кидаюсь к ней, но она предостерегающе поднимает руку. И морщится.
Под глазами у нее синяки.
И держится она так прямо, словно все ее тело болит, очень болит.
- Ах, Коринн!
- Просто… - едва выговаривает она, - просто доведи меня до комнаты.
Я беру ее за руку, и она вжимает что-то в мою ладонь, тотчас поднося к губам палец, чтобы я не вздумала задавать вопросы.
- Там… девочка, - шепчет Коринн, - в кустах спрятали, прямо возле дороги. - Она яростно качает головой. - Совсем маленькая!
Я не смотрю, что она мне дала, пока не довожу ее до комнаты и не убегаю за перевязочными материалами. Только на складе, оставшись одна, я открываю ладонь.
Это записка, сложенная вчетверо и с буквой "О" на обороте. Внутри всего несколько строк:
"Дитя мое, пора сделать выбор".
А следом - вопрос:
"Мы можем на тебя рассчитывать?"
Я поднимаю глаза.
Глотаю ком в горле.
"Мы можем на тебя рассчитывать?"
Я складываю записку, прячу ее в карман, хватаю бинты с компрессами и спешу обратно к Коринн.
Избитой людьми мэра.
Но ее бы не избили, если б ей не пришлось отвечать за поступки госпожи Койл.
С другой стороны, мэр обещал, что ее не тронут, - и не сдержал обещания.
"Мы можем на тебя рассчитывать?"
Внизу стоит подпись, но это не имя.
Это слово: "Ответ".
"Ответ" с ярко-синей "О" в начале.
15
ВЗАПЕРТИ
[Тодд]
БУМ!!!
…и небо раскалывается, с дороги на нас летит ветер, а Ангаррад от страха встает на дыбы, и я сваливаюсь на землю: всюду пыль, крики и в ушах стучит, пока я лежу и думаю, умер я или нет.
Еще одна бомба. Уже третья за неделю. И взрывается она буквально в пятистах футах от меня.
- Стервы! - выплевывает Дейви, вставая на ноги и оглядываясь на дорогу.
У меня звенит в ушах, и сам я весь дрожу, пытаясь подняться. Бомбы взрывались в разное время суток, в разных местах города. Сначала взлетел на воздух акведук, снабжающий водой всю западную часть города, потом два главных моста, ведущих к фермерским землям к северу от реки. Севодня это…
- Столовая, - говорит Дейви, пытаясь удержать на месте Урагана - Желудя. - Для солдат.
Наконец Ураган утихает, и Дейви забирается в седло.
- Поехали! - рявкает он. - Надо узнать, не нужна ли им помощь.
Я кладу руки на шею Ангаррад, которая все еще напугана и без конца твердит: жеребенок жеребенок жеребенок. Сто раз повторив ее имя, я наконец забираюсь в седло.
- Смотри у меня, без фокусов! - говорит Дейви, грозя мне пистолетом. - Чтоб я тебя все время видел.
Вот такой стала моя жизнь после первого взрыва.
Я все время под прицелом, каждую минуту каждого дня.
Чтобы я не мог отправиться на поиски Виолы.
- Ну что за бабы! Только подливают масла в огонь, - говорит мэр Леджер, жуя кусок петушатины.
Я молча ем ужин и игнорирую вопросительные знаки в его Шуме. Столовую взорвали в нерабочие часы, как и все прочие объекты, на которые покушались участницы "Ответа", но это вовсе не значит, что там никого не было. Мы с Дейви нашли трупы двух солдат и одного гражданского - уборщика или вроде того. От первых взрывов погибли еще трое солдат.
Это жутко бесит мэра Прентисса.
Я его почти не вижу с того дня, когда мне сломали руку, а вечером не состоялся обещанный ужин с Виолой. Мэр Леджер говорит, что Прентисс кучами бросает людей в тюрьмы, но никаких полезных сведений добиться от них не может. Мистер Морган, мистер О’Хара и мистер Тейт повели несколько отрядов на холмы к западу от города: они думают найти там лагерь террористок-целительниц, исчезнувших в день взрыва первой бомбы.
Но армия ничего не находит, и мэр свирепеет с каждым днем, устанавливая все новые ограничения и отбирая лекарство у все новых солдат.
Нью-Прентисстаун становится шумнее и шумнее.
- Мэр вапще не верит, что "Ответ" существует.
- Ну, президент пусть говорит что хочет, это его дело. - Мэр Леджер ковыряется вилкой в еде. - Но люди-то судачат. Только так языками чешут!
Помимо матрасов нам дали тазик, куда каждое утро подливают свежую воду, а в самый темный угол поставили маленький биотуалет. Кормить стали лучше; мистер Коллинз приносит нам еду, а потом сразу запирает дверь снаружи.
Гремит замок.
Здесь, взаперти, я провожу все свободное от Дейви время. Мэр явно не дает мне отправиться на поиски Виолы, даром что талдычит о доверии.
- Может, там не только женщины, - говорю я, пытаясь не пускать в Шум лишние мысли. - Наверняка-то мы не знаем.
- Организация, называющая себя "Ответом", участвовала в войне со спэклами, Тодд. Диверсии, ночные вылазки… все такое.
- И?..
- И членами "Ответа" были исключительно женщины. Чтобы враг не мог услышать их Шум. - Он качает головой. - Но в конце концов они совсем отбились от рук, стали независимой силой, а после окончания войны даже напали на собственный город. В итоге нам пришлось казнить многих участниц. Скверное дело…
- Но если вы их казнили, как это могут быть они?
- Идеи умирают дольше людей. - Он тихонько рыгает. - Уж не знаю, чего эти бабы добиваются. Рано или поздно президент их вычислит.
- Но мужчины ведь тоже пропадают, - говорю я. Это правда, вот только думаю я о другом…
(она тоже сбежала с ними?)
Облизываю губы.
- А эти лечебные дома, где работают женщины, - спрашиваю я, - они как-то помечены? Их можно отличить от других?
Мэр пьет воду, глядя на меня поверх чашки.
- Зачем тебе это?
Я ворошу свой Шум, стараясь ничем себя не выдать.
- Да просто так, интересно. - Я ставлю тарелку на недавно выданный нам столик - знак, что мэру можно доесть мой ужин. - Лягу спать.
Я ложусь на кровать лицом к стене. Последние лучи сонца пробиваются сквозь отверстия в стене башни. Стекол в них нет, а зима уже на подходе. Понятия не имею, как мы будем тут зимовать. Я кладу руку под подушку и сворачиваюсь клубком, стараясь думать как можно тише. Мэр Леджер тихо доедает мой ужин.
А потом из его Шума до меня долетает картинка: протянутая рука, нарисованная синей краской.
Я оборачиваюсь. Такую руку я видел по меньшей мере на двух зданиях по дороге в монастырь.
- Всего их пять, - тихо произносит мэр Леджер. - Я могу рассказать, где они. Если хочешь.
Я заглядываю в его Шум, он заглядывает в мой. Мы оба что-то скрываем, прячем под слоями других мыслей. Столько дней провели вместе, а до сих пор гадаем, можно ли друг другу доверять.
- Валяйте, - говорю я.
- 1017-й, - читаю я вслух для Дейви, а тот выкручивает щипцы и мгновенно превращает безымянного спэкла в 1017-го.
- На севодня хватит, - объявляет он.
- Но нам еще…
- Я сказал, хватит! - Он ковыляет к нашей бутылке с водой и делает глоток. Нога у него к этому времени почти выздоровела, но он еще прихрамывает. Моя рука зажила полностью.
- Нам же неделю дали на все про все, - говорю я. - А мы уже вторую маемся.
- Разве нас кто-то торопит? - Дейви выплевывает струйку воды.
- Нет, но…
- Ни заданий тебе новых, ни распоряжений… - Он умолкает, делает еще глоток и снова выплевывает. Потом злобно глядит куда-то слева от меня. - Чего уставился?
1017-й все еще стоит неподалеку, зажав ленту здоровой рукой и глядя на нас. Вроде бы он мужского пола и совсем молодой, почти подросток. Он цокает один раз, потом второй, и, хотя Шума у него нет, по звукам ясно, что он не любезничать с нами пытается.
Дейви тоже это понимает:
- Ах так?!
Он тянется за винтовкой, что висит у него за спиной, и во всех красках представляет, как палит из нее по убегающему спэклу.
1017-й не двигается с места. Он смотрит мне в глаза и цокает еще раз.
Ну, точно грубит!
Потом он пятится, все еще глядя на нас и растирая здоровой рукой железную ленту. Я оборачиваюсь к Дейви: тот целится из винтовки в спину уходящему 1017-му.
- Не надо, - говорю я.
- А что? Кто нас остановит?
Я не отвечаю, потомушто остановить нас некому.
Бомбы продолжают взрываться через каждые три-четыре дня.
Никто не знает, куда и как подложат следующую, поэтому БУМ! БУМ! БУМ! - снова и снова. Однажды вечером, когда на воздух взлетает маленький ядерный реактор, мэр Леджер возвращается с работы с расквашенным носом и синяком под глазом.
- Что случилось? - спрашиваю я.
- Солдаты! - выплевывает он и берет тарелку с ужином - севодня опять дали тушенку. От первой же попытки прожевать мясо он морщится.
- Что вы натворили?
Его Шум немного вскидывается, и мэр бросает на меня злобный взгляд:
- Ничего!
- Вы меня поняли.
Недовольно ворча, он съедает еще кусок мяса и наконец отвечает:
- Кому-то в голову пришла блестящая идея, что "Ответ" - это я. Подумать только, я!
- Вы?! - удивленно спрашиваю я - может, чересчур удивленно.
Мэр Леджер встает и ставит на стол почти нетронутую тарелку - верный признак того, что он по-настоящему зол.
- Ни одной подозрительной бабы так и не нашли, а солдатам нужен козел отпущения. - Мэр выглядывает на улицу и смотрит, как ночь опускается на город, который был когда-то его домом. - Думаешь, мэр попытался их остановить? - спрашивает он бутто самого себя. - Даже не подумал…
Я молча жую, стараясь не пускать в Шум лишние мысли.
- Ходят слухи, - продолжает мэр Леджер еле слышно, - о какой-то новой целительнице, совсем юной. Ее пару раз видели в соборе, а сейчас она работает в лечебном доме, которым раньше заведовала госпожа Койл.
Виола, громко и ясно думаю я, прежде чем успеваю скрыть эту мысль от мэра.
Он оборачивается:
- Этого дома ты видеть не мог. Он не на главной улице, а у подножия небольшого холма в сторону реки, примерно на полпути в монастырь. Повернуть надо сразу после двух амбаров, стоящих рядом на главной улице. - Он снова выглядывает на улицу. - Не ошибешься.
- Я не могу удрать от Дейви, - говорю я.
- Понятия не имею, о чем ты, - отвечает мэр Леджер, укладываясь на кровать. - Я просто рассказываю тебе отвлеченные факты о нашем славном городе.
Дышать становится тяжелей, в голове и Шуме крутятся разные варианты побега от Дейви и поисков нужного лечебного дома.
(найти ее)
Лишь много позже я спрашиваю:
- Кто такая госпожа Койл?
Даже в темноте я вижу, как краснеет Шум мэра Леджера.
- A-а… ну как же! - говорит он в темноту. - Она и есть наш "Ответ".
- Это последняя, - говорю я, провожая взглядом 1182-ю, потирающую больное запястье.
- Наконец-то, черт подери, - бурчит Дейви, плюхаясь на траву.
В воздухе чувствуется морозец, но зато светит сонце и на небе почти ни облачка.
- А теперь что будем делать? - спрашиваю я.
- Понятия не имею!
Я стою и наблюдаю за спэклами. Если не знать, можно и впрямь подумать, что они не умнее овец.
- Они еще тупее, - говорит Дейви.
- Заткнись.
И все же… нет, вы бы их видели!
Сидят себе на траве, без Шума, без звука, половина смотрят на нас, половина друг на друга, почти не шевелясь и время от времени цокая, ничем не пытаясь занять руки или время. Их белые лица, кажется, полностью лишены жизни. Спэклы сидят вдоль стен и молча чего-то ждут, но чего - непонятно.
- Время этого "чего-то" настало, Тодд, - грохочет голос за нашими спинами. Дейви вскакивает на ноги, и в главные ворота входит мэр. Его конь остался снаружи.
Мэр смотрит на меня - только на меня.
- Готов к новой работе?
- Он со мной неделями не разговаривает, - пыхтит Дейви по дороге домой. У них с па последнее время не все гладко. - Все одно твердит: "Следи за Тоддом" и "Скорей заканчивай со спэклами", - заладил! - Он крепко стискивает поводья. - Неужели я так и не дождусь похвалы? Хотя бы "спасибо" сказал!
- Вапщето нам приказали заклеймить спэклов за неделю, - повторяю я распоряжение мэра. - А мы провозились почти три.
Он злобно оборачивается, полыхая красным Шумом:
- На нас напали! Я-то тут при чем?
- Я тебя и не виню, - говорю я, но Шум-то меня сдает: я вспоминаю ленту на шее 0038-го.
- Значит, по-твоему, я во всем виноват? - Он останавливает коня и сверлит меня злобным взглядом, уже нагибаясь в седле, чтобы спешиться.
Я открываю рот, но ничего не отвечаю, потомушто впереди…