Однажды Уилф уже спас нас с Тоддом, хотя и не обязан был, а потом снова спас Тодда, когда им грозила еще большая опасность. В первую же ночь, когда я только прибыла в лагерь "Ответа", Уилф даже предложил мне вернуться в город за Тоддом, но теперь, когда его увидел и приказал арестовать сам сержант Хаммар, это было бы самоубийством.
Я собираю в ложку остатки каши и со вздохом запихиваю в рот. У меня много причин, чтобы вздыхать: холод, невкусная каша, безделье.
Но каким-то чудом Уилф все понимает. Уилф всегда все понимает.
- Да цел он, Хильди, - говорит он, доедая свою кашу. - Наш Тодд спасется как пить дать!
Я гляжу на холодное утреннее солнце и сглатываю, хотя каша уже давно проглочена.
- Крепись, - вставая, говорит Уилф. - Крепись и готовься.
Я удивленно моргаю.
- К чему? - бросаю я ему вслед, но он уходит, молча попивая кофе.
Я тоже пью кофе, растирая руки и обещая себе, что уж сегодня-то я подойду к госпоже Койл и потребую взять меня с собой на новое задание. Мне нужно узнать…
- Ты что же, совсем одна тут сидишь?
Я поднимаю голову. Это Ли, белобрысый солдатик, стоит и улыбается мне широченной улыбкой.
У меня тут же начинают гореть щеки.
- Нет-нет!
Я вскакиваю, отворачиваюсь от него и поднимаю тарелку.
- Не уходи…
- Да я уже закончила.
- Виола…
- Освобождаю место.
- Да я не к тому…
Но я уже топаю прочь, проклиная себя за пунцовые щеки.
Ли здесь - не единственный мужчина. Ну, то есть его вообще сложно назвать мужчиной, но вы меня поняли. Как и Уилфу, им с Магнусом больше нельзя возвращаться в город: их уже видели.
Но есть другие, которым можно. И это - самая большая тайна "Ответа".
Примерно треть обитателей лагеря - мужчины. Они добровольно вступили в армию, чтобы помогать женщинам выбираться из города, а госпоже Койл - планировать диверсии. Это мужчины, знающие толк во взрывчатке, мужчины, истово верящие в свое дело, мужчины, которые хотят бороться с мэром и всем, за что он ратует, до победного конца.
Это мужчины, потерявшие своих жен, дочерей и матерей, которые борются за их спасение или отмщение.
В основном - за отмщение.
Наверное, это хорошо, что в сплетнях об "Ответе" речь идет только о женщинах - это дает больше свободы мужчинам, даже если мэр догадывается что к чему (иначе бы он не отбирал лекарство у стольких своих солдат). Однако пополнять запасы лекарства становится для "Ответа" все трудней и трудней.
Я быстро оглядываюсь на Ли.
Интересно - почему он здесь?
У меня еще не было случая…
Я еще не успела его расспросить.
Я иду в столовую, не глядя на дверь: она открывается еще до того, как я хватаюсь за ручку.
Прямо передо мной стоит госпожа Койл.
Я даже не здороваюсь.
- Возьмите меня с собой в следующий рейд.
Она ничуть не меняется в лице.
- Ты прекрасно знаешь, почему это невозможно.
- Тодд перейдет на нашу сторону, - говорю я. - Сразу же!
- Остальные думают иначе, дитя. - Я открываю рот, чтобы возразить, но она меня перебивает: - Если он вообще жив. Но даже это не имеет значения, потому что главное для нас - ты. Мы не позволим мэру тебя схватить. Ты - наш самый главный козырь. Девочка, которая должна помочь президенту встретить корабли.
- Я…
Она поднимает руку:
- Ссориться с тобой я не намерена. У нас слишком много важной работы.
Лагерь погрузился в тишину. Люди в столовой замерли на местах и глазеют на меня, не решаясь попросить госпожу Койл отойти в сторонку и выпустить их на улицу. Даже госпожа Форт и госпожа Надари терпеливо дожидаются, пока она уйдет. Как и Тея, они почти не разговаривают со мной - все эти собачонки госпожи Койл, которые никогда бы не посмели заговорить с ней тоном, который позволяю себе я.
Мне кажется, они меня побаиваются.
И, как ни странно, это приятно.
Я смотрю ей в глаза - непоколебимые, суровые.
- Я вам никогда этого не прощу, - тихо говорю я, словно бы только ей. - Никогда. Ни сегодня, ни потом, слышите?
- Пусть не простишь, - так же тихо отвечает госпожа Койл, - но однажды поймешь. - И потом, сверкнув глазами, она растягивает губы в улыбке: - А знаешь, пора придумать тебе какое-нибудь занятие.
22
1017-й
[Тодд]
- Шевелитесь, клятые твари!
Четыре спэкла, стоящие ближе всего ко мне, шарахаются в стороны, хотя я даже не орал.
- Вперед!
И, как обычно, ни тебе Шума, ни мыслей, ни звуков.
Лекарство они могут получать только с кормом, который я рассыпаю по кормушкам, но зачем? Почему им можно, когда всем остальным нельзя? Это превращает их в море безгласных, тупо цокающих зверей: белые спины, которыми они загораживаются от ледяного ветра, белые рты, выпускающие облака пара, белые руки, таскающие землю… Поглядеть на них сверху, так все эти белые тела за работой жутко походят на стадо овец.
Хотя если приглядеться, то можно различить семьи: мужей, жен, отцов и сыновей. Старики загребают меньше земли и работают медленней. Те, что помоложе, им помогают, пытаясь скрыть от нас, что старики не годятся для тяжелого труда. Иногда можно увидеть младенца, привязанного платком к материнской груди. Один высокий самец подгоняет других, а одна маленькая самка обкладывает целебной грязью загноившуюся рану вокруг клейма другой самки, покрупней. Они работают в группах, не поднимая голов, стараясь не попадаться на глаза мне, Дейви и стражникам на стенах.
Все это можно увидеть, если приглядеться.
Но проще не приглядываться.
Лопат мы им дать не можем, понятное дело. Из лопат получается прекрасное оружие, а стражники на стенах начинают нервничать, стоит какому-нибудь спэклу слишком высоко поднять руку. Такшто они роют, носят камни и страдают молча - безгласные, как облака.
А у меня, кстати, есть оружие. Мне вернули винтовку.
Потомушто бежать-то мне теперь некуда.
Виолы нет.
- Живо, живо! - ору я на спэклов. Мой Шум краснеет при мысли о ней.
Я замечаю, что Дейви косится на меня с удивленной ухмылкой. Отворачиваюсь и иду на другой конец участка. На полпути меня останавливает громкое цоканье.
Оглядываюсь по сторонам.
Ну понятно, так я и думал.
Опять 1017-й, стоит и смотрит на меня странным взглядом. Смотрит на мои руки.
Я опускаю глаза и замечаю, что обеими руками крепко вцепился в винтовку.
Когда я вапще успел снять ее со спины?
Хотя спэклской рабочей силы у нас немерено, все равно на строительство такого большого здания - уж не знаю, для чего оно, - уйдет пару месяцев. К тому времени будет разгар зимы, а бараков, которые спэклы должны были строить для себя, никто за них не построил. Вапщето они любят жить под открытым небом, но в зимнюю стужу и спэклам нужно где-то укрываться. Лично я не слышал, чтобы для них приспасобили какое-то другое помещение.
Как бы то ни было, за неделю мы снесли все внутренние перегородки (на два дня опередили график), и ни один спэкл не погиб, правда, без поломанных рук не обошлось. Травмированных сразу куда-то уводили.
Больше их никто не видел.
К концу второй недели после падения башни мы выкопали почти все нужные траншеи и котлованы для закладки будущего фундамента - мы с Дейви должны будем руководить работой спэклов, хотя ни черта в этом деле не понимаем.
- Па говорит, они сами все отлично умеют, потомушто им пришлось перестраивать город после войны. По этим мордам не скажешь, а?
Он грызет семечки и сплевывает на землю шелуху. С едой последнее время у нас туго - "Ответ" теперь не только взрывает, но еще и грабит склады, - однако Дейви всегда удается что-нибудь раздобыть. Мы сидим на груде камней и смотрим на раскинувшийся под нами большой участок с квадратными ямами, траншеями и грудами камней. Для спэклов свободного места почти не осталось.
Поэтому они жмутся к краям и друг к другу. Но возмущаться не думают.
Дейви сплевывает шелуху:
- Ты что, говорить разучился?
- С чего бы? - выдавливаю я.
- Да ты целыми днями только орешь на рабочих и ворчишь на меня. Так не годится. - Он делает плевок на дальность и точность, попадая аккурат в голову ближайшего спэкла. Тот молча смахивает шелуху и продолжает рыть траншею. - Она тя бросила, - говорит Дейви. - Смирись и живи дальше.
Мой Шум вскидывается.
- Заткнись!
- Да я же в хорошем смысле.
От удивления у меня чуть глаза на лоб не лезут.
- А что? - спрашивает он. - Я просто так сказал… Она же ушла, а не померла или еще чего. - Плевок. - Насколько я помню, она девка боевая, умеет за себя постоять.
В его Шуме всплывает воспоминание о том, как его прошили током на берегу реки. Мне бы улыбнуться, но я не улыбаюсь, потомушто вот она, прямо у него и у меня перед глазами.
Здесь - и не здесь.
(где она?)
(черт, где она?)
Мэр Леджер рассказал, что сразу после падения башни армия двинулась прямиком к океану - якобы по чьей-то наводке.
(по моей? неужели он меня услышал? Я весь горю от этой мысли…)
Но мистер Хаммар и его люди ничего там не нашли - лишь несколько ветхих домов да утлых лодчонок.
Потомушто наводка оказалась ложной.
И от этого я тоже весь горю.
(она мне соврала?)
(нарочно?)
- Господи, ушлепок! - Дейви снова сплевывает. - Да тут ни у кого подружек нет. Они либо в тюрьме сидят, либо раз в неделю бомбы взрывают, либо ходят такими большими группами, что подойти страшно.
- Она мне не подружка, - говорю я.
- Неважно. Я только хотел сказать, что тут все без баб. Смирись уже.
Внезапно в его Шуме поднимается мощная волна какого-то чувства, но он тут же ее смахивает, не дав мне вглядеться.
- Чего уставился? - рявкает он.
- Да ничего…
- Ну и все тогда! - Дейви встает, подбирает с камня винтовку и топает обратно на участок.
Не знаю почему, но 1017-й в конце дня всегда оказывается рядом со мной. Я обычно работаю где-нибудь в дальнем уголке, заканчиваю траншеи. Дейви - ближе к переднему краю, следит за возведением дощатой опалубки для будущего фундамента. Этим должен заниматься и 1017-й, но почему-то, стоит мне поднять голову, он всегда оказывается неподалеку. Сколько раз я уже отсылал его подальше…
Нет, он не отлынивает: исправно роет землю или складывает ее ровными рядками, - но при этом неотрывно пялится на меня, норовя поймать мой взгляд.
И цокает.
Я подхожу к нему, держа руку на прикладе винтовки. Над нашими головами собираются серые тучи.
- Тебе было велено работать у Дейви! - рявкаю я. - Что ты тут делаешь?
Дейви, услышав свое имя, кричит с дальнего участка:
- Что?
Я ору в ответ:
- Почему ты все время пересылаешь его ко мне?
- Ты сдурел? - огрызается Дейви. - Они же все одинаковые!
- Это 1017-й!
Дейви картинно пожимает плечами:
- Ну и?!.
За моей спиной раздается громкое язвительное цоканье.
Я поворачиваюсь и… клянусь, 1017-й улыбается.
- Ах ты кусок… - начинаю я, перенося винтовку вперед.
Но тут до меня долетает яркая вспышка Шума.
Она идет от 1017-го.
Едва ощутимая, но ясная как день: я стою перед ним и тянусь за винтовкой. Просто картинка происходящего с его точки зрения.
А в следующую долю секунды он выхватывает у меня винтовку…
И наваждение рассеивается.
Винтовка все еще у меня в руках, 1017-й стоит по колено в траншее.
Никакого Шума у него нет.
Я оглядываю его с головы до ног. Он заметно похудел - впрочем, как и остальные спэклы, - корма на всех не хватает, а 1017-й как бутто вапще не ест.
Значит, и лекарства не получает.
- Ты что задумал? - спрашиваю я.
Но он уже вернулся к работе и вовсю загребает руками землю. Ребра торчат из-под белой-белой кожи.
1017-й молчит.
- Почему никому не дают лекарство, а спэклам дают?
Настал следующий день, мы обедаем. Небо затянуло тяжелыми тучами, и скоро наверняка пойдет дождь: первый настоящий дождь за долгое время. Он, конечно, будет холодный, но нам приказано работать в любую погоду, такшто мы продолжаем следить за тем, как спэклы выливают первый бетон из бетономешалки.
Иван привез ее только севодня утром. Нога у него почти срослась, но он еще прихрамывает, и Шум его полыхает. Интересно, что он теперь думает о тех, за кем сила.
- Как же, это не дает им сговариваться и строить планы, - отвечает Дейви. - Мало ли какие подлые мыслишки у них водятся…
- Но они ведь и с помощью цоканья могут общаться. - Я задумываюсь. - Разве нет?
Дейви только пожимает плечами, как бы говоря: "Да мне плевать, ушлепок".
- Еще сэндвич есть?
Я отдаю ему свой, не сводя глаз со спэклов.
- Разве не лучше знать, о чем они думают? - спрашиваю я. - Разве так не безопасней?
Я смотрю на другой конец участка, где работает 1017-й, а он, понятное дело, смотрит на меня.
Плюх. Первая капля дождя падает на мои ресницы.
- Вот дерьмо! - шипит Дейви, поднимая голову к небу.
Дождь льет три дня без остановки. Строительная площадка становится все грязней и грязней, но мэр не дает нам передышки, поэтому все три дня мы месим ногами и руками коричневую жижу и накрываем траншеи брезентом.
Дейви работает под этими навесами: следит за спэклами, расставляющими новые каркасы для брезента. Я большую часть времени мокну под дождем, придавливая края брезента тяжелыми камнями.
Что за идиотское занятие!..
- Живее! - ору я на спэкла, который помогает мне прижать к земле последний кусок брезента.
Пальцы заледенели и почти не двигаются, потомушто перчаток нам никто не дал, а мэр к нам сто лет не наведывался, такшто и спросить некого.
- Ай! - Черт, в миллионный раз ободрал кожу на костяшках. Прижимаю ссадину к губам.
Спэкл продолжает наваливать камни, не обращая внимания на дождь - это хорошо, потомушто под брезентом на всех места нет.
- Эй! - Я повышаю голос. - За краем смотри! За кра…
Порыв ветра в секунду сдирает кусок брезента, который мы так долго пришпиливали. Спэкл не выпускает его из рук и летит следом. Я бросаюсь за брезентом, скользящим по грязи на небольшое возвышение, и…
Поскальзываюсь, начинаю съезжать по склону…
И тут понимаю, куда меня тащит…
Прямиком в выгребную яму.
Я пытаюсь ухватиться за жидкую грязь, но ничего не выходит, и я громко шлепаюсь в мерзкую жижу.
- Фу!!! - ору я, пытаясь выкарабкаться. Я почти по живот стою в засыпанном известью спэчьем дерьме, от жуткой вони тут же начинает тошнить…
И вдруг - опять вспышка Шума.
Я стою в выгребной яме.
А спэкл - надо мной.
Поднимаю голову.
И в первом же ряду.
Он, 1017-й.
Надо мной.
С огромным камнем в руках.
Он стоит молча и неподвижно, но если решит бросить в меня этим камнем и попадет, мало мне не покажется.
- Значит, вот как? - кричу я ему. - Вот чего ты хочешь?
1017-й молча пялит на меня глаза.
Я медленно тянусь за винтовкой.
- А теперь что скажешь? - спрашиваю я, и он видит, как решительно я настроен.
Я готов дать отпор, готов, как никогда.
Готов хоть сейчас…
Приклад винтовки уже под моей рукой.
Но 1017-й просто смотрит.
А потом бросает камень на землю и возвращается к своему куску брезента. Я провожаю его взглядом: пять шагов, десять., уф, ушел. Я немного обмякаю.
Начинаю выбираться из ямы и тут… слышу это.
Цоканье.
Наглое мерзкое цоканье.
И все, меня не остановить.
Я бросаюсь за ним и ору сам не знаю что и Дейви в ужасе оборачивается но я уже вбегаю под брезент за 1017-м держа винтовку над головой как сумасшедший ей богу как дикарь какой-то и 1017-й оборачивается но я не даю ему шанса закрыться и с размаху впечатываю приклад ему в лицо и он падает а я снова заношу винтовку и опускаю ее и он пытается защититься но я бью еще и еще…
По рукам…
По лицу…
По тонким губам…
Шум ревет…
Я бью…
И бью…
И бью…
И ору…
Я ору…
ПОЧЕМУ ТЫ УШЛА?
ПОЧЕМУ ТЫ МЕНЯ БРОСИЛА?
И тут отчетливо хрустит сломанная кость.
Звук этот наполняет воздух, он громче чем дождь и ветер, вместе взятые, нутро у меня сжимается, в горле встает липкий ком.
Я замираю как вкопанный.
Дейви пялится на меня с разинутым ртом.
Спэклы испуганно разбегаются.
А с земли на меня смотрит 1017-й, кровь хлещет из его странного носа и из уголков слишком высоко поставленных глаз, но сам он не издает ни звука, ни Шума, ничего…
(мы в лагере на земле лежит мертвый спэкл и Виола так напугана она пятится и всюду кровь я опять это сделал я опять… ох черт побери Виола зачем ты ушла…)
1017-й просто смотрит.
И клянусь, в его глазах - ликование.
23
ЧТО-ТО БУДЕТ
[Виола]
- Насос как новенький. Хильди!
- Спасибо, Уилф. - Я вручаю ему поднос с горячим свежим хлебом, от него так и пышет жаром. - Отнесешь это Джейн? Она накрывает стол к завтраку.
Он берет поднос - в Шуме звучит незамысловатая мелодия - и выходит из кухни с криком:
- Жена!
- Почему он зовет тебя Хильди? - спрашивает Ли, возникая на пороге с полной корзиной муки. На нем рубашка без рукавов, а руки по самые локти покрыты мукой.
Секунду я смотрю на них и тут же отвожу взгляд.
С тех пор как Ли попался на глаза сержанту Хаммару и больше не может ездить в город, госпожа Койл ставит нас работать вместе.
Нет, я никогда ее не прощу.
- Так звали одну женщину, которая выручила нас из беды, - отвечаю я. - Для меня это большая честь.
- А под "нами" ты имеешь в виду…
- Нас с Тоддом, да. - Я забираю у него корзину и с грохотом ставлю на стол.
Наступает тишина - как всегда, стоит упомянуть Тодда.
- Никто его не видел, Виола, - осторожно говорит Ли. - Но наши-то в основном по ночам в городе бывают, так что…
- Даже если б она его увидела, мне бы все равно не сказала. - Я начинаю рассыпать муку по мискам. - А вообще она думает, что он давно умер.
Ли переступаете ноги на ногу:
- Но ты с ней не согласна.
Я смотрю на него. Он улыбается, и я ничего не могу с собой поделать - улыбаюсь в ответ:
- И ты мне веришь, так?
Он пожимает плечами:
- Уилф верит. А ты даже представить себе не можешь, какой вес тут имеет слово Уилфа.
- Да уж. - Я выглядываю в окно на улицу, куда недавно ушел Уилф. - Не могу.
День проходит без толку, как и все остальные, но мы хотя бы готовим. Да, это наше с Ли новое задание - стряпать на весь лагерь. Мы научились не только печь хлеб, но и молоть муку. Мы мастерски снимаем шкуру с белок, панцири с черепах и в два счета разделываем рыбу. Мы знаем, сколько продуктов нужно для супа на сто человек. Картошку и груши, подозреваю, мы чистим быстрее всех на этой дурацкой планете.