Госпожа Койл утверждает, что именно так выигрываются войны.
- Я не совсем за этим пришел в "Ответ", - говорит Ли, ощипывая шестнадцатую за день птицу.
- Но ты хотя бы пришел сам, - отвечаю я, принимаясь за следующую тушку. Перья в воздухе похожи на липких мух, пристающих ко всему подряд. Пучки зеленого пуха застряли у меня под ногтями, в сгибах локтей, в уголках глаз.
Я это знаю, потому что вижу Ли: его длинные светлые волосы и такие же золотистые волосы на руках - все в перьях.
Я снова заливаюсь краской и в сердцах продолжаю драть перья.
Проходит день, второй, третий, неделя… Потом еще одна и еще, а я стряпаю - с Ли, стираю - с Ли, безвылазно торчу три дня дома (потомушто за окном непрерывно льет дождь) - тоже с Ли.
И все же. И все же.
Что-то готовится, что-то будет, но никто не говорит мне что.
А я застряла здесь.
Ли швыряет ощипанную тушку на стол и берет следующую:
- Такими темпами этот вид скоро вымрет.
- Магнусу удается подстрелить только этих. Остальные слишком проворны.
- Да уж, целый птичий вид вымрет, только потому что в "Ответе" не нашлось толкового глазного врача.
Я смеюсь - чересчур громко. Сердито закатываю глаза - ну что за дура!
Ощипав одну птицу, я принимаюсь за вторую.
- Пока ты ощипываешь двух, я успеваю справиться с тремя, - говорю я. - И хлеба я больше испекла, и…
- Ага, только половину булок спалила.
- Потому что ты слишком сильно растопил печь!
- Я родился не для того, чтобы возиться на кухне, - улыбается Ли. - Я рожден воевать.
Я охаю:
- То есть это я рождена возиться на кухне!
Но он только хохочет - и заливается еще громче, когда я швыряю в него горсть мокрых перьев и случайно попадаю рукой в глаз.
- Ого! - Он отирает лицо. - Вот это меткость! Тебе бы дать ружье в руки… - Я опускаю глаза на миллионную по счету тушку. - Или не стоит, - тут же добавляет он.
- Ты когда-нибудь… - Я умолкаю.
- Что?
Я облизываю губы, и напрасно, в рот мигом набивается пух, так что, когда мне наконец удается отплеваться и задать вопрос, получается уж совсем отчаянно.
- Ты когда-нибудь стрелял в человека?
- Нет. - Он напряженно распрямляет плечи. - А ты?
Я качаю головой. Ли успокаивается, отчего я не сдерживаюсь и тут же добавляю:
- Зато стреляли в меня.
- Да ты что!
А потом, не успеваю я хорошенько подумать и все осмыслить, как с моих губ срывается признание. Я понимаю, что никогда и никому не признавалась, даже самой себе, а тут вот, на кухне, среди пуха и перьев вдруг вырвалось…
- И еще я зарезала человека. - Замираю. - Убила.
В воцарившейся тишине мое тело вдруг становится вдвое тяжелее.
Когда я начинаю плакать. Ли дает мне полотенце и дает выплакаться - не утешает, не говорит глупостей, ни о чем не спрашивает, хотя наверняка сгорает от любопытства. Я просто плачу.
И это хорошо.
- Да, но сторонников у нас все больше и больше, - говорит Ли.
Мы сидим за столом с Уилфом и Джейн, доедая ужин. Я растягиваю последние крошки, потому что после ужина нам с Ли придется ставить опару для завтрашнего хлеба. Вы не поверите, сколько хлеба может съесть сто человек.
Я откусываю половинку корочки:
- Все равно вас очень мало.
- Не вас, а нас, - серьезно поправляет меня Ли. - У "Ответа" шпионы по всему городу, да и новые люди приходят. Жить в Хейвене становится невозможно. Дошло до того, что еду выдают только по карточкам, лекарство вообще никто не получает. Люди неизбежно начнут бунтовать.
- А сколько народу в тюрьмах! - добавляет Джейн. - Сотни женщин, все гниют под землей, скованные цепями, и мрут от голода как мухи!
- Жена! - обрывает ее Уилф.
- Да я только повторяю, что услыхала!
- Ничего ты такого не слыхала!
Джейн мрачнеет:
- От этого правда слаще не становится.
- Но в тюрьмах у нас тоже сообщники, - говорит Ли. - Возможно…
Он умолкает.
- Что? - спрашиваю я, поднимая глаза. - Что возможно?
Ли не отвечает, только смотрит на другой стол, за которым сидит госпожа Койл с целительницами Брэтит, Форт, Ваггонер и Баркер. Там же и Тея. Они, как обычно, перешептываются, строя новые тайные планы.
- Ничего, - говорит Ли, видя как госпожа Койл встает и направляется к нам.
- Уилф, подготовь, пожалуйста, телегу на завтра, - говорит она.
- Будет сделано, госпожа.
Уилф мигом вскакивает из-за стола.
- Не торопись, поужинай, - пытается остановить его госпожа Койл. - Необязательно делать это прямо сейчас.
- Да я ж только рад! - Он стряхивает крошки со штанов и уходит.
- Кого взрываем сегодня? - спрашиваю я.
Госпожа Койл поджимает губы:
- Хватит, Виола!
- Я тоже хочу поехать. Если вы едете в город, я с вами!
- Терпение, дитя, - отвечает она. - Всему свое время.
- И когда наступит мое? - не унимаюсь я. - Когда?
Но госпожа Койл только повторяет:
- Терпение.
Надо сказать, тон у нее отнюдь не терпеливый.
С каждым днем темнеет все раньше и раньше. Я сижу на улице на груде камней, слежу за наступлением ночи: сегодняшние подрывники грузят на телеги мешки с неизвестно чем. У некоторых из них теперь есть Шум: лекарство приходится экономить, поскольку запасы его подходят к концу. Мужчины "Ответа" принимают уменьшенную дозу, только чтобы Шум не слишком выделялся из общего городского РЁВА, однако для допросов с пристрастием этого недостаточно. Риск очень велик, нашим мужчинам становится все опаснее появляться на улицах города, но ничего другого не остается.
А поскольку жители Нью-Прентисстауна ночью спят, их можно ограбить и взорвать.
- Привет! - Из темноты ко мне незаметно подходит Ли и садится рядом.
- Привет! - здороваюсь я.
- Все хорошо?
- А почему нет?
- Да так. - Он подбирает с земли камень и швыряет в ночь. - Действительно, чего это я.
На небе начинают появляться звезды. Мои корабли где-то там. А на их борту - люди, которые могли бы нам помочь, нет, которые помогли бы, если б только удалось с ними связаться… Симона Уоткин, Брэдли Тенч, славные, умные люди, которые прекратили бы весь этот бред, эти взрывы и…
У меня снова спирает грудь.
- Ты в самом деле убила человека? - спрашивает Ли, швырнув еще один камень.
- Да. - Я подтягиваю колени к груди.
Минуту-другую Ли молчит, а потом все-таки спрашивает:
- С Тоддом?
- Ради Тодда, - отвечаю я. - Чтобы спасти его. Вернее, нас обоих.
Солнце окончательно село, начинает быстро холодать. Я еще крепче прижимаю к себе колени.
- Знаешь, а она ведь тебя боится, - говорит Ли. - Ну, госпожа Койл. Думает, что ты очень сильная.
Я смотрю на него сквозь темноту, пытаясь разглядеть лицо.
- Глупости!
- Я случайно подслушал, что она сказала госпоже Брэтит: мол, ты могла бы вести в бой целые армии, если б захотела.
Я качаю головой, но он-то, конечно, не видит.
- Она меня не знает.
- Пусть так, но зато она очень умная.
- И все покорно идут за ней, как собачонки.
- Кроме тебя. - Он дружески пихает меня плечом. - Может, это она и хотела сказать.
Из пещер поднимается легкий гул: летучие мыши готовятся вылететь на охоту.
- А ты-то почему здесь? - спрашиваю я. - Почему пошел за ней?
Я уже задавала Ли этот вопрос, и он всякий раз менял тему.
Но сегодня будет по-другому. Я чувствую.
- Мой отец умер на войне со спэклами, - говорит Ли.
- У многих там отцы умерли…
Я вспоминаю Коринн. Где она, что с ней?..
- Я его почти не помню, - продолжает Ли. - Нас со старшей сестрой воспитывала мама. А сестра у меня… - он смеется, - тебе бы она понравилась. Такая боевая, язык что бритва. А какие у нас драки были, ты не поверишь! - Ли опять смеется, но уже тише. - Когда пришла армия, Шивон хотела сражаться, а мама нет. Я тоже хотел, но Шивон с мамой жутко повздорили: сестра готова была броситься в бой, - и нам пришлось чуть ли не силой держать ее дома.
Гул становится все громче: Шум мышей эхом отдается в стенах пещеры.
Лететь, лететь, говорят они.
- Но долго держать ее взаперти мама не могла, - продолжает Ли. - Армия вторглась в город, а на следующий день всех женщин свезли на восток города. Мама велела нам сотрудничать - "это только на время, пока мы не поймем, что происходит, может он и не злодей вовсе"… ну, все такое…
Я молчу и радуюсь, что он не видит моего лица.
- Шивон не могла сдаться без боя, понимаешь? Она орала на солдат, отказывалась идти с ними, а мама умоляла ее замолчать, не злить их, но Шивон… - Ли умолкает и цокает языком. - Шивон ударила первого же солдата, попытавшегося увести ее силой. - Он делает глубокий вдох. - А потом все смешалось. Я бросился в драку, но меня тут же уложили на лопатки, в ушах какой-то звон, солдат прижал меня коленом к земле, мама вопит, а от Шивон - ни звука… Я вырубился, а потом, когда очнулся, в доме никого, кроме меня, не было…
Лететь, лететь, говорят мыши в пещере. Прочь, прочь.
- Я искал их, когда режим немного смягчили, но так и не нашел. В каждую хижину, в каждое общежитие заглянул, обошел все лечебные дома. А в последнем, доме госпожи Койл, нашел "Ответ". - Он умолкает и поднимает голову. - Смотри, полетели.
Из пещер вырываются огромные стаи летучих мышей: как будто мир перевернули вверх дном, и из дырок хлынула чернота, затопляющая синее ночное небо. Вокруг стоит такой грохот, что разговаривать невозможно. Мы сидим и молча наблюдаем.
Размах крыльев у летучей мыши - минимум два метра, сами крылья мохнатые, уши короткие и щетинистые, а на кончике каждого расправленного крыла ярко зеленеют фосфоресцирующие пятна: благодаря им они сбивают с толку свою добычу, мошек и жуков. Эти пятна светятся в темноте, и нас на какое-то время словно накрывает покрывалом из мерцающих зеленоватых звезд. Трепещущий воздух полон тонкого писка: Лететь, лететь, прочь, прочь
Через пять минут они исчезают в лесу и не вернутся до самого рассвета.
- Что-то готовится, - говорит Ли в наступившей тишине. - Ты прекрасно знаешь, я не могу сказать тебе что именно, однако я пойду со всеми - это шанс отыскать мою мать и сестру.
- Тогда я тоже пойду, - говорю я.
- Она тебе не позволит. - Он оборачивается ко мне. - Обещаю, я постараюсь найти Тодда. Я буду искать его так же, как Шивон и маму, клянусь.
Над лагерем раздается звон колокола, означающий, что все рейдерские группы отправились в город, а всем остальным пора укладываться спать. Мы с Ли ненадолго остаемся в темноте и сидим, касаясь друг друга плечами.
24
ТЮРЕМНЫЕ СТЕНЫ
[Тодд]
- Неплохо, - говорит мэр, сидя верхом на Морпете, - особенно для неквалифицированной рабочей силы.
- Мы бы еще больше успели, - говорит Дейви, - если бы не дождь и грязь.
- Нет-нет, - успокаивает его мэр, окидывая взглядом участки, - вы прекрасно справились, вы оба. Столько всего сделали за какой-то месяц!
Мы дружно смотрим на то, с чем так прекрасно справились за месяц: полностью заложили фундамент для одного длинного здания, подготовили опалубку для остальных, а местами даже начали засыпать ее камнями из разобранных монастырских стен. Из брезента получилось что-то вроде крыши - наше творение уже похоже на настоящую постройку.
Он прав, мы прекрасно справились.
Мы и тысяча сто пятьдесят спэклов.
- Да, - кивает мэр, - я весьма рад.
Шум Дейви приобретает розоватое сияние - смотреть противно, ей-богу!
- Так что это такое? - спрашиваю я.
Мэр удивленно смотрит на меня:
- Что именно?
- Ну, все это. - Я показываю на здание. - Что мы строим?
- Как закончишь стройку, Тодд, я непременно приглашу тебя на торжественное открытие.
- Но ведь это не для спэклов?
Мэр хмурится:
- Нет, Тодд, не для спэклов.
Я тру лицо тыльной стороной ладони и слышу какой-то лязг в Шуме Дейви - лязг этот станет еще громче, если я окончательно испоганю ему момент славы.
- Да просто… морозы уже три ночи подряд бьют, и зима на носу.
Мэр разворачивает ко мне морду Морпета. Жеребенок думает тот. Жеребенок отходит.
Я пячусь, даже не задумываясь.
Мэр вскидывает брови:
- Ты просишь поставить обогреватели для рабочих?
- Ну… - Потупившись, я смотрю на землю, а потом на здание и спэклов, которые забились в самый дальний угол, насколько это вапще возможно в такой тесноте. - Может пойти снег. Я не знаю, выживут ли они.
- О, спэклы куда живучее, чем ты думаешь. - Голос у мэра тихий и полный какого-то неуловимого чувства. - Куда живучее.
Я снова опускаю глаза:
- Ну да. Наверно.
- Я попрошу рядового Фарроу привезти сюда маленькие ядерные обогреватели, если тебе станет от этого легче.
Я удивленно моргаю:
- Правда?
- Правда?! - вторит мне Дейви.
- Они хорошо поработали, - говорит мэр. - Под вашим руководством, конечно. Ты проявил настоящее усердие, Тодд. Настоящие лидерские качества. - Он улыбается - почти тепло. - Я знаю, как ты не любишь видеть страдания других. - Он все смотрит мне в глаза, прямо-таки подбивая меня нарушить зрительный контакт. - Твоя нежность похвальна.
- Нежность, - хихикает Дейви.
- Я горжусь тобой. - Мэр берется за поводья. - Я горжусь вами обоими. Скоро вас ждет награда за труды.
Шум Дейви снова вспыхивает от удовольствия, а мэр выезжает за монастырские ворота.
- Слыхал? - Он дергает бровями. - Нас ждет награда, мой нежный ушлепок!
- Заткнись, Дейви.
Я уже иду вдоль одной из дощатых стенок в дальний конец здания, где остались последние метры свободного пространства и где теперь толпятся спэклы. Они пятятся, когда я иду мимо.
- Скоро привезут обогреватели! - говорю я им, рисуя в Шуме картинки. - Станет потеплей.
Но спэклы продолжают забиваться в углы и шарахаться от меня.
- Я сказал, станет потеплей!
Ах вы тупые неблагодарные…
Я замолкаю. Набираю в легкие побольше воздуха. Иду дальше.
Я добираюсь до самого дальнего края монастырских земель, где мы сколотили из лишних дощатых стенок небольшой закуток.
- Можешь выходить, - говорю я.
Минуту ничего не происходит, но потом из закутка вылезает 1017-й с рукой на перевязи - ее сделали из моей рубашки, которых у меня, между прочим, совсем немного. Он еще больше похудел, под кожей на месте перелома видна краснота, но она кажись сходит.
- Я раздобыл болеутоляющие. - Протягиваю ему пилюли.
Он выхватывает их, оцарапывая мне ладонь.
- Аккуратней! - цежу я сквозь стиснутые зубы. - Хочешь, чтобы тебя забрали, как всех больных спэклов?
Снова вспышка Шума - к этим картинкам я уже привык. Обычное дело: он стоит надо мной с винтовкой, я молю его о пощаде, а он все бьет меня и бьет и ломает мне руку.
- Ну-ну, заливай, - говорю я. - Мне плевать!
- Играешь со своим питомцем? - спрашивает Дейви, выходя из-за угла со скрещенными на груди руками. - Знаешь, когда конь ломает ногу, его пристреливают.
- Это не конь.
- А… ну да, - ухмыляется Дейви. - Это овца!
Я поджимаю губы:
- Спасибо, что не проболтался па.
Дейви пожимает плечами:
- Да мне то что, ушлепок? Лишь бы нас без награды не оставили.
1017-й грубо цокает нам обоим, но васнавном - мне.
- Не очень-то он благодарен, - замечает Дейви.
- Вот-вот. Я уже два раза ему жизнь спас. - Я смотрю на 1017-го, смотрю ему прямо в глаза. - Но больше не буду.
- Ты только говоришь так, а потом как миленький спасешь. - Дейви кивает на 1017-го. - Даже его. - Он нелепо таращит глаза. - Ты ведь у нас такой нежный!
- Заткнись.
Но Дейви уже гогочет и убегает, а 1017-й просто смотрит и смотрит на меня.
А я смотрю в ответ.
Я его спас.
(я спас его ради нее)
(если б она была здесь, она бы увидела, как я его спасаю)
(если б она была здесь)
Но ее нет.
Я стискиваю кулаки и усилием воли заставляю себя их разжать.
Нью-Прентисстаун за последний месяц очень изменился - я вижу это всякий раз, когда возвращаюсь домой.
Отчасти это связано с наступлением зимы. Листья на деревьях покраснели и побагровели, а потом свалились на землю, оставив за собой голые зимние скелеты. Хвойные от иголок не избавились, но шишки посбрасывали, а ричеры прижали ветки к стволам, такшто теперь из земли торчат одни голые палки. Из-за всего этого - да еще из-за вечно хмурого неба - складывается впечатление, что Нью-Прентисстаун умирает от голода.
Так и есть. Армия вторглась в город под конец сбора урожая, поэтому запасы провизии тогда были, но за пределами Нью-Прентисстауна больше никого не осталось - а значит, неоткуда привозить еду, - да еще "Ответ" постоянно совершает набеги на склады. Как-то раз они целиком обчистили склад с пшеницей - сработано все было настолько чисто, что ни у кого больше не осталось сомнений: "Ответу" помогают горожане и военные.
Для горожан и военных это плохая новость.
Две недели назад запретное время перенесли на час, на прошлой неделе - еще на час. Теперь с наступлением темноты на улицах разрешено находиться только патрулям. Площадь перед собором стала местом для сжигания книг и пожиток тех людей, что помогали "Ответу". Там же после закрытия последнего лечебного дома мэр публично сжег ворох форменной одежды целительниц. Лекарство не принимает почти никто, кроме ближайших сподвижников мэра: мистера Моргана, мистера О’Хары, мистера Тейта и мистера Хаммара - жителей старого Прентисстауна, давнымдавно присягнувших мэру на верность.
Нам с Дейви вапще ни разу не довелось попробовать лекарства. Такшто и лишать нас нечего.
- Может, оно и будет нашей наградой? - гадает Дейви по дороге домой. - Может, он поделится с нами своим запасом, и мы наконец узнаем, что это такое.
Наша награда, думаю я. Мы.
Глажу Ангаррад по холодному боку.
- Почти приехали, девочка, - шепчу я промеж ее ушей. - Тебя ждет теплая, уютная конюшня.
Тепло, думает она. Жеребенок
- Ангаррад, - отзываюсь я.
Лошади - не домашние питомцы, и большую часть времени у них в голове творится черте что, безумие прямо, но зато теперь я знаю: если хорошо с ними обращаться, они к тебе привыкают.
- Или нам дадут женщин! - вдруг восклицает Дейви. - Ага, вдруг он уже приготовил для нас парочку? В кои-то веки станешь настоящим мужчиной.
- Заткнись, - говорю я, но до драки не довожу.
Мы не дрались уже сто лет. Видать, привыкли друг к другу.