- Знаю. - Я пытаюсь выпрямиться невзирая на повязку. - Тодд мне много чего рассказывал про ваше прошлое. Мэдди, если он решил отделить женщин и спэков, мы в опасности! Хуже и быть не может!
Я сбрасываю с себя одеяло, чтобы встать, но живот тут же пронзает молния боли. Я вскрикиваю и падаю назад.
- Ну вот, шов потянула! - с упреком говорит Мэдди, подскочив ко мне.
- Пожалуйста! - Я скриплю зубами от боли. - Надо выбираться отсюда. Надо бежать!
- В таком состоянии бегать нельзя, - говорит она, протягивая руку к моей повязке.
И в эту секунду в палату заходит мэр.
6
РАЗНЫЕ СТОРОНЫ
[Виола]
Ведет его госпожа Койл. Лицо у нее еще суровей, чем всегда, лоб нахмурен, губы поджаты. Хоть мы виделись всего раз, я прекрасно понимаю, что она очень недовольна происходящим.
Мэр встает за ее спиной. Высокий, худой, но широкоплечий, весь в белом… и в шляпе, которую даже не потрудился снять.
Мне впервые удается рассмотреть его как следует. Когда он подошел к нам вплотную на площади, я истекала кровью и умирала.
Но это он.
Ошибки быть не может.
- Добрый вечер, Виола, - говорит мэр. - Я так давно мечтал с тобой познакомиться.
Госпожа Койл замечает, что я пыталась скинуть одеяло и что Мэдди тянется ко мне:
- Что случилось, Мадлен?
- Ей кошмар приснился, - отвечает Мэдди, переглянувшись со мной. - Боюсь, как бы шов не разошелся.
- Хорошо, позже посмотрим, - говорит госпожа Койл и серьезным тоном - так что Мэдди сразу настораживается - добавляет: - А пока дай ей четыреста единиц корня Джефферса.
- Четыреста? - удивленно переспрашивает Мэдди, но потом замечает выражение лица начальницы и тотчас кивает: - Хорошо, госпожа Койл.
Напоследок стиснув мою ладонь, она выходит из комнаты.
Оба долго смотрят на меня, потом мэр говорит:
- Спасибо, госпожа.
Она тоже выходит, бросив на меня молчаливый взгляд - то ли она хочет успокоить меня, то ли попросить о чем-то или предупредить, - но я слишком напугана, чтобы попытаться это выяснить. Она закрывает за собой дверь.
И я остаюсь наедине с мэром.
Он тянет время и молчит, пока мне не становится окончательно ясно: надо что-то сказать. Я кулаком прижимаю к животу простыню, все еще чувствуя резкую боль при каждом движении.
- Вы мэр Прентисс. - Мой голос дрожит, но я все-таки произношу это.
- Президент Прентисс, - поправляет меня он, - но ты меня знаешь как мэра, разумеется.
- Где Тодд? - Я смотрю ему в глаза. Не моргая. - Что вы с ним сделали?
Он опять улыбается:
- Твои первые слова были умными, вторые - храбрыми. Думаю, мы подружимся.
- Он ранен? - Я сглатываю поднимающуюся в груди боль. - Он жив?
Первую секунду мне кажется, что он и не подумает отвечать, даже не подаст виду, что услышал мой вопрос, однако в следующий миг я получаю исчерпывающий ответ:
- У Тодда все хорошо. Он жив, здоров и постоянно спрашивает о тебе.
Я вдруг понимаю, что все это время не дышала.
- Правда?
- Разумеется.
- Я хочу его увидеть.
- Он тоже хочет тебя видеть, - говорит мэр Прентисс, - но не торопись, всему свое время.
Мэр продолжает улыбаться, почти по-дружески.
Передо мной стоит человек, от которого мы бежали несколько недель подряд, он стоит рядом со мной, а я даже не могу толком пошевелиться.
И он улыбается.
Почти по-дружески.
Если он что-нибудь сделал Тодду, если он хоть пальцем его тронул…
- Мэр Прентисс…
- Президент Прентисс, - снова поправляет меня он, и вдруг его голос веселеет: - Впрочем, можешь звать меня Дэвид.
Я ничего не отвечаю, только еще сильней давлю на повязку, не обращая внимания на боль.
В мэре есть что-то странное. Что-то неуловимое…
- Конечно, если позволишь называть себя Виолой.
Раздается стук в дверь, и в палату входит Мэдди с каким-то пузырьком в руке.
- Корень Джефферса, - говорит она, глядя в пол. - От боли…
- Да-да, конечно. - Сложив руки за спиной, мэр отходит от кровати. - Делайте что нужно.
Мэдди наливает мне стакан воды и смотрит, как я проглатываю четыре желтые капсулы - на две больше, чем мне давали раньше. Потом она забирает стакан и, стоя спиной к мэру, бросает на меня многозначительный взгляд - без тени улыбки, зато очень решительный и храбрый, - так что мне сразу становится чуть спокойней, чуть легче.
- Она быстро утомится, - предупреждает Мэдди мэра Прентисса, все еще не глядя на него.
- Понимаю, - кивает тот.
Мэдди выходит, закрывает за собой дверь, и по моему животу тут же разливается приятное тепло. Однако боль и дрожь уходят не сразу.
- Ну, можно? - спрашивает мэр Прентисс.
- Что?
- Называть тебя Виолой?
- Я не в силах вам помешать, - говорю я. - Зовите как хотите.
- Хорошо, - отвечает мэр, не садясь и не шевелясь, с прежней улыбкой на лице. - Когда тебе станет лучше, я бы очень хотел с тобой побеседовать.
- О чем?
- Как же, о кораблях, разумеется. Которые с каждой минутой все ближе и ближе.
Я проглатываю слюну:
- О каких еще кораблях?
- О нет, нет, нет. - Он качает головой, хотя продолжает улыбаться. - В начале нашего знакомства ты проявила такую храбрость и ум… Прошу, не порть это впечатление. Страх не помешал тебе обратиться ко мне уверенным и спокойным голосом. Твое поведение достойно восхищения. - Он опускает голову. - И все же этого недостаточно. Мне нужна честность. Мы должны начать с честности, Виола, иначе как мы вообще можем чего-то добиться?
"Добиться чего?" - думаю я.
- Я сказал тебе, что у Тодда все хорошо, - говорит мэр Прентисс. - И это чистая правда. - Он кладет руку на спинку моей кровати. - С ним и дальше будет все хорошо, обещаю. - Он умолкает. - А ты будешь честна со мной.
Я начинаю понимать, что это ультиматум.
Тепло от живота расходится по телу, замедляя и сглаживая все вокруг. Молнии в животе утихают, но с облегчением приходит и сон. Зачем мне дали целых две дозы? Я так быстро усну, что даже не смогу поговорить с…
О…
О!
- Мы с Тоддом должны увидеться, иначе я вам не поверю, - говорю я.
- Скоро, - отвечает мэр Прентисс. - Сперва нам предстоит еще очень многое сделать в Нью-Прентисстауне. И переделать.
- Даже если никто этого не хочет. - Мои веки начинают смежаться. Я с трудом их разлепляю и только тогда до меня доходит, что я сказала это вслух.
Мэр вновь улыбается:
- Последнее время мне часто приходится это говорить, Виола. Война кончилась. Я тебе не враг.
Я поднимаю на него удивленный и сонный взгляд.
Я боюсь его. Честное слово.
Но…
- Вы были врагом женщин Прентисстауна, - говорю я. - И всех жителей Фарбранча.
Его лицо неуловимо каменеет, и ему явно не хочется, чтобы я это заметила.
- Сегодня утром в реке обнаружили труп, - говорит он. - Труп с ножом в горле.
Я изо всех сил стараюсь удержаться, чтобы не вытаращить глаза: не помогает даже корень Джефферса.
- Вероятно, смерть эта вполне объяснима. У жертвы определенно были враги.
Я вспоминаю, как сделала это…
Как вонзила нож…
И закрываю глаза.
- Что же до меня, - говорит мэр, - то война кончена. Моя военная служба подошла к концу, теперь моя задача - править и объединять людей.
Ну-ну, объединять, разлучая, думаю я, но дышу все медленней, а белый цвет стен вокруг становится все ярче и ярче - он не слепит, он мягкий и ласковый, в нем хочется утонуть и спать, спать, спать. Я еще глубже погружаюсь в подушку.
- Что ж, я пойду, - говорит мэр. - До скорых встреч.
Я начинаю дышать ртом. Со сном бороться уже невозможно.
Мэр видит, что я уплываю.
И делает ужасно странную вещь.
Он подходит ближе и почти заботливо накрывает меня простыней.
- У меня к тебе последняя просьба.
- Какая? - спрашиваю я, не открывая глаза.
- Зови меня Дэвид.
- Что? - Язык едва ворочается.
- Я хочу, чтобы ты сказала: "Спокойной ночи, Дэвид".
Из-за лекарства я совершенно не владею собой, и слова слетают с губ без моего ведома:
- Спокойной ночи, Дэвид.
Сквозь дымку наркотического сна я вижу, что мэр выглядит удивленным… и даже немного расстроенным.
Однако он быстро берет себя в руки:
- И тебе, Виола. - Он кивает и шагает к двери.
Тут до меня доходит, в чем дело, что именно в нем изменилось.
- Не слышу вас, - шепчу я.
Он замирает и оборачивается:
- Я сказал: "И тебе…"
- Нет, я про другое, - кое-как выдавливаю я. - Я не слышу ваших мыслей.
Мэр вскидывает брови:
- Ну еще бы.
Я засыпаю прежде, чем за ним закрывается дверь.
Я сплю долго, очень долго, а когда открываю глаза, комната уже залита солнечным светом, и я пытаюсь понять, что произошло на самом деле, а что мне приснилось.
(…отец протягивает руку и помогает мне забраться по лестнице в люк. "Добро пожаловать на борт, шкипер…")
- Ты храпишь, - произносит чей-то голос.
На стуле сидит Коринн и так быстро орудует иголкой над тканью, что кажется, это чьи-то чужие и злые руки летают над ее коленями.
- Неправда, - говорю я.
- Ей-богу, как корова в охоте.
Я сбрасываю одеяла. Кто-то сменил мне повязки, и резкая боль в животе исчезла - видимо, швы наложили заново.
- Давно я сплю?
- Больше суток. - В ее голосе слышится укор. - Президент уже дважды присылал людей - справиться о твоем здоровье.
Я кладу руку на бок и осторожно щупаю рану. Боли почти нет.
- Что же, тебе нечего на это сказать? - вопрошает Коринн, яростно работая иголкой.
Я хмурюсь:
- Что тут скажешь? Я его первый раз в жизни видела.
- Зато он хорошо тебя знает, не так ли? Ай! - Она шипит и сует в рот уколотый палец. - Все это время мы сидим взаперти и даже на улицу выйти не можем!
- А я тут при чем?
- Ты ни при чем, дитя мое. - В палату заходит госпожа Койл и строго смотрит на Коринн. - Никто здесь тебя не винит.
Коринн встает, вежливо кивает госпоже и молча выходит за дверь.
- Как ты себя чувствуешь? - спрашивает госпожа Койл.
- Голова кружится. - Я немного приподнимаюсь на руках - получается гораздо лучше. Ноги не очень-то гнутся, но в конце концов мне удается встать и даже пройтись до двери.
- Не зря Мэдди говорит, что вы - лучшая целительница в городе! - с восхищением говорю я.
- Мэдди никогда не лжет.
Госпожа Койл провожает меня по белому коридору к туалету. Когда я выхожу оттуда, мне протягивают белую рубашку - она теплей, длинней и вообще приятней, чем рубашка с завязками на спине. Я переодеваюсь, и мы идем обратно в палату, меня немного шатает, но все же я иду.
- Президент интересуется твоим здоровьем, - говорит госпожа Койл, придерживая меня рукой.
- Коринн уже сказала. - Я тайком кошусь на нее. - Это все из-за новых переселенцев. Я знать не знаю мэра! Я не на его стороне.
- О! - Госпожа Койл заводит меня обратно в палату и укладывает на кровать. - Так ты признаешь, что есть разные стороны?
Я откидываюсь на подушку, крепко прижимая язык к зубам.
- Вы мне нарочно вкололи две дозы Джефферса, чтобы я не смогла долго с ним разговаривать? - спрашиваю я. - Или чтобы я не успела рассказать ему лишнего?
Она одобрительно кивает, словно хвалит за сообразительность:
- Если я скажу, что и то, и другое - правда, ты ведь на нас не обидишься?
- Могли бы и спросить для начала, - говорю я.
- Времени не было, - отвечает госпожа Койл, садясь на стул рядом с кроватью. - О Прентиссе мы знаем только из истории, а история эта - очень, очень скверная. Что бы он ни говорил о новом мире и новом обществе, лучше заранее подготовиться к беседе с таким человеком.
- Я его не знаю, я вообще ничего не знаю! - повторяю я.
- Но ты еще можешь узнать, - произносит она с легкой улыбкой. - А как сложится ваше знакомство, зависит от человека, который проявит к этому интерес.
Я пытаюсь прочесть ее, понять, что она имеет в виду, но у местных женщин тоже нет Шума, так ведь?
- Что вы такое говорите?
- Что тебе давно пора хорошенько поесть. - Она встает, стряхивая с белоснежного халата невидимые соринки. - Попрошу Мэдди принести тебе завтрак.
Госпожа Койл подходит к двери и берется за ручку, но поворачивает ее не сразу.
- Знай вот что, - говорит она, стоя ко мне спиной. - Если стороны все-таки есть… - она косится на меня из-за плеча, - то мы с президентом точно на разных.
7
ГОСПОЖА КОЙЛ
[Виола]
- Кораблей всего шесть, - говорю я, лежа в кровати. Говорю уже в третий раз за эти долгие-долгие дни - дни без Тодда, дни, когда я понятия не имею, что случилось с ним и вообще с миром снаружи.
Из окна моей палаты видны марширующие солдаты, но они только и делают, что маршируют. Обитатели лечебного дома, затаив дыхание, ждут, когда солдаты вломятся сюда и начнут творить ужасные вещи, как и полагается завоевателям.
Но ничего подобного они не делают. Каждый день кто-то приносит еду, и целительницы продолжают спокойно работать.
Да, мы сидим взаперти, но происходящее не очень-то похоже на конец света, которого все ждали. Госпожа Койл убеждена, что это только к худшему.
Я ничего не могу с собой поделать и тоже так думаю.
Она смотрит в блокнот и хмурится:
- Только шесть?
- По восемьсот спящих и по три семьи хранителей на каждом корабле, - добавляю я. Очень хочется есть, но я знаю, что о еде не может быть и речи, пока беседа не подойдет к концу. - Госпожа Койл…
- И ты совершенно уверена, что хранителей - ровно восемьдесят один?
- Мне ли не знать? Я ведь училась с их детьми.
Она поднимает голову:
- Понимаю, мои расспросы тебе наскучили, но знание - это сила. Очень важно предоставить мэру правильные сведения. И получить правильные сведения от него.
Я нетерпеливо вздыхаю:
- Не умею я шпионить!
- Никто тебя не просит, - говорит госпожа Койл, снова утыкаясь в свои заметки. - Ты просто должна кое-что разузнать. - Она что-то пишет в блокноте. - Четыре тысячи восемьсот восемьдесят один человек, - бормочет она себе под нос.
Я понимаю, о чем думает госпожа Койл. Это больше, чем население Нового света на сегодняшний день. Достаточно, чтобы все изменить.
Но какими будут эти перемены?
- Когда он снова придет тебя навестить, про корабли молчок, ясно? Пусть себе гадает. Он не должен знать точных цифр.
- Но при этом я должна выудить из него как можно больше сведений, - говорю я.
Она закрывает блокнот: беседа окончена.
- Знание - сила, - повторяет она.
Я сажусь. Как же надоело быть больной!
- Можно вопрос?
Госпожа Койл встает и уже тянется к пуговицам на своем плаще:
- Конечно.
- Почему вы мне доверяете?
- Видела бы ты свое лицо, когда он вошел в палату, - без промедлений отвечает госпожа Койл. - Ты как будто увидела заклятого врага.
Она застегивает плащ до самого подбородка. Я внимательно наблюдаю.
- Вот бы найти Тодда и добраться до радиобашни…
- Ты угодишь в лапы солдат. - Госпожа Койл не хмурится, но глаза ее сердито сверкают. - А мы потеряем наше единственное преимущество. - Она открывает дверь. - Нет уж, дитя мое, скоро к тебе придет президент, и ты должна выведать у него как можно больше - это нам поможет.
Госпожа Койл выходит, и я кричу ей вдогонку:
- "Нам" - это кому?!
Но ответа нет.
- …а потом Тодд подхватил меня на руки и бросился вниз, он бежал целую вечность, все приговаривая: ты не умрешь, я тебя спасу. Больше я ничего не помню.
- Ух ты!.. - тихо выдыхает Мэдди. Из-под ее шапочки выбилась непослушная прядь. Мы с ней ходим туда-сюда по коридору - чтобы восстановить силы, мне нужна физическая нагрузка. - И ведь он действительно тебя спас.
- Он не умеет убивать, - говорю я. - Вот почему они так хотели его заполучить: он не похож на них. Ты бы видела, как он мучился, когда убил спэка… И теперь его схватил мэр…
Я останавливаюсь и, часто моргая, смотрю в пол.
- Надо отсюда выбираться, - стиснув зубы, говорю я. - Я ведь не шпионка. Я должна найти Тодда и радиобашню, чтобы как можно скорей предупредить своих. Может, они вышлют подмогу. У них еще остались разведывательные корабли, да и оружие есть…
Мэдди мрачнеет - как всегда, стоит мне завести этот разговор.
- Нам пока не разрешили выходить.
- Нельзя вечно слушаться других, Мэдди! А злодеев нельзя слушаться тем более!
- В одиночку против целой армии тоже идти нельзя. - Она нежно подталкивает меня вперед и улыбается. - Это не по зубам даже великой и бесстрашной Виоле Ид.
- Раньше было по зубам. Нам с Тоддом…
- Ви…
- У меня умерли родители, - хрипло выдавливаю я. - И вернуть их нельзя. Я не могу потерять еще и Тодда! Если есть хоть один шанс, пусть самый маленький…
- Госпожа Койл не позволит, - говорит Мэдди, однако что-то в ее тоне заставляет меня поднять голову.
- Но?
Мэдди молча подводит меня к коридорному окну и выглядывает на дорогу. В ярком солнечном свете маршируют солдаты, мимо проезжает повозка с пурпурной пшеницей, а из города доносится Шум - громкий, как целая армия.
В таком грохоте нипочем не разобрать мыслей одного мальчика.
- Может, все не так уж плохо. - Мэдди говорит очень медленно, словно взвешивая каждое слово. - Посуди сама: в городе все тихо и спокойно. То есть там очень шумно, но разносчик еды сказал, что лавки вот-вот откроются. Тодд наверняка жив-здоров, работает и с нетерпением ждет вашей встречи.
Непонятно, чего она добивается: хочет поверить сама или убедить в этом меня? Я вытираю нос рукавом:
- Может быть.
Она смотрит на меня долгим взглядом, словно хочет что-то сказать, но не может. Наконец снова отворачивается к окну:
- Ну и грохот!
Кроме госпожи Койл в нашем лечебном доме есть еще три целительницы: госпожа Ваггонер, пухлая и усатая старушка, госпожа Надари, которая лечит рак и которую я видела лишь раз, да и то мимоходом, и госпожа Лоусон - она вообще-то работает в детском лечебном доме, но случайно оказалась у нас во время капитуляции Хейвена и с тех пор места себе не находит из-за больных детей, которых теперь некому лечить.
Учениц в доме гораздо больше, чем целительниц, - около дюжины, не считая Мадлен и Коринн. Они считаются старшими ученицами в доме и, наверно, во всем Хейвене (потому что помогают непосредственно госпоже Койл, как я поняла). Остальных я вижу редко: сверкая стетоскопами и хлопая полами белых халатов, они ходят по пятам за целительницами, пытаясь найти себе какое-нибудь полезное занятие.