- Надоели, надоели, ох как надоели! - объявил сороке прилетевший из рощи ещё один скворец. - А тут вот ты объявилась.
И надо же, из скворечника, у которого он уселся, закудахтала курица. Мима даже испугалась: как это курица в него забралась и что ей там делать?
- Не нужен мне скворечник, - стала успокаивать скворцов сорока. - Я на юг лечу, в отпуск. Вот и думала, что уже здесь тёплые страны.
Скворцы, убедившись, что сорока отбирать у них скворечник не собирается, а нужен ей какой-то юг, вспорхнули с черёмухи и полетели искать корм своим птенцам-скворчатам. Все разлетелись, только один остался. Тоже пожилой, как и наша сорока. Это из его скворечника кудахтала курица.
- Ты нас подожди, - посоветовал он. - Когда мы в тёплые края полетим, и ты с нами отправишься. - И закудахтал по-куриному. Догадалась Мима, что не курица в скворечнике сидела, а скворец от нечего делать кудахтал.
Спросила у него сорока: куда, в какую сторону они полетят?
- Вон туда, на полдень, как раз где сейчас солнышко, - сообщил скворец.
"И чего это я буду их ожидать, - подумала сорока. - Переночую здесь, а уж завтра отправлюсь дальше". И чтобы не скучно было, полетела она к усадьбе деда Кукаренко.
Сам Кукаренко как раз окучивал картофель, а со двора его звал уже не петух, а сама хозяйка:
- Дед, а дед! Хватит тебе по жаре маяться! Иди, руки помой, обедать будем.
Ушел дед, а Мима полетела в огород, на его грядку, тоже перекусить. Червячка съела, которого дед Кукаренко откопал, букашку, жучка, паучка, а уж потом уселась на ветку возле курятника, чтобы послушать, о чем будет кукарекать петух. А петух вспомнил, что им, петухам, кукарекать полагается не днём, в жару, как сейчас, а по утрам. А то закукарекаешь, солнышко тебя услышит и опять за озеро спрячется, и все, кто встал, снова в постель заберутся.
Не удержалась сорока, спросила у петуха, что за курица в скворечнике живёт? Спросила, хотя уже и сама догадывалась.
- Да это скворец так кудахчет. Кудахчет - это ничего, а то начнёт скрипеть, как будто пилой пилит. Скворцы, они любят других передразнивать.
Сообщил это петух и убежал к своим курицам. Надоело сороке одной сидеть, полетела она над огородами, над улицей. Увидела, как в соседний лесок пролетели две вороны, те самые, что бабушке Акуле письма от лешака Спиридона приносили. "Вот и я утром туда за ними отправлюсь", - решила сорока. А воробьи, те, что всё ещё порхали возле лужицы, откуда-то узнали, как её зовут, и защебетали:
- Опять сорока Мима куда-то пролетела. Опять.
Ночь сорока провела на ветке, а утром, когда петух без двух перьев в хвосте закукарекал: "Ку-ка-ренко! Поднимайся, Кукаренко!" - полетела через лесок искать тёплые края, или юг, а может быть, тёплые страны. Ей было всё равно. Летит, а навстречу ей вороны.
Вообще-то вороны не дружат с сороками, а тут увидели путешественницу, удивились и даже обрадовались. У них, у воронушек, уже и Быня про неё спрашивал: "Не видали ли её? Не встречали где?" Бабушка Акулина интересовалась и другие сороки - тоже. Принялись и вороны Миму расспрашивать: не надоело ли ей по чужим улицам да рощам скитаться и когда в своё гнездо вернуться собирается?
- Ой, не знаю, - ответила сорока. - Очень уж мне хочется на тёплые страны взглянуть. Вот долечу, осмотрю там всё. Букашек ихних поклюю. Тогда решу.
- Ты отправь своим приятельницам весточку, - предложила одна из ворон, а вторая закаркала:
- Ох и счастливая ты, Мима. Ну прямо как пугало Игнат. Ему недавно опять красивую заплату на рубаху Ика пришила. Глаз не отведёшь. Я тебе сейчас открыточку принесу. Совсем новая у дороги возле груши валяется.
Притащила воронушка открытку. На одной её стороне цветочки нарисованы, а вторая чистая. Но главное - марка на ней наклеена!
- Вот, - положила она открытку перед Мимой. - Пиши подругам, что пожелаешь, а мы отнесём.
Обрадовалась сорока. Потопталась по открытке. Склонила голову, поводила клювом по своим следам. Прочитала всё, что написала. Осталась довольна и сказала:
- Разберутся. Несите!
Тётенька, которая по улице письма разносит, долго вертела в руках открытку со странным адресом. А был он такой:
"Гнездо на высоком тополе, где Кирюшина бабушка живёт. Двум сорокам".
Хорошо, что вышел как раз посидеть на скамейке дед Юрий, ну а за ним, конечно, Барбоска выскочил. Заулыбался дед. Адрес-то на открытке он сам написал, да открытку выронил, а письмоносице сказал:
- Да вон же дом Кирюшиной бабушки, а рядом на тополе, видите, - гнездо. Там как раз эти самые сороки и живут. Стрекочут всё время, иногда по делу, а чаще просто так, вон как мой Барбоска лает.
- Гав-гав-гав-ав! - подтвердил Барбоска. Отступила на шаг за тротуар тётенька-письмоносица, чтобы стоять подальше от пса. Вообще-то её все собаки на этой улице знали, но Барбоску не поймёшь: то он хвостом виляет, будто твой лучший друг, то лает. Не догадывалась она, что пёс на воробья лает, отступила и говорит:
- Неужели мне придётся лезть на такую высоту, чтобы открытку в гнездо бросить? А если я свалюсь?
Дед Юрий представил, как письмоносица будет забираться на дерево, а тем временем вдруг сучок какой-нибудь обломится и она сорвётся. Пожалел дед тётеньку и посоветовал ей опустить открытку в почтовый ящик Кирюшиной бабушки, тем более что читать на ней особо и нечего было. Потопталась по открытке какая-то птица, наследила - и всё…
И не всё вовсе, и не всё…
На следующий день Кирюша заглянул в почтовый ящик: а вдруг туда кто-нибудь положил что-нибудь вкусное - например, пряник. Могла же бабушка купить ему пряник. Купила его, донесла до калитки, а потом вспомнила, что на кухне каша варится. Манная. Испугалась бабушка, как бы она не подгорела, и побежала плиту выключить, а пряник оставила полежать. Но вместо чего-нибудь вкусного достал Кирюша из ящика открытку.
Долго они с приятелем Витей решали, как передать открытку сорокам, но ничего придумать не могли. Витя, правда, сказал, что если бы эта открытка пришла, когда его дед был молодой, лет пятьдесят назад, он бы, его дед, быстро забрался на этот тополь, а сейчас дед не полезет. Кирюша сразу возразил, что тогда и тополь был ростом с Витю, и не надо было на него забираться.
В общем, поспорили они немного и оставили открытку под деревом. Может, увидят её сороки и утащат к себе в гнездо.
Только приятели ушли, прилетели сороки и удивились: что это мальчишки под их деревом делали? А потом догадались, что они открытку рассматривали, а открытку-то прислала пожилая сорока.
- Видишь, видишь, - показала клювом одна из сорок, - вот тут с краешку след её лапы. Значит, прилетела она на место и сообщает нам: "Я тут!"
- А здесь потопталась она уже обеими лапами - и туда, и сюда. Я, мол, на месте не сижу, всё осматриваю, некогда мне на одном месте сидеть, - догадалась вторая сорока.
- Гнездо себе строить собирается. Видишь - и сверху след, и снизу. Это она летает - веточки для гнезда подыскивает.
Вот так прочитали сороки послание своей старшей подруги. Прочитали, обрадовались и полетели рассказывать о нём всем знакомым. Полуднице Акуле и пугалу Игнату читали открытку два раза. Хавронья Сидоровна выслушала все очень внимательно, ни разу не хрюкнула, только не поверила, что на открытку наклеена марка. Пришлось принести открытку и показать Хавронье. Даже Барбоска перестал лаять, когда сорока читала ему послание.
НАДО, НАДО, РЕБЯТА, ПИСАТЬ СВОИМ ДРУЗЬЯМ. Тогда и они вам пришлют письмо, да ещё и марку красивую наклеят.
Очень печальный день
Каждый день отправлялся на свою работу доктор. Жил он в дупле старого ясеня, которое сам и выдолбил. В роще за огородами знали своего доктора и птицы, и деревья, и разные жучки, особенно короеды и дровосеки.
Птички и деревья доктора ожидали, а вот жукам он не нравился. Да и нельзя всем нравиться. Особенно потому, что местный доктор был дятлом.
Иволга - у неё гнёздышко было на берёзе - не раз, провожая лесного доктора, распевала ему вслед: "Спа-сибо! Спа-сибо!" Очень любила она свою берёзку. Все иволги свои гнёздышки вьют на берёзах. А дятел, когда облетал рощу, обязательно осматривал берёзку, а главное - обстукивал. "Так-так-так!" - постучит своим длинным клювом, словно спросит: "Кто тут?" Голову склонит и слушает. Ну точно как детский врач в поликлинике. Только у детского врача шапочка белая, а у дятла на самой макушке - красненькая. И как бы ни замирали жуки-короеды, дятел их находил.
- Тук-тук-тук! Где вы тут? - спрашивал он.
Молчат короеды. А под корой-то - пустота. По звуку слышно, что там ход. Значит, жук подальше забрался. "Тук-ТУТ! Тук-ТУТ!" Вот так и находил короедов доктор дятел.
Расправится доктор с вредителями, улетит к другим деревьям, а за ним следом - синички да поползни и разные другие пташки, у которых нет такого грозного клюва, чтобы разыскивать под корой жучков. После того как дятел раздолбит кору, им находить жучков проще. Помогает дятлу и его крепкий хвост. Хвост? Да, хвост! На него дятел опирается, когда обстукивает клювом дерево. Опирается, будто на стульчик присел.
Полюбуется иволга работой доктора и кричит:
- Аку-лина! А-куля!
Не терпится ей поскорей сообщить полуднице, что дятел подлечил её берёзку. Акуля ведь тоже борется в своём саду и огороде с разными букашками.
Так было всегда. Но в это утро, только отправился дятел в свой обычный облёт, как вдруг застучал тревожно, словно что-то случилось. А иволга закричала, будто это не она голос подаёт, а рассерженная кошка, которой нахальный воробей на хвост наступил. Не больно, конечно, кошке, а стыдно.
Что такое, что случилось?! Оказывается, какие-то мошки напали на тополя, облепили зелёные листья. Черёмушку, что росла в конце Акулиного огорода, затянули паутиной червяки и грызут бедную. Но и это не всё…
Иволга, она ведь больше в роще обитает, а тут залетела к полуднице в огород - рассказать Акуле про вредителей. Смотрит, а на картофель напали коровки. Радуются, что городских хозяев огорода нет, и спокойненько, будто это для них картошку посадили, ползают по молодым побегам. Да если бы просто ползали, а то ведь грызут их.
Коровкам-то хорошо, что городских хозяев нет, а полудница, как увидела их, забегала по огороду. "Что делать? - думает. - Одна-то я всех не соберу, не спасу огород!"
Тут как раз автобус прошёл по улице. "Ко-ко-ко. Кто приехал? Куд-куда приехал?" - закудахтали куры во дворе деда Юрия. Забежала Акулина во двор, выглянула за калитку. Может, прибыли городские хозяева? Нет, не привёз их автобус.
За дорогой дед Юрий с Барбоской прогуливаются. Остановились возле Хавроньи Сидоровны. А она как раз завтракает. Что-то вкусное из таза хлебает. Да уж так старается, посмотришь - залюбуешься. Барбоска-то теперь ест только после прогулки. Облизнулся пёс и спрашивает:
- Что это ты, соседка, торопишься, или боишься, что похудеешь?
Хрюкнула недовольно свинья и заявила псу:
- Во всём надо знать меру, а в еде особенно.
- Это почему же меру? - удивился Барбоска.
- Почему? Да чтобы не съесть меньше, - объявила Хавронья.
В это время и дед Юрий позвал пса на завтрак. Не стал Барбоска отказываться, сам потянул хозяина к калитке, чтобы не передумал. Накормил дед пса, зашёл в огород да там и остался. Увидел, что Кирюша со своей бабушкой собирают коровок, и принялся своих собирать.
Ещё один автобус пришёл. Внучка деда Юрия со своей мамой прикатили и тоже побежали в огород. А городских хозяев всё нет.
Что делать? Нашла Акулина баночку и начала собирать в неё поганых коровок…
Лида как-то у Акули спрашивала: почему этих вредных букашек так хорошо зовут - "божьи коровки"? Коровки-то настоящие молочко дают, а эти только всё грызут. Растолковала ей Акулина, что есть полезные коровки. Тлю они уничтожают. На спине у них семь точек. А в огороде вредят коровки, у которых много точек. Вот эти самые.
Идёт потихоньку полудница по борозде между грядками. Подставляет баночку под коровок, чтобы те в неё сами падали. А то руку к ним протянешь, они сразу на грядку скатываются. Вдруг слышит Акуля: ворона каркнула. Взглянула вверх, а это летят знакомые ей воронушки.
- Здесь я, здесь! - закричала им Акуля и замахала рукой.
До этого вороны, когда прилетали с весточкой от лешака, бросали письмо и радостно каркали, даже "ур-ра!" кричали. Как же, донесли в целости послание. А сейчас уронили кусочек берёсты и молча пролетели в рощу. "Отчего они так?" - удивилась полудница. Закачалось письмо, как бабочка, и упало на грядку, где чеснок рос.
Подбежала к нему Акуля, схватила, чтобы чеснок не начал ругаться, а в письме только два слова: "Прощевай, Акуля…" И даже подписи нет, ни одной буковки. Может, заболел Спиря? Надо, надо его навестить. Надо-то надо, а кто коровок будет собирать? Пугало Игнат, что ли? Так он стоит на одном месте.
Пошла опять бабушка полудница по борозде. Вон коровка! Вон ещё!
Хорошо деду Юрию, у него сразу две помощницы. А подальше Кирюша с бабушкой трудятся.
Что-то автобуса давно не слышно, не везёт он Ику с мамой и Юку. Или не приедут они сегодня? Неужели опять мороженое в городе едят?! И чего это оно так им нравится? Идёт Акуля, коровок собирает и переживает. Устала, а работает.
Но пришёл автобус, пришёл и городских хозяев наконец привёз! Первым кинулся их встречать кот Нестор: "Мяу-ска, мяуска!"
- Привезли тебе колбаски, - обрадовала кота Ика.
А из огорода уже кричал дед Юрий. Звал приехавших на помощь.
"Ну, теперь можно и Спирю проведать, - решила Акуля. - Поеду, пока дед Юрий в огороде".
Стала звать с собой Барбоску.
- Да я же на цепи, - загрустил пёс.
- Ну и что, я тебя отцеплю.
- Ой, Акулина, нельзя. Начнёшь ты меня отцеплять, а я дом стерегу. Я на посту и должен тебя укусить.
- Да ты что, Барбоска? Мы же с тобой друзья.
- Друзья не друзья - не важно, - объяснил пёс. - Положено кусать - и всё.
Вздохнула Акуля и решила ехать одна. Выкатила за ограду велосипед, позвонила, чтобы услышать, хорошо ли работает звоночек, и покатила потихоньку.
У калитки бабушкиного дома скучал Кирюша. Отпросился он немного передохнуть. Оказывается, просто так стоять и отдыхать тоже неинтересно. Узнал Кирюша, куда направлялась полудница, и решил пойти с ней посмотреть лешака. Но добежал до переулка и отказался.
- Что это - ты будешь ехать, а я бежать! А потом, мне бабушке помогать надо.
Пошагал Кирилл к бабушке, а полудница поехала к лешаку одна.
- Кар-кар-кар! - прокаркали над её головой знакомые вороны.
На вороньем языке это обозначало: "Ты, Акуля, молодец. Едешь правильно. Так и катись дальше…"
Но вороны что, у них свои дела. А вот кому обрадовалась Акуля, так это Барбоске. Догнал он её на Луковой поляне.
- Гав! Гав! А вот и я!
Удивилась Акуля, заахала:
- Да как же ты отцепился?
Оказывается, прежде чем идти к бабушке в огород, забежал Киря к Барбоске. Вывел пса за калитку. Отцепил от поводка, сказал ему: "Ищи Акулю!" - и побежал. А уж когда собаке приказывают: "Ищи!" - она должна искать. Вот Барбоска и помчался по следам Акулиного велика и догнал её.
А с Кирюшей, у самой калитки, случилось еще одно приключение. Шагали мимо гуси, увидели мальчика и сказали то, что о нём думали:
- Га-га-га! Га-га-га! Ты, Кирюшка, хулиган!
Пришлось Кире взять прут и немного погонять гусей, а уж после этого отправился он собирать коровок. Зря бабушка говорит, что Кирюшка до работы не жадный. Сколько по улице ни бегал, а на коровок охотиться прискакал.
Хорошо вдвоём бабушке с Кирей в огороде. Хорошо и Акуле с Барбоской на Луковой поляне. Луковой она называется потому, что на ней дикий лучок растёт. Можно его сорвать и пожевать. А вот уже и Заячий лесок видно. Где-то там заяц Тишка прячется. Если увидел он Барбоску, то ускакал куда-нибудь подальше в лес.
Разыскал что-то в траве Барбоска, принялся разрывать землю. Наверное, мышиную норку нашёл. Остановилась и полудница. Надо же передохнуть. Отдыхает она и думает, как встретится сейчас со Спиридоном. Погладит его, скажет: "Здравствуй, Спиря! Давай-ка я с тебя муравьев сгоню! Щекочут они, наверное. Ну, как зимовал? Мы же с тобой ажно с прошлого лета не виделись. А главное, расскажи, как ты тут? Ой, ты же и платье моё новое не видел…"
Позвонила в звоночек Акуля. Перестал рыться в земле Барбоска, и направились они к Заячьему леску. Когда выехала Акуля на опушку леса, мелькнули в чаще Тишкины уши. Не стала его окликать полудница, а то ещё погонится за ним пёс. Слезла с велика Акуля, повела его за руль. Где-то здесь, да вон у той старой ивы, должен быть лешак.
Подошли они к иве, а лешака нет. Вот здесь же обычно сидел Спиридон, в свисточек посвистывал, птичек дразнил. И хворост лежит, под которым сундучок с Акулиным платьицем хранился. Да где же Спиридон? Убрёл куда-нибудь, что ли? Хотя он давно уже никуда не ходил.
- Спиря! - позвала Акуля. - Спиря, ау!
Присмотрелась, а там, где лешак обитал, одни гнилушки валяются и свисточек лежит.
Подбежал Барбоска, порылся в гнилушках и вытянул лапоть, а потом второй. "И лапти его - те самые, которые он надевал: левый лапоть на правую лапу, а правый - на левую, - вспомнила Акулина.
- Вот горюшко какое. Нет, значит, больше лешака. Рассыпался от старости Спиридон.
Связала лапти Акулина, отдала Барбоске, сказала:
- Неси домой, я тебя догоню!
Специально отправила Акулина пса. Видела, что из чащи выглядывает Тишка. Затаился он там, хочет что-то ей рассказать.
Только убежал Барбоска, как выскочил из кустов заяц. Вот от Тишки и узнала полудница, как ещё в самом начале лета, прямо при нём, при Тишке, развалился Спиридон.
- Я ещё тогда, Акуля, прибегал к тебе. Яблоньку погрызть, - напомнил заяц.
А Спиридон, когда вернулся Тишка, принялся расспрашивать: "Ну, как там моя подруга Акулина, всё за огородом смотрит?"
- Рассказал я, Акуля, что ты уже и по улице гуляешь. В платье новое нарядишься, губы клубничкой подкрасишь - и разгуливаешь. Клубника-то спеть начала.
- Ты мне про Спирю, про Спирю расскажи. Он-то что? - заторопила Тишку Акуля.
- Что! Как будто ты не знаешь. Ему же подумать надо. Помолчал лешак, как всегда, целый час. Дело-то серьёзное. Обдумать его надо. А потом сказал: "Ладно, губы пусть красит".
Через день успел лешак нацарапать записку Акуле, закряхтел и рассыпался. Записку эту только вчера нашёл Тишка и отправил с воронами.
Самое же главное - показал заяц Акуле на зелёненький кустик. Вырос он как раз там, где всегда находился лешак.
- Вороны тут каркали, - сказал заяц, - а они, воронушки, всё знают. Каркали, что пройдёт много-много зим, и вот как раз когда тебе, Акулина, будет не сколько-то лет с половиной, а ровно сколько-то, из этого кустика вырастет сначала дерево, а уж потом появится новый лешак. Так что не грусти, Акуля, а поезжай домой.
И всё-таки печально, что лешака Спиридона за Луковой поляной в Заячьем лесу больше нет. Но ничего, подождём: когда-нибудь с другим лешаком познакомимся. А сейчас все побежим помогать Акуле собирать божьих коровок. Там уж и доктор дятел устал тревогу выстукивать, а про иволгу я и не говорю.