Разочарованные и разгневанные голуби начали поджигать соседние кварталы, выбирая для этого ветреные ночи и дома, расположенные недалеко от собора, в надежде на то, что пламя распространится и на него. Рано утром 2 сентября 1666 года их усилия увенчались успехом, последствия которого были катастрофическими. Голубь по имени Несмит поджег пекарню в полумиле от собора. Когда здание было в огне, поднялся ураганный ветер. Пламя поползло вверх по холму и добралось до собора, и тот сгорел дотла. Были уничтожены неф, звонницы, да и все остальное. Пожар продолжался четыре дня. Во время него сгорели восемьдесят семь других церквей и более десяти тысяч домов. Весь город превратился в дымящиеся руины.
Такого опустошения голуби никак не ожидали, и им стало по-настоящему стыдно. В эмоциональном плане это коренным образом отличалось от налета викингов. И хотя нанесенный вред был вполне сопоставим, на этот раз вина полностью лежала на голубях. Некоторые птицы даже считали, что они больше не имеют права тут жить. Голоса разделились, и голуби договорились собраться снова на следующий день и еще раз обсудить этот вопрос.
В эту ночь им начали мстить. Похоже, некоторые люди понимали, что в пожаре виноваты голуби, и решили вытеснить их из города. Лондонцы пропитывали хлебные крошки мышьяком, пытаясь отравить голубей. Спиливали деревья, на которых любили селиться птицы, и разоряли их гнезда. Гонялись за голубями с метлами и битами и стреляли в них из мушкетов. После этого ни один голубь уже не желал покидать город. Птицы были слишком горды. Они проголосовали за то, чтобы продолжать борьбу.
Голуби нападали на людей, загаживали все, что могли, распространяли болезни и вообще делали все возможное, чтобы усложнить людям жизнь. В ответ люди начали преследовать голубей еще более ожесточенно. Честно говоря, голуби могли лишь злить их, не более того. Но когда люди начали отстраивать собор – символ своего высокомерия, – птицы объявили им настоящую, полномасштабную войну. Тысячи голубей опустились на строительную площадку и попытались разогнать рабочих, рискуя крыльями и даже жизнью.
День за днем шли сражения между голубями и людьми, но сколько бы птиц ни погибало, прибывало их еще больше. Ситуация была патовой. Строительство замерло. Казалось, что на месте сгоревшего собора уже никогда не появится новый и люди всегда будут преследовать и убивать лондонских голубей.
Прошел год. Голуби продолжали сражаться; их численность снизилась. И хотя люди постепенно отстраивали город, казалось, на собор они махнули рукой. Все же боевые действия не прекращались, потому что ненависть между людьми и голубями как будто уже вошла в привычку.
Однажды, когда голуби слетелись на очередную встречу, к острову причалила лодка, в которой сидел один-единственный человек. Птиц охватила паника. Они уже собирались всей стаей наброситься на чужака, как вдруг он поднял руки и закричал:
– Я явился с миром!
Вскоре они узнали, что этот человек отличается от большинства людей. Он умел разговаривать, пусть и на ломаном, языке голубей – ворковании. Он рассказал им, что очень много знает о птицах, и в частности о странных птицах, потому что одной из них была его мать. Более того, этот человек был на стороне голубей и хотел стать посредником между птицами и людьми.
Услышанное потрясло голубей. Они посовещались и путем голосования решили не выклевывать этому смельчаку глаза. Во всяком случае, не делать этого сразу. Они начали его подробно обо всем расспрашивать. Человека звали Рен, и он был архитектором. Его соплеменники – люди – поставили перед ним задачу попытаться в очередной раз восстановить собор на холме.
– Ты понапрасну тратишь время, – заявил Несмит, поджигатель и вожак голубей. – Слишком многие из нас погибли ради того, чтобы предотвратить строительство собора.
– Разумеется, пока между нами нет мира, построить что-либо невозможно, – ответил Рен. – Я приплыл сюда, чтобы достичь взаимопонимания между нашими племенами. Для начала мы признаем воздух вашей сферой влияния и не будем строить высоких зданий, не получив на то вашего согласия.
– А зачем нам давать согласие?
– Дело в том, что этот собор будет отличаться от остальных. Он будет предназначаться не только для людей. Этот собор будет также и вашим.
– Зачем нам собор? – расхохотался Несмит.
– Ну как же, Несмит, – вмешался другой голубь. – Если бы у нас был собор, мы могли бы в плохую погоду прятаться там от холода и дождя. Мы могли бы устраиваться в нем на ночлег и откладывать яйца в тепле.
– Только если нас не будут беспокоить люди! – ответил Несмит. – Нам необходимо личное пространство.
– А что, если я вам это пообещаю? – поинтересовался Рен. – Я построю такой высокий собор, что его верхняя часть вообще будет людям ни к чему.
Рен не ограничился обещаниями. День за днем он приплывал на остров, чтобы обсудить план строительства и чертежи и даже вносил в них изменения, чтобы удовлетворить прихоти голубей. Птицы потребовали, чтобы у собора были всевозможные укромные уголки, башенки и арки, совершенно бесполезные для людей, но удобные для голубей, и Рен согласился и на это. Он даже пообещал сделать для голубей отдельный вход – расположенный высоко над землей и недоступный бескрылым существам. Взамен голуби пообещали не препятствовать строительству, а когда собор будет готов, стараться вести себя потише во время служб и не гадить на головы прихожан.
Итак, историческое соглашение было достигнуто. Голуби и люди прекратили войну. Отныне они просто досаждали друг другу по мелочам. Рен возвел собор – их собор – огромное, величественное строение, – и голуби больше никогда не пытались его уничтожить. Более того, они так гордились собором Святого Павла, что поклялись защищать его, что делают и по сей день.
Если начинается пожар, голуби летят на пламя и все вместе забивают языки огня своими крыльями. Они прогоняют вандалов и воров. Во время великой войны эскадры голубей перехватывали падающие на собор бомбы, направляя их в сторону, и бомбы взрывались в стороне, не повреждая здание. Можно с уверенностью утверждать, что, если бы не пернатые смотрители, собора Святого Павла сегодня просто не было бы.
Рен и голуби стали верными друзьями. До конца жизни одного из самых уважаемых архитекторов Англии повсюду сопровождал голубь. Даже после смерти Рена птицы периодически навещают его в подземной стране. Собор, который они построили, и по сей день высится в центре Лондона, и конечно же, за ним присматривают странные голуби.
Девочка, которая укрощала кошмарные сны
Когда-то очень давно жила девочка по имени Лавиния, которая больше всего на свете хотела быть врачом, как и ее отец. Она обладала добрым сердцем и острым умом и любила помогать людям. Из нее получился бы отличный врач, но отец настаивал на том, что это невозможно. У него тоже было доброе сердце, и он хотел уберечь свою дочь от разочарования. Дело в том, что в то время в Америке просто не существовало врачей-женщин. Отец и представить себе не мог, что Лавинию примут на медицинский факультет, поэтому пытался убедить ее подумать о более подходящих профессиях.
– Существует много способов помогать людям, – говорил он. – Ты могла бы стать учителем.
Но Лавиния ненавидела своих учителей. В школе, пока мальчики изучали физику, девочек учили вязать и готовить. Но Лавиния не отчаивалась. Она украла у одного из мальчиков учебник по физике и не только прочла его, но и запомнила все, что было в нем написано. Сквозь замочную скважину в двери отцовского кабинета она подглядывала за тем, как проходит осмотр пациентов, а затем изводила отца вопросами о его работе. Лавиния ловила во дворе лягушек и разреза`ла их, чтобы изучить их внутренности. Однажды она торжественно дала обет найти когда-нибудь какое-нибудь средство от чего-нибудь. Лавиния знала, что станет знаменитой.
Она и представить себе не могла, каким образом это произойдет и как быстро наступит этот день. Младший брат Лавинии Дуглас страдал от дурных сновидений, и с каждым днем они становились все страшнее. Он часто просыпался с криком, уверенный, что за ним пришли чудовища, желающие его съесть.
– Чудовищ не бывает, – однажды ночью сказала Лавиния, успокаивая братишку. – Попытайся, когда будешь засыпать, думать о детенышах животных или бегающем по лугу Чики.
С этими словами девочка погладила старого бладхаунда, свернувшегося клубочком в изножье кровати.
Итак, следующей ночью Дуглас лег в постель и начал думать о Чики и цыплятах, но когда мальчик уснул, собака превратилась в чудовище, которое откусило цыплятам головы, и Дуглас закричал от ужаса и проснулся.
Отец забеспокоился, предположив, что это могут быть симптомы какой-то болезни. Он осмотрел глаза, уши и горло Дугласа, а затем и все его тело в поисках какой-нибудь сыпи, но физически мальчик был в полном порядке. Однако ночные кошмары по-прежнему не давали ему покоя, и Лавиния решила сама осмотреть Дугласа, чтобы убедиться в том, что отец ничего не упустил из виду.
– Но ведь ты не врач! – запротестовал мальчик. – Ты всего лишь моя сестра.
– Помолчи и сиди спокойно, – ответила Лавиния. – А теперь скажи а-а-а-а-а.
Девочка заглянула ему в горло, нос и уши. Причем уши она осмотрела особенно тщательно – с помощью фонарика – и заметила там какую-то странную черную массу. Лавиния сунула в ухо палец и покрутила им. Когда она вытащила палец, на его кончик было намотано нечто, похожее на измазанную сажей нить. Лавиния потянула за нее, и из уха Дугласа выскользнул шнур длиной около трех футов.
– Эй, мне щекотно! – засмеялся он.
Она смотала шнурок и сжала его в ладони. Он едва ощутимо извивался, совсем как живой.
Лавиния показала шнурок отцу.
– Как странно, – произнес доктор, поднося его к свету, чтобы получше рассмотреть.
– Что это? – удивилась девочка.
– Не знаю, – нахмурился отец. Шнурок медленно извивался у него в руке и, казалось, тянулся к Лавинии. – Но мне кажется, ты ему нравишься.
– Возможно, это новое открытие? – взволнованно спросила девочка.
– Я в этом сомневаюсь, – ответил отец. – Как бы то ни было, тебе незачем беспокоиться.
Он погладил дочь по голове, положил шнурок в ящик и запер его на ключ.
– Я тоже хотела бы его осмотреть, – произнесла Лавиния.
– Пора обедать, – ответил отец, подталкивая ее к двери.
Разгневанная Лавиния выбежала из отцовского кабинета и скрылась в своей комнате. На этом история, возможно, и закончилась бы, если бы не одна деталь: ни этой ночью, ни следующей кошмары Дугласа не мучили, и свое выздоровление он считал заслугой Лавинии.
Отец не разделял его уверенности. Однако спустя некоторое время один из его пациентов пожаловался на бессонницу, причиной которой были ночные кошмары. Что бы ни прописывал ему врач, ничто не помогало, и тогда отец неохотно попросил Лавинию заглянуть пациенту в ухо. Ей было всего одиннадцать лет, и для своего возраста она была довольно маленького роста, поэтому Лавинии пришлось встать на стул. И конечно же, ухо пациента было забито тягучей черной массой, увидеть которую ее отцу не удавалось. Лавиния сунула в ухо мужчине мизинец, немного покрутила им и извлекла наружу кончик черного шнура. Он был такой длинный и так прочно крепился к чему-то внутри головы, что для того, чтобы его извлечь, девочке пришлось спрыгнуть со стула и изо всех сил дернуть обеими руками. Когда Лавиния наконец выдернула шнур из головы пациента, тот свалился со стола, на котором проводился осмотр, а девочка упала на спину.
Отец поспешно схватил черный шнур и сунул его в тот же ящик, где уже лежал шнурок, извлеченный из уха Дугласа.
– Но это принадлежит мне! – запротестовала Лавиния.
– Вообще-то это принадлежит ему, – ответил отец, помогая мужчине подняться с пола. – А теперь иди поиграй с братом.
Пациент вернулся через три дня. С тех пор как Лавиния вытащила у него из уха черный шнур, его больше не мучили кошмары.
Молва о загадочном даре Лавинии разнеслась по городу, и в их дом чередой потянулись люди, страдающие от страшных сновидений. Все они хотели, чтобы девочка вытащила кошмары у них из головы. Лавиния была в восторге. Возможно, именно так она сможет помогать людям!
Однако отец всех прогонял, а когда Лавиния пожелала узнать причину этого, ответил:
– Леди не пристало совать пальцы в уши незнакомцам.
Впрочем, девочка подозревала, что есть и другая причина: к ней приходило больше людей, чем к нему. Отец ей завидовал.
Охваченная горьким разочарованием, Лавиния стала ждать, когда придет ее время.
По счастливой случайности несколько недель спустя ее отцу пришлось уехать из города по какому-то срочному делу. Эта поездка была настолько неожиданной, что у него не было времени на то, чтобы найти человека, который смог бы присмотреть за детьми в его отсутствие.
– Пообещай мне, что ты не станешь… – произнес отец, обращаясь к Лавинии, и показал на свое ухо.
(Он не знал, как назвать то, что она делала, и в любом случае не любил об этом говорить.)
– Обещаю, – ответила Лавиния, скрестив за спиной пальцы.
Врач поцеловал детей, взял сумки и ушел. Всего через несколько часов после его ухода раздался стук в дверь. Лавиния отворила и увидела бледную как смерть молодую женщину, с затравленным видом стоявшую на крыльце. Под глазами у нее залегли глубокие темные круги.
– Ты та самая девочка, которая избавляет от кошмаров? – нерешительно спросила женщина.
Лавиния провела ее в дом. Кабинет отца был заперт, и девочка пригласила незнакомку в гостиную. Уложив ее на диван, Лавиния начала вытягивать у нее из уха черный шнурок, настолько длинный, что он казался бесконечным. Когда процедура завершилась, молодая женщина расплакалась от благодарности. Лавиния подала ей платок, отказалась от оплаты и проводила незнакомку до двери.
После того как женщина ушла, Лавиния обернулась и увидела, что из глубины коридора за ней наблюдает Дуглас.
– Папа запретил тебе этим заниматься, – строго произнес он.
– Это тебя не касается, – ответила Лавиния. – Ты ведь ему не скажешь, правда?
– Не знаю, – поморщившись, ответил мальчик. – Я еще не решил.
– Если ты меня выдашь, я засуну этот шнурок туда, где нашла! – Лавиния показала Дугласу клубок кошмаров и сделала вид, будто засовывает его ему в ухо.
Мальчик испугался и убежал.
Девочка осталась стоять в прихожей. Ей было не по себе от того, что она напугала брата. Но тут шнур в ее ладони зашевелился и начал подниматься, подобно змее заклинателя, указывая в конец коридора.
– Что ты хочешь сказать? – спросила Лавиния. – Ты меня куда-то зовешь?
И девочка пошла туда, куда указывал шнурок.
Когда она оказалась в конце коридора, он повернулся и указал налево, в сторону отцовского кабинета. Наконец Лавиния остановилась перед запертой дверью, и тонкий шнур потянулся к замку. Лавиния подняла руку и позволила ему вползти в замочную скважину. Несколько мгновений спустя раздался тихий щелчок и дверь отворилась.
– О боже! – пробормотала девочка. – Ты хоть и кошмар, но очень умный, верно?
Она шагнула внутрь и притворила дверь. Шнур выскользнул из замка и, упав Лавинии в ладонь, указал в тот конец комнаты, где находился ящик, в который ее отец сложил другие шнурки. Он хотел быть вместе со своими друзьями!
Лавиния поспешила отогнать чувство вины. В конце концов, эти шнурки по праву принадлежали ей. Девочка подошла к ящику, и шнур повторил свой трюк, отперев висячий замок. Ящик открылся. Увидев друг друга, новый шнурок и старые напряглись и отпрянули. Затем они начали кружить по крышке стола, напоминая собак, которые осторожно принюхиваются. Наконец шнурки, похоже, убедились во взаимной симпатии и в одно мгновение смешались в шар размером с кулак.
Лавиния засмеялась и захлопала в ладоши. Как здорово! Она была в восторге.
Люди целый день шли к их дому, надеясь, что Лавиния им поможет: мать, терзаемая снами об утраченном ребенке, малыши в сопровождении встревоженных родителей, старик, каждую ночь проживающий эпизоды кровавой войны, на которой он сражался полвека тому назад. Лавиния извлекла из ушей пациентов десятки новых шнурков и добавила их к клубку.
Через три дня он стал большим, как арбуз. Через шесть дней почти сравнялся размерами с их псом Чики, который всякий раз при виде клубка скалил зубы и рычал. (Когда клубок зарычал в ответ, Чики выпрыгнул в открытое окно и больше не вернулся.)
По вечерам Лавиния долго не ложилась спать, изучая клубок. Она тыкала в него пальцами и исследовала его структуру под микроскопом. Девочка сосредоточенно листала медицинские книги отца, надеясь обнаружить упоминание о шнурке, обитающем в ушном канале, но так ничего и не нашла. Это означало, что она совершила прорыв в медицинской науке, что, возможно, она сама по себе открытие!
Вне себя от волнения, Лавиния мечтала о том, что когда-нибудь откроет клинику, где сможет применять свой талант и помогать людям. К ней сможет прийти любой, от бедняка до президента, и когда-нибудь, вероятно, ночные кошмары останутся в прошлом. Эта мысль ее окрыляла, и девочка была счастлива.