В шаге от пропасти
Полученные 16-й армией в середине ноября подкрепления практически не имели опыта ведения боевых действий. Рокоссовскому приходилось учитывать это обстоятельство. По возможности он старался проводить расширенные совещания, на которых присутствовали как командиры, уже не раз участвовавшие в боях, так и те, кто только прибывал в его армию. Там он рассказывал о собственном военном опыте, о тактике противника и предлагал присутствующим активно участвовать в этих обсуждениях.
Немцы в основном пользовались стандартным набором средств: наносили танковые удары в стыки наших армий, дивизий, полков, батальонов; старались окружить или, по крайней мере, обойти с флангов находящиеся перед ними части; забрасывали диверсионные и ударные группы в тыл. Однако методика этих действий за пять месяцев войны уже была изучена комсоставом 16-й армии.
Очень важно было наладить взаимодействие всех родов войск, организовать разведку, обеспечить прикрытием стыки соединений. Преимущество врага в танках можно было компенсировать удачным выбором артиллерийских позиций и возможностью быстрой переброски орудий с одного направления на другое. Противотанковые средства были распределены на всю глубину обороны от переднего края до рубежа, проходившего по реке Истре. Противостоять вражеской бронетехнике должны были также батареи, поставленные в кюветы по обеим сторонам дорог. Немногочисленные танки размещались в засадах с тем расчетом, что они будут обстреливать гитлеровские машины, а после – начнут преследование пехотинцев. Специально оборудовались огневые точки для прикрытия артиллерийских позиций. Были организованы так называемые "кочующие батареи". Их предполагалось использовать на танкоопасных направлениях, быстро перебрасывая с места на место. Благодаря умелому расположению противотанковых средств на наиболее опасных участках Рокоссовскому удавалось создавать преимущество над вражескими силами. "При средней плотности 5 орудий на 1 километр фронта Рокоссовский сумел сконцентрировать на Волоколамско-Клинском направлении 8–9 орудий на километр, а на Волоколамско-Истринском – 10–12 орудий". Большую помощь оказывали пехотные подразделения, вооруженные противотанковыми ружьями, гранатами и бутылками с зажигательной смесью.
Позиции, занимаемые советскими войсками, отстояли от Москвы всего на несколько километров. Тем не менее это были не последние оборонительные рубежи на пути к ней. Сама столица в те дни превратилась в крепость. На улицах создавались баррикады, в различных строениях оборудовались огневые точки, все мосты были заминированы. Создавались и специальные отряды – истребительные батальоны, состоявшие в основном из жителей Москвы. Эти подразделения предполагалось использовать во время уличных боев. В городе и на его окраинах размещались многочисленные зенитные установки, оборонявшие столицу от налетов вражеской авиации. В небе замерли аэростаты. Здания были по возможности затемнены. Город окутала тяжелая, суровая тишина.
В 1941 году зима наступила рано. Сначала начались заморозки, затем выпал снег, а к середине ноября температура местами падала до 20–30 градусов! Холода улучшили дороги, сделали их проходимыми для машин. Это создало дополнительную трудность защищающимся: теперь вражеские танки имели возможность маневра вне основных дорог. С другой стороны, жестокие морозы изнуряли людей. Огромное количество солдат попадало в медчасти с обморожениями. Разумеется, в большей степени эти потери приходились на гитлеровские войска, которые не были подготовлены к войне в зимних условиях. Многие солдаты были одеты в брюки из хлопчатобумажной ткани. Не хватало и маскировочных халатов, теплого белья, сапожной мази. А каково было ночевать в землянках и блиндажах? Однако удары погоды приходились не только на людей, но и на технику: машинное масло густело, горючее частично замерзало. Кроме этого, не во все немецкие танковые части были своевременно доставлены специальные шипы для гусениц, в результате чего обледеневшие склоны становились для них непреодолимым препятствием.
Разумеется, погода была одинакова и для немцев, и для русских. Но наши войска, во-первых, располагали необходимым зимним обмундированием, а во-вторых, значительно меньше, по сравнению с противником, использовали танки. Впрочем, у гитлеровцев был стимул для успешных наступательных действий: цель была уже совсем близко. Взятие Москвы означало обретение столь необходимого отдыха. Поэтому на штурм шли ожесточенно, отчаянно.
Для прорыва оборонительных рубежей 16-й армии немцы выделили один пехотный и два моторизованных корпуса. Как только наша разведка заметила их развертывание, Рокоссовский немедленно доложил об этом командованию с просьбой усилить его соединения. Однако в ответ ему предложили более тщательно проверить эту информацию. Через некоторое время он доложил повторно. Штаб Западного фронта сообщил, что не располагает такими данными. Рассчитывать вновь приходилось только на свои силы.
Утром 16 ноября гитлеровцы подвергли позиции 16-й армии мощной бомбардировке. Одновременно с авианалетами началась артиллерийская и минометная обработка переднего края. Когда налеты и обстрел прекратились, на позиции защитников Москвы двинулись танки. За ними шли, выстроившись в цепи, немецкие пехотинцы.
Первой удар врага приняла 316-я дивизия, оборонявшаяся в районе восточнее Волоколамска. Когда немецкие танки двинулись на ее позиции, Рокоссовский и Лобачев находились на наблюдательном пункте Панфилова. Командарм оценил четкость его действий, последовательность, с которой он руководил своими войсками. Создалось впечатление, что, несмотря на сложность положения, за этот участок можно быть относительно спокойным. Рокоссовский отправился на КП армии в деревню Устиново. По дороге он дважды попадал под обстрел немецких штурмовиков.
Было очевидно, что фашисты хорошо подготовились к наступлению и провели детальную разведку. Подтверждением этому было то, что мощные удары они наносили в стыки дивизий, пытаясь расколоть оборону именно на этих участках. Местами у них это получалось. Тогда приходилось бросать в бой, словно ставя заплатки, соединения из дивизионных резервов. А немцы продолжали вбивать танковые клинья, искусно маневрируя по всему фронту. В результате к вечеру им удалось на несколько километров потеснить наши войска, но ни в одном месте оборона не была прорвана.
На следующий день ожесточенные бои продолжились. В первой половине дня противник, введя на стыке 16-й и 5-й армий четыре танковые дивизии и моторизованную дивизию СС "Рейх", сумел потеснить наши войска. Рокоссовскому пришлось срочно вводить в бой резервную 78-ю дивизию Белобородова. Сибиряки нанесли удар во фланг прорывающейся немецкой группе. Это спасло положение. Гитлеровцы отошли.
Многострадальная 316-я дивизия в этот день также подвергалась атакам танков и пехоты, однако сдерживала продвижение врага на истринском направлении. Рокоссовский, докладывая в штаб фронта о действиях своей армии в ноябрьских боях, не раз отмечал Панфилова и его солдат. 17 ноября Президиум Верховного Совета наградил дивизию орденом Красного Знамени, а на следующий день, 18 ноября, она была переименована в 8-ю гвардейскую. В этот же день в бою у деревни Гусенево осколком немецкой мины, разорвавшейся около НП, был убит генерал И. В. Панфилов. Рокоссовский потерял надежного и грамотного командира.
Следует отметить, что наступательную операцию гитлеровцы проводили умело и решительно. Используя мощь своих тяжелых танков T-IV, быстро концентрируя их в одном направлении, используя поддержку легких танков и артиллерии, они постепенно сминали оборону на своем пути. За три дня боев части 16-й армии вынуждены были с большими потерями отойти на 5–8 километров. Потеснив войска Калининского фронта и соседней с 16-й 30-й армии, фашисты вновь создали угрозу правому флангу войск Рокоссовского. Технических резервов для эффективного противостояния врагу оставалось все меньше. Командарм-16 решил отвести войска за реку Истру и Истринское водохранилище. Мнение командира о необходимости такого шага поддержал и его штаб. Оставалось согласовать отход с командующим Западным фронтом.
Рокоссовский обратился к Жукову и изложил ему свои доводы относительно необходимости отвода войск: части 16-й армии понесли большие потери, люди устали и буквально валятся с ног, а Истра – прекрасная естественная преграда танкам и мотопехоте противника. Остановить врага там будет легче, задействовав при этом меньшее количество сил, а значит, можно будет перебросить высвободившиеся подразделения на более опасные направления. Жуков какое-то время молчал. Потом коротко и жестко запретил Рокоссовскому любое отступление. "Стоять насмерть", – закричал он в конце разговора.
Однако командарм-16 не смирился с отказом. Он был убежден в правильности своего решения. Поэтому немедленно подготовил телеграмму на имя начальника Генерального штаба Б. М. Шапошникова, в которой просил санкционировать отвод войск на истринский рубеж. Через некоторое время из Генштаба был получен ответ, одобряющий план Рокоссовского. Штаб 16-й армии воспрял духом. Немедленно подготовили распоряжение об отходе и разослали его в части. Начали планировать организацию обороны на новых позициях. Неожиданно пришла телеграмма:
"Войсками фронта командую я! Приказ об отводе войск за Истринское водохранилище отменяю, приказываю обороняться на занимаемом рубеже и ни шагу назад не отступать.
Генерал армии Жуков".
Формулировки "ни шагу назад", "любой ценой" и т. д. стали весьма популярны в то время. Однако командование, щедро раздавая подобные приказы, зачастую даже не пыталось вникнуть в обстановку и проанализировать возможность, а главное, целесообразность их исполнения.
Рокоссовский использовал все возможные варианты, благодаря которым мог эффективно выполнить боевую задачу и при этом сохранить вверенные ему части. Но не он командовал фронтом и как военный человек вынужден был подчиниться приказу старшего по званию и должности. Приказ стоять насмерть был, безусловно, жестоким и, очевидно, неграмотным тактически. Позади 16-й армии в тот момент не было никаких резервных сил и прорыв немцев обеспечил бы им выход к Москве. Тем более что через несколько дней отступать все же пришлось уже по команде из штаба фронта. Жуков просто не стал вникать в обстановку на этом участке фронта. Удивительно другое. Он знал Рокоссовского много лет, служил под его началом и не мог не понимать, что такой командир не затеет отступление без веских на то причин. Но комфронтом исполнял указания свыше – любой ценой не пустить врага к Москве, – и делал это так, как умел. Просто он пошел по пути наименьшего сопротивления, оплатив этот путь жизнями солдат.
В связи с этим интересен и разговор, произошедший накануне между командующим Западным фронтом и Верховным главнокомандующим. Сталин спросил тогда Жукова, уверен ли он, что Москву удастся удержать? Очевидно, этот вопрос не предполагал отрицательного ответа, и комфронтом сказал: "Москву, безусловно, удержим. Но нужно еще не менее двух армий и хотя бы двести танков". "Это неплохо, что у вас такая уверенность. Позвоните в Генштаб и договоритесь, куда сосредоточить две резервные армии, которые вы просите. Они будут готовы в конце ноября.
Танков пока у нас нет". Как просто! Швырнуть две армии – это десятки тысяч человек – под колеса и гусеницы фашистской бронетехники и таким способом остановить врага. За ценой не стояли…
16-я армия не могла больше сдерживать напора немецких войск. Противник отбросил ее части и с ходу форсировал Истру. На фланге соседней 30-й армии, потеснив оборонявшиеся дивизии, гитлеровцы прорвали фронт и устремились вглубь. Одновременно нанеся удар на другом направлении, фашистские танки вышли на Солнечногорск и Клин. Противостояли им здесь только "… малочисленная 126-я стрелковая дивизия, очень слабая 17-я кавдивизия, 25-я танковая бригада, имевшая двенадцать танков, причем только четыре из них – Т-34". Над 16-й армией опять нависла угроза окружения. Рокоссовский отправил своего заместителя, генерал-майора Ф. Д. Захарова, организовать оборону этого направления.
Забегая вперед, скажем, что удержать Клин не удалось. С теми силами, которыми располагал генерал, сделать это было невозможно. Не пуская врага в город, его защитники до последнего сдерживал натиск немецких танков, а после того как они прорвали оборону, генерал с оставшимися войсками организовал оборону юго-восточнее, прикрывая направление дороги, ведущей к Москве. Тем не менее Ф. Д. Захаров был привлечен к ответственности за сдачу Клина. Однако военный прокурор, прибывший по распоряжению Жукова, рассмотрев выдвинутые против генерала обвинения, состава преступления в них не нашел и производство по делу прекратил.
Через некоторое время командующий Западным фронтом приказал Рокоссовскому и Лобачеву лично отправиться в Клин для непосредственного руководства войсками. Оба немедленно выехали туда. Но, прибыв в город, быстро убедились, что удержать его будет невозможно: наших войск почти не оставалось, а немецкие танковые колонны рвались с разных направлений. Поэтому командарм приказал по телефону начальнику артиллерии генералу Казакову перенести огонь на этот участок, чтобы хотя бы задержать противника. На солнечногорском направлении дела шли не лучше, и артподдержка требовалась и там. Снова пришлось растягивать войска. Однако на сей раз это не помогло, и вскоре Солнечногорск оказался занят фашистами.
Рокоссовский понял, что дольше оставаться в Клину нельзя. Во-первых, бои шли уже на окраинах города, а во-вторых, он как командующий армией в такой момент должен был находиться на ее основном КП. Из здания, где располагался телеграф, он успел еще связаться с начальником штаба Западного фронта В. Д. Соколовским и доложить, что удерживать позиции более невозможно. В этот момент по дому ударил снаряд, и связь прервалась. Надо было уходить.
Фашистская артиллерия громила город. Танки уже врывались на центральные улицы. Конники 17-й дивизии В. А. Гайдукова были последними, кто оказывал здесь сопротивление врагу. Автомобили командования и группы прикрытия выехали из Клина, однако выяснилось, что двигаться они могут только на восток: остальные дороги были уже перерезаны немцами. Ехали быстро, внимательно глядя вперед и по сторонам – гитлеровцы могли появиться в любой момент.
Неожиданно раздались выстрелы – в стороне от дороги по полю двигалось несколько вражеских танков. Маневрируя, нашим шоферам удалось уйти из-под обстрела. Через несколько километров ситуация повторилась, но на этот раз гитлеровцы подбили машину сопровождения со счетверенным пулеметом. Продолжать путь пришлось на двух легковых автомобилях. У всех в руках были гранаты и автоматы. Однако воспользоваться ими, к счастью, не пришлось. Вскоре машины выехали на Ленинградское шоссе, где немцев еще не было. Поздно ночью Рокоссовский и его спутники прибыли в штаб армии.
Для солдат и командиров 16-й армии наступал критический момент. Сил становилось все меньше, враг наращивал давление, а руководство фронтом требовало не просто остановить врага, но взять обратно Солнечногорск и Клин, в которых противник уже закрепился. Рокоссовский не имел возможности уклоняться от исполнения приказов или обжаловать их. Напротив, его штаб прилагал все силы, для того чтобы срочно изыскать резервы, перебросить с одного участка на другой войска, в конце концов просто организовать минирование дорог и мостов. Однако командование фронтом не видело и не ценило этих усилий. Генерал Жуков регулярно вызывал военачальников 16-й армии к телефону и, угрожая им, требовал выполнения боевой задачи. Работать в такой обстановке иногда бывало просто невыносимо. Невыносимо настолько, что начальник штаба М. С. Малинин часто просил у Рокоссовского разрешения располагаться подальше от основных дорог, чтобы не иметь телефона высокочастотной связи (ВЧ), по которому ему чаще всего приходилось выслушивать оскорбления командующего фронтом.
Добравшись до своего штаба, командарм-16 немедленно организовал совещание. Предстояло оценить обстановку и срочно выработать план дальнейших действий. На правом фланге 16-й армии войска генерала Захарова из последних сил противостояли гитлеровцам, не позволяя им выйти в тыл. Но, захватив Солнечногорск и Клин, фашисты открыли себе новые пути для движения на Москву. Это направление необходимо было прикрыть прежде всего. Собрав последние войска, которые только можно было снять с других участков, Рокоссовский бросил их туда. Временный КП был организован неподалеку от Солнечногорска в деревне Пешки. 24 ноября вечером штаб 16-й армии перебрался туда и расположился в избе. Выяснилось, что рядом находятся наши части – пехота и несколько танков. Прежде всего необходимо было наладить связь с этой группой. Командарм послал туда офицера связи.
Через некоторое время эти соединения подошли, и вокруг деревни завязался жестокий бой. Однако, несмотря на это, штаб продолжал работу, не меняя места. В это время командарма потребовал к телефону Жуков. Рокоссовский взял трубку. Присутствовавшие офицеры увидели, как генерал побледнел. "Вспоминаю один момент, – писал он впоследствии, – когда после разговора по ВЧ с Жуковым я вынужден был ему заявить, что если он не изменит тона, то я прерву разговор с ним. Допускаемая им в тот день грубость переходила всякие границы". Неожиданно в деревне стали раздаваться взрывы – гитлеровцы начали атаку. Немецкая болванка попала в дом, где находилось командование армией. У Рокоссовского, не имеющего возможности остановить немцев, не спавшего двое суток, попавшего под танковый обстрел, не выдержали нервы: он перешел на крик и приказал полковнику-танкисту подавить фашистский огонь. Тот рванулся исполнять приказание. В эту минуту в дом вбежал офицер связи и сообщил, что к деревне вплотную подошли танки и пехота противника.
Рокоссовский выбежал на крыльцо. Ночное небо светилось от разрывов снарядов и следов трассирующих пуль. Мимо КП из деревни бежали советские бойцы. Командарм выскочил на середину улицы и под ураганным огнем принялся останавливать отступающих. Кто-то из офицеров бросился к нему, схватил за руку и буквально утащил из-под обстрела. Придя в себя, Рокоссовский произнес: "А что мне оставалось делать, если за неисполнение приказа остановить противника я отвечаю головой. Чем я могу его задержать? Вы же сами видите…"
Все находившиеся на КП добрались до машин, ожидавших их на окраине села. Быстро переместились в населенный пункт Льялово и обосновались там. Выяснилось, что из штаба фронта уже несколько раз звонили и выясняли, перешли ли в наступление на Солнечногорск войска Рокоссовского. Пришлось спешно организовывать атаку. Для этого были выделены три кавалерийские дивизии Доватора, которые, при поддержке небольшого количества танков и артиллерии, бросились на штурм города.
Немцы уже сумели не только организовать там оборону, но и подтянуть резервы. Бой продолжался до позднего вечера. Наступление было отбито. Единственная выгода, которую удалось извлечь советским войскам из этих действий, свелась к тому, что фашисты вынуждены были перегруппировываться и проводить разведку для дальнейшего движения на Москву. Было выиграно еще немного времени.