Грегор Штрассер – как же Геббельс поносит своего бывшего шефа в этом месте дневника! – выступал за первый путь, убеждая всех, что национал-социалисты пойдут по нему. Подобная точка зрения означала союз с социалистическими рабочими организациями – но не с коммунистами и не с соцпартией, а с социалистически ориентированными рабочими, объединенными в профсоюзы. Их представителем был глава профсоюзов, Лейпарт. Тогдашний канцлер Германии генерал Шлейхер открыто заявил о том, что он – "общественный генерал", и это означало, что армия также готова принять участие. В итоге получалось правительство, возглавляемое Грегором Штрассером (Гинденбург сказал, что никогда не допустит на этот пост Гитлера) или генералом Шлейхером, при участии Лейпарта. Подобная комбинация должна была спасти Германию.
Подобная коалиция реальна и сегодня. Это только кажется, что она мертва. Ее призрак появился сейчас, чтобы мучить Гитлера.
В тот момент самым серьезным противником Грегора Штрассера был Геринг. Он выступал за второй выход – союз с китами тяжелой индустрии и крупными землевладельцами, что логично влекло за собой моментальный отказ от всего социалистического и социалистических идеалов. В результате все немецкая мысль концентрировалась на перевооружении и милитаризме, что вело к новой войне.
Таковы были два курса, из которых нужно было выбрать один – судьба Германии висела на волоске. Коренное различие между ними было старо как мир – это различие между принципами и идеалами. Первый путь означал работу на четко поставленную цель. Второй означал работу ради достижения власти; то, что будет потом, никого не интересовало. В этом и заключалось различие между двумя лагерями, между Грегором Штрассером и Германом Герингом. Позиция же Гитлера была такова: "Неважно, что будет после; давайте возьмем власть, ну а остальное само уладится".
Он разрешил Грегору Штрассеру и Герингу провести переговоры: Штрассеру – с Шлейхером и Лейпартом, Герингу – с Гугенбергом и Папеном. Он принял оба варианта действия. Шансы Штрассера на успех были гораздо выше. Генерал Шлейхер и глава профсоюзов Лейпарт согласились с ним. Большая часть гитлеровской партии также выступала за Грегора Штрассера. Он был вполне приемлем для Гинденбурга, потому что он был офицер и нормальный мужик. Гитлер же был для него капралом и шутом, Рем – гомосексуалистом, а это все было очень важно для Старика, который как-то раз в беседе с художником Максом Либерманом пренебрежительно отозвался о Гете как о человеке распущенных нравов. Когда же художник заметил, что "он, помимо всего прочего, написал "Фауста", Гинденбург пробурчал: "Это единственное, что его извиняет".
В те судьбоносные дни Грегор Штрассер дважды встречался с Гинденбургом. Германия и мир в Европе были почти спасены.
Всю горечь трагедии Грегора Штрассера можно понять, если не забывать о том, что он лично слышал от Гинденбурга на одной из этих встреч те самые слова насчет того, что Старик "никогда не сделает богемского капрала канцлером" (это презрительное словосочетание Гинденбург использовал, говоря о полукровке, человеке непонятного происхождения – Адольфе Гитлере). Сама преданность Гитлеру требовала, чтобы Грегор Штрассер приложил все усилия, чтобы занять эту должность и создать коалицию, в которой национал-социалисты будут занимать лидирующие позиции. Ему даже в голову прийти не могло, что не пройдет и двух месяцев, как Старик сделает именно то, чего он поклялся никогда не делать. Это пример характерной слабости честного человека, каким и был Грегор Штрассер. Никогда не кривя душой, он всегда принимал на веру слова других людей, и когда они нарушили свое слово, он погиб. А пошедший на такой шаг Гинденбург предоставил врагам Грегора Штрассера в национал-социалистической партии возможность оклеветать его перед Гитлером, обвинив в предательстве.
История тех восьми недель, в течение которых несколько человек в Берлине решили судьбу Германии, а Европа погрузилась в пучину войны, заслуживает более детального описания. Убийства чехов и поляков, события на линии Мажино, блокада Англии, сражение у Монтевидео, призыв британской молодежи в армию – все это, все эти тягости дня сегодняшнего суть дети тех судьбоносных берлинских недель конца 1932 года.
Тогда, в ноябре 1932-го, Грегор Штрассер ввязывался во все эти события с одной только мыслью: партия идет под откос, партия может погибнуть. Старик сказал ему, что он никогда не допустит Гитлера до поста канцлера. Лично он был предан Гитлеру – именно по этой причине он не пошел за братом Отто в момент их разрыва. Страна уже познала, что такое управление маленькой группки реакционеров – Папена и его кабинета баронов – и результаты выборов ясно давали понять, что населению Германии это не нравится и что государство постепенно подходит к тому моменту, за которым последует взрыв, направленный против них. Как же в такой ситуации спасти Германию и национал-социалистическую партию?
Никак уж, думал Грегор Штрассер, не путем союза с какой-нибудь аналогичной группировкой. Единственной альтернативой была коалиция между национал-социалистической партией и рабочими, состоящими в профсоюзах, которых нужно было отвадить от дискредитировавших себя социалистов с ненавязчивой помощью рейхсвера. Лейпарт и генерал Шлейхер желали сотрудничать с ним (но не с Гитлером) в рамках такой коалиции. Путь, предоставлявший возможность спасти страну и партию, казался очевидным.
Будучи организатором партии, Грегор Штрассер знал лучше кого бы то ни было то ужасающее состояние, в котором она находилась (примечательно, что об этом состоянии Геббельс сделал запись в своем дневнике после того, как Гитлер пришел к власти). Он знал, что структура трещит под грузом долгов, что еще одних выборов она не переживет – а в то время в Германии выборы проходили каждые три месяца – потому что никто даже не напечатает предвыборных листовок для этой партии. Пришло время, думал он, спасать то, что может быть спасено.
В конце ноября (до триумфа Гитлера оставалось всего восемь недель) генерал Шлейхер привел его к президенту Гинденбургу, который дал слово чести прусского генерала, что он никогда не сделает "богемского капрала" канцлером. Грегор Штрассер немедленно доложил об этой встрече Гитлеру, сказав, что место канцлера ему не светит, но что этот пост может занять он, Грегор Штрассер. Место же вице-канцлера в кабинете, возглавляемом генералом Шлейхером, может остаться за Гитлером.
В тот момент, когда Грегор Штрассер говорил об обещании Гинденбурга никогда не допускать до должности канцлера богемского капрала, Гитлер прервал его, сказав, что у него есть иная информация из других источников. Озадаченный Штрассер сообщил об этом генералу Шлейхеру. Тот выразил большую досаду и дал поручение своим агентам последить за своим предшественником на посту канцлера, человеком, которого он вознес на вершины власти и низверг оттуда, этим Мефистофелем нашей несчастной Европы – фон Папеном. (Чуть позже полицейские агенты сфотографировали, как Папен выходит из кельнского дома банкира Шредера после встречи с Гитлером, организованной нынешним министром иностранных дел Германии Иоахимом фон Риббентропом. Именно на этой встрече Папен согласился рекомендовать Гинденбургу кандидатуру Гитлера на пост канцлера при условии, что последний не будет рубить шашкой с плеча и оставит большинство старых (во всех отношениях) политиков, которые не придерживались нацистских взглядов. Шлейхер с горечью упрекнул Папена в том, что они на пару с Гитлером плетут какие-то интриги. Папен дал слово чести прусского офицера, заявив, что он не говорил с Гитлером. Тогда Шлейхер показал фотографию. После чего предложил исключить Папена из Общества графа Шлиффена (члены этой организации находились в контакте с офицерским корпусом) по причине дачи ложной клятвы. Однако дисциплинарное расследование так и не было завершено: его инициатор был убит 30 июня 1934 года – как и Грегор Штрассер.
Пока Шлейхер пытался пресечь интриги Папена, Гитлер сделал вид, что он учел сообщение Штрассера и почти готов принять сделанное ему предложение. Он, правда, выдвинул определенные условия – долги партии должны быть погашены, рейхстаг нельзя распускать без его санкции, три других лидера национал-социалистов (Фрик, Штор и Хирль) должны войти в состав кабинета вместе с Грегором Штрассером. Только на этих условиях он был готов согласиться с коалицией Штрассера – Шлейхера – Лейпарта, коалицией национал-социалистов, рейхсвера и социалистов-рабочих. Для подписания письменного соглашения между Гитлером, Штрассером и действующим канцлером Шлейхером было готово все. 7 декабря 1932 года находившийся в Берлине Грегор Штрассер переговорил по телефону с бывшим в тот момент в Мюнхене Гитлером. Последний согласился приехать на следующий день в Берлин, чтобы завершить переговоры.
Утром 9 декабря Грегор Штрассер стоял на перроне Ангальтского вокзала и ожидал Гитлера. Прибыл ночной экспресс из Мюнхена. Купе, в котором должен был ехать Гитлер, было пусто. Кондуктор объяснил почему: "Господин Гитлер, – сказал он, – сошел в Веймаре".
Причина, по которой он вышел в Веймаре, стала также причиной, по которой коалиция так никогда и не сложилась, по которой Германия вступила в новый период, период войны и вооружения, причиной, по которой чуть позже был убит и Грегор Штрассер. Причина эта, или, точнее, причины – ибо их звали Геринг и Геббельс – стала известна только потом. Но рассказать о ней словами Отто Штрассера мы должны прямо сейчас.
В Веймаре поезд, в котором ехал Гитлер, "перехватили" капитан Герман Геринг и гауляйтер доктор Геббельс. Они понимали, что создание этой коалиции неизбежно положит конец их собственным амбициям. В широкой коалиции, в которой на левом фланге окажутся профсоюзы Лейпарта, в центре представители рейхсвера, а справа – национал-социалисты во главе с Грегором Штрассером, для министра пропаганды и для террориста мест точно не будет.
Поэтому они приехали на машине в Веймар, разбудили Гитлера и вытащили его из спального вагона. Все дело в том, сказали они ему, что это на самом деле заговор, за которым стоят Грегор Штрассер и Шлейхер. И вовсе не правда, что Гинденбург поклялся не допускать Гитлера до поста канцлера. Просто у Штрассера есть одна цель – он сам хочет стать канцлером, при этом он будет держать Гитлера на коротком поводке, а если будет надо – то и вообще уничтожит всю партию.
Обогащенный таким "знанием", Гитлер приехал в Берлин позднее и бросил Штрассеру в лицо обвинения Геринга и Геббельса, обозвав его предателем. Штрассер спросил, неужели Гитлер и вправду думает, что он способен на такую низость. Да, ответил Гитлер. Не говоря ни слова, Грегор Штрассер покинул место встречи, написав затем заявление о своем уходе со всех должностей, которые он занимал в партии, и о своем желании продолжать пребывать в партии в качестве "неофициального члена". После этого вместе с семьей он уехал в Баварию. С этого момента в его душе произошел сильный надлом, и он уже никогда более не возвращался в политику.
Тем временем Папен, желая свергнуть своего заклятого противника Шлейхера, лоббировал свои интересы в Берлине. Он предложил свой проект кабинета, в котором он занимал пост канцлера, Гитлер – вице-канцлера, Геринг был заместителем Папена в качестве премьера Пруссии, а представитель большого бизнеса Гугенберг – министром экономики. Примерно в это же время прозвучало еще одно слово чести (оно в то время стоило не дорого) – слово чести Гитлера, данное в том, что на протяжении четырех лет он ни на йоту не изменит состав кабинета. В ночь своего триумфа, 30 января, Гитлер еще раз подтвердил свое клятвенное обещание с балкона рейхсканцелярии на Вильгельмштрассе.
Уход Грегора Штрассера положил конец надеждам генерала Шлейхера сохранить власть и спасти Германию, хотя сам он этого еще не осознавал. Он продолжал свое дело и не оставлял попыток сформировать коалицию, хотя ее главный столп уже ушел. Он слишком сильно поверил в боевой дух и антинацистские настроения пятимиллионного профсоюза Лейпарта. 15 декабря 1932 года, выступая по радио с обращением к народу Германии, он назвал себя "общественным генералом", усилив тем самым позиции Папена на переговорах с крупными промышленниками запада страны и землевладельцами восточных районов.
Тем не менее, в этот день казалось, что Гитлер, до триумфа которого оставалось уже шесть недель, не имеет даже отдаленного шанса на то, чтобы прийти к власти. В тот самый день Геббельс записал в своем дневнике: "Нам уже давно пора взять власть; однако настоящее не предлагает нам для этого ни малейшей возможности". Гитлер говорил, что покончит жизнь самоубийством – как он уже клятвенно обещал однажды, 9 ноября 1923 года, в день провалившегося путча в Мюнхене.
Именно при таких обстоятельствах в Кельне состоялась встреча Гитлера с Папеном. Банкир Шредер пополнил опустевшую кассу нацистов, и в дневнике Геббельса снова появились пронизанные оптимизмом записи. И тут Шлейхер совершает смертельный просчет, который, в конечном итоге, стоил ему жизни.
Вообще-то Шлейхер мог в данной ситуации спасти Германию и Европу, если бы нанес один решительный удар. Но тот удар, который он сделал, не был достаточно резким. Он напал на одну из самых могущественных и мстительных группировок Германии, не обеспечив себе тылы.
Суть заключалась в следующем. Он сделал доступными для прессы материалы, собранные парламентской комиссией по расследованию незаконного использования известного Osthilfe, то есть фонда "Восточная помощь". Для того чтобы читатель мог яснее представлять себе это дело, нужно отметить, что, например, в Британии "помощь фермерам" обычно означает финансовые субсидии за счет налогоплательщика крупным землевладельцам, которые сдают землю в аренду фермерам. Вот и в Германии огромные суммы, которые в бюджете значились как "помощь пострадавшему сельскому хозяйству восточных районов Германии" (Оsthilfe), по большей части попали в руки крупных землевладельцев, которые и так уже были по уши в долгах перед государством и хозяйства которых велись не самым лучшим образом.
Все эти факты всплыли в ходе парламентского расследования, но держались под спудом до тех пор, пока их не обнародовал лично генерал Шлейхер. Среди прочего лица, производившие расследование, заявили, что некоторые из крупных, но уже обанкротившихся землевладельцев "спустили на проституток, пропили и проиграли" те деньги, которые они получили от государства. (Падение канцлера Брюнинга было непосредственно вызвано его попыткой "прикрыть" этих несостоятельных землевладельцев и использовать землю в небольших хозяйствах. Отец и сын Гинденбурги принадлежали именно к такой категории помещиков – у них были большие земельные участки, а потому президент Гинденбург сместил Брюнинга, обвинив его в попытке ввести в Германии большевизм).
И вот теперь Шлейхер вернулся к тому же взрывоопасному вопросу. Он намеревался разгромить изготовившиеся к бою отряды реакционеров, опубликовав в прессе материалы и полагая, что тем самым их интриги против него будут разоблачены и порушены, а дальнейшее сопротивление планам по созданию коалиции будет нейтрализовано. Но он недооценил их. Он разбудил в них смертельную неприязнь, которая вознесла Гитлера к власти всего за две недели. Только самый главный оратор от помещиков, престарелый Ольденбург-Янушау, получил от фонда более 30 000 фунтов стерлингов для облегчения своего положения, и подобная атака на его наследственные привилегии и прерогативы неизбежно вызывала в нем самую непосредственную злость.
Этот козырь, который держал в руках Шлейхер, был по-настоящему сильным при одном условии – правильной игре. Это был фактически козырной туз – при правильной игре. Но если бы он сделал верный ход, то тогда бы ему, во-первых, нужно было до всякого рода публичных разоблачающих заявлений получить у президента Гинденбурга полномочия по роспуску рейхстага, а после этого нужно было бы арестовать главных зачинщиков – Папена, Гитлера, Оскара фон Гинденбурга, главных юнкеров, Геринга и еще несколько человек, и, кроме того, сплотить вокруг себя многочисленных сторонников Грегора Штрассера из числа национал-социалистов и членов профсоюза Лейпарта, открыто объяснив им, зачем он все это делает.
Поступи он так – и Германия вкупе с Европой были бы спасены, ибо эти алчные помещики, так уж исторически сложилось, всегда были причиной европейских войн. Но вместо того, чтобы отдать соответствующие приказания Лейпарту, Шлейхер пустился с ним в длительные разговоры и дебаты – а ведь немецкие социалисты, как и все немцы (за исключением малочисленной группы военных), не делали ничего без команды свыше. Реакция Лейпарта на все эти планы отразилась в следующем вопросе: "А что на это все скажет господин Бумке?" Достопочтенный герр Бумке был в то время президентом Конституционного суда Веймарской республики, судебной инстанции, которой нужно было в обязательном порядке предоставлять все вопросы, связанные с конституционной процедурой, для рассмотрения и вынесения какого-либо решения. Страшный образ разгневанного и карающего Бумке стал тем молотом, который разбил вдребезги последнюю надежду на правильную и просто вменяемую политику на территории Германии.
Вот так и пришел конец. В последний момент с успехом завершилась некая комбинация, которая принесла Гитлеру место не вице-канцлера, но самого канцлера. Один из агентов фон Папена (звали его Вернер фон Альвенслебен) поведал Гинденбургу некую историю, которую горячо подтвердил Геринг. Речь шла о том, что якобы генерал Шлейхер вознамерился войти в Берлин с войсками Потсдамского гарнизона. После целой серии уже продемонстрированных жупелов – особенно насчет большевизма в земельном вопросе – этой "утки" оказалось достаточно, чтобы Старик принял нужное решение, хотя и восемь недель назад он поклялся не допустить богемского капрала к месту канцлера. У Гинденбурга тоже была земля, а потому он подписал "свидетельство о рождении" гитлеровского правительства. Игра закончилась.
Президент и фельдмаршал фон Гинденбург поставил, таким образом, свою подпись под приказом о новой войне, завизировав смертный приговор тысячам, а возможно, и миллионам немцев, испанцев, чехов, поляков и, как уже ясно, французов и англичан.
Я обратил внимание читателя на некоторые детали потому, что они многое объясняют в том, что касается жизни обоих Штрассеров, смерти Грегора и упорной борьбы его брата, Отто, с Гитлером.
Пока между Грегором Штрассером и Гитлером шел последний акт борьбы за души национал-социалистов и за судьбы Германии, Отто Штрассер, заклятый враг Гитлера, стоял в стороне. Он наблюдал за происходящим, делая, однако, при этом все возможное, чтобы помешать планам Гитлера. За пару дней до прихода последнего к власти он встречался в одном из ресторанов на улице Унтер ден Линден с Женевьевой Табуи – сегодня она публикует статьи в английской и французской прессе о политических загадках Европы. Мадам Табуи пришла от генерала Шлейхера. Этот слишком хитроумный, а потому несчастный канцлер за несколько часов до своего падения размахивал перед лицом француженки сжатым кулаком и говорил: "Этот Гитлер вот у меня где". Когда мадам Табуи сказала Штрассеру об этих словах, тот заметил: "Ну… если господин Шлейхер действительно держит его в ежовых рукавицах, то лучше бы он уничтожил его одним ударом, иначе будет слишком поздно".