Те, кто изучал этот вопрос и попытался с пристрастием вглядеться в будущее, должны постоянно помнить, что на первых выборах Гитлера, после поджога рейхстага, ставших одновременно последними выборами, которые могли продемонстрировать уровень политических настроений немецкого населения, то бишь на выборах 5 марта 1933 года, восемьдесят процентов всего электората проголосовало за социалистические партии. Из 647 депутатских мест 502 заняли представители партий, которые пообещали избирателям, преисполненным общественным Sehnsucht, социализм: 288 национал-социалистов, 120 социалистов и 100 коммунистов. Национал-социалисты получили 17 миллионов голосов, социалисты 7 миллионов, коммунисты 5 миллионов голосов. Все остальные партии распределили остаток в размере 8 миллионов голосов.
Эти цифры показывают, что Отто Штрассер был прав – к 1933 году старое социальное Sehnsucht, которое в 1913 году кайзеру удалось канализировать в сторону войны, было еще сильнее и еще более настоятельнее, чем когда-либо. Это очень важный момент, потому что Штрассер полагает, что Германия находится в состоянии революции подобно Англии в шестнадцатом и Франции в восемнадцатом столетиях, которое должно прийти к своему завершению, и что кайзер, Гитлер и эти два отклонения в сторону лишь эпизоды в ходе истории, который, невзирая ни на что, идет своим путем. Современная задача Европы, говорит он, состоит в том, что, если Европа хочет жить, она должна сделать, чтобы:1) Sehnsucht не увели в ненужном направлении третий раз и не ввергли в войну – Геринг, кто-то другой, разницы нет; и 2) отвлечь ее и от впадения в коммунизм – и вот здесь-то как раз он может оказаться полезен.
Гитлер сделал ровно то же, что двадцать лет назад сделал кайзер – он перенаправил поток от социального направления, которое было так нужно, в сторону войны. При нем вся огромная энергия немецкого народа была направлена именно на достижение этой цели, причем сделано было с жесткостью и упорством, во много раз большими, чем у кайзера. Один из его ближайших сотоварищей, генерал Константин Хирль, руководитель Имперской трудовой службы, в своей книге "Основания немецкой военной политики" облек все это в соответствующую словесную оболочку, после чего совлек эту оболочку, дабы мы все уяснили, выразившись так:
"Ужасающе тяжелое бремя, лежащее на нашем народе – быть народом без жизненного пространства – будет оказывать постоянно растущее негативное воздействие на самые низшие и экономически слабые слои рабочих и крестьян. Иногда среди этих людей будет вспыхивать и пламя негодования. Если мы не хотим, чтобы революционная воля к освобождению у низших слоев привела к взрыву, мы должны трансформировать ее в движущую силу нашего национального освобождения".
Вот вам и полное подтверждение слов Отто Штрассера, а заодно и объяснение причин этой войны. Умонастроения немецкого народа должны быть отвлечены от социального Sehnsucht, которое может обеспечить мир и общее благосостояние человечества, и увязаны на войну. Таким образом, это Sehnsucht, революционное стремление к лучшему социальному устройству в Германии, второй раз было уведено в сторону, в результате чего вся его энергия была выплеснута на испанцев, поляков, чехов, британцев и французов.
Но, утверждает Отто Штрассер, Sehnsucht еще существует, причем, несмотря на этот второй обман, оно стало даже сильнее. Вскоре, среди усталости и разочарования, вызванных войной, оно заявит о себе еще раз, причем гораздо громче, чем раньше. Нужно ли в этой ситуации помочь милитаристам или монархистам прийти к власти, чтобы они смогли и впредь вести эту игру? Или, махнув на это рукой, допустить полное крушение Германии, так что в результате Sehnsucht найдет отдушину в виде коммунизма?
В этом он видит две главные опасности, причем, считает Штрассер, первая куда как масштабнее и хуже – потому что вторую немцы могут предотвратить сами, если им позволят.
Приближается конец второй стадии немецкой революции, конец периодов крушения надежд и глобальных заблуждений. "Гитлер, – говорит Штрассер, – уже выстроил эпоху разрушения, и в этом смысле он даже, я бы сказал, сыграл существенную роль. Он ввел в оборот мешанину из полупродуманных идей, которые он так никогда и не воплотил в жизнь. Германское государство должно было быть создано заново, причем на базе старого племенного деления немцев, то есть Gaue. Он так и не сделал этого. Государственное устройство осталось прежним, причем Пруссия, как и прежде, стоит во главе. Парламент рейха и парламенты разных государств сегодня представляют то же самое, чем они были, когда он пришел к власти – абсолютными пустышками, но они есть, со всеми своими министрами, кабинетами, депутатами. Рейхстаг, собирающийся раз в год или даже реже для того, чтобы сержант Геринг, который говорит своим 800 членам СС и прочим соглашателям, когда вставать, когда садиться и когда идти домой, устроил ему очередную тренировку. Сегодня это учреждение больше, чем когда-либо было, и все его сотрудники получают немалую зарплату. Геринг даже создал особую структуру под названием Прусский государственный совет (он появился шесть или семь лет назад), члены которого получают ежемесячно за свою службу приятственную сумму в размере 1000 марок – и при этом они не собирались на заседание НИ РАЗУ! Похожее произошло и с церковью. Протестантскую и католическую церкви нужно было убрать на второй план в пользу национальной церкви, Немецкой христианской церкви, которой управлял рейх-епископ. Однако с самого начала в церкви возникли нестроения, в результате чего протестовавший пастор Нимеллер был заключен за решетку. Но сегодня позиции этих двух великих церквей сохраняются практически в прежнем виде. Государство платит большие деньги одной, собирает налоги для второй, делая, при внешнем антагонизме, для них огромную услугу – ибо массы людей, которые в 20-е годы прекратили посещать храмы, сегодня опять хлынули в церковь. То же самое происходит и в каждой части современной германской жизни. Сегодня эта страна напоминает полуразрушенный дом, фундамент которого еще довольно крепок – старое административное деление, старый рейхстаг и правительства, капиталистическое устройство".
Единственное, что удалось разрушить до основания, так это свободу мысли, организации рабочего класса и надежду, то самое Sehnsucht на лучшее общественное устройство. А вот что было действительно полностью выполнено, так это перевооружение, милитаризация и война. Вся энергия нации была направлена на ковку мечей в интересах оружейных баронов и всех тех, кто набивал на войне карманы. И война началась в нужный момент.
"Когда Гитлер уйдет, – говорит Штрассер, – закончится и период разрушения. Sehnsucht в третий раз прорвется к свету, и уж на этот раз его нужно удовлетворить, коли Германия и Европа ищут дорогу к миру". И вот именно в этом аспекте он считает, что самая большая опасность для современной Германии и Европы отнюдь не коммунизм, этот вечный жупел, который использовали для того, чтобы развязать эту войну – а те усилия, которые предпринимаются где-то на втором плане, чтобы восстановить в Германии старый, зацикленный на идее войны милитаристский порядок, но под каким-то новым названием.
Штрассер полагает, что эта война может закончиться по одному из трех вариантов сценария. От того, какой вариант она в итоге выберет, считает он, и зависит судьба Европы в этом столетии:
1) Борьба до победного конца, которая через долгое, очень долгое время приведет к тому, что в Германии начнется революция снизу; это будет означать жуткий взрыв старого, проснувшегося Sehnsucht среди уставших, измученных народных масс и – советскую Германию в итоге. Это, по его мнению, вряд ли возможно.
2) Заключение тайного сговора между монархистами, ведущими финансистами и представителями прежних правящих классов, во главе которых станет кто-нибудь типа Геринга или Шахта, с одной стороны, и подобными же людьми в других странах, направленного на отстранение Гитлера от власти, возведение на трон Геринга или кого-то вроде него или, возможно, даже обращение к Гогенцоллернам и Габсбургам с просьбой вернуться к власти. Это, говорит он, гораздо реальнее, и именно этого варианта развития событий он очень боится. В этом варианте он видит насильственное подавление старого Sehnsucht уже в третий раз, начало нового периода великих войн и продолжение гадаренского галопа в Европе.
3) Свержение Гитлера людьми с высоким чувством общественного и гражданского долга внутри Германии, которые не будут выполнять роль орудия в руках международного капитала, крупных предпринимателей, монархистов и т.д. Таких людей он видит и в армии, и в национал-социалистической партии, и в рабочей среде. Другими словами, эти люди – члены его "Черного фронта". В итоге это будет означать, что процесс, прерванный 30 января 1933 года, когда Гитлер сделал выбор в пользу сотрудничества с крупными капиталистами и землевладельцами, выступив, таким образом, против коалиции Штрейхера – Штрассера – Лейпарта, возобновится, нити управления будут собраны и вновь связаны там, где их разорвали, и обещание о немецком социализме будет выполнено.
Сам он надеется именно на такой вариант окончания войны – в нем он видит исполнение того самого Sehnsucht и некую гарантию мира. Он называет это революцией сверху, и когда я спросил его, неужто он, человек с таким опытом, полагает, что революцию можно сделать сверху, он отвечал: "В Германии – только сверху". Мне пришлось согласиться с этим.
Эти три возможных варианта выхода из войны заслуживают более тщательного исследования. Первый вариант Отто Штрассер фактически не берет в расчет, поскольку большинство немцев, которые хотят свой социализм, питают отвращение к коммунизму. Он видит это как некую возможность в анархическом, но крайне отдаленном будущем и полагает, что до того как это время придет, те люди в Германии, которые думают согласно с ним, вмешаются и предотвратят такое развитие событий – если только до этого им не запудрят мозги всякие интриганы-космополиты.
Ко второму варианту он относится крайне серьезно, и я знаю достаточно о том, что происходит за кулисами, чтобы сказать, что он прав. Сегодня самая мрачная, пожалуй, мысль – это мысль о предварительной мирной конференции, которая так или иначе, но готовится, между самыми разными аристократами былых времен, еврейскими политиками, международными банкирами и проплаченными политическими интриганами. Большинство из них обитает в Париже, Лондоне и Нью-Йорке, и лицезрение всех этих людей, ни разу не слышавших орудийного выстрела, но в очередной раз играющих с картой Европы, словно с обычным пазлом, ставя каждый фрагмент его так, как это нужно и выгодно им в их жульнической игре, не предвещает ничего хорошего.
Подходит время, когда эти самые люди могут заменить Гитлера Герингом или кем-либо еще, после чего они явят его миру (предварительно взяв с него полное одобрение их планам) как человека, который покончит с гитлеризмом, который предотвратит хаос, возможно – как человека, который вернет к власти династию Гогенцоллернов, и – почти наверняка – как человека, который спасет мир от большевизма. В результате все прочие "измы" вернутся на круги своя и мрачное коловращение дисциплины, милитаризма и войны начнется с новой силой.
Вот этого-то шулерства Штрассер боится больше всего. "Произносить слова "после Гитлера наступит хаос" – значит говорить ерунду, потому что Гитлер сам и есть хаос, и конец Гитлера будет означать конец хаоса, – говорит Штрассер. – Мир находится в опасности, ибо, боясь будущего, он может вернуться в прошлое, то самое прошлое, которое должно было исчезнуть с Первой мировой войной – к Гогенцоллернам, Габсбургам, Герингу, прусским генералам. И это неправильно. Сегодня нужно смело смотреть вперед и строить что-то новое.
Именно по этой причине, – продолжает Отто Штрассер, – я не буду предлагать вернуться к прошлому ни по одному из параметров, ни по колониальному вопросу, никак. Я предложу конструктивный план по построению нового порядка. Эта война стала порождением той войны; и Гитлер, и вообще, все наши страдания – родом оттуда, поэтому убегать в прошлое – это значит ничего не исправить и ничего не решить. И в такой ситуации говорить о мире, безопасности или спокойной жизни просто глупо. Возвращение в 1913 год означает возвращение к Первой мировой войне. Конечно, сама эта идея на первый взгляд может показаться и привлекательной, потому что те люди, которых очень легко напугать, обычно склонны принять то зло, которое они знают, чем то, которое им неизвестно. Используя силу – внутри Германии это немецкая армия, за ее пределами – войска союзников, – вполне возможно установить на немецкой земле именно такой порядок. Но он не принесет удовлетворения Германии ни в вопросах внутренней политики, ни, тем более, не обеспечит мира странам Европы. Ибо новый кайзер или новый правитель будет означать возврат в 1914 год, когда социальное Sehnsucht впервые резко проявило себя, сегодня существуя в гораздо более многочисленных и острых формах. И, желая направить умы людей на другие вещи, эта новая гогенцоллерновская Германия неизбежно, и в очередной раз, вернется к своей империалистической политике – большому флоту, колониям и так далее. Аналогичная ситуация будет с Габсбургами и на юге Германии. Любой представитель этой династии не сможет отказаться от претензий Габсбургов на Словакию, Хорватию, Галицию, Триест, Львов. В Будапеште им пришлось сразу согласиться, что они не имеют тут притязаний. Именно потому, что они водворились на месте после проигранной или наполовину проигранной войны, они будут энергично защищаться от всяких упреков, которыми их будут осыпать их же подданные, что, мол, они стали правителями по воле Лондона и Парижа. Они сразу же начнут доказывать, насколько они патриотичны и верны империи – как, впрочем, они всегда и делали. Любой такой маневр будет означать, что наследие этой войны будет гораздо хуже, чем наследие предыдущей. Она нанесет поражение единственной цели, за которую стоит сражаться – настоящему умиротворению Европы".
Эти слова Штрассера абсолютно справедливы. Я достаточно долго прожил в этих странах и при монархии Гогенцоллернов, и при Габсбургах, чтобы понимать, что Штрассер действительно прав. Я не знаю, сможет ли кто-нибудь в Великобритании понять справедливость этих слов… Недавно я прочел одну книгу, в которой некий якобы эксперт по вопросам международных отношений упрекает президента Чехословакии Бенеша в глупости, поскольку тот выступил против восстановления Австро-Венгерской монархии. Так что, пока Британия, обладая достаточным авторитетом, чтобы авторитетно заявить о себе в межевропейских делах, будет при этом оставаться вот на таком уровне знания вопросов европейской политики, я даже представить не могу, каким образом можно будет обеспечить мир в Европе.
Именно такие аргументы выдвигает Отто Штрассер против заключения подобной сделки с отдельными людьми или целыми группами людей в Германии, которая на деле вполне может случиться в ближайшем будущем. Она может быть заключена на почве реставрации монархии, на создании общего фронта для борьбы с большевизмом, но ничего хорошего из этого не выйдет – только новые кризисы, новые войны, новое повсеместное и всеобщее ухудшение жизни. И мы снова увидим, что нас в очередной раз обвели вокруг пальца.
Так в чем же заключается тогда концепция самого Отто Штрассера? Какой выход из этой войны, по его мнению, будет благом как для Германии, так и для остальной Европы?
Практически открыто (хотя для немца это было не просто сделать) он говорит о том, что, до тех пор пока Германия не испытает всю крайнюю нужду и превратности войны, надеяться абсолютно не на что. Но вот когда она дойдет "до точки", то, как я и говорил, он думает, что Гитлер, да и не только он, но и те опасные люди, которые стоят вокруг него, будут низвергнуты движением, выражающим интересы всех немцев – а ведь только его "Черный фронт" имеет своих людей во всех слоях немецкого общества, в том числе и среди нацистов (за исключением одних лишь коммунистов).
Коалиция, которая могла бы спасти Германию и Европу 30 января 1933 года, но потерпела фиаско из-за происков Папена, Геринга и ударившихся в панику богатых дельцов, была коалицией рейхсвера, социалистически настроенных национал-социалистов и представителей профсоюзов. Ее олицетворяли три человека – генерал Шлейхер, Грегор Штрассер и Лейпарт. После полутора лет пребывания Гитлера у власти, разочарования, охватившего общество, эта коалиция получила новую возможность проявить себя, но и на этот раз она была сокрушена – Геринг со товарищи просто убили ее лидеров. Но вот теперь, в разгар войны, она вновь поднимает голову – теперь она называется просто: "Черный фронт". Ее главным врагом остается Геринг – ибо с Гитлером практически покончено.
Отто Штрассер уверен, что на этот раз будет выбрано правильное решение, что такая комбинация сил внутри Германии сможет уничтожить гитлеризм и, в конце концов, действительно построить новую Германию. Но – уж немцев-то он знает хорошо – для этого нужно, чтобы всех этих людей кто-то объединил. Им нужен командир. И вот для этого-то, говорит он, нужно создать из числа изгнанников Немецкий национальный совет. Это крайне необходимо. Но пока еще сделать этого он не смог. Он – одиночка, у него нет мощной финансовой поддержки, которую с легкостью может снискать любой, кто признает себя орудием в руках той или иной заинтересованной группы, но только вот группы эти, как я уже говорил, которые преследуют свои личные интересы, а отнюдь не интересы Европы или Германии, в настоящее время гораздо более симпатизируют Герману Герингу.
Немецкий национальный совет, который хочет создать Штрассер (дабы каждый немец, ожидающий соответствующего приказа, знал, куда ему обращать взор), должен быть готовым отдать приказы и взять на себя всю полноту ответственности, когда вся гитлеровская структура начнет рушиться, так вот, этот совет будет сформирован из людей, о которых я уже много раз говорил в этой книге. Людей, похожих на него, на Грегора Штрассера, на Рудольфа Формиса, трех лейтенантов рейхсвера, членов "Черного фронта" – иначе говоря, патриотов, христиан и социалистов по духу.