А по договору, это значит без зарплаты: как потопаешь, так и полопаешь. "Топать" я был готов. Чувствовал в себе силы, да и была жажда доказать конторе и обкому какой кадр они потеряли. Впрочем, в обкоме решили, что не потеряли, а приобрели: ещё один собственный корреспондент газеты ЦК будет пропагандировать успехи области в сфере культуры. Поэтому Ходырев принял в первый же день, велел заведующему финхозотдела закрепить за мной машину и выдать пропуск в "кормушку", как мы называли закрытую часть буфета, где снабжались продуктами партийные начальники. А я тут же выдал Ходыреву тему для интервью с ним: партийный работник это интеллигент или как? Договорились, что он подумает пару дней, а я пока осмотрюсь в области, благо здесь было много нового. Всплыли на поверхность новые люди. Появились кумиры публики вроде молодого научного сотрудника Института радиофизики Бориса Немцова, выступившего против строительства в Горьком атомной станции теплоснабжения. Старые знакомые стали вести себя как-то иначе – раскованнее, прямее. Всеволод Сергеевич Троицкий – радиофизик, членкор Академии наук, когда-то чуждый политике, умом и сердцем принадлежащий поискам внеземных цивилизаций и альтернативных видов энергии, вдруг открыто поддержал Бориса Немцова в его публичной борьбе.
Изменились и коллеги. Эвальд успокоился, опять стал навязываться в друзья, льстить по всякому поводу. Зато старик Борохов из "Совкультуры" насторожился. На предложение поработать вместе ответил ехидным отказом: "Где уж нам уж!" Согласился только поделить зону обслуживания – ему оставить Горький и область, а я могу ездить в Иваново, Кострому и Ярославль. Да, собственно, Борохов за все годы, что я знал его, никуда дальше Балахны и не двигался. И тема у него практически одна – как Балахнинский целлюлозно-бумажный комбинат справляется с поставками газетной бумаги для типографий Москвы. Не захотел даже вместе брать интервью у Ходырева. Он всецело был занят урегулированием отношений с молодой супругой: она требовала прописать её в его четырехкомнатной квартире, усыновить её долговязое чадо. А он боялся, что вдвоем они что-нибудь сделают с ним, захватят его квартиру, и всячески уходил от проблемы прописки. Дама закатывала ему скандалы с рукоприкладством, Борохов тяжело страдал от них, срывал задания редакции и устраивал скандалы мне, если я уезжал куда-нибудь на выделенной нам машине. "Наглость Ионова, захватившего мою машину" стала для него оправданием плохой работы на газету. А в редакции его неожиданно для меня понял и поддержал заведующий корреспондентской сетью Иванов. Он получал мои материалы и, не глядя, списывал их в архив.
Значит Борохов сидел на зарплате и ничего не делал, а я вкалывал по полной программе и сидел без копейки гонорара. Это было тяжело и незаслуженно, и я подрастерялся, не зная, что делать дальше. И трудно сказать, чем бы это кончилось, если бы Иванова не уволили из редакции, а на его место не поставили Ирину Перфильеву.
Получив очередной мой материал, она достала из архива старые статьи и заметки, и я стал печататься едва ли ни в каждом номере. Кроме Перфильевой, меня поддержала Нателла Лордкипанидзе, известный театральный критик. Она попросила написать рецензию на цикл телевизионных передач "Провинциальная Америка". Сделал. Материал тут же опубликовали, и на меня, как бывало в ТАСС, посыпались заказы из редакции. Быстро нашли и вакантную должность, и я зажил нормальной творческой жизнью, более интересной и менее напряженной, чем в ТАСС и стал в какой-то мере благодарен Кессарийскому, что "он не пустил меня в "контору". Хотя при встречах мне как-то трудно было подавать ему руку – не люблю людей, не умеющих держать слово. Зла на него не держал и уж тем более не хотел, чтобы он повторил судьбу моих ярославских недоброжелателей. Но случилось то, что случилось – он едва успел отметить своё шестидесятилетие… Упокой, Господь, его душу!
26. В котле времени
Кто это сказал: не дай вам Бог жить в эпоху перемен? В бытовом плане может быть да. Но никак не в творческом. Прикрыли "кормушку", перестали по первому требованию присылать машину, в магазинах – шаром покати, а темы для статей, заметок и выступлений сыпались дождем, потому что жизнь бурлила, горячила кровь, будила мысль. Люди разделились. Огромные массы сбросили привязи партийной дисциплины и традиций, заставив не менее крупные пласты населения ещё крепче схватиться за привычный порядок вещей. И вот август 1991 года. Три дня напряженного ожидания поворота в судьбе, бесконечные собрания, споры. Из редакции просят написать, как город пережил перелом. Не вижу ничего другого, кроме как процитировать для газеты страницы личного дневника.
"19.08.91. Как неожиданно день может войти в историю! Обычный понедельник. Серое, неопределенное – дождь то ли будет, то ли нет – утро. А впечатается в память мою и людскую, причем на многие годы, как черный день переворота.
Нет, вру. Он и начался совершенно неожиданно. Звонки, радио, охи и вздохи – это потом, а сначала была собака. Это она раным-рано разбудила странным воем под окном. Крупная серая лайка металась на перекрестке, будто боясь перескочить дорогу. Потявкав отрывисто и безотносительно к кому-либо из прохожих, она вдруг приседала, задирала морду и начинала выть – протяжно, громко, жутко. Что-то стряслось? Говорят, собаки воют, когда умирает хозяин. У бедолаги – беда, она сообщает об этом миру. А мир, угрюмо спешащий на работу, проскакивает мимо, разве что с легкой опаской – не типнула бы. Видимо. мы привыкли к своим и не своим бедам настолько, что стали уже равнодушными к ним.
Нет, есть беды, которые так ли ещё встряхивают! В кои-то веки утром бывало столько звонков? "Радио слушаешь? Приехали – дальше некуда: переворот. Горбачева накрыли. Нет, говорят, не шмальнули, свалили по состоянию здоровья – дело привычное". А в голосах то тревога, то тоска, как у лайки, то щенячья радость. Всё верно. Мы так расколоты между прошлым и будущим, что одно и то же можем видеть черным и белым. Для меня сегодняшний понедельник чернее тучи. А для тех, о которых только вчера писал статью, он, наверное – краснее нет в календаре. Их день пришёл? Но неужели им не ясно, что это день предательства? Кто устроил им этот праздник? Те, кого президент сам привёл за руку и рассадил вокруг себя. Тайная вечеря. Только иуд в восемь раз больше. "Ещё не пропоёт петух, как ты трижды отречёшься от меня…" Чрезвычайка объявлена с четырёх часов утра. Как раз, когда начинают петь петухи. Осознают ли это предатели? И если осознают, то понимают ли, что будут в конце концов прокляты?
А вдруг не будут?
Звонок из редакции: "планы изменились, материал, который должен был передать сегодня, пока не нужен". Пока или совсем? Никто ничего не знает. По радио через позывные "ро-ди-на слы-шит" – не в сотый ли раз долдонят одно и тоже: заявление Лукьянова, указ Янаева, обращение тайных совечерников к советскому народу. Всё остальное отрезано и это явный признак нечистого дела. На коротких волнах по всем диапазонам прокатывается гул мотора. А говорили, что глушилки разобраны. Нет, видимо, "в хозяйстве все пригодится".
В областном Совете в коридорах пусто, кабинеты плотно закрыты – совещания. В обкоме и совещаться некому: первый в отпуске, второй болен, третий в Москве, четвёртый – ещё где-то. В секторе печати – улыбка во все губы и никакой информации.
Узнаю: вечером митинг. Еду к памятнику Чкалову. Толпа человек в триста-четыреста, трехцветный российский флаг, один-разъединственный самописный транспарант на груди чернобородого парня: "Хунта не пройдёт!" Дай-то бы Бог. Усиления нет и не слышно почти ни слова, хотя понимаю, что могут говорить ребята из "ДемРоссии" и те, кого видел вчера на городском собрании ДДР.
Толпа закрутилась водоворотом – раздают какие-то листки. Ухватил сразу два: указ Президента РСФСР и воззвание "К гражданам России" Ельцина, Силаева, Хасбулатова. Прекрасно, на 12.10 они живы. Всё понимают и зовут к борьбе. И прекрасно, что люди рвут эти документы друг у друга так, будто хотят глотнуть воздуха после удушья.
Слышу: президиум городского Совета выступил против чрезвычайки и на 21.08 назначил чрезвычайную сессию. Облсовет пока молчит, но и это уже кое-что.
20.08. Вышли все горьковские газеты. В киосках рвут "Ленинскую смену", хотя в ней ничего нет. Вся первая полоса чиста. Только заголовок и клише подписного абонемента. Значит, ребята не согласились публиковать бумаги "совечерников" – ай да они!
"Нижегородская правда" напечатала все документы "восьмерки" и заявление Лукьянова. Другого от неё и ждать нельзя. "Дзержинец" опубликовал призыв народного депутата РСФСР Сеславинского не признавать распоряжения антиконституционного "советского руководства". "Нижегородские новости" дали оба указа Ельцина. Значит, поддержки авантюре нет?
Зампред облсовета Белковский даёт прочитать решение их президиума, принятое уже ночью. Очень осторожные формулировки: "проявлять благоразумие и спокойствие", "обеспечить функционирование жизненно важных отраслей", "усилить охрану общественного порядка". Переворот не назван таковым и не осужден. "Но и не поддержан", – поправляет Белковский и смотрит прямо в глаза, мол, а ты за кого?
Ну что ж, и студень съедобное блюдо, когда нет иных. Свалиться вправо куда как легко. Вечером в Нижегородском райкоме РКП это было видно на все сто. Переворот назвали переворотом только мы с Юрием Беляевым из Института прикладной физики АН. Остальные (из тех, кто выступал) секретари партийных организаций района говорили о нём, как о благе. Бакулев, первый секретарь РК возразил мне тем, что "для государственного переворота у нынешней ситуации не достает многих существенных компонентов". "Может их не хватает по глупости инициаторов?" – спросил я, но ответа не получил: собрание закрылось. Господи, и здесь не понятно, что вся эта заваруха наотмашь ударит по партии. В случае победы переворота, на ней окончательно поставят крест все здравомыслящие люди. В случае его провала, ей тоже очень трудно будет отмыться от черного дела "совечерников". Тем более, что официально она молчит, в отличие от других, вышедших на баррикады. А уровень интеллекта восьмерки прекрасно был продемонстрирован на её вчерашней пресс-конференции.
И снова митинг у Чкалова. Теперь народу и транспарантов раз в пять-семь больше. Но усиления звука опять нет, выступающих еле слышно, и народ повалил с площади Минина к телецентру. Кроме "Ель-цин!", манифестанты скандируют "глас-ность! глас-ность!" Милиция в готовности, но держит нейтралитет. Кое-где на перекрестках перекрывает движение транспорта, чтобы пропустить колонну. А по ней бежит слушок, что в переулках заметен ОМОН с дубинками. Неужели ждут команды на разгон демонстрации?
Телецентр "зашторен". Но вот из окошка на козырек крыльца вылезает директор телекомпании НН-ТВ Молокин и, сбросив пиджак и галстук, объявляет, что он целиком на стороне митингующих, и вечером в эфире появится вся информация о состоянии дел в Москве и Нижнем. Молодец, вечером он действительно предоставил эфир депутатам горсовета – организаторам вчерашнего и сегодняшнего митингов и Белковскому. А главное – мы увидели монтаж передач CNN из Москвы, и стала ясней ситуация в мире и степень фарисейства ЦТ и других отечественных столпов гласности. Прорвалось на нижегородский экран и Ленинградское телевидение с трансляцией митинга на Дворцовой площади. И это уже серьёзно. Запруженная под завязку Дворцовая площадь хороший признак того, что верха у "восьмерки" нет.
21.08. Наконец-то после двух бессонных суток можно спокойно уснуть. В Фарос к Горбачеву улетели самолеты. Другой стала программа "Время", хотя утром это ещё трудно было предположить. Перелом намечался и на сессии горсовета, где провёл день, и на Верховном Совете России, но сражения ещё нельзя было исключить. Однако всё кончилось. Участники "тайной вечери" могут встать, занавес перед ними опущен. Остается только гадать, кто из "совечерников" застрелится первым."
Вернули Горбачева из Фароса, но жизнь не встала на свои места. Она закипела в большом и малом. Ельцин оголил шпагу в борьбе за власть. Именно тогда в одном из телерепортажей я увидел его короткую ухмылку, показавшуюся мне сатанинской, и которая потом долго мешала воспринимать его искренним человеком. А в Ярославле, Иваново, в Нижнем ребята из местных активистов августа, что называется, "закусили удила", пошли скидывать поддержавшие "совечерников" райкомы партии. По улицам группами и в одиночку начали бродить и размахивать транспарантами молодые и старые люди со странным блеском в глазах и крикливыми голосами. Из глубин до самых верхов общественной жизни поднялась муть перемен. Многим показалось, что отныне дозволено всё. И надо было как-то вводить жизнь в рамки закона, подчинять её единой властной воле. Ельцин ввёл в стране новую вертикаль – представителей президента в регионах. В Нижнем в этом качестве появился из Москвы Борис Немцов. И я договорился с редакцией дать репортаж о первых шагах этой власти и о том, что за люди её представляют. Материал появился в "Советской культуре" 5 октября 91 года.
Хочу процитировать его здесь от начала до конца, потому что у многих уже стерлись в памяти события тех дней, изменился и Борис Немцов, всё увереннее уходящий в политическое небытие. Репортаж назывался "Молодое "око государево" и шел под рубрикой "новые люди".
"Боже, во что превратился кабинет! Давно ли его ремонтировали, обставляли, обустраивали просторную приёмную и уютную комнату отдыха, подбирали в тон панелям стен телефонные аппараты и прочие детали державного быта. Делали это, если не с любовью, то с редким по нынешним временам тщанием, которое только и осталось у мастеров по отделке таких вот высоких кабинетов. И всё до самого конца августа соответствовало тут обстановке: было людно, но тихо в приемной, покурено, но проветрено в кабинете, где хозяин, в зависимости от ситуации, работал то за массивным столом с парадом телефонов по правую руку, то сидел во главе длинного – для совещаний, то за маленьким – для душевных бесед с человеком напротив.
А теперь? В коридоре на дверях чинная табличка: "Представитель Президента РСФСР Б.Е. НЕМЦОВ", а в приемной, как на базаре. Вроде и народу не так много, но никто не сидит на месте. Ходят, кучкуются, упираясь друг в дружку лбами, спорят – тусовка да и только. Двойные двери в кабинет тоже не держатся на петлях – народ туда-сюда, туда-сюда. А там накурено, хоть топор вешай, садятся кому где вздумается. И Сам сидит на подлокотнике кресла, жует яблоко – пообедать по-человечески ему некогда.
"Сам" это и есть представитель Президента РСФСР, "око государево" в Нижегородской области Борис Ефимович Немцов. Высок, чёрен, кудряв, крупноглаз. Желтая рубашка с расстегнутым воротом, серо-синий свитер с депутатским российским значком, не требующие утюга брюки. Тридцать лет. Радиофизик, кандидат наук. В телевизионных трансляциях с заседаний Верховного Совета РСФСР вы его видели часто и, очевидно, приметили – молодой, красивый брюнет с глуховатым баритоном. Есть он и на выставочных фотографиях с обороны Российского Белого дома – идёт в длинном черном плаще в центре шеренги депутатов. Словом, личность приметная и уже довольно известная.
На широкой политической арене и вообще на публике он появился в конце 1987 года. Сначала опубликовал в городской "вечёрке" статью "Почему я против АСТ?" (атомной станции теплоснабжения), потом стал выступать на митингах протеста против окончания строительства этой станции. А до того общественной работой никогда не занимался – ни в школе, ни в университете. Наоборот, считал себя сугубо кабинетно-лабораторным тружеником. Конек – теоретическая физика. Кандидатскую степень получил в 25 лет без аспирантуры.
Но собственные мысли, в том числе и по проблемам общественной жизни у него были, и скрывать он их не хотел. Это его черта, внутреннее кредо – не скрывать мысли и говорить исключительно правду. Своим избирателям он так и заявлял: единственное, что я могу вам твердо обещать, даже гарантировать – это говорить правду, какой бы она ни была.
Так вот и об АСТ он говорил людям то, что другие пытались обойти молчанием или как-то смягчить: станция опасна, Чернобыль может повториться в любой момент, только в случае с Нижним Новгородом он будет иметь более тяжкие последствия. На этой почве и до глубокого конфликта столкнулся с местными властями, поняв со свойственной возрасту категоричностью, что это или бездарные люди, или разумные, но руководствуются, что ещё хуже, только личными интересами. А страх окружающих, их проблемы, духовная и социальная неустроенность – всё это пустое. У власти есть лозунги и под ними она, как под крышей, ведёт собственную жизнь, не имеющую к смыслу этих лозунгов никакого отношения. Так же, как никакого отношения к интересам народа не имеет направленность большинства разработок его научно-исследовательского радиофизического института, постоянно добивающегося расширения военных заказов. Немцов стал говорить и об этом. И у себя в НИРФИ, и на митингах экологического движения, приобретавшего политические оттенки. Произошла естественная поляризация: руководство увидело в нём открытого врага, слушатели – честного, бескомпромиссного защитника.
Так он появился в списках кандидатов в народные депутаты СССР, но продержался в них только до первого, властью придуманного фильтра – окружного предвыборного собрания, которое поверг в шоковое состояние.
Меня не было тогда в Нижнем, но легко представляю себе круглый зал городского Дома Советов, наполненный обитающими в местном кремле совпартработниками и "активом", президиум, в котором сидят пятеро солидных, уважаемых в области кандидатов, а шестой – длинный, тонкий, с губами, "не обсохшими от мамкиного молока", говорит с увенчанной гербом трибуны, что как народный депутат он будет выступать за частную собственность в том числе и на землю, за многопартийность, отделение КПСС от государства и вывод парткомов с предприятий. Это в 1988-то году, когда статья о "руководящей и направляющей" была гвоздем Конституции СССР! Что несёт этот кучерявый юнец!? А он: "Я уверен – и вы вот увидите! – когда-нибудь эта моя программа станет программой самой КПСС!". Увидели. Стала. А тогда в Доме Советов хохот стоял до слез.
Под улюлюканье местного "актива" провёл Борис и предвыборную кампанию в народные депутаты России. Его "запустили" по национально-территориальному округу, где самое большое число избирателей, и кандидатов было выдвинуто более десятка. Но прошел он эти "огни и воды" без видимых потерь. Поддержало, крепко поработав на молодого радикала, только что родившееся и тогда ещё сплоченное движение "Демократическая Россия".